», Георгий голосом Нины пропищал: «Знаю» — и перегрыз телефонный провод…
Колдун Никифор, оказавшийся одетым в черную рясу довольно молодым человеком с безбородым лицом и ленивыми глазами, встретил взъерошенного Георгия Петровича очень приветливо, попросил не волноваться, а когда Георгий Петрович прямо на пороге расплакался, напоил его каким-то странным на вкус чаем, после одной чашки которого Георгий Петрович успокоился до такой степени, что поведением стал напоминать консервированный овощ.
— Проблема ваша не так уж и страшна, — сказал колдун Никифор, и разомлевший после чая Георгий Петрович согласно кивнул. — Самое главное, берегите свои нервы, а об остальном я позабочусь лично. Барабашка, да? Устраню без проблем. Оплата по договоренности, после констатации положительного результата сеанса. Вас устраивает это?
Георгий Петрович снова кивнул.
— Вот и отлично, — полуприкрыв глаза, проговорил Никифор. — Таксу обговорим позже. Другие услуги потомственного чародея и колдуна интересуют? Для комплекта, так сказать. Устранение барабашки для серьезного специалиста — работа слишком простая. Может быть, вам еще кого-то надо устранить? Грызунов, насекомых, соседей, родственников? За устранение родственников беру полцены, так как услуга среди местных колдунов сейчас очень распространенная.
Георгий Петрович, родственники которого были в свое время удачно устранены естественным путем, отрицательно помотал головой.
— Ну как хотите, — закончил разговор Никифор. — Идите домой и ничего не бойтесь. Я зайду в течение дня.
— Уж пожалуйста, — снова заволновался Георгий Петрович. — Зайдите, не обманите… Я вам и авансик могу оставить… А то нам с женой житья никакого нет… — Тут Георгий Петрович опять не удержался и расплакался.
Колдун и чародей Никифор напоследок едва ли не насильно заставил посетителя выпить еще одну чашечку чая, После чего Георгий Петрович, двигаясь как в тумане, покинул квартиру, вышел на улицу, чуть не погиб под колесами троллейбуса — и оживился немного лишь тогда, когда водитель, свесившись из окна кабины, кулаком дал ему сверху по пыжиковой шапке.
Но несмотря на это, прямо скажем, не особенно приятное происшествие, Георгий Петрович, подходя к дому, обрел прекрасное расположение духа и преисполнился надеждой избавиться от назойливого полтергейста и жить нормально в завоеванной квартире настолько, что даже открыл подъездную дверь какой-то бабульке, чего с ним не случалось вообще никогда.
Насвистывая, Георгий Петрович проехал в лифте несколько этажей, проследовал к дверям собственной квартиры, извлек из кармана ключи, открыл дверь, заранее радуясь тому, как он будет рассказывать об удачном визите жене, и шагнул на порог.
— Нина! — крикнул Георгий Петрович. — Ты где? Ответа он не услышал, и прихожая была темна. Тогда Георгий Петрович нашарил на стенке выключатель и включил свет.
И на долгую минуту замер с открытым ртом.
То, что открылось взору Георгия Петровича, было просто непостижимо. Ему вдруг показалось, что он попал в гигантских размеров аквариум, которому неизвестный шутник решил придать вид жилой квартиры…
— Мать вашу… — тоскливо проговорил Георгий Петрович. — Опять началось… И зачем мы в эту квартиру переехали? На даче холодно было, зато безопасно…
На этом месте Георгий Петрович прервал свои рассуждения и пригнулся — пустая пивная бутылка, пролетев мимо его головы, с грохотом разбилась о входную дверь за его спиной.
Георгий Петрович присел на корточки, осторожно запустил пальцы в груду осколков и выудил оттуда бело-коричневую этикетку.
«Балтика, — подумал он. — Это я им вчера похмелялся. Девятый номер. Забористое пиво, но не настолько, чтобы летать…»
Он выпрямился и снова осмотрелся — да, как ни фантастично это бы ни звучало, но вся квартира была приведена в движение. Неподвижными оставались только стены, да и то — вот, извиваясь, словно водоросли под водой, шевелятся кусочки отставших от стен обоев. А вокруг летают, чудесным образом удерживаясь в воздухе, разнообразные предметы — коврики, стулья, вилки, ложки, складной карманный ножик; тетрадка помахивает исписанными страницами, как птица крыльями; извиваясь жгутами, стелется по полу простыня; воздушным змеем порхает пунцово-красный Нинин шарфик.
— Нина! — вспомнив о своей жене, воскликнул Георгий Петрович. — Нина, ты где?
Перепрыгнув через простыню, сторонясь потянувшихся к нему со всех сторон змееподобных обойных полос, Георгий Петрович, не думая больше ни о чем, бросился на кухню, но, споткнувшись о перегородивший ему путь кожаный поясной ремень, не удержался на ногах и грохнулся на пол. А как только поднял голову — вытаращил глаза и открыл рот.
Из кухни в гостиную величаво проплыл по воздуху обеденный стол. С развевающейся на нем скатерти посыпались чайные чашки и кофейник, но на пол не упали, а, Расплескивая по обоям остатки чая и кофе, принялись кружить возле стола, точно птенцы, не очень хорошо еще выучившиеся летать.
— Это уж слишком, — хрипло выговорил Георгий Петрович. — Это не барабашка, это… монстр какой-то.
«Монстр, — злобно подумал сидящий верхом на парящем кофейнике Степан Михайлович. — А как же иначе? И не то еще будет. Где моя собака, сволочи? Где Джема?»
Кофейник оторвался от стаи чашек, подлетел под стол описал по прихожей свистящий круг и спикировал прямо на голову Георгия Петровича, туда, где скрывалась тщательно маскируемая волосами лысина.
— Ой! — воскликнул осыпанный осколками Георгий Петрович, хватаясь за ушибленный затылок.
— Кто здесь? — немедленно раздался из ванной глухой плачущий голос. — Я слышала чей-то голос… Кто здесь? Это ты, Жора?
— Нина! — позвал Георгий Петрович и пал на колени, спасаясь от атаки одной из чайных чашек. — Ты в ванной? Что происходит? Опять…
Договорить он не успел, потому что заметил, как проследовавший было в гостиную обеденный стол на половине дороги медленно развернулся и неуклюже, как боевой дредноут, пошел прямо на Георгия Петрович. Чайные чашки, взлетев повыше, все более и более разгоняясь, вращались вокруг люстры.
— Эскадра! — скомандовал Степан Михайлович, размахивающий перьями в центре грозно и неумолимо перевшего стола. — Огонь прямой наводкой!
Конечно, Георгий Петрович этого крика не слышал, но он уже и не был новичком в битве с потусторонним. Как только Георгий Петрович заметил подозрительно повышенную активность чашек, он тотчас схватил деловито проплывавший мимо глубокий жестяной поднос и нахлобучил его себе на голову, как сомбреро. Чашки одна задругой спикировали на голову Георгия Петровича, и он стоически выдержал атаку и даже перешел в контрнаступление, сорвав с головы поднос и швырнув его в надвигающийся стол.
Поднос громыхнул, отскочив от крышки стола, который нисколько не замедлил ход, а даже напротив — разогнался еще больше, и Георгию Петровичу не осталось ничего, кроме как спешно ретироваться.
Он едва успел отскочить в сторону, как обеденный стол, развивший немалую скорость, тяжелым снарядом пролетел через тот отрезок пространства, который еще одну терцию секунды назад занимал Георгий Петрович, врезался в колыхавшую щупальцами обоев стену — и рассыпался грудой деревяшек.
Георгий Петрович перевел дух. Степан Михайлович, выбравшись из-под обломков стола, гибель которого никакого вреда ему не причинила, отряхнул перья и пешком отправился на кухню, сказав вслед Георгию Петровичу:
— Битва еще не закончена.
— Нина! — закричал Георгий Петрович, осторожно продвигаясь по стене из прихожей в ванную. — Ты цела?
— Почти… — глухо ответил Нинин голос.
— Как это? — спросил Георгий Петрович и отпрыгнул в сторону, увернувшись от неловко сманеврировавшего в полете светильника в виде купающейся нимфы.
— Мне плохо! — закричала Нина. — Спаси меня, пожалуйста! Я ничего не понимаю. Я только… Я только проснулась и…
— Когда это все началось? — продвигаясь ближе к ванной, проорал Георгий Петрович. — Тут вообще кошмар какой-то творится… Может быть, ты чем-то нашего барабашку разозлила?
— Да нет… Да не знаю я! — плача, отвечала Нина. — Я проснулась, пошла на кухню, потом в ванную… А потом вспомнила, что у нас на кухне стоит до сих пор мисочка, которая осталась от Степиной собачки. Я эту мисочку в мусорное ведро выбросила. Только отвернулась, а мисочка опять на своем месте. Я снова выбросила, а она снова… на своем месте. Я тогда, признаться, немного разозлилась и выбросила мисочку в форточку… А она, вместо того чтобы упасть вниз, вдруг как взлетела вверх! Обратно влетела в Форточку и ударила меня по голове! Я кинулась в прихожую, спасаясь от мисочки, смотрю — мои туфли под потолком порхают. И рожок для обуви. Я, конечно, совсем перепугалась и начала кричать. Думала, может, соседи услышат и придут меня выручать. Но все соседи, наверное, на работе были — никто не пришел… Кинулась к телефону, а он молчит… и только потом вспомнила, что он сломанный — телефон-то… А потом из кладовки вылетает раскладушка — прямо как дикая собака — и на меня бросается. Я еле успела в ванной укрыться. А раскладушка — правда, как собака, — с полчаса, наверное, скреблась в дверь. Она, Жора, меня сожрать хотела, — сообщила напоследок Нина.
— Каким же образом она тебя сожрать хотела — раскладушка-то? — изумленно спросил Георгий Петрович. — У нее же зубов нет. Не говоря уже о желудке…
— Да не знаю я! Я не видела, чем она меня съесть хотела, — договорила Нина. — Я в ванной сидела за закрытой дверью. Но в дверь она скреблась так, что чуть ее не сломала.
И только теперь добравшийся почти до ванной комнаты Георгий Петрович обратил внимание на несколько продольных, довольно глубоких царапин на крашенной облупившейся уже белой краской поверхности двери.
— Помоги мне! — запричитала Нина. — Не век же мне сидеть тут… Кстати, ты привел колдуна?
— Скоро обещал, — ответил Георгий Петрович. — Я ему наш адрес дал… Я уже у двери, Нина… Открой мне.
Судя по звукам с внутренней стороны двери, Нина взялась было за ручку двери, но отчего-то открывать не стала.
— Ты что? — спросил Георгий Петрович и постучался. — Открой! Тут уже, кажется, все успокаиваться начало… Все, что могло разбиться, разбилось… Что могло поломаться, поломалось… Открой!
— Не открою, — заявила вдруг Нина. — Откуда я знаю, что ты и есть Жора?
— Как это откуда? — оторопел Георгий Петрович. — А кто еще, по-твоему, тут может быть?
Нина долго не отвечала, потом выговорила едва слышно:
— Раскладушке тоже было вроде нечем царапаться, а она едва дверь не выломала и меня не съела… Так почему мне нельзя предположить, что она и разговаривать научилась — твоим голосом? То есть голосом моего мужа Жоры?
— Ну, ты совсем съехала, старая! — заорал Георгий Петрович. — Родного мужа с раскладушкой перепутать!
— Я тебе вопросы буду задавать, — предложила Нина. — Чтобы по ответам сориентироваться, кто за дверью стоит — мой муж или раскладушка…
— Дура! — рявкнул Георгий Петрович. — С ума сошла? Какие вопросы? Какие ответы? Я тут стою, я! Открой, а то хуже будет! Дворянка недоделанная! Каренина гребаная!
Вне себя от злобы, Георгий Петрович забарабанил по двери кулаками, но очень скоро устал и принялся в бессильной ярости царапать крашеную поверхность ногтями.
— Ой! — пискнула Нина. — Опять скребется! Раскладушка!
— Это я! — заревел Георгий Петрович. — Открой, а то хуже будет!
Секунду он ждал ответа, и вдруг из-за двери раздался первый вопрос:
— Кто главный вождь пролетариата?
— Дура и есть, — сплюнул Георгий Петрович. — На такой вопрос и раскладушка ответить может. Конечно, Ленин Владимир Ильич.
— А… Что такое диктатура пролетариата?
— Тебе этого все равно не понять!
— Какой из Феликсов был железным?
— Дзержинский, дура!
— Ка… какой из Дзержинских был Феликсом? — начала путаться доведенная до отчаяния Нина. — Как называлась партия коммунистов?
— Коммунистической!
— А лейбористов?
— Пошла к черту!
— Где скрывается Березовский? Кто подставил кролика Роджера? Кому на Руси жить хорошо? Кто украл кораллы… у кого…
— У-у… дура… Открой дверь, я тебе говорю! Я тебе покажу Березовского! — бесновался Георгий Петрович. — Кораллы украл Карл… Маркс… у Клары… Цеткин…
— С каких слов начинался гимн Советского Союза?
Георгий Петрович гневно распялил рот, чтобы в очередной раз обозвать свою жену Нину дурой, как вдруг, расслышав последний вопрос, сменил гнев на милость, щелкнул каблуками стоптанных ботинок, вытянул руки, по швам и запел, старательно интонируя начинающиеся с заглавной буквы слова:
Союз нерушимы-ы-ый республик свободны-ы-ых
Сплотила-а-а навеки великая Ру-усь!
Да здравствует со-о-озданпый волей иародо-ов
Единый, могу-учий Советский Сою-у-уз…
С наслаждением пропев гимн от начала до самого конца, Георгий Петрович замолчал, прислушался к установившейся в квартире тишине и неожиданно понял, что он совершенно успокоился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Колдун Никифор, оказавшийся одетым в черную рясу довольно молодым человеком с безбородым лицом и ленивыми глазами, встретил взъерошенного Георгия Петровича очень приветливо, попросил не волноваться, а когда Георгий Петрович прямо на пороге расплакался, напоил его каким-то странным на вкус чаем, после одной чашки которого Георгий Петрович успокоился до такой степени, что поведением стал напоминать консервированный овощ.
— Проблема ваша не так уж и страшна, — сказал колдун Никифор, и разомлевший после чая Георгий Петрович согласно кивнул. — Самое главное, берегите свои нервы, а об остальном я позабочусь лично. Барабашка, да? Устраню без проблем. Оплата по договоренности, после констатации положительного результата сеанса. Вас устраивает это?
Георгий Петрович снова кивнул.
— Вот и отлично, — полуприкрыв глаза, проговорил Никифор. — Таксу обговорим позже. Другие услуги потомственного чародея и колдуна интересуют? Для комплекта, так сказать. Устранение барабашки для серьезного специалиста — работа слишком простая. Может быть, вам еще кого-то надо устранить? Грызунов, насекомых, соседей, родственников? За устранение родственников беру полцены, так как услуга среди местных колдунов сейчас очень распространенная.
Георгий Петрович, родственники которого были в свое время удачно устранены естественным путем, отрицательно помотал головой.
— Ну как хотите, — закончил разговор Никифор. — Идите домой и ничего не бойтесь. Я зайду в течение дня.
— Уж пожалуйста, — снова заволновался Георгий Петрович. — Зайдите, не обманите… Я вам и авансик могу оставить… А то нам с женой житья никакого нет… — Тут Георгий Петрович опять не удержался и расплакался.
Колдун и чародей Никифор напоследок едва ли не насильно заставил посетителя выпить еще одну чашечку чая, После чего Георгий Петрович, двигаясь как в тумане, покинул квартиру, вышел на улицу, чуть не погиб под колесами троллейбуса — и оживился немного лишь тогда, когда водитель, свесившись из окна кабины, кулаком дал ему сверху по пыжиковой шапке.
Но несмотря на это, прямо скажем, не особенно приятное происшествие, Георгий Петрович, подходя к дому, обрел прекрасное расположение духа и преисполнился надеждой избавиться от назойливого полтергейста и жить нормально в завоеванной квартире настолько, что даже открыл подъездную дверь какой-то бабульке, чего с ним не случалось вообще никогда.
Насвистывая, Георгий Петрович проехал в лифте несколько этажей, проследовал к дверям собственной квартиры, извлек из кармана ключи, открыл дверь, заранее радуясь тому, как он будет рассказывать об удачном визите жене, и шагнул на порог.
— Нина! — крикнул Георгий Петрович. — Ты где? Ответа он не услышал, и прихожая была темна. Тогда Георгий Петрович нашарил на стенке выключатель и включил свет.
И на долгую минуту замер с открытым ртом.
То, что открылось взору Георгия Петровича, было просто непостижимо. Ему вдруг показалось, что он попал в гигантских размеров аквариум, которому неизвестный шутник решил придать вид жилой квартиры…
— Мать вашу… — тоскливо проговорил Георгий Петрович. — Опять началось… И зачем мы в эту квартиру переехали? На даче холодно было, зато безопасно…
На этом месте Георгий Петрович прервал свои рассуждения и пригнулся — пустая пивная бутылка, пролетев мимо его головы, с грохотом разбилась о входную дверь за его спиной.
Георгий Петрович присел на корточки, осторожно запустил пальцы в груду осколков и выудил оттуда бело-коричневую этикетку.
«Балтика, — подумал он. — Это я им вчера похмелялся. Девятый номер. Забористое пиво, но не настолько, чтобы летать…»
Он выпрямился и снова осмотрелся — да, как ни фантастично это бы ни звучало, но вся квартира была приведена в движение. Неподвижными оставались только стены, да и то — вот, извиваясь, словно водоросли под водой, шевелятся кусочки отставших от стен обоев. А вокруг летают, чудесным образом удерживаясь в воздухе, разнообразные предметы — коврики, стулья, вилки, ложки, складной карманный ножик; тетрадка помахивает исписанными страницами, как птица крыльями; извиваясь жгутами, стелется по полу простыня; воздушным змеем порхает пунцово-красный Нинин шарфик.
— Нина! — вспомнив о своей жене, воскликнул Георгий Петрович. — Нина, ты где?
Перепрыгнув через простыню, сторонясь потянувшихся к нему со всех сторон змееподобных обойных полос, Георгий Петрович, не думая больше ни о чем, бросился на кухню, но, споткнувшись о перегородивший ему путь кожаный поясной ремень, не удержался на ногах и грохнулся на пол. А как только поднял голову — вытаращил глаза и открыл рот.
Из кухни в гостиную величаво проплыл по воздуху обеденный стол. С развевающейся на нем скатерти посыпались чайные чашки и кофейник, но на пол не упали, а, Расплескивая по обоям остатки чая и кофе, принялись кружить возле стола, точно птенцы, не очень хорошо еще выучившиеся летать.
— Это уж слишком, — хрипло выговорил Георгий Петрович. — Это не барабашка, это… монстр какой-то.
«Монстр, — злобно подумал сидящий верхом на парящем кофейнике Степан Михайлович. — А как же иначе? И не то еще будет. Где моя собака, сволочи? Где Джема?»
Кофейник оторвался от стаи чашек, подлетел под стол описал по прихожей свистящий круг и спикировал прямо на голову Георгия Петровича, туда, где скрывалась тщательно маскируемая волосами лысина.
— Ой! — воскликнул осыпанный осколками Георгий Петрович, хватаясь за ушибленный затылок.
— Кто здесь? — немедленно раздался из ванной глухой плачущий голос. — Я слышала чей-то голос… Кто здесь? Это ты, Жора?
— Нина! — позвал Георгий Петрович и пал на колени, спасаясь от атаки одной из чайных чашек. — Ты в ванной? Что происходит? Опять…
Договорить он не успел, потому что заметил, как проследовавший было в гостиную обеденный стол на половине дороги медленно развернулся и неуклюже, как боевой дредноут, пошел прямо на Георгия Петрович. Чайные чашки, взлетев повыше, все более и более разгоняясь, вращались вокруг люстры.
— Эскадра! — скомандовал Степан Михайлович, размахивающий перьями в центре грозно и неумолимо перевшего стола. — Огонь прямой наводкой!
Конечно, Георгий Петрович этого крика не слышал, но он уже и не был новичком в битве с потусторонним. Как только Георгий Петрович заметил подозрительно повышенную активность чашек, он тотчас схватил деловито проплывавший мимо глубокий жестяной поднос и нахлобучил его себе на голову, как сомбреро. Чашки одна задругой спикировали на голову Георгия Петровича, и он стоически выдержал атаку и даже перешел в контрнаступление, сорвав с головы поднос и швырнув его в надвигающийся стол.
Поднос громыхнул, отскочив от крышки стола, который нисколько не замедлил ход, а даже напротив — разогнался еще больше, и Георгию Петровичу не осталось ничего, кроме как спешно ретироваться.
Он едва успел отскочить в сторону, как обеденный стол, развивший немалую скорость, тяжелым снарядом пролетел через тот отрезок пространства, который еще одну терцию секунды назад занимал Георгий Петрович, врезался в колыхавшую щупальцами обоев стену — и рассыпался грудой деревяшек.
Георгий Петрович перевел дух. Степан Михайлович, выбравшись из-под обломков стола, гибель которого никакого вреда ему не причинила, отряхнул перья и пешком отправился на кухню, сказав вслед Георгию Петровичу:
— Битва еще не закончена.
— Нина! — закричал Георгий Петрович, осторожно продвигаясь по стене из прихожей в ванную. — Ты цела?
— Почти… — глухо ответил Нинин голос.
— Как это? — спросил Георгий Петрович и отпрыгнул в сторону, увернувшись от неловко сманеврировавшего в полете светильника в виде купающейся нимфы.
— Мне плохо! — закричала Нина. — Спаси меня, пожалуйста! Я ничего не понимаю. Я только… Я только проснулась и…
— Когда это все началось? — продвигаясь ближе к ванной, проорал Георгий Петрович. — Тут вообще кошмар какой-то творится… Может быть, ты чем-то нашего барабашку разозлила?
— Да нет… Да не знаю я! — плача, отвечала Нина. — Я проснулась, пошла на кухню, потом в ванную… А потом вспомнила, что у нас на кухне стоит до сих пор мисочка, которая осталась от Степиной собачки. Я эту мисочку в мусорное ведро выбросила. Только отвернулась, а мисочка опять на своем месте. Я снова выбросила, а она снова… на своем месте. Я тогда, признаться, немного разозлилась и выбросила мисочку в форточку… А она, вместо того чтобы упасть вниз, вдруг как взлетела вверх! Обратно влетела в Форточку и ударила меня по голове! Я кинулась в прихожую, спасаясь от мисочки, смотрю — мои туфли под потолком порхают. И рожок для обуви. Я, конечно, совсем перепугалась и начала кричать. Думала, может, соседи услышат и придут меня выручать. Но все соседи, наверное, на работе были — никто не пришел… Кинулась к телефону, а он молчит… и только потом вспомнила, что он сломанный — телефон-то… А потом из кладовки вылетает раскладушка — прямо как дикая собака — и на меня бросается. Я еле успела в ванной укрыться. А раскладушка — правда, как собака, — с полчаса, наверное, скреблась в дверь. Она, Жора, меня сожрать хотела, — сообщила напоследок Нина.
— Каким же образом она тебя сожрать хотела — раскладушка-то? — изумленно спросил Георгий Петрович. — У нее же зубов нет. Не говоря уже о желудке…
— Да не знаю я! Я не видела, чем она меня съесть хотела, — договорила Нина. — Я в ванной сидела за закрытой дверью. Но в дверь она скреблась так, что чуть ее не сломала.
И только теперь добравшийся почти до ванной комнаты Георгий Петрович обратил внимание на несколько продольных, довольно глубоких царапин на крашенной облупившейся уже белой краской поверхности двери.
— Помоги мне! — запричитала Нина. — Не век же мне сидеть тут… Кстати, ты привел колдуна?
— Скоро обещал, — ответил Георгий Петрович. — Я ему наш адрес дал… Я уже у двери, Нина… Открой мне.
Судя по звукам с внутренней стороны двери, Нина взялась было за ручку двери, но отчего-то открывать не стала.
— Ты что? — спросил Георгий Петрович и постучался. — Открой! Тут уже, кажется, все успокаиваться начало… Все, что могло разбиться, разбилось… Что могло поломаться, поломалось… Открой!
— Не открою, — заявила вдруг Нина. — Откуда я знаю, что ты и есть Жора?
— Как это откуда? — оторопел Георгий Петрович. — А кто еще, по-твоему, тут может быть?
Нина долго не отвечала, потом выговорила едва слышно:
— Раскладушке тоже было вроде нечем царапаться, а она едва дверь не выломала и меня не съела… Так почему мне нельзя предположить, что она и разговаривать научилась — твоим голосом? То есть голосом моего мужа Жоры?
— Ну, ты совсем съехала, старая! — заорал Георгий Петрович. — Родного мужа с раскладушкой перепутать!
— Я тебе вопросы буду задавать, — предложила Нина. — Чтобы по ответам сориентироваться, кто за дверью стоит — мой муж или раскладушка…
— Дура! — рявкнул Георгий Петрович. — С ума сошла? Какие вопросы? Какие ответы? Я тут стою, я! Открой, а то хуже будет! Дворянка недоделанная! Каренина гребаная!
Вне себя от злобы, Георгий Петрович забарабанил по двери кулаками, но очень скоро устал и принялся в бессильной ярости царапать крашеную поверхность ногтями.
— Ой! — пискнула Нина. — Опять скребется! Раскладушка!
— Это я! — заревел Георгий Петрович. — Открой, а то хуже будет!
Секунду он ждал ответа, и вдруг из-за двери раздался первый вопрос:
— Кто главный вождь пролетариата?
— Дура и есть, — сплюнул Георгий Петрович. — На такой вопрос и раскладушка ответить может. Конечно, Ленин Владимир Ильич.
— А… Что такое диктатура пролетариата?
— Тебе этого все равно не понять!
— Какой из Феликсов был железным?
— Дзержинский, дура!
— Ка… какой из Дзержинских был Феликсом? — начала путаться доведенная до отчаяния Нина. — Как называлась партия коммунистов?
— Коммунистической!
— А лейбористов?
— Пошла к черту!
— Где скрывается Березовский? Кто подставил кролика Роджера? Кому на Руси жить хорошо? Кто украл кораллы… у кого…
— У-у… дура… Открой дверь, я тебе говорю! Я тебе покажу Березовского! — бесновался Георгий Петрович. — Кораллы украл Карл… Маркс… у Клары… Цеткин…
— С каких слов начинался гимн Советского Союза?
Георгий Петрович гневно распялил рот, чтобы в очередной раз обозвать свою жену Нину дурой, как вдруг, расслышав последний вопрос, сменил гнев на милость, щелкнул каблуками стоптанных ботинок, вытянул руки, по швам и запел, старательно интонируя начинающиеся с заглавной буквы слова:
Союз нерушимы-ы-ый республик свободны-ы-ых
Сплотила-а-а навеки великая Ру-усь!
Да здравствует со-о-озданпый волей иародо-ов
Единый, могу-учий Советский Сою-у-уз…
С наслаждением пропев гимн от начала до самого конца, Георгий Петрович замолчал, прислушался к установившейся в квартире тишине и неожиданно понял, что он совершенно успокоился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48