Когда прорицатель произнёс: «И так будет!» – штаны безбрового стали мокрыми. Ему вдруг отчетливо показалось, что он уже умер, что смерть уже стоит за его спиной. Надзиратель затравлено оглянулся. Быстрая, серая тень метнулась к нему, и свет померк. В последний момент Ах-куч захотел что-то крикнуть этому миру, но в его горле только коротко булькнуло.
Территориальные воды королевства Грайвор.
День третий.
восемь часов после Полуденной службы.
Сверху раздался громкий гортанный выкрик. Риксус задрал голову, пытаясь среди нагромождения парусов разглядеть кричавшего, но тут же потерял равновесие и пошатнулся.
– Осторожнее, господин Риксус, – Зонг подхватил его под локоть. – Часа через два привыкнете к качке, а пока я бы не советовал вам разглядывать мачты, – незаметно улыбаясь в усы, дружелюбно пробасил он.
– Спасибо, – смущенно кивнул чиновник. – Я лишь пытался разобрать, что он кричит, но ничего, к сожалению, не понял, кроме того, что это крик радости.
Стражник нахмурился и, понизив голос, пробурчал:
– Радости… Скажете тоже! Он не просто радуется, он от радости чуть в штаны не ссы… – Зонг вовремя прикусил язык. – Короче, восторг у него! Грайвор, видите ли, за горизонтом скрылся. Они так орут, когда земли неверных покидают. Это для нас Грайвор – дом родной, а для губошлёпов – презренная грязь, а мы, стало быть, черви. А черви нешто люди?
– Это не совсем так, Зонг, – возразил ему Риксус. – Каждый народ имеет свои обычаи, и мы просто обязаны…
Оглушительный рёв прервал его едва начавшуюся лекцию. Грайворцы вздрогнули и обернулись на звук. На баке выстроилась шеренга матросов, каждый из которых держал в руках длинную, в полтора ярда, трубу и старательно пузырил щёки, выдувая заунывно-торжественный мотив.
– Это а'тиллы, – пытаясь перекричать трубачей, восторженно сообщил Риксус.
– Что?! – беззвучно открывая рот, переспросил стражник.
– А'тиллы – трубы такие!! Они считаются священными! Салийцы полагают, что их голосом говорит сам Многоликий. Они используются в храмах во время богослужений и по особо торжественным случаям, – рискуя сорвать голос, снова прокричал Риксус. – Вот только не понимаю: раньше салийцы никогда не позволяли чужестранцам присутствовать на подобных церемониях. Многие слышали звуки а'тилл, но увидеть их ещё никому не удавалось. Нам сильно повезло!
Непривычная для грайворского слуха громогласная мелодия стихла так же резко, как началась, и последние слова Риксус выкрикнул в полной тишине.
– Да, собака, тебе сильно повезло, – раздался за его спиной голос.
Риксус ещё не успел осознать смысл обращенной к нему фразы, а мощная рука Зонга уже отбросила его в сторону. Заслонив собой чиновника, ветеран молниеносно выхватил меч и изготовился к бою. В тот же миг на него сверху обрушилась тяжёлая сеть, а вслед за ней – несколько вооруженных человек. Стражника прижали к палубе и обезоружили. Двое других грайворских стражников вообще не успели ничего предпринять: они вдруг обнаружили, что на них нацелено с десяток арбалетов. Немного поколебавшись, Листвиг, а за ним и Марн отцепили ножны и опустили их на палубу. К ним сразу метнулись матросы, и, связав, уложили лицом вниз. Риксус оторопело смотрел на происходящее до тех пор, пока кто-то грубым толчком в спину не сбил его с ног.
Салийский офицер, отвечающий за безопасность корабля, неспешно подошел к распростёртому на палубе представителю короны Грайвора. Повинуясь его ленивому жесту, пленника приподняли и поставили на колени.
– Тебе сильно повезло, – как ни в чем не бывало, продолжил салиец. – Ты не только увидел а'тиллу, но и стал причиной её песни. Мы везём на родину скорбный груз, но Многоликий не оставил своих детей и подарил нам отмщение. Песня а'тиллы возвестила, что смерть сына Великой Империи была не напрасна – мы раскрыли заговор неверных, и теперь священная империя преумножится новыми землями. А ты, собака, рассказав правду, нам в этом поможешь. Так что тебе сильно повезло… Очень сильно! – он расхохотался, запрокинув голову.
– Что здесь происходит?!
Матросы испуганно посторонились, пропуская генерала тайной полиции империи.
– Я тебя спрашиваю, батаб, что здесь происходит? – прожигая взглядом побледневшего помощника, повторил барон.
– Господин, – севшим голосом, пролепетал офицер. – Вы же сами приказали разоружить грайворцев.
– А скажи мне, – барон сделал небольшую паузу, после чего презрительно выделил, – ах-куч, приказывал ли я тебе трогать вот этого человека? – Ойба э'Илом указал на Риксуса.
Услышав обращение «ах-куч», то есть «потерявший лицо», офицер посерел. Казалось, что он и в самом деле потерял лицо – настолько невыразительно-мёртвым оно вдруг стало.
– Я… я… – задыхаясь, попытался он что-то сказать в своё оправдание.
– Тебе повезло, что сегодня у меня хорошее настроение, – совершенно не обращая внимания на эти жалкие потуги, произнёс барон. – Поэтому, пожалуй, я подарю тебе шанс сохранить свою честь. У тебя есть время до захода солнца. – Он отвернулся от бывшего подчинённого, словно того уже не существовало на свете. – Этих, – барон кивнул в сторону стражников, – в трюм! А господина Риксуса проводите в мою каюту, – приказал он. – Вы же не откажетесь немного побыть моим личным гостем? – окинув взглядом трясущегося от страха грайворского чиновника, осведомился Ойба, – Вот и прекрасно, – не дожидаясь ответа, многозначительно улыбнулся салиец.
День четвёртый.
первый час после Полуночной службы.
Сильная головная боль мешала сосредоточиться, но лис всё же сумел выровнить дыхание. Юр прислушался к своим ощущениям. Мерное покачивание указывало, что он находится на корабле, причём в открытом море. Лис не стал тратить силы на удивление – он просто принял этот факт и продолжал вслушиваться в тишину. Чуткий нос уловил запахи незнакомых благовоний – следовательно, это был не трюм, а скорее всего какая-то каюта, в которой он, разумеется, присутствовал не в ранге гостя, учитывая, как затекли запястья и щиколотки, перетянутые прочными веревками. Чей это корабль, гадать было глупо – все загадки рано или поздно будут разрешены.
Интересно, как долго он «держал блок»? И почему ему не поверили, не сочли мертвым, а притащили сюда, да ещё крепко связали? Неужели, одна из самых главных тайн питомника раскрыта? Только не паниковать! Нужно успокоиться, несмотря на всю чудовищность подобного предположения. Юр попытался расслабиться, но мало в этом преуспел. Он вспомнил, как Герр его учил «держать блок». Это был самый сложный этап обучения для каждого лиса, и с первого раза он удавался очень немногим. Да и после его «держали» все по-разному. Одни – всего лишь около часа, другие могли «закрыться» часов на пять, а самые способные – на сутки и более, причём для восстановления им требовалась всего пара дней. Некоторые недопёски всерьёз верили, что умение ставить «блок» позаимствовано лисами у своих лесных тёзок. В случае опасности, когда не было другого выхода, хитрый зверь притворялся мёртвым. Его можно было бить, швырять, таскать за хвост – он не подавал признаков жизни, терпеливо ожидая момента, когда человек поверит в его смерть и потеряет бдительность. Многие неопытные ловчие попадались на этот незамысловатый трюк: бросали тушку зверя в кожаный мешок, притороченный к седлу, а по возвращении домой удивлённо разглядывали дыру в пустом мешке. Только вот зверь умело притворялся, а лис, «поставив блок», и в самом деле существовал между двумя мирами. В таком состоянии он ничего не чувствовал, его тело было холодным, а дыхание таким слабым, что распознать его было не по силам даже самому искусному лекарю. Он был за гранью этого мира, и даже другие лисы не могли встать на след своего собрата. И самое главное – лис после «блока» не помнил событий предыдущих трёх-четырёх дней. Он не помнил свой последний след – лисы умели хранить свои тайны…
Юр услышал, как открылась дверь. В каюту кто-то вошел, вернее, вошли – судя по шагам, людей было двое. Послышалась непродолжительная возня, лязг железа и ещё какой-то неясный, похожий на сухое потрескивание, звук. Потом один из вошедших приблизился к нему и внезапно Юр выгнулся дугой от жуткой невыносимой боли. С его уст сорвался дикий крик, а в помещении запахло палёным мясом.
– С пробуждением лис, добро пожаловать, – с издёвкой произнёс барон Ойба э'Илом. – Я молился о том, чтобы Многоликий вернул тебя сейчас – пока мы ещё в пути. Теперь у нас есть время побеседовать по душам.
«Салийцы, – услышав характерный акцент, понял Юр. – Неужели, я шёл по их следу? Зачем?» – Внезапно он осознал весь ужас своего положения. Судя по тому, как началась беседа, салийцы решили с ним не церемониться. Скорее всего они не подозревают, что он ничего не помнит, и будут терзать его до последнего. – «О, всемилостивый Шаур, помоги мне!» – взмолился он в отчаянии.
– Тебе страшно, лис, я знаю, хоть ты это и пытаешься скрыть, – тем временем продолжал Ойба. – Давай, лис, открой глаза, я хочу увидеть твой страх.
Юр послушно открыл глаза. Это была не каюта, точнее не совсем каюта… Прямо над ним с потолочной балки свисали цепи, клещи и другие зловещие инструменты, о назначении которых даже не хотелось думать. Лис был раздет до пояса и распят на столе из грубо отесанного дерева. Справа от стола стояла жаровня. Смуглый палач неторопливо шуровал в ней добела раскаленным прутом. Юр на мгновение заглянул в его безразличные глаза и похолодел – в них не было ничего человеческого.
– Я вижу, Самри произвёл на тебя впечатление, – произнёс всё тот же голос.
Лис повернул голову. Слева от него, развалившись в кресле, сидел салиец.
– Это один из лучших моих рабов. Знаешь, как его прозвали на родине? «Ужас пустыни». Некогда он был самым знаменитым в Левийи душегубом. Он не просто грабил караваны и убивал путников – ему нравилось мучить свои жертвы. Это очень ценный раб. Когда он попал ко мне, мы быстро поладили: всего-то пришлось вырвать ему язык, но теперь преданней раба у меня нет. К тому же – представляешь, лис – это чудовище оказалось способным любить. Уже будучи рабом, он без памяти влюбился в одну из моих наложниц, и теперь он больше боится за неё, чем за себя. Он даже не думал сбежать, пока был со мной в Грайворе. Удобно, правда? Молчишь? Странно, я думал, лисы более смышлены. Самри!
Палач выхватил из жаровни раскалённый прут и прижал его к телу пленника. Юр вновь закричал. В этот раз пытка длилась немного дольше. Раб убрал прут только после того, как его хозяин небрежно махнул рукой.
– Надеюсь, теперь ты понял, что когда я задаю вопрос, тебе следует отвечать? – жёстко спросил барон.
– Да, – прохрипел лис.
– Уже лучше, – удовлетворенно хмыкнул Ойба. – Честно говоря, мне бы даже хотелось, чтобы ты немного поупорствовал. С некоторых пор у меня к вам, к лисам, отношение особое. Я бы многое отдал, чтобы вместо тебя на этом месте сейчас находился другой нюхач. Догадываешься, о ком я?
– Вейдж, – быстро произнёс Юр.
– Я думал, что вы, лисы, будете немного покрепче, – довольно усмехнулся барон. – Ты так быстро отвечаешь, что я рискую остаться без удовольствия слушать твои крики, а я предпочитаю себе ни в чем не отказывать. Самри!
И снова помещение огласил душераздирающий крик.
– Если бы не этот палёный запах, – барон сморщился и помахал рукой перед носом, – удовольствие было бы куда более полным. Согласись, пытка калёным железом совершенна своей изящной простотой. Впрочем, сейчас у тебя, скорее всего, на этот счёт другое мнение. Жаль… – вздохнул салиец. – Очень жаль, что сейчас мы не можем с тобой обсудить достоинства и недостатки других пыток, – будто бы извиняясь, Ойба развел руками. – Так сложилось, что мне необходимо доставить тебя в империю в более-менее нормальном состоянии. Что такое несколько небольших ожогов? Они заживут, и довольно быстро! А вот, например, после «розы пупка» ты бы уже никогда самостоятельно передвигаться не смог. Слышал о такой пытке? Сначала делается маленький надрез в районе пупка, потом берется тонкий узкий крючок, цепляется одна кишка и вытаскивается через разрез наружу, потом другая и так до тех пор, пока у тебя на животе не «расцветет» благоухающая кровавая роза. Нравится? – Приподнял бровь Ойба. – Я спросил тебя, лис, нравится? – повысил он голос.
Палач, не дожидаясь приказа, схватил щипцами раскаленный прут, но тут же замер, увидев предостерегающе поднятую руку хозяина.
– Не очень, – слабым голосом ответил лис.
– Ты мужлан, лис! Да к тому же, ещё и грайворец! Я всегда говорил, что вашему народу не хватает изысканности. Вы примитивны, как варвары. Но ничего, я надеюсь, что после того, как расследование будет завершено, и твоя внешность, как впрочем, и сам ты, уже никого не будут волновать, я научу тебя ценить прекрасное, – усмехнулся барон. – Кстати, о расследовании… Просвети меня, лис, сколько дней вылетает из вашей памяти, после того, как вы впадаете в этот свой мерзкий «сон»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50