— Иди… Хоть на минутку.
— Отвали от меня! — орал Г-гы-ы. — Вообще не ясно еще — кто ты такой на самом деле! Если ты — это ты, то кто тогда в мир живых переместился, поменявшись местами с Шорохом?
— Это было в то время, когда я разбился насмерть в аварии и попал в загробный мир, — говорил парень в серой больничной пижаме своему собеседнику — низенькому чернявому типу, плотно упакованному в смирительный халат. — Погиб из-за вредной старушки, управлявшей машиной, поэтому, когда очутился в загробном мире, конечно, превратился в борца со старушками — в Раскольникова. А надо тебе сказать, что в загробном мире этих старушек — пруд пруди. Ну, истребил я топором почти всех и чувствую, что пора мне переквалифицироваться в кого-нибудь другого. Характер, понимаешь, у меня такой — как только я вижу зло, сразу начинаю с ним бороться, для удобства меняя обличья… Забыл, тебя как зовут?
— Наполеон Бонапарт, — напыщенно ответил чернявый. — Фамилия — Бонапарт, а имя — Наполеон.
— А, — махнул рукой парень в пижаме, — Бонапартом я тоже был. И Лениным был. И Суворовым. И кем только не был. В тот раз — в загробном мире — я стал Черным Плащом, после того как побыл в обличье Раскольникова. Ну, естественно, не пожелав мириться с тамошним порядком, я всех разоблачил и устроил восстание. Драка была-а-а… А когда — во время сражения — понял, что восстание обречено на провал, я сразу сбросил с себя обличье Черного Плаща и некоторое время летал по воздуху в виде такого… нематериального сгустка — поэтому никто меня не замечал. Вдруг слышу— крик истошный: Вознесенский! Вознесе-е-енский! Хватайте Вознесенского, он самый главный бунтовщик! Ну, думаю, вот в кого мне надо превращаться — в того самого Вознесенского. Только бы знать, как он выглядит. Полетел на крик — подлетаю к окошку, а там комната. Бегает по комнате ифрит — знаешь, такой страшный двухголовый чувак, — а за ним мужик какой-то. Я сразу понял, что этот мужик, который ифрита гоняет, как собачонку, — и есть тот великий герой и бунтовщик Вознесенский. Я тут же превратился в Вознесенского. Ифрит, как увидел, что его мучителей стало двое, сразу онемел от ужаса… А настоящий Вознесенский в пылу драки не заметил ничего. Я потихоньку слинял из комнаты. Хожу себе по улицам и думаю, что мне теперь предпринять. Долго ходил. Потом ко мне полуцутик один привязался. Знаешь полуцутиков? Они такие маленькие, с крылышками и с рожками. Пристает ко мне полуцутик и что-то от меня хочет. А мне не до него — я думаю. И вдруг откуда ни возьмись на меня наваливаются два ифрита! Хватают меня, а потом вдруг— бах! Ба-бах! Дальше — ничего не помню… Помню только, что я здесь очутился — в этой вот палате.
— Понятно, — сказал человек с фамилией Бонапарт и именем Наполеон. — А теперь ты в чьем обличье?
— Пока не разобрался, — вздохнул рассказчик. — Придется побыть самим собой. А там посмотрим.
— Вася! — раздалось из коридора. — Иконкин! Хорош трепаться! Иди на процедуры! Виталий! Дрыгайло! На процедуры!
— Пойду я, — поднимаясь с койки, проговорил рассказчик. — Покедова.
— Меня тоже зовут, — сказал Наполеон. — Вместе пойдем.
Свесив ноги в пустоту, они сидели на парапете крыши пустующего правительственного здания Колонии X Пятого Загробного Мира.
— Все-таки не понимаю, — проговорил Никита. — Кто вместо меня в мир живых полетел? И как могло такое случиться?
— Не забивай себе голову, — ответил Г-гы-ы. — И не растравляй себя. Ну, не удалось тебе вернуться домой, подумаешь… Первый раз, что ли? Придумаем еще какой-нибудь план… Пыху хочешь?
— Давай…
Некоторое время они молчали. Зеленое небо Пятого Загробного Мира клубилось в необозримой высоте. Никита докурил пых и бросил окурок вниз.
— А теперь мы куда? — спросил он, следя глазами за полетом окурка.
— Не знаю, — пожал плечами полуцутик. — Куда глаза глядят. Мы вольные птицы. Я — потому что представитель господствующей расы, а ты — потому что тебя теперь никто не разыскивает. Когда ифритов и этого идиотского робота по кусочкам соберут, они расскажут, как ты взорвался вместе с генератором…
— Да… — сказал Никита. — А знаешь, что я подумал?
— Что? — живо заинтересовался полуцутик.
— Давай махнем в Сорок Шестой Загробный. Там, говорят, чартерные рейсы организуют для покойников — на мир живых посмотреть. Изобрели, говорят, какой-то аппарат, который покойников на время превращает в привидения. Покупаешь путевку, превращаешься в привидение и летишь в мир живых — в шотландский замок или подвал многоэтажки… Вот если этот аппарат скоммуниздить, а потом в механизме что-нибудь изменить…
— Дело! — обрадовался полуцутик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Отвали от меня! — орал Г-гы-ы. — Вообще не ясно еще — кто ты такой на самом деле! Если ты — это ты, то кто тогда в мир живых переместился, поменявшись местами с Шорохом?
— Это было в то время, когда я разбился насмерть в аварии и попал в загробный мир, — говорил парень в серой больничной пижаме своему собеседнику — низенькому чернявому типу, плотно упакованному в смирительный халат. — Погиб из-за вредной старушки, управлявшей машиной, поэтому, когда очутился в загробном мире, конечно, превратился в борца со старушками — в Раскольникова. А надо тебе сказать, что в загробном мире этих старушек — пруд пруди. Ну, истребил я топором почти всех и чувствую, что пора мне переквалифицироваться в кого-нибудь другого. Характер, понимаешь, у меня такой — как только я вижу зло, сразу начинаю с ним бороться, для удобства меняя обличья… Забыл, тебя как зовут?
— Наполеон Бонапарт, — напыщенно ответил чернявый. — Фамилия — Бонапарт, а имя — Наполеон.
— А, — махнул рукой парень в пижаме, — Бонапартом я тоже был. И Лениным был. И Суворовым. И кем только не был. В тот раз — в загробном мире — я стал Черным Плащом, после того как побыл в обличье Раскольникова. Ну, естественно, не пожелав мириться с тамошним порядком, я всех разоблачил и устроил восстание. Драка была-а-а… А когда — во время сражения — понял, что восстание обречено на провал, я сразу сбросил с себя обличье Черного Плаща и некоторое время летал по воздуху в виде такого… нематериального сгустка — поэтому никто меня не замечал. Вдруг слышу— крик истошный: Вознесенский! Вознесе-е-енский! Хватайте Вознесенского, он самый главный бунтовщик! Ну, думаю, вот в кого мне надо превращаться — в того самого Вознесенского. Только бы знать, как он выглядит. Полетел на крик — подлетаю к окошку, а там комната. Бегает по комнате ифрит — знаешь, такой страшный двухголовый чувак, — а за ним мужик какой-то. Я сразу понял, что этот мужик, который ифрита гоняет, как собачонку, — и есть тот великий герой и бунтовщик Вознесенский. Я тут же превратился в Вознесенского. Ифрит, как увидел, что его мучителей стало двое, сразу онемел от ужаса… А настоящий Вознесенский в пылу драки не заметил ничего. Я потихоньку слинял из комнаты. Хожу себе по улицам и думаю, что мне теперь предпринять. Долго ходил. Потом ко мне полуцутик один привязался. Знаешь полуцутиков? Они такие маленькие, с крылышками и с рожками. Пристает ко мне полуцутик и что-то от меня хочет. А мне не до него — я думаю. И вдруг откуда ни возьмись на меня наваливаются два ифрита! Хватают меня, а потом вдруг— бах! Ба-бах! Дальше — ничего не помню… Помню только, что я здесь очутился — в этой вот палате.
— Понятно, — сказал человек с фамилией Бонапарт и именем Наполеон. — А теперь ты в чьем обличье?
— Пока не разобрался, — вздохнул рассказчик. — Придется побыть самим собой. А там посмотрим.
— Вася! — раздалось из коридора. — Иконкин! Хорош трепаться! Иди на процедуры! Виталий! Дрыгайло! На процедуры!
— Пойду я, — поднимаясь с койки, проговорил рассказчик. — Покедова.
— Меня тоже зовут, — сказал Наполеон. — Вместе пойдем.
Свесив ноги в пустоту, они сидели на парапете крыши пустующего правительственного здания Колонии X Пятого Загробного Мира.
— Все-таки не понимаю, — проговорил Никита. — Кто вместо меня в мир живых полетел? И как могло такое случиться?
— Не забивай себе голову, — ответил Г-гы-ы. — И не растравляй себя. Ну, не удалось тебе вернуться домой, подумаешь… Первый раз, что ли? Придумаем еще какой-нибудь план… Пыху хочешь?
— Давай…
Некоторое время они молчали. Зеленое небо Пятого Загробного Мира клубилось в необозримой высоте. Никита докурил пых и бросил окурок вниз.
— А теперь мы куда? — спросил он, следя глазами за полетом окурка.
— Не знаю, — пожал плечами полуцутик. — Куда глаза глядят. Мы вольные птицы. Я — потому что представитель господствующей расы, а ты — потому что тебя теперь никто не разыскивает. Когда ифритов и этого идиотского робота по кусочкам соберут, они расскажут, как ты взорвался вместе с генератором…
— Да… — сказал Никита. — А знаешь, что я подумал?
— Что? — живо заинтересовался полуцутик.
— Давай махнем в Сорок Шестой Загробный. Там, говорят, чартерные рейсы организуют для покойников — на мир живых посмотреть. Изобрели, говорят, какой-то аппарат, который покойников на время превращает в привидения. Покупаешь путевку, превращаешься в привидение и летишь в мир живых — в шотландский замок или подвал многоэтажки… Вот если этот аппарат скоммуниздить, а потом в механизме что-нибудь изменить…
— Дело! — обрадовался полуцутик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48