— Сидим смотрим… Может, пронесет.
— Я — смертный страх, преследующий неправедных, — раздалось со сцены, и вдруг наступила тишина — полосы света утонули, мрак, сползший со сцены, полностью окутал зал, и когда стал подниматься в зале недоуменный ропот, яркая вспышка ослепила всех, и закутанная в темную ткань фигурка прокричала:
— Я — ужас, летящий на крыльях ночи. Я — Черный Плащ!!!
Эдуард и Гаврилыч переглянулись. В том месте, где лучи двух софитов сливались в желтый крест, стоял, скрестив руки на груди, немалых размеров селезень с синим, как баклажан, клювом. Распахнутый плащ развевался за его спиной, хотя никакого движения воздуха в зале не наблюдалось.
Мгновение после эффектного появления было тихо, потом бас Велихана с первого ряда проревел:
— Браво! Круто!
Эдуард вымученно улыбнулся, Гаврилыч крякнул, не смея поверить еще в то, что непредвиденная ситуация разрешилась так просто. Ифриты, ободренные возгласом своего начальника, зааплодировали.
Селезень нахмурился, поднял вверх руки, которые оказались крыльями, — и аплодисменты стихли.
— Я нахожусь здесь, — заговорил он голосом не тем — замогильным, которым объявлял себя, а противным и квакающим фальцетом. — Я нахожусь здесь не для того, чтобы продолжать ваш удивительно бездарный праздник самодеятельности. Я нахожусь здесь для того, чтобы разоблачить всех до единого. Потому что это моя работа…
Селезень помедлил, покрутил клювом по сторонам и закончил — торжественно, будто сразу после своих слов ждал бури аплодисментов:
— Потому что я — Черный Плащ!
Но аплодисментов не последовало. Эдуард и Гаврилыч, услышав о том, что сейчас будут разоблачать, открыли рты. Велихан, судя по всему, все еще оставался в полной уверенности, что появление селезня — запланированный номер, потому звучно гоготнул и шевельнулся, поудобнее устраиваясь в кресле. Ифриты-телохранители вообще ничего из сказанного селезнем не поняли, поэтому никак не отреагировали.
Выдержав паузу, Черный Плащ продолжал:
— Начнем с первого ряда. Ифрит Гаубица. Вы все отлично знаете о том, что ифрит Гаубица получил свое имя за то, что общается посредством одного слова, а именно — «гау-гау». Вы находите это удивительным? — спросил селезень у зала.
Ифриты переглянулись между собой. Ничего удивительного они не видели в том, что заместитель начальника охраны инспектора Велихана Гаубица, кроме «гау-гау», других слов говорить не умеет. Словарный запас большинства ифритов состоял всего из нескольких десятков слов, словосочетаний и фраз, некоторые ифриты обходились в общении пятью или шестью предложениями, а ифрит Мурзик, например, прекрасно общался с помощью только одного короткого слова, да и то нецензурного — и все его понимали. Короче говоря, переглянувшись, ифриты снова уставились на сцену, надо думать, в ожидании объяснений. И только один Мурзик захохотал, потому что был вообще ифри-том смешливым и смеялся постоянно — по поводу и без повода. А Велихан Сагибханович Истунбергерман, оглянувшись на Мурзика, тоже хихикнул и пару раз хлопнул в ладоши, давая понять, что номер селезня одобряет. Ифриты дружно зааплодировали.
— Итак, — дождавшись тишины, заговорил снова селезень, — Гаубица ничего, кроме «гау-гау», не умеет говорить потому, что в мире живых он не был ифритом, а был обыкновенной собакой! Собакой-мутантом с двумя головами…
Мурзик покатился со смеху. Смеялся он так заразительно, что сам Велихан пару раз гоготнул, а уж после Велихана захохотали все остальные ифриты, потому что не быть солидарными со своим начальством они не могли. Ифрит Гаубица, сидевший рядом с инспектором, тоже смеялся, хотя, кажется, не понимал даже, о чем идет речь.
Селезень Черный Плащ изумленно глядел в зал
— Вы не поняли! — закричал он вдруг, перекрывая шум. — Я здесь не для того, чтобы веселить вас! Я здесь чтобы разоблачить вас всех и вывести на чистую воду! Я не клоун! Я — Черный Плащ!
— Давай! — крикнули ему из зала. — Отмочи еще что-нибудь.
Черный Плащ забегал по сцене — взад-вперед.
— Еще? — крикнул он. — Пожалуйста! Если вы не поняли, что в лице Гаубицы в ваши стройные ряды ифритов закрались враждебные пришельцы, то продолжаю дальше! Ифрит Рафшан Ибрагимович! В бытность свою живым состоял при дворе царя Соломона! Свободно разговаривает на иврите и идише, тайно считает своей исторической родиной Израиль!.. Отщепенец и перебежчик!
Зал грянул новым раскатом хохота.
— Ничего не вижу смешного! — завизжал селезень. — Я вас разоблачаю! Я вас вывожу на чистую воду! Гробовая тишина должна стоять в зале — гробовая тишина, нарушаемая только стонами разоблаченных предателей.
Ифриты хохотали.
— Ах так! — завопил селезень. — Продолжаю! Вы все у Меня в списках есть! Ифрит Годзилла, служивший на Земле
б ставке хана Арбитмана, проник в отряд евнухов и растлевал жен хана, потому что евнухом не был.
Ифрит Годзилла, поднявшись, раскланялся, что вызвало очередной приступ хохота у присутствующих.
— И этим существам доверена защита граждан Загробных Миров! — визжал селезень. — Ифрит Шестерка, покуда жил на Земле, был настоящим шестеркой — носил шербет и рахат-лукум хану Богдыхану! Ифрит Заир грабил караван-сараи в Персии! Ифрит Жуковица — был масоном! Ифрит Усама тайно принял иудейское вероисповедание!..
— Ну вот, — вытирая обильно струившиеся по щекам слезы, говорил Гаврилыч Эдуарду. — А ты боялся! Это же настоящий комик! Почему его нет в программе? Надо же — я никогда так не смеялся. Хи-хи… Усама тайно принял иудейское вероиспо… Кстати, а что это такое?
— Молчи! — прошипел Эдуард. — Ты что — не понял, чем все это может закончиться?
— А чем все это может закончиться? — поинтересовался Гаврилыч.
— Этот твой комик перебрал уже всех ифритов из свиты Велихана!
— Ну и что?
— А то, что он сейчас доберется до самого Велихана! Гаврилыч помедлил немного.
— И что? — спросил он.
— Как что? — воскликнул Эдуард. — А если этот Черный Плащ и про инспектора какие-нибудь компрометирующие сведения выдаст? Это же подорвет авторитет инспектора! Одно дело — смеяться над подчиненными. Совсем другое дело — смеяться над начальником!
Гаврилыч подумал и решил, что Эдуард все-таки прав.
— И что теперь делать? — спросил он.
— Не знаю, — простонал Эдуард. — Повязать его теперь не дадут… Может быть, незаметно пробраться на сцену и утащить этого урода? Откуда он только взялся?
— Пошли! — загорелся идеей Гаврилыч. — А я что говорил? Я говорил, что сразу надо было…
Эдуард Гаврилыч поднялся, но не успел сделать ни шага, потому что вредный селезень заорал вдруг:
— Тишина-а-а! Полная тишина-а-а! Зал мало-помалу смолк.
— А теперь! — торжественно взвыл Черный Плащ. — Узнайте правду про своего предводителя! Ваш Велихан…
— Отставить! — поднялся со своего места инспектор.
— Ваш Велихан — не ифрит! — объявил Черный Плащ. — А по правилам, только ифрит может занимать должность инспектора.
— Вранье! — вякнул было Велихан, но селезень затараторил дальше:
— Не ифрит! Не ифрит! На самом деле его зовут Петя, и на Земле он был человеком, притом алкоголиком. Он работал прорабом на стройке и пил в три горла — вот почему у него сейчас три головы! Позор! Позор! Позор!
— Взять его! — крикнул Велихан.
Но не успели ифриты броситься на сцену, как Черный Плащ демонически захохотал, вынул что-то из кармана и швырнул это что-то себе под ноги. Раздался взрыв — на мгновение ослепивший и оглушивший всех находящихся в зале. А когда ифриты протерли наконец глаза, то увидели, что никакого селезня на сцене нет — там, где он только что стоял, медленно расползалось в разные стороны тяжелое облако темного, удивительно вонючего дыма.
Велихан, кряхтя, влез на сцену.
— Граждане! — без предисловий начал он. — Не буду Долго говорить о том, что подобные шутки крайне неуместны… Мурзик, перестань ржать! Распорядители программы донесут соответствующее наказание. А выступление селезня объявляю несуществующим, потому что никакого выступления не было — была только групповая галлюцинация. Понятно?
— По… Понятно, — вразнобой ответили ифриты, хотя никто из них не имел ни малейшего понятия о том, что такое групповая галлюцинация.
— Распорядители, ко мне! — грозно скомандовал Велихан.
Эдуард Гаврилыч уже бежал по направлению к сцене со всех ног.
— Главное, не матюгайся! — умолял на бегу Эдурд Гаврилыча. — Инспектор не выносит матюгов!
— А ты не забудь, как его правильно по имени и отчеству, — огрызнулся в ответ Гаврилыч. — Инспектор не любит, когда его имя и отчество коверкают…
Эдуард Гаврилыч вскарабкался на сцену.
— Ага! — взвыл Велихан. — Это вы авторы безответственного номера, которого, кстати, не было вообще?
— Позвольте оправдаться! — выдохнул Эдуард.
— Валяй!
Надо думать, от страха и быстрого бега все мысли в голове Эдуарда перепутались, потому что он открыл рот и единым духом выпалил:
— Ингерман Велиханович… — и тут же осекся, поняв, что допустил фатальную ошибку.
Инспектор побагровел.
Гаврилыч ошеломленно посмотрел на Эдуарда.
— Ебс, — только и смог выговорить Гаврилыч. — Сам же предупреждал…
— Вон отсюда! — заорал Велихан. — Я до вас еще доберусь.
Эдуард посмотрел на Гаврилыча, Гаврилыч посмотрел на Эдуарда.
— Вон! — снова дико заорал инспектор.
Эдуарду Гаврилычу не оставалось ничего другого, как только убраться из помещения клуба вон.
— Я еще с вами поговорю! — неслось им вслед.
— Вот и снова мы с тобой под выговор подпали, — сказал Эдуард, когда закончилась финальная головомойка.
— Да, — скорбно кивнул Гаврилыч. — Причем не просто под выговор, а… как это…
— С предупреждением, занесением в личное дело и постановкой на вид, — сформулировал Эдуард. — Проще говоря, еще один проступок — и нас вычистят на пенсию.
— Хреново, — сказал Гаврилыч.
— Да уж…
На столе перед Эдуардом Гаврилычем лежал листок бумаги. Гаврилыч тоскливо толкнул листок толстым пальцем.
— А это что за дерьмо?
— А это, — ответил Эдуард, — постановление. По которому мы обязаны ликвидировать тот бардак… который тут — в Колонии X — развели. Так и написано.
— Ликвидируем, — вздохнул Гаврилыч. — С чего начнем?
— Как с чего? С Раскольникова, конечно, и с этого Черного Плаща. Раскольников вообще в последнее время распоясался. Сколько старух своим топором на кусочки разрубил. Ты знаешь, что он даже частное предприятие организовал? ЧП «Нарубим бабок».
— Знаю, — сказал Гаврилыч.
— Кстати, откуда взялся еще этот селезень? — продолжал Эдуард. — Что-то я не помню, чтобы в нашу колонию прибывал герой с таким именем. И вообще герой-селезень — я о таком и не слышал.
— Посмотрим по спискам, — сказал Гаврилыч.
— Посмотрим по спискам, — согласился Эдуард.
Из ящика стола была извлечена толстая папка. Эдуард склонился над исписанными мелким почерком листами.
— Черный барон, — начал читать он. — Джек Черная Борода… Чак Норрис… Че Гевара… Черноморские герои… Шерлок Холмс…
— А он-то почему на «Ч»? — удивился Гаврилыч.
— Потому что — частный детектив, — пояснил Эдуард и продолжал:
— Четыре мушкетера… Чук и Гек… Слушай, нет тут никакого Черного Плаща.
— Как это может быть? — не поверил Гаврилыч. — Он что — не отмечался в списках прибывших?
— Должен был отметиться, — сказал Эдуард. — Хм… Странно. Ладно, пока оставим этого селезня и перейдем к другому вопросу.
— А что у нас за другой вопрос?
— Раскольников.
— Я за ним уже послал, — заметил Гаврилыч. — Его сейчас должны задержать и привести сюда. Вот — слышишь топот? Наверное, его ведут.
За дверью кабинета и правда раздавался дробный топот. Это стучали копыта подручного Эдуарда Гаврилыча кентавра Борисоглебского. Борисоглебский в свое и жизни-до-смерти был человеком, да не простым — а известнейшим бегуном на дальние дистанции, поэтому и возродился в Загробных Мирах в виде кентавра. Эдуард Гаврилыч очень ценил своего подручного, поскольку тот способен был догнать любого нарушителя, как бы быстро этот самый нарушитель ни передвигался. К тому же все поручения Борисоглебский выполнял по-спортивному — с огоньком и задором. Вот и сейчас, проскакав галопом в кабинет, подручный участкового взмахнул гривой и проржал:
— Физкульт-привет!
— Привет, привет, — откликнулся Гаврилыч. — А где задержанный?
— А нет его, — весело ответил кентавр. — Всю колонию обскакал, нигде не нашел. Как сквозь землю провалился ваш Раскольников. А частное предприятие его «Нарубим бабок» ликвидировано.
Эдуард присвистнул.
— Это что же получается? — задумчиво проговорил он. — Не колония, а проходной двор какой-то… Одни приходят, другие уходят. И это при том, что по закону пределы колонии покидать запрещено. Да и нельзя никак выбраться за пределы — цутики магический забор воздвигли, чтобы наши герои не разбежались. И куда Раскольников подевался? И откуда на наши головы Черный Плащ свалился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Я — смертный страх, преследующий неправедных, — раздалось со сцены, и вдруг наступила тишина — полосы света утонули, мрак, сползший со сцены, полностью окутал зал, и когда стал подниматься в зале недоуменный ропот, яркая вспышка ослепила всех, и закутанная в темную ткань фигурка прокричала:
— Я — ужас, летящий на крыльях ночи. Я — Черный Плащ!!!
Эдуард и Гаврилыч переглянулись. В том месте, где лучи двух софитов сливались в желтый крест, стоял, скрестив руки на груди, немалых размеров селезень с синим, как баклажан, клювом. Распахнутый плащ развевался за его спиной, хотя никакого движения воздуха в зале не наблюдалось.
Мгновение после эффектного появления было тихо, потом бас Велихана с первого ряда проревел:
— Браво! Круто!
Эдуард вымученно улыбнулся, Гаврилыч крякнул, не смея поверить еще в то, что непредвиденная ситуация разрешилась так просто. Ифриты, ободренные возгласом своего начальника, зааплодировали.
Селезень нахмурился, поднял вверх руки, которые оказались крыльями, — и аплодисменты стихли.
— Я нахожусь здесь, — заговорил он голосом не тем — замогильным, которым объявлял себя, а противным и квакающим фальцетом. — Я нахожусь здесь не для того, чтобы продолжать ваш удивительно бездарный праздник самодеятельности. Я нахожусь здесь для того, чтобы разоблачить всех до единого. Потому что это моя работа…
Селезень помедлил, покрутил клювом по сторонам и закончил — торжественно, будто сразу после своих слов ждал бури аплодисментов:
— Потому что я — Черный Плащ!
Но аплодисментов не последовало. Эдуард и Гаврилыч, услышав о том, что сейчас будут разоблачать, открыли рты. Велихан, судя по всему, все еще оставался в полной уверенности, что появление селезня — запланированный номер, потому звучно гоготнул и шевельнулся, поудобнее устраиваясь в кресле. Ифриты-телохранители вообще ничего из сказанного селезнем не поняли, поэтому никак не отреагировали.
Выдержав паузу, Черный Плащ продолжал:
— Начнем с первого ряда. Ифрит Гаубица. Вы все отлично знаете о том, что ифрит Гаубица получил свое имя за то, что общается посредством одного слова, а именно — «гау-гау». Вы находите это удивительным? — спросил селезень у зала.
Ифриты переглянулись между собой. Ничего удивительного они не видели в том, что заместитель начальника охраны инспектора Велихана Гаубица, кроме «гау-гау», других слов говорить не умеет. Словарный запас большинства ифритов состоял всего из нескольких десятков слов, словосочетаний и фраз, некоторые ифриты обходились в общении пятью или шестью предложениями, а ифрит Мурзик, например, прекрасно общался с помощью только одного короткого слова, да и то нецензурного — и все его понимали. Короче говоря, переглянувшись, ифриты снова уставились на сцену, надо думать, в ожидании объяснений. И только один Мурзик захохотал, потому что был вообще ифри-том смешливым и смеялся постоянно — по поводу и без повода. А Велихан Сагибханович Истунбергерман, оглянувшись на Мурзика, тоже хихикнул и пару раз хлопнул в ладоши, давая понять, что номер селезня одобряет. Ифриты дружно зааплодировали.
— Итак, — дождавшись тишины, заговорил снова селезень, — Гаубица ничего, кроме «гау-гау», не умеет говорить потому, что в мире живых он не был ифритом, а был обыкновенной собакой! Собакой-мутантом с двумя головами…
Мурзик покатился со смеху. Смеялся он так заразительно, что сам Велихан пару раз гоготнул, а уж после Велихана захохотали все остальные ифриты, потому что не быть солидарными со своим начальством они не могли. Ифрит Гаубица, сидевший рядом с инспектором, тоже смеялся, хотя, кажется, не понимал даже, о чем идет речь.
Селезень Черный Плащ изумленно глядел в зал
— Вы не поняли! — закричал он вдруг, перекрывая шум. — Я здесь не для того, чтобы веселить вас! Я здесь чтобы разоблачить вас всех и вывести на чистую воду! Я не клоун! Я — Черный Плащ!
— Давай! — крикнули ему из зала. — Отмочи еще что-нибудь.
Черный Плащ забегал по сцене — взад-вперед.
— Еще? — крикнул он. — Пожалуйста! Если вы не поняли, что в лице Гаубицы в ваши стройные ряды ифритов закрались враждебные пришельцы, то продолжаю дальше! Ифрит Рафшан Ибрагимович! В бытность свою живым состоял при дворе царя Соломона! Свободно разговаривает на иврите и идише, тайно считает своей исторической родиной Израиль!.. Отщепенец и перебежчик!
Зал грянул новым раскатом хохота.
— Ничего не вижу смешного! — завизжал селезень. — Я вас разоблачаю! Я вас вывожу на чистую воду! Гробовая тишина должна стоять в зале — гробовая тишина, нарушаемая только стонами разоблаченных предателей.
Ифриты хохотали.
— Ах так! — завопил селезень. — Продолжаю! Вы все у Меня в списках есть! Ифрит Годзилла, служивший на Земле
б ставке хана Арбитмана, проник в отряд евнухов и растлевал жен хана, потому что евнухом не был.
Ифрит Годзилла, поднявшись, раскланялся, что вызвало очередной приступ хохота у присутствующих.
— И этим существам доверена защита граждан Загробных Миров! — визжал селезень. — Ифрит Шестерка, покуда жил на Земле, был настоящим шестеркой — носил шербет и рахат-лукум хану Богдыхану! Ифрит Заир грабил караван-сараи в Персии! Ифрит Жуковица — был масоном! Ифрит Усама тайно принял иудейское вероисповедание!..
— Ну вот, — вытирая обильно струившиеся по щекам слезы, говорил Гаврилыч Эдуарду. — А ты боялся! Это же настоящий комик! Почему его нет в программе? Надо же — я никогда так не смеялся. Хи-хи… Усама тайно принял иудейское вероиспо… Кстати, а что это такое?
— Молчи! — прошипел Эдуард. — Ты что — не понял, чем все это может закончиться?
— А чем все это может закончиться? — поинтересовался Гаврилыч.
— Этот твой комик перебрал уже всех ифритов из свиты Велихана!
— Ну и что?
— А то, что он сейчас доберется до самого Велихана! Гаврилыч помедлил немного.
— И что? — спросил он.
— Как что? — воскликнул Эдуард. — А если этот Черный Плащ и про инспектора какие-нибудь компрометирующие сведения выдаст? Это же подорвет авторитет инспектора! Одно дело — смеяться над подчиненными. Совсем другое дело — смеяться над начальником!
Гаврилыч подумал и решил, что Эдуард все-таки прав.
— И что теперь делать? — спросил он.
— Не знаю, — простонал Эдуард. — Повязать его теперь не дадут… Может быть, незаметно пробраться на сцену и утащить этого урода? Откуда он только взялся?
— Пошли! — загорелся идеей Гаврилыч. — А я что говорил? Я говорил, что сразу надо было…
Эдуард Гаврилыч поднялся, но не успел сделать ни шага, потому что вредный селезень заорал вдруг:
— Тишина-а-а! Полная тишина-а-а! Зал мало-помалу смолк.
— А теперь! — торжественно взвыл Черный Плащ. — Узнайте правду про своего предводителя! Ваш Велихан…
— Отставить! — поднялся со своего места инспектор.
— Ваш Велихан — не ифрит! — объявил Черный Плащ. — А по правилам, только ифрит может занимать должность инспектора.
— Вранье! — вякнул было Велихан, но селезень затараторил дальше:
— Не ифрит! Не ифрит! На самом деле его зовут Петя, и на Земле он был человеком, притом алкоголиком. Он работал прорабом на стройке и пил в три горла — вот почему у него сейчас три головы! Позор! Позор! Позор!
— Взять его! — крикнул Велихан.
Но не успели ифриты броситься на сцену, как Черный Плащ демонически захохотал, вынул что-то из кармана и швырнул это что-то себе под ноги. Раздался взрыв — на мгновение ослепивший и оглушивший всех находящихся в зале. А когда ифриты протерли наконец глаза, то увидели, что никакого селезня на сцене нет — там, где он только что стоял, медленно расползалось в разные стороны тяжелое облако темного, удивительно вонючего дыма.
Велихан, кряхтя, влез на сцену.
— Граждане! — без предисловий начал он. — Не буду Долго говорить о том, что подобные шутки крайне неуместны… Мурзик, перестань ржать! Распорядители программы донесут соответствующее наказание. А выступление селезня объявляю несуществующим, потому что никакого выступления не было — была только групповая галлюцинация. Понятно?
— По… Понятно, — вразнобой ответили ифриты, хотя никто из них не имел ни малейшего понятия о том, что такое групповая галлюцинация.
— Распорядители, ко мне! — грозно скомандовал Велихан.
Эдуард Гаврилыч уже бежал по направлению к сцене со всех ног.
— Главное, не матюгайся! — умолял на бегу Эдурд Гаврилыча. — Инспектор не выносит матюгов!
— А ты не забудь, как его правильно по имени и отчеству, — огрызнулся в ответ Гаврилыч. — Инспектор не любит, когда его имя и отчество коверкают…
Эдуард Гаврилыч вскарабкался на сцену.
— Ага! — взвыл Велихан. — Это вы авторы безответственного номера, которого, кстати, не было вообще?
— Позвольте оправдаться! — выдохнул Эдуард.
— Валяй!
Надо думать, от страха и быстрого бега все мысли в голове Эдуарда перепутались, потому что он открыл рот и единым духом выпалил:
— Ингерман Велиханович… — и тут же осекся, поняв, что допустил фатальную ошибку.
Инспектор побагровел.
Гаврилыч ошеломленно посмотрел на Эдуарда.
— Ебс, — только и смог выговорить Гаврилыч. — Сам же предупреждал…
— Вон отсюда! — заорал Велихан. — Я до вас еще доберусь.
Эдуард посмотрел на Гаврилыча, Гаврилыч посмотрел на Эдуарда.
— Вон! — снова дико заорал инспектор.
Эдуарду Гаврилычу не оставалось ничего другого, как только убраться из помещения клуба вон.
— Я еще с вами поговорю! — неслось им вслед.
— Вот и снова мы с тобой под выговор подпали, — сказал Эдуард, когда закончилась финальная головомойка.
— Да, — скорбно кивнул Гаврилыч. — Причем не просто под выговор, а… как это…
— С предупреждением, занесением в личное дело и постановкой на вид, — сформулировал Эдуард. — Проще говоря, еще один проступок — и нас вычистят на пенсию.
— Хреново, — сказал Гаврилыч.
— Да уж…
На столе перед Эдуардом Гаврилычем лежал листок бумаги. Гаврилыч тоскливо толкнул листок толстым пальцем.
— А это что за дерьмо?
— А это, — ответил Эдуард, — постановление. По которому мы обязаны ликвидировать тот бардак… который тут — в Колонии X — развели. Так и написано.
— Ликвидируем, — вздохнул Гаврилыч. — С чего начнем?
— Как с чего? С Раскольникова, конечно, и с этого Черного Плаща. Раскольников вообще в последнее время распоясался. Сколько старух своим топором на кусочки разрубил. Ты знаешь, что он даже частное предприятие организовал? ЧП «Нарубим бабок».
— Знаю, — сказал Гаврилыч.
— Кстати, откуда взялся еще этот селезень? — продолжал Эдуард. — Что-то я не помню, чтобы в нашу колонию прибывал герой с таким именем. И вообще герой-селезень — я о таком и не слышал.
— Посмотрим по спискам, — сказал Гаврилыч.
— Посмотрим по спискам, — согласился Эдуард.
Из ящика стола была извлечена толстая папка. Эдуард склонился над исписанными мелким почерком листами.
— Черный барон, — начал читать он. — Джек Черная Борода… Чак Норрис… Че Гевара… Черноморские герои… Шерлок Холмс…
— А он-то почему на «Ч»? — удивился Гаврилыч.
— Потому что — частный детектив, — пояснил Эдуард и продолжал:
— Четыре мушкетера… Чук и Гек… Слушай, нет тут никакого Черного Плаща.
— Как это может быть? — не поверил Гаврилыч. — Он что — не отмечался в списках прибывших?
— Должен был отметиться, — сказал Эдуард. — Хм… Странно. Ладно, пока оставим этого селезня и перейдем к другому вопросу.
— А что у нас за другой вопрос?
— Раскольников.
— Я за ним уже послал, — заметил Гаврилыч. — Его сейчас должны задержать и привести сюда. Вот — слышишь топот? Наверное, его ведут.
За дверью кабинета и правда раздавался дробный топот. Это стучали копыта подручного Эдуарда Гаврилыча кентавра Борисоглебского. Борисоглебский в свое и жизни-до-смерти был человеком, да не простым — а известнейшим бегуном на дальние дистанции, поэтому и возродился в Загробных Мирах в виде кентавра. Эдуард Гаврилыч очень ценил своего подручного, поскольку тот способен был догнать любого нарушителя, как бы быстро этот самый нарушитель ни передвигался. К тому же все поручения Борисоглебский выполнял по-спортивному — с огоньком и задором. Вот и сейчас, проскакав галопом в кабинет, подручный участкового взмахнул гривой и проржал:
— Физкульт-привет!
— Привет, привет, — откликнулся Гаврилыч. — А где задержанный?
— А нет его, — весело ответил кентавр. — Всю колонию обскакал, нигде не нашел. Как сквозь землю провалился ваш Раскольников. А частное предприятие его «Нарубим бабок» ликвидировано.
Эдуард присвистнул.
— Это что же получается? — задумчиво проговорил он. — Не колония, а проходной двор какой-то… Одни приходят, другие уходят. И это при том, что по закону пределы колонии покидать запрещено. Да и нельзя никак выбраться за пределы — цутики магический забор воздвигли, чтобы наши герои не разбежались. И куда Раскольников подевался? И откуда на наши головы Черный Плащ свалился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48