от беспрерывных вспышек ночь исчезла, превратилась в странный, ослепляющий день, и вода, беспрерывным потоком струящаяся с каменного козырька, казалась в этом свете входным пологом из какой-то необычной полупрозрачной шкуры…
Духи несомненно были здесь, но являть себя своему Избранному почему-то не спешили. И тропу к ним приходилось искать самому.
Этот хребет казался выше пройденных; в особенности одна вершина. Большая ее часть тонула в предрассветном полумраке – как и вся низина, в которой Аймик коротал невесть какую ночь, – а вершина уже розовела, ее уже коснулись кончики рогов еще не видимого здесь Небесного Оленя… И, глядя, как светлеют облака, прилепившиеся к склонам этой горы, как все ярче и ярче сияет она в уходящей ночи, среди зеленеющего неба, исчезающих звезд, Аймик убеждался: ОНИ должны быть там… где-то у вершины… или даже по ту сторону хребта. По ту сторону Стены Мира.
Отсюда, снизу, казалось немыслимым добраться туда, к розовеющим снегам. Но он уже знал горы и понимал, что вон по той расселине без особого труда доберется до тех сосен, где виднеется что-то вроде тропы, должно быть проложенной козами. По ней он наверняка доберется до тех скал, а там… А там будет видно! Конечно, пройдет не день и не два. Конечно, он будет ошибаться, попадать в непроходимые места, возвращаться на старую тропу. Но он доберется.
Аймик уже собрал заплечник, еще раз проверил лук, поудобнее пристроил колчан со стрелами, уже взял в руку копье, готовясь встать на тропу к вершине, как вдруг…
«Ты САМ должен дойти, только сам. Не жди, что Могучие сами перенесут тебя через Стену Мира…»
Он вздрогнул, озираясь в недоумении. Показалось – голос Великого Ворона раздался совсем рядом, почти над самым ухом. Нет. Показалось. Никого.
9
Вот уже который день беспощадно слепило солнце. Так, что Аймик был вынужден пристроить под капюшон малицы кусок заячьей шкурки, чтобы хоть как-то защитить глаза. Он почти не смотрел по окрестностям – только под ноги, осторожно, словно слепой, прощупывая копьем снежный наст. Он брел по заснеженному гребню, огибая вершину, так чтобы попасть на другую сторону Стены Мира. До самой вершины еще высоко, и отсюда, вблизи, она кажется еще недоступнее, чем снизу. Но и не достигнув самого верха, он был на такой страшной высоте, которую прежде и представить себе не мог, оторванный, отрешенный от всего земного. Здесь были только слепящее небо и слепящий снег. И еще – выступающие из облаков и тумана горные пики. И где-то здесь его ожидали Могучие Духи.
Каждый шаг давался с мучительным трудом. Каждый глоток воздуха разрывал не только горло – все внутренности. Сердце колотилось так, словно стремилось вырваться из груди; оно молило об отдыхе. Желтые, синие, черные пятна расплывались перед глазами по снегу. Но Аймик шел и шел, не зная, доживет ли он до очередного ночлега… и будет ли конец всему этому.
Мир погружался в синий слабо искрящийся туман, то ли поднимающийся снизу, из ущелий, то ли опускающийся сверху, с небес. В нем исчезало все: и горные вершины, и бездонный провал, и заснеженный гребень, и даже само небо.
(Небо? А сам-то он где сейчас? Ведь говорили же: Стена Мира – она до самого Верхнего Мира возвышается. Так быть может…)
Аймик остановился. Откинул заячью шкурку. Огляделся.
Ничего. Розовато-сизый, слабо мерцающий туман – и ничего больше. Только вверху слева мутно светлеет какое-то пятно. Одно… Второе… Третье…
ЧТО ЭТО?!
Вокруг происходили какие-то перемены… Туман как будто растворялся, открывая и небо, и вершины гор. Но в небе… не одно, а ТРИ! Да, ТРИ СОЛНЦА зажглось в этом невозможном небе; Небесный Олень вывел на Лазурное пастбище двух невесть откуда взявшихся братьев.
А там, где вновь стали проступать горы… ГИГАНТСКАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ФИГУРА, ВЫШЕ САМОЙ ВЫСОКОЙ ГОРЫ, ВОЗНИКЛА НА ОДНОЙ ИЗ ВЕРШИН И ПРОСТЕРЛА СВОИ РУКИ ВВЫСЬ, ПРЯМО К ТРЕМ СОЛНЦАМ.
Чувствуя, что теряет рассудок, Аймик все же нашел в себе силы обратиться… прокричать… прохрипеть…
– Могучий Дух! Я – Аймик, сын Тигрольва, идущий к вам Северный Посланец…
Снег стал оседать под его ногами, увлекая за собой, вначале неспешно, вкрадчиво…
…В снежном облаке Аймик скользил – катился – кувыркался вниз по склону, оставляя глубокий след, все быстрее и быстрее… Вниз. В бездну.
Глава 13 ОДИНОКИЙ И ЕГО ДОЧЬ
1
Холод… Потом тепло… Где он? И кто он? Сознание возвращалось рывками, спутанно. В черном небе качались огромные белые звезды, а среди них одна кровавая… Не звезда – злобный глаз огромного волосатого единорога превращается в кровавую каплю от удара… О чем-то настойчиво говорит Великий Ворон, вещает что-то важное… Да нет, это Армер, конечно… все просто приснилось в бреду, а он – там. И Ата…
…Да, конечно, конечно, так уже было, совсем недавно: что-то тяжелое давит его грудь, и нет никаких сил освободиться от ненавистного гнета, нестерпимо воняющего паленой шерстью. Все то же самое, такое знакомое: вот и морозом откуда-то потянуло, и Ата рядом – как всегда, – и она снова подносит ему питье… Но почему-то Ата какая-то не такая…
Надвигается чужое — мир, где все по-другому, где нет «далеко» и «близко», и сейчас для него (Аймика? Нагу? Кого-то третьего?) этот чуждый, невероятный мир известен до мелочей, гораздо лучше, чем тот, едва проступающий, в котором морозный воздух мешается с невыносимым запахом шерсти, где остались руки Аты…
…А это чей голос? Не Армер, нет. И не Великий Ворон… Ах да, Великий Ворон – это же не взаправду, это сон, бред… ЧЕЙ ЭТО ГОЛОС?! ПЕЙЯГАН?! Неужели этот?!..
(Ах да! Это же был сон. За что ему ненавидеть своего брата?)
…Еще глоток… Хорошо-то как! Сейчас – снова в забытье…
Разглядев, что ухаживает за ним не Ата, а какая-то неведомая смуглянка, круглолицая, большеглазая, черноволосая, ничем Ату не напоминающая, он не сразу поверил своим глазам. Все казалось: что-то не то, какая-то ошибка… Ведь все это – сон? Ведь на самом деле он должен быть там, в жилище Армера, оправляться от ран, полученных в схватке с единорогом? Разве не так? И он старался не подавать виду, что уже приходит в себя, уже различает окружающее… А вдруг все же этот докучливый сон окончится и он наконец-то вернется к себе, станет самим собой, а весь этот бред с Избранничеством, будь оно неладно, растает, исчезнет, забудется… Пусть даже не забывается, тем лучше: они посмеются над глупым бредом. С Атой…
Он много спал, и во сне все это казалось возможным. Но провалы в иной мир случались все реже и реже, заменяясь глубоким, уже почти здоровым сном. И все отчетливее, все неумолимее надвигалось понимание: нет! Туда ему не вернуться! Он – Аймик, Избранный, перебравшийся через самую Стену Мира и встретившийся там лицом к лицу… видимо, с кем-то из Них, Могучих. И сейчас он… Невесть где и с кем.
Он старался не выдать себя, казаться слабее, чем на самом деле. Вслушивался. Украдкой наблюдал из-под приспущенных ресниц… пока веки не наливались тяжестью и он вновь не уплывал в спасительный сон… Как не хотелось возвращаться! Но уж если это неизбежно, он по крайней мере постарается понять, где находится и кто это рядом с ним. Люди? Духи? Предки, быть может?
Постепенно Аймик понял: их двое – молодая женщина и мужчина. Женщину он уже знал достаточно хорошо; она-то за ним и ухаживала. Руки – сильные, ловкие – узнал прежде, чем лицо рассмотрел. А вот мужчину никак разглядеть не удавалось; он как-то все в стороне да в стороне. Наверное, подходил ближе, наверное, помогал, да, видимо, тогда только, когда Аймик и впрямь был в забытьи. Понял только: постарше женщины. По голосам догадался.
Разговаривали эти двое редко. Речь совсем незнакомая, ни на один из известных Аймику языков и наречий не похожа, – а ведь он за годы странствий с кем только не встречался. Говорил чаще мужчина; голос у него немного странный, часто сбивающийся на скороговорку. Но по тону понятно: он здесь хозяин. Впрочем, в женской речи не чувствовалось ни угодничества, ни страха. Скорее, безразличие…
А вот люди они или нет, в Среднем ли он Мире или уже ТАМ, – Аймик не мог решить. Похоже по всему – люди. Но с другой стороны, разве это мыслимо – уцелеть после такого падения? И что же это за люди, за Стеной Мира живущие? Сколько лун прошло с тех пор, как он в последний раз принял дар, в последний раз с живыми людьми беседовал…
В конце концов Аймик понял: продолжать притворяться нет смысла. Ничего он не узнает, пока не познакомится со своими… Спасителями? Проводниками в Края Сновидений, Земли Истоков? Понять нужно. Для начала – хотя бы это.
Она уже давно догадалась: тот, кого они выхаживают, пришел в себя, только вида не подает. Слушает. Подсматривает. И думает. Сказала Даду, но тот только рукой махнул:
– Пусть отдыхает; путь-то был неблизок. Скоро заговорит – куда денется? Лишь бы силы своей мужской не потерял.
Уходя, бросил с усмешкой:
– А ты смотри, с ним надо поласковее. Знаешь ведь… Сама так решила. Вот и выхаживай!
Она закусила губу и долго невидяще смотрела в темный угол.
Поднялась. Приготовила травный отвар. Всыпала в него щепоть порошка, оставленного Дадом, и, медленно помешивая, нашептывая Слова, подошла к лежанке.
Гость, по обыкновению, притворялся спящим, и по обыкновению – неумело. (Будь с ним поласковее…)
Она присела на край лежанки и, придерживая на коленях чашу с отваром, стала внимательно вглядываться в лицо «спящего».
(А он… ничего. Только усталый. Не стар, а уже седина пробивается. И морщины.)
Дрогнули веки, шевельнулись усы. Что ж, она – дочь Дада, ее взгляд тяжел.
Протянула руку и легонько взъерошила его длинные, давно нечесаные волосы.
– Ну хватит притворяться. Глотни-ка вот этого…
2
Аймик вздрогнул и широко распахнул глаза в полном недоумении. Язык… Невозможно ошибиться: с ним заговорили на языке детей Волка! Стало быть, он и вправду уже ТАМ… У предков или в преддверии…
Женщина убрала руку с его лба, привычно помогла приподняться и поднесла к губам деревянную чашу со знакомым, кислым с горчинкой питьем. Напившись, Аймик вновь откинулся на шкуры. Это не было притворством: лежа, он чувствовал себя вполне бодрым, почти здоровым, но стоило только приподняться, начиналось сильное головокружение, тело охватывала слабость, даже тошнота подступала. Впрочем, этот напиток со странным привкусом бодрил; сегодня, пожалуй, больше, чем прежде.
Аймик уже достаточно хорошо изучил облик своей целительницы, но сейчас впервые смотрел на нее открыто, глаза в глаза. Взгляд ее глубоких черных глаз был не просто спокойным – отстраненным. Если он и впрямь уже по ТУ сторону, – наверное, так оно и должно быть.
– Кто ты?.. И где я? – проговорил Аймик и сам удивился тому, с каким трудом дались ему эти слова. (Ослаб, совсем ослаб! Или… уже мертв?) Женщина чуть улыбнулась:
– Я? Мада. Где ты? В нашем доме. Мы вдвоем тут живем: Дад и я.
(Все же люди.)
– Дад – это муж?
– Нет. Отец.
Словно легкое мимолетное облачко на мгновение скользнуло по ее лицу.
(Люди! Точно – люди! Живые! Значит, и он жив!) — А как я… попал?..
– Ого! – Мада подсела ближе. – Ты с такой высоты сверзился! Видел бы свой след в снегу! Мы с Дадом еле-еле тебя выкопали. И как только жив остался?..
Аймик слушал вполуха; навалилась слабость, даже на лежачего. Голову понемногу начал стягивать обруч боли… Спросил для чего-то, плохо понимая свои собственные слова:
– Так, значит… вдвоем… на самой Стене Мира? – «Стена Мира»? – Женщина искренне удивилась.
– О чем это ты? – Но, заметив его состояние, перебила сама себя: – Ну все, хватит, хватит для начала. Вот, глотни-ка еще – и спать, спать!
Аймик не заставил себя упрашивать.
3
Аймик беспробудно проспал до следующего утра и, очнувшись, почувствовал себя намного бодрее, чем прежде. Косой солнечный луч падал на его постель, и пылинки в этом свете плясали, словно бесчисленные духи. Женщины рядом не было (Мада. Кажется, так ее зовут); судя по звукам, она кормила очаг. А рядом с лежанкой непо– движно сидел мужчина и пристально смотрел на Аймика, очевидно поджидая его пробуждение. Заметив, что тот открыл глаза, пошевелился, растягивая рот в улыбке:
– Ну наконец-то! А то ты все с Духами общался; с людьми и поговорить не хочешь? Я Дад Одинокий. Отец Мады. Той, что тебя выходила. – Он слегка кивнул назад, в сторону очага.
– Аймик…
(Ах ты! Вчера-то даже имени своего не назвал. И ведь нужно рассказать как можно скорее, что он – Избранный, что привечать его небезопасно, что ему нужна тропа к Могучим…)
Дад поднял руку. Показалось: пылинки-духи, резвящиеся в солнечном свете, окружили его широкую короткопалую ладонь, выплясывая вокруг нее какой-то замысловатый танец.
– Знаю, знаю. Ты – Северный Посланец, идущий к Властителям. Что ж, ты дошел. Но об этом потом потолкуем, когда ты сил наберешься. А пока…
У губ вновь оказалась чаша. Аймик сделал два или три глотка чего-то смолистого, вяжущего рот, едко пахнущего, под монотонное бормотание старика («Старика»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Духи несомненно были здесь, но являть себя своему Избранному почему-то не спешили. И тропу к ним приходилось искать самому.
Этот хребет казался выше пройденных; в особенности одна вершина. Большая ее часть тонула в предрассветном полумраке – как и вся низина, в которой Аймик коротал невесть какую ночь, – а вершина уже розовела, ее уже коснулись кончики рогов еще не видимого здесь Небесного Оленя… И, глядя, как светлеют облака, прилепившиеся к склонам этой горы, как все ярче и ярче сияет она в уходящей ночи, среди зеленеющего неба, исчезающих звезд, Аймик убеждался: ОНИ должны быть там… где-то у вершины… или даже по ту сторону хребта. По ту сторону Стены Мира.
Отсюда, снизу, казалось немыслимым добраться туда, к розовеющим снегам. Но он уже знал горы и понимал, что вон по той расселине без особого труда доберется до тех сосен, где виднеется что-то вроде тропы, должно быть проложенной козами. По ней он наверняка доберется до тех скал, а там… А там будет видно! Конечно, пройдет не день и не два. Конечно, он будет ошибаться, попадать в непроходимые места, возвращаться на старую тропу. Но он доберется.
Аймик уже собрал заплечник, еще раз проверил лук, поудобнее пристроил колчан со стрелами, уже взял в руку копье, готовясь встать на тропу к вершине, как вдруг…
«Ты САМ должен дойти, только сам. Не жди, что Могучие сами перенесут тебя через Стену Мира…»
Он вздрогнул, озираясь в недоумении. Показалось – голос Великого Ворона раздался совсем рядом, почти над самым ухом. Нет. Показалось. Никого.
9
Вот уже который день беспощадно слепило солнце. Так, что Аймик был вынужден пристроить под капюшон малицы кусок заячьей шкурки, чтобы хоть как-то защитить глаза. Он почти не смотрел по окрестностям – только под ноги, осторожно, словно слепой, прощупывая копьем снежный наст. Он брел по заснеженному гребню, огибая вершину, так чтобы попасть на другую сторону Стены Мира. До самой вершины еще высоко, и отсюда, вблизи, она кажется еще недоступнее, чем снизу. Но и не достигнув самого верха, он был на такой страшной высоте, которую прежде и представить себе не мог, оторванный, отрешенный от всего земного. Здесь были только слепящее небо и слепящий снег. И еще – выступающие из облаков и тумана горные пики. И где-то здесь его ожидали Могучие Духи.
Каждый шаг давался с мучительным трудом. Каждый глоток воздуха разрывал не только горло – все внутренности. Сердце колотилось так, словно стремилось вырваться из груди; оно молило об отдыхе. Желтые, синие, черные пятна расплывались перед глазами по снегу. Но Аймик шел и шел, не зная, доживет ли он до очередного ночлега… и будет ли конец всему этому.
Мир погружался в синий слабо искрящийся туман, то ли поднимающийся снизу, из ущелий, то ли опускающийся сверху, с небес. В нем исчезало все: и горные вершины, и бездонный провал, и заснеженный гребень, и даже само небо.
(Небо? А сам-то он где сейчас? Ведь говорили же: Стена Мира – она до самого Верхнего Мира возвышается. Так быть может…)
Аймик остановился. Откинул заячью шкурку. Огляделся.
Ничего. Розовато-сизый, слабо мерцающий туман – и ничего больше. Только вверху слева мутно светлеет какое-то пятно. Одно… Второе… Третье…
ЧТО ЭТО?!
Вокруг происходили какие-то перемены… Туман как будто растворялся, открывая и небо, и вершины гор. Но в небе… не одно, а ТРИ! Да, ТРИ СОЛНЦА зажглось в этом невозможном небе; Небесный Олень вывел на Лазурное пастбище двух невесть откуда взявшихся братьев.
А там, где вновь стали проступать горы… ГИГАНТСКАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ФИГУРА, ВЫШЕ САМОЙ ВЫСОКОЙ ГОРЫ, ВОЗНИКЛА НА ОДНОЙ ИЗ ВЕРШИН И ПРОСТЕРЛА СВОИ РУКИ ВВЫСЬ, ПРЯМО К ТРЕМ СОЛНЦАМ.
Чувствуя, что теряет рассудок, Аймик все же нашел в себе силы обратиться… прокричать… прохрипеть…
– Могучий Дух! Я – Аймик, сын Тигрольва, идущий к вам Северный Посланец…
Снег стал оседать под его ногами, увлекая за собой, вначале неспешно, вкрадчиво…
…В снежном облаке Аймик скользил – катился – кувыркался вниз по склону, оставляя глубокий след, все быстрее и быстрее… Вниз. В бездну.
Глава 13 ОДИНОКИЙ И ЕГО ДОЧЬ
1
Холод… Потом тепло… Где он? И кто он? Сознание возвращалось рывками, спутанно. В черном небе качались огромные белые звезды, а среди них одна кровавая… Не звезда – злобный глаз огромного волосатого единорога превращается в кровавую каплю от удара… О чем-то настойчиво говорит Великий Ворон, вещает что-то важное… Да нет, это Армер, конечно… все просто приснилось в бреду, а он – там. И Ата…
…Да, конечно, конечно, так уже было, совсем недавно: что-то тяжелое давит его грудь, и нет никаких сил освободиться от ненавистного гнета, нестерпимо воняющего паленой шерстью. Все то же самое, такое знакомое: вот и морозом откуда-то потянуло, и Ата рядом – как всегда, – и она снова подносит ему питье… Но почему-то Ата какая-то не такая…
Надвигается чужое — мир, где все по-другому, где нет «далеко» и «близко», и сейчас для него (Аймика? Нагу? Кого-то третьего?) этот чуждый, невероятный мир известен до мелочей, гораздо лучше, чем тот, едва проступающий, в котором морозный воздух мешается с невыносимым запахом шерсти, где остались руки Аты…
…А это чей голос? Не Армер, нет. И не Великий Ворон… Ах да, Великий Ворон – это же не взаправду, это сон, бред… ЧЕЙ ЭТО ГОЛОС?! ПЕЙЯГАН?! Неужели этот?!..
(Ах да! Это же был сон. За что ему ненавидеть своего брата?)
…Еще глоток… Хорошо-то как! Сейчас – снова в забытье…
Разглядев, что ухаживает за ним не Ата, а какая-то неведомая смуглянка, круглолицая, большеглазая, черноволосая, ничем Ату не напоминающая, он не сразу поверил своим глазам. Все казалось: что-то не то, какая-то ошибка… Ведь все это – сон? Ведь на самом деле он должен быть там, в жилище Армера, оправляться от ран, полученных в схватке с единорогом? Разве не так? И он старался не подавать виду, что уже приходит в себя, уже различает окружающее… А вдруг все же этот докучливый сон окончится и он наконец-то вернется к себе, станет самим собой, а весь этот бред с Избранничеством, будь оно неладно, растает, исчезнет, забудется… Пусть даже не забывается, тем лучше: они посмеются над глупым бредом. С Атой…
Он много спал, и во сне все это казалось возможным. Но провалы в иной мир случались все реже и реже, заменяясь глубоким, уже почти здоровым сном. И все отчетливее, все неумолимее надвигалось понимание: нет! Туда ему не вернуться! Он – Аймик, Избранный, перебравшийся через самую Стену Мира и встретившийся там лицом к лицу… видимо, с кем-то из Них, Могучих. И сейчас он… Невесть где и с кем.
Он старался не выдать себя, казаться слабее, чем на самом деле. Вслушивался. Украдкой наблюдал из-под приспущенных ресниц… пока веки не наливались тяжестью и он вновь не уплывал в спасительный сон… Как не хотелось возвращаться! Но уж если это неизбежно, он по крайней мере постарается понять, где находится и кто это рядом с ним. Люди? Духи? Предки, быть может?
Постепенно Аймик понял: их двое – молодая женщина и мужчина. Женщину он уже знал достаточно хорошо; она-то за ним и ухаживала. Руки – сильные, ловкие – узнал прежде, чем лицо рассмотрел. А вот мужчину никак разглядеть не удавалось; он как-то все в стороне да в стороне. Наверное, подходил ближе, наверное, помогал, да, видимо, тогда только, когда Аймик и впрямь был в забытьи. Понял только: постарше женщины. По голосам догадался.
Разговаривали эти двое редко. Речь совсем незнакомая, ни на один из известных Аймику языков и наречий не похожа, – а ведь он за годы странствий с кем только не встречался. Говорил чаще мужчина; голос у него немного странный, часто сбивающийся на скороговорку. Но по тону понятно: он здесь хозяин. Впрочем, в женской речи не чувствовалось ни угодничества, ни страха. Скорее, безразличие…
А вот люди они или нет, в Среднем ли он Мире или уже ТАМ, – Аймик не мог решить. Похоже по всему – люди. Но с другой стороны, разве это мыслимо – уцелеть после такого падения? И что же это за люди, за Стеной Мира живущие? Сколько лун прошло с тех пор, как он в последний раз принял дар, в последний раз с живыми людьми беседовал…
В конце концов Аймик понял: продолжать притворяться нет смысла. Ничего он не узнает, пока не познакомится со своими… Спасителями? Проводниками в Края Сновидений, Земли Истоков? Понять нужно. Для начала – хотя бы это.
Она уже давно догадалась: тот, кого они выхаживают, пришел в себя, только вида не подает. Слушает. Подсматривает. И думает. Сказала Даду, но тот только рукой махнул:
– Пусть отдыхает; путь-то был неблизок. Скоро заговорит – куда денется? Лишь бы силы своей мужской не потерял.
Уходя, бросил с усмешкой:
– А ты смотри, с ним надо поласковее. Знаешь ведь… Сама так решила. Вот и выхаживай!
Она закусила губу и долго невидяще смотрела в темный угол.
Поднялась. Приготовила травный отвар. Всыпала в него щепоть порошка, оставленного Дадом, и, медленно помешивая, нашептывая Слова, подошла к лежанке.
Гость, по обыкновению, притворялся спящим, и по обыкновению – неумело. (Будь с ним поласковее…)
Она присела на край лежанки и, придерживая на коленях чашу с отваром, стала внимательно вглядываться в лицо «спящего».
(А он… ничего. Только усталый. Не стар, а уже седина пробивается. И морщины.)
Дрогнули веки, шевельнулись усы. Что ж, она – дочь Дада, ее взгляд тяжел.
Протянула руку и легонько взъерошила его длинные, давно нечесаные волосы.
– Ну хватит притворяться. Глотни-ка вот этого…
2
Аймик вздрогнул и широко распахнул глаза в полном недоумении. Язык… Невозможно ошибиться: с ним заговорили на языке детей Волка! Стало быть, он и вправду уже ТАМ… У предков или в преддверии…
Женщина убрала руку с его лба, привычно помогла приподняться и поднесла к губам деревянную чашу со знакомым, кислым с горчинкой питьем. Напившись, Аймик вновь откинулся на шкуры. Это не было притворством: лежа, он чувствовал себя вполне бодрым, почти здоровым, но стоило только приподняться, начиналось сильное головокружение, тело охватывала слабость, даже тошнота подступала. Впрочем, этот напиток со странным привкусом бодрил; сегодня, пожалуй, больше, чем прежде.
Аймик уже достаточно хорошо изучил облик своей целительницы, но сейчас впервые смотрел на нее открыто, глаза в глаза. Взгляд ее глубоких черных глаз был не просто спокойным – отстраненным. Если он и впрямь уже по ТУ сторону, – наверное, так оно и должно быть.
– Кто ты?.. И где я? – проговорил Аймик и сам удивился тому, с каким трудом дались ему эти слова. (Ослаб, совсем ослаб! Или… уже мертв?) Женщина чуть улыбнулась:
– Я? Мада. Где ты? В нашем доме. Мы вдвоем тут живем: Дад и я.
(Все же люди.)
– Дад – это муж?
– Нет. Отец.
Словно легкое мимолетное облачко на мгновение скользнуло по ее лицу.
(Люди! Точно – люди! Живые! Значит, и он жив!) — А как я… попал?..
– Ого! – Мада подсела ближе. – Ты с такой высоты сверзился! Видел бы свой след в снегу! Мы с Дадом еле-еле тебя выкопали. И как только жив остался?..
Аймик слушал вполуха; навалилась слабость, даже на лежачего. Голову понемногу начал стягивать обруч боли… Спросил для чего-то, плохо понимая свои собственные слова:
– Так, значит… вдвоем… на самой Стене Мира? – «Стена Мира»? – Женщина искренне удивилась.
– О чем это ты? – Но, заметив его состояние, перебила сама себя: – Ну все, хватит, хватит для начала. Вот, глотни-ка еще – и спать, спать!
Аймик не заставил себя упрашивать.
3
Аймик беспробудно проспал до следующего утра и, очнувшись, почувствовал себя намного бодрее, чем прежде. Косой солнечный луч падал на его постель, и пылинки в этом свете плясали, словно бесчисленные духи. Женщины рядом не было (Мада. Кажется, так ее зовут); судя по звукам, она кормила очаг. А рядом с лежанкой непо– движно сидел мужчина и пристально смотрел на Аймика, очевидно поджидая его пробуждение. Заметив, что тот открыл глаза, пошевелился, растягивая рот в улыбке:
– Ну наконец-то! А то ты все с Духами общался; с людьми и поговорить не хочешь? Я Дад Одинокий. Отец Мады. Той, что тебя выходила. – Он слегка кивнул назад, в сторону очага.
– Аймик…
(Ах ты! Вчера-то даже имени своего не назвал. И ведь нужно рассказать как можно скорее, что он – Избранный, что привечать его небезопасно, что ему нужна тропа к Могучим…)
Дад поднял руку. Показалось: пылинки-духи, резвящиеся в солнечном свете, окружили его широкую короткопалую ладонь, выплясывая вокруг нее какой-то замысловатый танец.
– Знаю, знаю. Ты – Северный Посланец, идущий к Властителям. Что ж, ты дошел. Но об этом потом потолкуем, когда ты сил наберешься. А пока…
У губ вновь оказалась чаша. Аймик сделал два или три глотка чего-то смолистого, вяжущего рот, едко пахнущего, под монотонное бормотание старика («Старика»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71