— внезапно рассердился Хагг. — Как будто теперь тебе лучше! Побоялся, видите ли, он в городе остаться. Ты посмотри на себя. Посмотри, посмотри. Совсем уже одичал тут, в своём лесу. Ещё удивляешься, как я тебя сумел найти… Да ты хоть знаешь, какая слава о тебе идёт окрест?
Появляешься, как привидение. Всю округу обскакал. В соседних деревнях на тебя уже чуть ли не молятся, ещё немного, и тебе свечки будут ставить, как святым. Ага! «О Великий Лис, приди и вылечи нас от всех болезней!» — запричитал он с характерным деревенским выговором. — Ты ещё вывеску сделай: «Лечу, гадаю, ворожу, предсказываю будущее с точностью до двух „ку-ку“, оплата по работе!»
Золтан раскраснелся и теперь ничем уже не напоминал недавний труп, на которого смахивал с утра.
Травник несколько опешил от такого напора, покачал головой, снял с огня котелок и принялся раскладывать тушеные овощи в три большие деревянные тарелки.
— Уел, — признал он, наконец, и сел. Прошёлся пятернёй по волосам. — Как есть уел. И в самом деле, нечего сказать. Горчицу будешь?
— Буду. Значит, мир?
— Мир, — согласился травник. — И всё-таки, рассказывай.
— Нет уж, ты первый.
— Да мне особенно и нечего рассказывать. — Жуга взял ложку, повертел её в руках. Вздохнул и положил обратно. — Напрасно думаешь, что я сидел на месте. Я странствовал. Проведал Готлиба, он мне помог, дал кой-какие письма. Потом я изучал анатомию у Андрея Везалия…
— Аллах милосердный! — поразился Золтан. — Андрей Везалий? Я думал, что он в Падуе… Так ты что же, добрался до Италии?
— Нет, что ты. Он приезжал сюда на полгода читать лекции в Гейдельберг, он же сам отсюда родом, из Брюсселя. Он тоже мне помог и даже дал почитать кое-какие книги. Я вообще прочёл уйму книг — штук пять или шесть. Это если не считать тех десяти, в которые я только заглянул.
— Ты и читать научился? — снова поразился тот.
— Это всё Готлиб, — хмыкнул травник. — Он сказал, что если я хочу достичь чего-то большего, чем деревенский знахарь, надо учиться читать. Он сказал, что хорошим аптекарем мне всё равно не быть — я путаю цвета, а это важно, когда готовишь всякие настойки. Ну и подсунул мне «Анатомию» Галена.
— Клавдия Галена?
— Ну. Я год корпел над ней, пока не одолел. Дальше пошло легче.
Золтан Хагг задумчиво потёр небритый подбородок.
— Я впервые встречаю человека, который учился читать по «Анатомии», — признал он. — И что же ты прочёл ещё?
— Ну, во-первых, Амазиаци, — загибая пальцы, начал считать травник. — Его книга была в доме Герты, — пояснил он. — Потом Готлиб дал мне ещё одну книгу Галена — «Libri de materia medica» и «de compositione medicamentorum» Скрибония Ларга. Дальше — больше: Теофраст, Диоскорид, Альбертус Магнус, Вильям Купленский, Квинт Саммоник… Ещё «De Plantis Libri» Цезальпина, но всю её я прочесть не смог, только ту часть, которая про травы.
— Ещё бы! Если мне не изменяет память, там книг десять.
— Четырнадцать. Потом ко мне попал «Physiologis еl bestiaris».
— Дребедень, — поморщился Хагг.
— Да нет, занимательно… Что ещё? А! «Медицинские предписания».
— Чьи?
— Что значит, «чьи»? — удивился тот. — Ничьи. Просто — предписания.
— Да нет, кто написал, автор кто? Бенедикт Крисп?
— Не знаю. Наверное. Я не знаю. Я думал, это просто — наставленье для студентов. Я её в Антверпене на рынке купил, у неё заглавный лист был вырван. Там вообще не хватало нескольких страниц в начале и в конце. Какая-то сволочь, представляешь — вырвала всю книгу из переплёта. Я её потому и купил, что отдавали дёшево, а так бы я не потянул, нет…
— Гиппократа не читал?
— К стыду своему, нет, — признался Жуга, — только отрывки.
— А Цельса? Авла Корнелия Цельса? Ты читал его?
— О, да, Цельс хорош! Но больше мне понравился «Врачебный канон» Авиценны.
— Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Хасан ибн Али ибн Сина, — механически поправил его Золтан. В глазах его проглянул интерес. — Неужели — в подлиннике? Ты читаешь по-арабски?
— Нет, там был латинский перевод. Мудрая книга. Правда большинство трав, которые он там описывает, я и в глаза не видывал. Потом «Театр целительства» Эллукасима Элимиттара.
— Бальдах Абдул Хасан аль Мухтар ибн Ботлан, — кивнул тот и покачал головой. — Ох уж эти европейцы… Неужели так трудно запомнить простое имя? А кого ещё?
— Парацельса, — сумрачно закончил травник, надеясь вероятно, что уж тут-то обойдётся без подвоха. — Но это последнее, что мне удалось раздобыть.
— Филипп Теофраст Бомбаст Ауреол фон Гогенгейм… — безжалостно разрушил все его надежды Золтан и кивнул. Теперь он смотрел на травника со всё растущим уважением в глазах. — Да, ничего себе… Достойная компания! Тебе повезло, что в наше время книги стали так доступны. Рукописных книг тебе бы не дали.
— Мне попадались рукописные, — невозмутимо возразил ему Жуга. — Но если говорить об обучении, то в смысле жизни в городе мне это мало помогло. Не смог я там остаться. Осточертело. Да и город стал уже не тот. Сперва всё мирно шло, и жизнь как будто бы наладилась, и деньги появились, а потом аптекари осатанели. Разводят антимонию, ругаются с врачами, каждый гнёт свою дугу, никто никого не слушает. То это запретят, то — то, суды эти, взятки проклятые… А ты же знаешь, как я ненавижу несвободу. Ненавижу жить под чьим-нибудь началом. учиться — да, но лебезить…
— Горец… — с философским выраженьем в голосе обронил Золтан. Поднял со стола какую-то тетрадь в коричневом переплёте тонкой кожи. — А это что?
— А? — поднял голову Жуга. — Это… так. Выписки из книг.
— Твои?
— Ну, да, — казалось, травник был смущён. — Дай, я уберу. О чём мы говорили?
— О городе.
— Ах, да, город… Знаешь, всё равно меня бы выжили оттуда. Не цех аптекарей, так магистрат. Доносы, наветы. уж слишком много я больных переманил к себе. Есть болезни, которые не могу вылечить даже я — не бог же я, в конце концов! Вот и припомнили мне всё: и Томаса, и эти неудачи, и собак. Науськали попов, а тут ещё испанцы эти… саранча поганая. Раз доносец пропустили, два — задумались, на третий взяли за штаны. Меня же сжечь хотели, ты знаешь?
— Что? — поперхнулся Золтан. — Сжечь? Нет. Когда?
— Года три тому назад. Помнишь Якоба ван дер Бурзе из Амстердама?
— Так это он на тебя…
— Ну. Накропал донос, собака, и загнулся. Родственники — в крик. Спасибо, Матиас предупредил, что на меня испанцы зубы точат. Я не стал дожидаться. Не драться же мне с ними. Я бы мог, но — смысл? Тогда уж точно пришлось бы бежать. А так, я думал — отсижусь, забудут. Местечко присмотрел, домишко подлатал. А потом привык. Осел. Не захотелось возвращаться.
— А зачем по деревням стал ползать?
— Надо ж мне на что-то жить. Я ж ничего другого не умею. И потом, есть ещё одна причина.
— Какая?
— Тебе не понять.
— Ну, ну, ну, — Золтан укоризненно покачал головой. — Так-таки и не понять!
Жуга не ответил. Вместо этого отломил себе хлеба, поковырялся ложкой в блюде, угрюмо посмотрел на Золтана и демонстративно начал есть.
С тех пор, как Золтан понял, где скрывается Жуга, ему не давал покоя один и тот же вопрос — почему он продолжает лечить людей. А сейчас ему вдруг вспомнился тот, семилетней давности их разговор, когда они сидели на вершине башни Берты. Тогда нить недоверия между ними ещё не успела так сильно натянуться, и Жуга рассказывал ему про северные острова, про гномов, про Гертруду и про старого дракона.
Впрочем, он сказал, что ещё и учился. Как там начинается Клятва Гиппократа? «В любое время дня и иочи…»
Что за таинственную клятву давал Жуга? Кому?
Внезапно Хагг напрягся. Что сделал с травником тот дракон? Что он проделал, когда складывал заново душу и тело?
— Врёшь ты всё, Золтан, — неожиданно сказал Жуга. Голос травника сделался бесцветным и пустым, как будто бы сейчас тот был не здесь. — Хочешь, я сам скажу, зачем ты сюда приехал, а? Хочешь? Ну?
Золтан молчал.
— Ты ведь убивать меня приехал, — травник подался вперёд, синь его глаз темнела в пламени свечи. Взгляд Золтан выдержал, но не сморгнуть не мог. — Скажешь, нет? — вдруг усмехнулся Жуга, и сам себе ответил: — Не скажешь, вижу по глазам…
Золтан молчал. Оправдываться не хотелось — зачем? Всё время, с самого начала он пытался заговорить с ним об этом, пытался раз за разом — и не мог. «Ну вот, и говорить не пришлось», — подумалось ему с каким-то непонятным облегчением. Да, вляпался ты, Золтан… А чего ты ожидал? Это в какие такие годы эту рыжую морду можно было сцапать голыми руками? Вон, сидит, глаза таращит… провидец хренов… Впрочем, господин Андерсон как раз такого вот и ищет.
И ведь найдёт, поганец…
Хагг тяжело вздохнул.
— Как понял? — спросил он, тут же понял всю нелепость вопроса и махнул рукой. Отвёл взгляд. — Впрочем, что я говорю… Почувствовал?
— Значит, угадал, — задумчиво проговорил Жуга. Побарабанил пальцами по столу, прошёлся пятернёй по волосам. — Да… Ну и времена настали…
Жуга не двигался, не нервничал, остался сидеть как сидел, спокойный, словно и не он только что сказал такое, от чего другой бы человек схватился за топор. Или за меч. «Это смотря какой человек», — опять как-то невпопад подумал Золтан. Если травник так насобачился работать колдовством, что к его жилищу без его же помощи не подойдёшь, ему и меч без надобности. Бровью поведёт — сожжёт на месте.
Он ещё раз глянул травнику в глаза и понял: не сожжёт.
И про себя он тоже понял: не убьёт.
По крайней мере, не сейчас.
— Говорить будем, — сказал Жуга. Мотнул кудлатой головой, осклабился и встал из-за стола. Взглянул на Хагга сверху вниз и коротко закончил:
— Долго говорить.
Внезапно из соседней комнаты раздался женский визг такой убойной силы, что Жуга слегка присел и рефлекторно принял боевую стойку. Плеснула вода, что-то грохнуло и зазвенело на полу, пар зашипел на каменке. Собеседники переглянулись: «Ошпарилась?», «Не похоже…», и наперегонки метнулись к двери.
Травник первый ухватился за дверную ручку, толкнул, одним ударом выломал притвор и еле успел пригнуться: девка встретила их новым визгом и целым водопадом горячей воды.
— Стой, дура, стой! А, ч-чёрт!..
Почти всё досталось Золтану; он на мгновение ослеп, сделал несколько шагов назад, ударился о стол и замер там, отфыркиваясь, как тюлень. Протёр глаза, схватил лежащий там же нож и встал наизготовку, но в комнате было тихо. Жуга успел перехватить девчонку на пороге, и та теперь тряслась, прижавшись к травнику, и прятала лицо. В суматохе Хагг не сразу осознал, что девка выскочила в комнату в чём мама родила.
Ну, разве что ещё — вся в мыле.
— Что стряслось? — спросил Хагг, настороженно разглядывая сумрак за её спиной.
Травник посмотрел на девушку и взглядом повторил его вопрос.
— Там… — девчонку передёрнуло. — Там под лавкой… змея!
Жуга шумно выдохнул. Провёл рукой по её мокрым волосам, мягко отстранился и шагнул к кровати. Сдёрнул одеяло, набросил девушке на плечи, запахнул и усадил её на лавку. Присел, как перед маленьким ребёнком, отвёл волосы с девичьего лица и заглянул ей в глаза.
— Сейчас зима, Кукушка, — мягко сказал он и повторил по складам: — Зима. Понимаешь? Все змеи спят. Если не веришь, я потом найду и покажу тебе пару штук, но здесь их нет.
— Но яв… яв…
— Успокойся.
— Я в-видела там, п-п… под лавкой…
— Всё хорошо, — с нажимом повторил Жуга. — Всё хорошо, Кукушка. успокойся. — Протянул ей полотенце. — Оботрись.
Ялка быстро закивала, помаленьку приходя в себя. Стрельнула в Золтана глазами, залилась багрянцем и стыдливо запахнула одеяло. Пока она стояла там безо всего, Золтан, несмотря на суматоху, разглядел её во всех подробностях. Девчонка была далеко не уродина, ладненькая, не впечатляла выдающимися формами, но и не была из тех, которых за глаза с усмешкой называют «плоскодонками»; как говорится, всё, было при ней.
Все те два дня, что Золтан был в гостях на старом руднике, Жуга держался замкнуто и неестественно спокойно, был неразговорчив и напоминал свой дом — полупустой, необжитой и неказистый, но крепкий и закрытый изнутри на все засовы. Золтан пару раз попытался вывести его из себя. Испытанный способ: Жуга, каким его знал Золтан прежде, непременно бы вспылил, а там, глядишь, и прояснилось бы чего. Но этот, нынешний, как вышел из себя, так и вошёл обратно. Нипочём не догадаешься, что у него на сердце, да на уме. Душа — как зашнурованный башмак.
И дёгтем смазан.
Не скрипит.
Только при общении с девчонкой травник позволял себе чуть-чуть расслабиться, и тогда сквозь маску напускного безразличия проглядывал прежний, давно знакомый Золтану Жуга — порывистый, как западный ветер, вспыльчивый, но вместе с тем ранимый, чуткий и какой-то бесшабашный.
Однако любовью здесь даже не пахло, уж в чём, в чём, а в этом Золтан был уверен. Девчонка говорила искренне, чуток врала, держалась нервно, но без женских штучек. Не друг и не подруга. И в дочери приёмные она как будто тоже не набивалась. Почему Жуга так с нею возится, оставалось загадкой. И всё, вроде, было ладно, и лишь на самой границе восприятия звенели, бились маленькие колокольчики тревоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63