- А потом, буде того
пожелает твое величество, моя дочь успокоит твои истерзанные ожиданием
битвы нервы мистическими ритмами, которым она выучилась в Восточных
Землях. А ее служанка Фрикс весьма искусна в изысканном массаже, известном
только ей да еще нескольким мастерицам в Квармалле, Когнабе и Клеше.
Глипкерио поднял плечи, надул губы и издал нечленораздельный звук,
выражавший нечто среднее между безразличием и невольным удовлетворением.
В этот миг с полдюжины офицеров и пажей, сбившись в кучу, направили
свои взоры и оружие в сторону двери, в которой появилась низкая белая
тень.
Поглощенная мысленным созерцанием того, как Саманда с визгом и
стонами катается по кухне, а все вокруг таскают ее за длинные черные
волосы и колют вынутыми из них булавками, Рита, почесывая своему монарху
живот, нечаянно дернула за попавший ей под пальцы пучок волос.
Монарх взвился, словно пронзенный кинжалом, и взвизгнул тонко и
пронзительно.
Крошечный белый котенок, нервно топтавшийся в дверях и с испугом
озиравшийся розовыми глазенками, подскочил и унесся прочь, как будто
сметенный невидимой метлой.
Тяжело отдуваясь, Глипкерио покачал под носом у Риты указательным
пальцем. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не укусить мягкий надушенный
кусочек плоти, казавшийся ей длинным и мерзким, словно белая гусеница
гигантской лунной бабочки.
- Отправляйся к Саманде! - приказал сюзерен. - И подробно опиши ей,
как ты меня оскорбила. Пусть она заранее известит меня о часе твоего
наказания.
Вопреки обыкновению, Хисвин позволил себе скроить легкую гримасу, в
которой сквозило презрение к ухваткам его повелителя. Серьезным и
профессиональным тоном он проговорил:
- Чтобы лучше подействовало, повторяй мой палиндром с конца к началу,
буква за буквой.
Мышелов мирно похрапывал на толстом матрасе в крохотной спальне над
мастерской Джоха Ловкие Пальцы, а тем временем сам портной, сидя внизу,
яростно скреб и чинил одежду и снаряжение Мышелова. На полу рядом с
матрасом стояли два кувшина с вином - один полный, другой наполовину
опорожненный, - а под подушкой лежала полученная от Шильбы бутылочка,
которую Мышелов для верности сжимал в левом кулаке.
Было уже далеко за полдень, когда, совершенно выбившись из сил, он
вылез из Великой Соленой Топи и миновал Болотную заставу. Джох предоставил
ему ванну, вино и постель, а также относительную безопасность - насколько
он мог обеспечить таковую своему старому приятелю по трущобам.
Мышелов сразу провалился в сон, и только теперь ему начали грезиться
картины славы, которую он завоюет, когда докажет Глипкерио, что может
справиться с крысами гораздо лучше, чем Хисвин. Во сне он как-то не
принимал во внимание, что Хисвин - не враг крысам, а скорее союзник, если,
конечно, лукавый зерноторговец уже не решил, что пришел час переметнуться
на другую сторону.
Растянувшись на вершине холма в ложбинке, залитой светом луны и
костра, Фафхрд беседовал с разлегшейся неподалеку упыриней-скелетом по
имени Крешкра, которую, впрочем, он ласково называл Костеночком. Зрелище
было незаурядное, но зато могло тронуть сердца всех, не лишенных
воображения, возлюбленных, а также противников расовой дискриминации в
любом из бесконечного множества миров.
Необычные собеседники поглядывали друг на дружку с нежностью. Куртка
Фафхрда была распахнута, и белая кожа, просвечивающая сквозь буйную
поросль на его груди, составляла очаровательный контраст с бликами костра
на теле Крешкры, которые вспыхивали то тут, то там на фоне ее скелета
цвета слоновой кости. Губы девушки, словно две алые рыбки, головы и хвосты
которых склеились, то чуть подрагивали, то принимались играть, обнажая
жемчужные зубки. Груди вздымались над грудной клеткой двумя половинками
персика - местами бледно-розовыми, местами пурпурными.
Фафхрд задумчиво переводил взгляд с одного из этих ярких украшений на
другое.
- Почему? - в конце концов осведомился он.
Смех девушки рассыпался стеклянными колокольчиками.
- Ах, Нечистый, как же ты мил и глуп! - проговорила она по-ланкмарски
с забавным акцентом. - Девушки, которые не принадлежат к племени упырей, -
все твои предыдущие дамы, насколько я понимаю, да порубят их в преисподней
на фарш! - привлекают внимание к своим прелестям, скрывая их под
роскошными тканями или драгоценными металлами. Мы же обладаем прозрачной
плотью и презираем всяческие одежды, поэтому нам приходится идти другим
путем и пользоваться косметикой.
Фафхрд лениво хмыкнул в ответ. Теперь он переводил взгляд со своей
милой попутчицы с белым костяком на луну, которая просвечивала сквозь
гладкие светло-серые ветви сухого колючего дерева, росшего на краю
ложбины, и любовался этим контрастом. Ему казалось странным, хотя,
впрочем, не слишком, что его чувства к Крешкре изменились столь быстро.
Прошлой ночью, когда примерно в миле от горящего Сархеенмара девушка
пришла в себя после нокаута, он уже было хотел прикончить ее, но она
повела себя настолько отважно, а позже оказалась такой задорной, милой и
сообразительной попутчицей, хотя и суховатой, как то приличествует
скелету, что когда розовая полоска зари сперва слилась с заревом пожара, а
потом и затмила его, Северянину показалось вполне естественным, что она
едет вместе с ним по направлению к югу, сидя на крупе лошади. Он подумал,
что такая попутчица может безо всякого оружия обратить в бегство
разбойников, которые бесчинствовали в окрестностях Илтхмара и считали
упырей мифом. От предложенного хлеба Крешкра отказалось, но немного вина
выпила. Ближе к вечеру ему удалось подстрелить из лука песчаную антилопу,
и у них получился сытный ужин, причем свою порцию девушка съела сырой.
Все, что Фафхрд слышал о пищеварении упырей, оказалось правдой. Поначалу
Северянина беспокоило то обстоятельство, что Крешкра отнеслась к потере
своих товарищей с виду совсем равнодушно, и он начал даже подозревать, что
она пытается дружелюбным поведением усыпить его подозрения, чтобы потом
убить, но потом он решил, что жизнь и смерть не имеют слишком уж большого
значения для упырей, которые так похожи на скелеты.
Серая мингольская кобыла, привязанная к колючему дереву на краю
ложбины, внезапно вскинула морду и заржала.
Где-то очень высоко в черном ветреном небе со спины мощного черного
альбатроса соскользнула летучая мышь и стала, кружась, словно громадный
черный лист, спускаться на землю.
Фафхрд вытянул руку и запустил пальцы в невидимые, но длинные волосы
Крешкры.
- Скажи, Костеночек, почему ты называешь меня Нечистым?
Девушка безмятежно ответила:
- Все ваше племя кажется нам грязным, ведь наша плоть чиста, как
бегущая вода в ручье, который не мутят ни люди, ни дожди. Кости прекрасны.
Они созданы для того, чтобы их все видели. - Протянув свою руку скелета,
она мягко прикоснулась к груди Фафхрда, поиграла с волосами на ней, потом
снова заговорила, серьезно глядя в звездное небо: - Мы, упыри, испытываем
такое сильное эстетическое отвращение к грязной плоти, что считаем своим
священным долгом делать эту плоть кристально прозрачной, пожирая ее. Но я
не имею в виду тебя, Нечистый, по крайней мере не сегодня, - добавила она
и дернула за рыжий завиток.
Фафхрд схватил ее легонько за запястье.
- Выходит, твое расположение ко мне противоестественно, во всяком
случае по упырским меркам? - с некоторым вызовом спросил он.
- Не смею спорить со своим повелителем, - с язвительной ноткой в
голосе ответила девушка.
- Не буду стоять, вернее, лежать на своем, - пробормотал Фафхрд. -
Мне повезло, какими бы ни были твои побуждения и как бы мы их ни называли.
- Голос его зазвучал громче. - Скажи, Костеночек, как тебе удалось выучить
ланкмарский?
- Ну и бестолочь ты все же, Нечистый, - снисходительно отозвалась
Крешкра. - Это ж наш родной язык. - В ее голосе появились мечтательные
нотки. - Мы заговорили на нем тысячу лет назад, когда Ланкмарская империя
простиралась от Квармалла до гор Пляшущих Троллей и от Края Земли до моря
Монстров, когда Кварч-Нар назывался Хваршмаром, а мы, одинокие упыри, лишь
пили кровь покойников в глухих переулках да на кладбищах. У нас был и
другой язык, но ланкмарский оказался проще.
Фафхрд отпустил руку девушки и, опершись ладонью о землю, заглянул в
ее черные глазницы. Тихонько охнув, она провела пальцами по его бокам.
Сдерживая охватившее его желание, Фафхрд проговорил:
- А скажи, Костеночек, как тебе удается что-то видеть - ведь свет
пронизывает тебя насквозь? Ты что, видишь задней стенкой черепа?
- Вопросы, вопросы, одни вопросы, - простонала Крешкра.
- Я просто хочу стать немножко менее глупым, - покорно объяснил
Фафхрд.
- Но мне нравится, что ты глупый, - вздохнула девушка. Затем,
приподнявшись на локте и оказавшись лицом к пылающему костру - плотная
древесина колючего дерева горела медленно и ярко, - она проговорила: -
Посмотри как следует мне в глаза. Нет, не так, повернись спиной к костру.
Видишь в каждом глазу маленькую радугу? Свет преломляется в них, и в мозгу
возникает изображение.
Признав, что видит две радуги, Фафхрд нетерпеливо продолжал:
- Погоди, продолжай смотреть на огонь, я хочу тебе что-то показать. -
Согнув пальцы одной руки в трубочку, он приставил ее одним концом к глазу
Крешкры и, приложив пальцы к другому ее концу, сказал: - Смотри! Видишь,
как просвечивает огонь сквозь кончики моих пальцев? Значит, и я немного
прозрачный, то есть местами чистый.
- Да, вижу, вижу, - пробубнила девушка. Отвернувшись от Северянина и
от костра, она сказала: - Но мне ведь нравится, что ты грязный. - И,
положив ладони ему на плечи, добавила: - Иди ко мне и будь еще грязнее.
Глядя на ее череп с жемчужными зубами и различая в каждой глазнице по
крошечному переливчатому лунному серпу, Фафхрд вспомнил, что однажды некая
колдунья с севера сказала им с Мышеловом, что они крутят любовь со
смертью. Что ж, она оказалась права, по крайней мере в отношении его,
вынужден был признать Фафхрд, все сильнее прижимаясь к Крешкре.
В этот миг послышался тонюсенький свист, очень высокий, почти
неразличимый, однако ввинчивающийся в уши двумя иглами толщиной с волос.
Фафхрд резко обернулся, Крешкра подняла голову, и возлюбленные обнаружили,
что кроме мингольской кобылы за ними наблюдает еще и летучая мышь, висящая
вверх ногами на высокой ветви колючего дерева.
Движимый смутным предчувствием, Фафхрд вытянул указательный палец в
сторону черной летуньи, и та немедленно перепорхнула на этот новый насест.
Северянин снял у нее с лапки пергаментную трубочку, пружинящую, словно она
была сделана из листка тончайшей закаленной стали, отшвырнул мышь назад на
дерево, развернул черный пергамент и, пододвинувшись к костру, прочитал
написанный белыми буквами текст:
"Мышелов в ужасной опасности. Ланкмар тоже. Посоветуйся с Нингоблем
Семиоким. Главное - быстрота. Не потеряй оловянный свисток".
Вместо подписи стоял неправильной формы овал - один из знаков Шильбы
Безглазоликого.
Положив белую челюсть на белые же костяшки пальцев, Крешкра наблюдала
своими непроницаемо черными глазными впадинами, как Фафхрд стал надевать
пояс с мечом.
- Ты покидаешь меня, - безучастно проговорила она.
- Да, Костеночек, я должен лететь быстрее ветра, - торопливо
согласился Северянин. - Моему лучшему другу грозит страшная беда.
- Он, разумеется, мужчина, - все таким же бесцветным голосом
проговорила девушка. - У нас, упырей, мужчины не покидают своих
возлюбленных ради товарищей по оружию.
- Это совсем иная любовь, - возразил Фафхрд, отвязывая от дерева
кобылу и ощупывая свисавший с луки кошель, чтобы удостовериться, что
оловянный цилиндрик не пропал. Затем он перевел разговор в более
практическую плоскость: - У нас еще осталась половина антилопы, так что на
дорогу домой еды тебе хватит. Она сырая.
- Стало быть, ты считаешь мой народ пожирателем мертвечины, а я значу
для тебя ровно то же, что и половина антилопы?
- Ну, я часто слышал, что упыри... Да нет, у меня и в мыслях не было
расплачиваться с тобой... Послушай, Костеночек, я не собираюсь спорить,
все равно мне тебя не переубедить. Просто поверь, что мне нужно одинокой
молнией лететь в Ланкмар и по дороге посоветоваться со своим
наставником-чародеем. Я не могу взять тебя - да и вообще никого - с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
пожелает твое величество, моя дочь успокоит твои истерзанные ожиданием
битвы нервы мистическими ритмами, которым она выучилась в Восточных
Землях. А ее служанка Фрикс весьма искусна в изысканном массаже, известном
только ей да еще нескольким мастерицам в Квармалле, Когнабе и Клеше.
Глипкерио поднял плечи, надул губы и издал нечленораздельный звук,
выражавший нечто среднее между безразличием и невольным удовлетворением.
В этот миг с полдюжины офицеров и пажей, сбившись в кучу, направили
свои взоры и оружие в сторону двери, в которой появилась низкая белая
тень.
Поглощенная мысленным созерцанием того, как Саманда с визгом и
стонами катается по кухне, а все вокруг таскают ее за длинные черные
волосы и колют вынутыми из них булавками, Рита, почесывая своему монарху
живот, нечаянно дернула за попавший ей под пальцы пучок волос.
Монарх взвился, словно пронзенный кинжалом, и взвизгнул тонко и
пронзительно.
Крошечный белый котенок, нервно топтавшийся в дверях и с испугом
озиравшийся розовыми глазенками, подскочил и унесся прочь, как будто
сметенный невидимой метлой.
Тяжело отдуваясь, Глипкерио покачал под носом у Риты указательным
пальцем. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не укусить мягкий надушенный
кусочек плоти, казавшийся ей длинным и мерзким, словно белая гусеница
гигантской лунной бабочки.
- Отправляйся к Саманде! - приказал сюзерен. - И подробно опиши ей,
как ты меня оскорбила. Пусть она заранее известит меня о часе твоего
наказания.
Вопреки обыкновению, Хисвин позволил себе скроить легкую гримасу, в
которой сквозило презрение к ухваткам его повелителя. Серьезным и
профессиональным тоном он проговорил:
- Чтобы лучше подействовало, повторяй мой палиндром с конца к началу,
буква за буквой.
Мышелов мирно похрапывал на толстом матрасе в крохотной спальне над
мастерской Джоха Ловкие Пальцы, а тем временем сам портной, сидя внизу,
яростно скреб и чинил одежду и снаряжение Мышелова. На полу рядом с
матрасом стояли два кувшина с вином - один полный, другой наполовину
опорожненный, - а под подушкой лежала полученная от Шильбы бутылочка,
которую Мышелов для верности сжимал в левом кулаке.
Было уже далеко за полдень, когда, совершенно выбившись из сил, он
вылез из Великой Соленой Топи и миновал Болотную заставу. Джох предоставил
ему ванну, вино и постель, а также относительную безопасность - насколько
он мог обеспечить таковую своему старому приятелю по трущобам.
Мышелов сразу провалился в сон, и только теперь ему начали грезиться
картины славы, которую он завоюет, когда докажет Глипкерио, что может
справиться с крысами гораздо лучше, чем Хисвин. Во сне он как-то не
принимал во внимание, что Хисвин - не враг крысам, а скорее союзник, если,
конечно, лукавый зерноторговец уже не решил, что пришел час переметнуться
на другую сторону.
Растянувшись на вершине холма в ложбинке, залитой светом луны и
костра, Фафхрд беседовал с разлегшейся неподалеку упыриней-скелетом по
имени Крешкра, которую, впрочем, он ласково называл Костеночком. Зрелище
было незаурядное, но зато могло тронуть сердца всех, не лишенных
воображения, возлюбленных, а также противников расовой дискриминации в
любом из бесконечного множества миров.
Необычные собеседники поглядывали друг на дружку с нежностью. Куртка
Фафхрда была распахнута, и белая кожа, просвечивающая сквозь буйную
поросль на его груди, составляла очаровательный контраст с бликами костра
на теле Крешкры, которые вспыхивали то тут, то там на фоне ее скелета
цвета слоновой кости. Губы девушки, словно две алые рыбки, головы и хвосты
которых склеились, то чуть подрагивали, то принимались играть, обнажая
жемчужные зубки. Груди вздымались над грудной клеткой двумя половинками
персика - местами бледно-розовыми, местами пурпурными.
Фафхрд задумчиво переводил взгляд с одного из этих ярких украшений на
другое.
- Почему? - в конце концов осведомился он.
Смех девушки рассыпался стеклянными колокольчиками.
- Ах, Нечистый, как же ты мил и глуп! - проговорила она по-ланкмарски
с забавным акцентом. - Девушки, которые не принадлежат к племени упырей, -
все твои предыдущие дамы, насколько я понимаю, да порубят их в преисподней
на фарш! - привлекают внимание к своим прелестям, скрывая их под
роскошными тканями или драгоценными металлами. Мы же обладаем прозрачной
плотью и презираем всяческие одежды, поэтому нам приходится идти другим
путем и пользоваться косметикой.
Фафхрд лениво хмыкнул в ответ. Теперь он переводил взгляд со своей
милой попутчицы с белым костяком на луну, которая просвечивала сквозь
гладкие светло-серые ветви сухого колючего дерева, росшего на краю
ложбины, и любовался этим контрастом. Ему казалось странным, хотя,
впрочем, не слишком, что его чувства к Крешкре изменились столь быстро.
Прошлой ночью, когда примерно в миле от горящего Сархеенмара девушка
пришла в себя после нокаута, он уже было хотел прикончить ее, но она
повела себя настолько отважно, а позже оказалась такой задорной, милой и
сообразительной попутчицей, хотя и суховатой, как то приличествует
скелету, что когда розовая полоска зари сперва слилась с заревом пожара, а
потом и затмила его, Северянину показалось вполне естественным, что она
едет вместе с ним по направлению к югу, сидя на крупе лошади. Он подумал,
что такая попутчица может безо всякого оружия обратить в бегство
разбойников, которые бесчинствовали в окрестностях Илтхмара и считали
упырей мифом. От предложенного хлеба Крешкра отказалось, но немного вина
выпила. Ближе к вечеру ему удалось подстрелить из лука песчаную антилопу,
и у них получился сытный ужин, причем свою порцию девушка съела сырой.
Все, что Фафхрд слышал о пищеварении упырей, оказалось правдой. Поначалу
Северянина беспокоило то обстоятельство, что Крешкра отнеслась к потере
своих товарищей с виду совсем равнодушно, и он начал даже подозревать, что
она пытается дружелюбным поведением усыпить его подозрения, чтобы потом
убить, но потом он решил, что жизнь и смерть не имеют слишком уж большого
значения для упырей, которые так похожи на скелеты.
Серая мингольская кобыла, привязанная к колючему дереву на краю
ложбины, внезапно вскинула морду и заржала.
Где-то очень высоко в черном ветреном небе со спины мощного черного
альбатроса соскользнула летучая мышь и стала, кружась, словно громадный
черный лист, спускаться на землю.
Фафхрд вытянул руку и запустил пальцы в невидимые, но длинные волосы
Крешкры.
- Скажи, Костеночек, почему ты называешь меня Нечистым?
Девушка безмятежно ответила:
- Все ваше племя кажется нам грязным, ведь наша плоть чиста, как
бегущая вода в ручье, который не мутят ни люди, ни дожди. Кости прекрасны.
Они созданы для того, чтобы их все видели. - Протянув свою руку скелета,
она мягко прикоснулась к груди Фафхрда, поиграла с волосами на ней, потом
снова заговорила, серьезно глядя в звездное небо: - Мы, упыри, испытываем
такое сильное эстетическое отвращение к грязной плоти, что считаем своим
священным долгом делать эту плоть кристально прозрачной, пожирая ее. Но я
не имею в виду тебя, Нечистый, по крайней мере не сегодня, - добавила она
и дернула за рыжий завиток.
Фафхрд схватил ее легонько за запястье.
- Выходит, твое расположение ко мне противоестественно, во всяком
случае по упырским меркам? - с некоторым вызовом спросил он.
- Не смею спорить со своим повелителем, - с язвительной ноткой в
голосе ответила девушка.
- Не буду стоять, вернее, лежать на своем, - пробормотал Фафхрд. -
Мне повезло, какими бы ни были твои побуждения и как бы мы их ни называли.
- Голос его зазвучал громче. - Скажи, Костеночек, как тебе удалось выучить
ланкмарский?
- Ну и бестолочь ты все же, Нечистый, - снисходительно отозвалась
Крешкра. - Это ж наш родной язык. - В ее голосе появились мечтательные
нотки. - Мы заговорили на нем тысячу лет назад, когда Ланкмарская империя
простиралась от Квармалла до гор Пляшущих Троллей и от Края Земли до моря
Монстров, когда Кварч-Нар назывался Хваршмаром, а мы, одинокие упыри, лишь
пили кровь покойников в глухих переулках да на кладбищах. У нас был и
другой язык, но ланкмарский оказался проще.
Фафхрд отпустил руку девушки и, опершись ладонью о землю, заглянул в
ее черные глазницы. Тихонько охнув, она провела пальцами по его бокам.
Сдерживая охватившее его желание, Фафхрд проговорил:
- А скажи, Костеночек, как тебе удается что-то видеть - ведь свет
пронизывает тебя насквозь? Ты что, видишь задней стенкой черепа?
- Вопросы, вопросы, одни вопросы, - простонала Крешкра.
- Я просто хочу стать немножко менее глупым, - покорно объяснил
Фафхрд.
- Но мне нравится, что ты глупый, - вздохнула девушка. Затем,
приподнявшись на локте и оказавшись лицом к пылающему костру - плотная
древесина колючего дерева горела медленно и ярко, - она проговорила: -
Посмотри как следует мне в глаза. Нет, не так, повернись спиной к костру.
Видишь в каждом глазу маленькую радугу? Свет преломляется в них, и в мозгу
возникает изображение.
Признав, что видит две радуги, Фафхрд нетерпеливо продолжал:
- Погоди, продолжай смотреть на огонь, я хочу тебе что-то показать. -
Согнув пальцы одной руки в трубочку, он приставил ее одним концом к глазу
Крешкры и, приложив пальцы к другому ее концу, сказал: - Смотри! Видишь,
как просвечивает огонь сквозь кончики моих пальцев? Значит, и я немного
прозрачный, то есть местами чистый.
- Да, вижу, вижу, - пробубнила девушка. Отвернувшись от Северянина и
от костра, она сказала: - Но мне ведь нравится, что ты грязный. - И,
положив ладони ему на плечи, добавила: - Иди ко мне и будь еще грязнее.
Глядя на ее череп с жемчужными зубами и различая в каждой глазнице по
крошечному переливчатому лунному серпу, Фафхрд вспомнил, что однажды некая
колдунья с севера сказала им с Мышеловом, что они крутят любовь со
смертью. Что ж, она оказалась права, по крайней мере в отношении его,
вынужден был признать Фафхрд, все сильнее прижимаясь к Крешкре.
В этот миг послышался тонюсенький свист, очень высокий, почти
неразличимый, однако ввинчивающийся в уши двумя иглами толщиной с волос.
Фафхрд резко обернулся, Крешкра подняла голову, и возлюбленные обнаружили,
что кроме мингольской кобылы за ними наблюдает еще и летучая мышь, висящая
вверх ногами на высокой ветви колючего дерева.
Движимый смутным предчувствием, Фафхрд вытянул указательный палец в
сторону черной летуньи, и та немедленно перепорхнула на этот новый насест.
Северянин снял у нее с лапки пергаментную трубочку, пружинящую, словно она
была сделана из листка тончайшей закаленной стали, отшвырнул мышь назад на
дерево, развернул черный пергамент и, пододвинувшись к костру, прочитал
написанный белыми буквами текст:
"Мышелов в ужасной опасности. Ланкмар тоже. Посоветуйся с Нингоблем
Семиоким. Главное - быстрота. Не потеряй оловянный свисток".
Вместо подписи стоял неправильной формы овал - один из знаков Шильбы
Безглазоликого.
Положив белую челюсть на белые же костяшки пальцев, Крешкра наблюдала
своими непроницаемо черными глазными впадинами, как Фафхрд стал надевать
пояс с мечом.
- Ты покидаешь меня, - безучастно проговорила она.
- Да, Костеночек, я должен лететь быстрее ветра, - торопливо
согласился Северянин. - Моему лучшему другу грозит страшная беда.
- Он, разумеется, мужчина, - все таким же бесцветным голосом
проговорила девушка. - У нас, упырей, мужчины не покидают своих
возлюбленных ради товарищей по оружию.
- Это совсем иная любовь, - возразил Фафхрд, отвязывая от дерева
кобылу и ощупывая свисавший с луки кошель, чтобы удостовериться, что
оловянный цилиндрик не пропал. Затем он перевел разговор в более
практическую плоскость: - У нас еще осталась половина антилопы, так что на
дорогу домой еды тебе хватит. Она сырая.
- Стало быть, ты считаешь мой народ пожирателем мертвечины, а я значу
для тебя ровно то же, что и половина антилопы?
- Ну, я часто слышал, что упыри... Да нет, у меня и в мыслях не было
расплачиваться с тобой... Послушай, Костеночек, я не собираюсь спорить,
все равно мне тебя не переубедить. Просто поверь, что мне нужно одинокой
молнией лететь в Ланкмар и по дороге посоветоваться со своим
наставником-чародеем. Я не могу взять тебя - да и вообще никого - с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42