Кряхтя, Вазгер тяжело поднялся и с наслаждением втянул свежий морозный воздух и лишь затем огляделся.
Он стоял почти у самого берега реки — Лаана находилась всего в десятке шагов от отверстия водовода. Местность была тщательно очищена от растительности, чтобы не засорять водовод листьями и другим сором, так что вокруг было совершенно голо. Город был позади, и до Вазгера отчетливо доносился шум сражения, однако поблизости наемник не заметил ни одного золонианина — слишком неудобное место тут было для штурма. И все же Вазгер не позволил себе расслабиться, прекрасно помня, что на нем все еще одежды городского стражника Мэсфальда и любой встречный воин короля Сундарама не станет церемониться и выяснять, кто он такой на самом деле. Кроме того, промокшая одежда уже начала подмерзать на холодном ветру. Нужно было срочно раздобыть сухие вещи или хотя бы обсушиться у костра, но подальше от чужих глаз.
Не задумываясь, Вазгер стащил с себя излишне приметную куртку стражника, оставшись лишь в рубахе и кольчуге, а затем быстрым шагом, продираясь через сугробы, зашагал прочь от городских стен, сосредоточившись на том, чтобы как можно скорее перейти Лаану и оказаться на другом берегу. Ноги разъезжались на льду, и все же Вазгер не успокоился, пока не пересек реку. Только тогда он остановился и снова принялся осматриваться, чтобы решить, что делать дальше. Следовало убраться от Мэсфальда подальше и как можно скорее, а идти пешком не годилось — нужно было отыскать повозку или лошадь.
Наемник наконец-то заметил золониан: еще далеко не все воины Сундарама вошли в город, а потому именно здесь Вазгер собирался отыскать лошадь, благо недостатка в них в войске Золона не наблюдалось. Прищелкнув языком, наемник двинулся прямиком к ближайшему скоплению воинов, находящемуся в нескольких сотнях шагов, и вскоре вышел на дорогу. Идти стало гораздо легче — снег был утоптан множеством ног и уже не проваливался под сапогами.
Усилившийся запах гари вновь привлек внимание Вазгера. Повернув голову, он увидел за городскими стенами низкий гребень огня. Ветер сносил дым в противоположную сторону, однако запах чувствовался и здесь. Сейчас и золонианам, и жителям Мэсфальда следовало бы прекратить сражение и сообща начать тушить все разрастающийся пожар, но Вазгер знал, что ни те, ни другие не пойдут на это. Не пойдут, пока не станет уже слишком поздно, чтобы можно было что-то спасти. Наемник понимал также, что победа в этой войне уже не принесет радости даже тем, кто одержит верх — за это будет заплачена слишком дорогая цена. Думая об этом, наемник упустил тот момент, когда его наконец заметили. От группы золониан отделились двое и направились навстречу Вазгеру. Сейчас уже ничто не указывало на его принадлежность к войску Мэсфальда — наемник вовремя избавился от одежды, которая могла выдать его — и все же Вазгер нервничал еще больше, чем прежде.
— Эй, в чем дело? — окликнули наемника воины едва только подошли достаточно близко. Во взгляде их читалось неприкрытое любопытство и неосознанная настороженность. Вазгер, поежившись на ветру, вскинул руку в знак приветствия, чтобы лишний раз не раздражать золониан.
— Где господин Олмас? — выкрикнул наемник, всем своим существом выражая тревогу и озабоченность. Споткнувшись, он едва не упал и внутренне порадовался, сколь натурально это получилось. Золониане подбежали к наемнику и подхватили под руки, а он, переводя взгляд с одного на другого, поморщился и вновь повторил:
— Вы знаете, где господин Олмас? Мне нужно к нему как можно быстрее!
Вазгер уже не в силах был придумать что-то новое и решился повторить уже зарекомендовавший себя прием. Едва услышав об Олмасе, воины встрепенулись и, поддерживая Вазгера с обеих сторон, повели его к остальным, уже не спрашивая, что произошло. Когда все трое оказались возле основной группы золониан, по всей видимости ожидавшей приказа отправляться в город, один из воинов выпустил Вазгера и на какое-то время скрылся в толпе. Наконец ушедший воин вернулся и что-то шепнул своему товарищу, а тот, кивнув, потянул за собой Вазгера. Тот безропотно подчинился, прекрасно расслышав, что сказал золонианин.
— Терпи, старик, сейчас я тебя доставлю прямиком туда, куда тебе надо, — негромко произнес воин, увлекая наемника в направлении лошадей, уже оседланных и ожидающих лишь того, чтобы кто-то воспользовался ими. Несколько воинов пристально следили за тем, чтобы животные не разбрелись: привязать их здесь было некуда. Золонианин, с которым шел Вазгер, кивнул одному из них, и тот подвел пегого коня, чуть более широкого в кости, чем остальные.
— Сам залезешь? — поинтересовался воин и, получив утвердительный ответ, терпеливо дождался, пока наемник окажется в седле, а затем запрыгнул туда сам. Лошадь вздрогнула и присела, почувствовав непривычно большой вес, но затем крепко встала на ноги. Золонианин, ухватившись за поводья, вонзил лошади пятки в бока, заставив ее выскочить на дорогу.
Вазгер терпеливо ждал, пока они достаточно далеко удалятся от остальных воинов: ему не хотелось рисковать. Лошадь шла тяжеловато, но резво. Когда очередная группа всадников осталась позади, а дорога впереди оказалась пустынна, наемник понял, что лучшего случая не представится. Покрепче вцепившись в лошадиную гриву, Вазгер вскинул свободную руку и с разворота резко ударил локтем в голову сидящему позади воину. Тот даже не смог понять, что произошло. Лошадь дернулась, почувствовав, как резко натянулись поводья, но второй удар Вазгера сбросил золонианина на землю, разжав ему руки. Тот, схватившись за разбитое лицо, катался по снегу и пытался подняться на ноги, громко проклиная наемника, однако Вазгер не проронил ни слова в ответ. Поудобнее устроившись в седле, он послал лошадь вперед по дороге.
Никто не заметил случившегося, и, тем не менее, наемник подстегивал лошадь до тех пор, пока не понял, что не может заставить животное скакать еще быстрее. Хоть Вазгер и научился за свою жизнь довольно сносно держаться в седле, однако всадником он был неважнецким. Настоящий конник без особого труда мог бы догнать его, но наемник надеялся, что погони не будет, а если ее и организуют, никто все равно не узнает, где он скрылся. Вазгер не собирался задерживаться возле Мэсфальда — его ожидала Себорна и глава Собора Великих Змеев, для которого наемник все же добыл проклятый камень. Камень, за который пришлось отдать столько жизней…
За спиной пылал Мэсфальд, впереди уходила вдаль дорога, покрытая грязным утоптанным снегом. Дорога, ведущая туда, где должна бы закончиться эта история.
* * *
Он стоял посреди широкой улицы и смотрел в небо. Еще час назад почти безоблачное, голубовато-серое, теперь оно стало сизо-черным. Пока еще далеко бушевало пламя, Дагмар знал, что огонь не скоро доберется сюда, однако отчетливо слышал треск и грохот рушащихся перекрытий.
Меч выпал из разжавшихся пальцев и, ткнувшись острием в мостовую, упал под ноги, но Дагмар не заметил этого, продолжая неподвижно стоять задрав голову и глядя на густые клубы дыма, заполнившие небо.
Он не понимал, как боги могли допустить это. Отчего Покровители отвернулись от Мэсфальда, почему позабыли о нем? Этот город столь долго был одним из величайших во всей Империи, что просто не верилось в реальность происходящего. Разве мог хоть кто-то подумать о том, что золониане не только дойдут до стен Мэсфальда, но и ворвутся в город?
Дагмар упал на колени и уткнул лицо в ладони. Слезы бежали у него по щекам, и он не пытался остановить их, одними лишь губами беззвучно шепча:
— За что? За что это все?
Но ни люди, ни боги не слышали его. И никто не ответил…
Бывший король некогда великого, а ныне рухнувшего к ногам завоевателей города был один. Еще недавно он клялся, что вновь войдет в Мэсфальд, и вот сегодня это случилось, однако радости не было, да и не могло быть. Кого он хотел обмануть, кого желал наказать? Почему все получилось именно так?
— За что? — продолжал тихо шептать Дагмар, чувствуя на губах соль слез. — За что, во имя Покровителей?..
Паррот медленно подошел к распахнутому окну и обвел взглядом раскинувшийся перед ним город. Несколько кварталов уже были полностью охвачены пламенем, которое яростно тянулось своими длинными жаркими языками по ветру, принимая в свои объятия все, что только могло гореть. Густой дым плыл над Мэсфальдом, и нигде не было от него спасения: он уже пробрался в самые укромные уголки, проник в каждую щелочку, которую мог отыскать.
Там, куда огонь еще не добрался, свирепствовали золониане. Защитники города уже не могли сдерживать натиск врага, лишь кое-где остались очаги сопротивления, но Паррот видел, что через несколько часов — самое большее, к полуночи — все будет кончено. На подступах к дворцу воинов Сундарама еще не было, однако, долго ли это будет продолжаться, Паррот предсказать не мог. В любом случае дворец должен пасть: бывший казначей трезво смотрел на вещи и не мог не видеть, что долго выдержать напор золониан гвардейцы не смогут. А помощь не придет — ей попросту неоткуда прийти…
Мир, казалось, катится прямиком в Огненное Царство, но Паррот был совершенно спокоен, и на губах его играла слабая и почти незаметная, но очень грустная улыбка. Он знал, что сделал для спасения этого города все, что было в его силах. Слишком далеко все зашло, чтобы можно было что-то изменить. Слишком велики были ошибки, допущенные королем Дагмаром. А теперь Дагмара нет. Советника Маттео нет… Паррот не жалел ни о чем, он по-прежнему продолжал считать, что поступил правильно, что у него было право на сделанное. И сейчас, стоя у окна и глядя на пылающий город, он заново переживал все то, что произошло с ним за годы, проведенные в Мэсфальде. Паррот слишком долго прожил среди людей: не как Вечный — как человек. Он почти понял, что двигало ими, когда они решились восстать против жителей Изнанки Мира. Только вот это самое “почти” не давало покоя. Как Вечный, Паррот должен был ненавидеть Дагмара за то, что тот сотворил, но почему-то не мог. Он не считал это предательством, просто на все можно смотреть двояко: то, что яд для одних, для других — спасение. Паррот действительно уважал Дагмара и продолжал считать, что бывший король достоин этого.
Порыв ветра принес еще одно облако горького дыма. В горле у Паррота запершило, но он лишь крепко вцепился в подоконник, продолжая неотрывно пожирать взглядом город. А когда поднял глаза…
Сквозь дым Паррот увидел двух медленно кружащих над Мэсфальдом птиц. Они были очень далеко, так далеко, что казались крохотными точками, и все же бывший казначей знал, что одна из этих птиц была иссиня-черной, а другая — белоснежной.
— Шаур… Ронна… — прошептал Паррот, сглотнув вставший в горле ком. Пальцы, впившиеся в подоконник, побелели от натуги. — Ронна, сестренка…
Два сокола продолжали медленно описывать широте круги в небе, почти незаметно приближаясь ко дворцу. Два сокола — белый и черный. Пойдем с нами будто бы звали они Паррота, вернись, ведь у тебя есть свой дом. Настоящий, родной дом.
— Не могу… — почти простонал он, смежив веки. Слезы проложили на его щеках пару тонких дорожек. — Я не могу, мне некуда возвращаться. Некуда и не к кому…
Перед ним возникло лицо отца. Такое, каким Паррот запомнил его той ночью после гибели Ронны. Тогда отец проклял своего сына, а сын отказался от отца.
— Мне некуда возвращаться, — снова прошептал Паррот, качая головой. — Прости, сестренка, я не могу идти с вами.
Открыв глаза, бывший казначей взглянул на небо, но уже не увидел там птиц. Как будто их никогда и не было там. А может, и вправду не было? Может, все это лишь привиделось ему?
— Ронна, прости меня, — пробормотал Паррот, опустив глаза. — Прости, сестренка…
Он мог уйти, он еще помнил, как это делается, но не мог заставить себя изменить данному когда-то слову. Паррот обещал, что у него будет свое королевство — и добился этого. Пусть ненадолго, однако он все-таки оказался на троне вопреки всему. Он знал, что ему не суждено править долго, но не мог теперь оставить этот город. Слишком много сил было отдано, и слишком многое связывало Паррота с Мэсфальдом. И он собирался оставаться здесь до конца.
— Прощай, сестренка, — вымолвил Паррот в пустоту, тщетно пытаясь разглядеть в небе белого сокола. — Прости и прощай.
Глава 14
ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Голова гудела, словно растревоженный улей. Разбитая челюсть ныла так, что впору было орать от боли, и все же Зариан сдерживал себя. Вкус крови во рту почти не ощущался, несмотря на то, что с левой стороны недоставало пары-другой зубов, выбитых поганым наемником. Щека раздулась так, что перекосило лицо, однако и это не трогало начальника стражи. Торопливо идя по коридорам дворца в сопровождении двоих воинов, он думал только о случившемся, о столь неожиданной встрече. Ему до сих пор не верилось, что все это было с ним наяву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Он стоял почти у самого берега реки — Лаана находилась всего в десятке шагов от отверстия водовода. Местность была тщательно очищена от растительности, чтобы не засорять водовод листьями и другим сором, так что вокруг было совершенно голо. Город был позади, и до Вазгера отчетливо доносился шум сражения, однако поблизости наемник не заметил ни одного золонианина — слишком неудобное место тут было для штурма. И все же Вазгер не позволил себе расслабиться, прекрасно помня, что на нем все еще одежды городского стражника Мэсфальда и любой встречный воин короля Сундарама не станет церемониться и выяснять, кто он такой на самом деле. Кроме того, промокшая одежда уже начала подмерзать на холодном ветру. Нужно было срочно раздобыть сухие вещи или хотя бы обсушиться у костра, но подальше от чужих глаз.
Не задумываясь, Вазгер стащил с себя излишне приметную куртку стражника, оставшись лишь в рубахе и кольчуге, а затем быстрым шагом, продираясь через сугробы, зашагал прочь от городских стен, сосредоточившись на том, чтобы как можно скорее перейти Лаану и оказаться на другом берегу. Ноги разъезжались на льду, и все же Вазгер не успокоился, пока не пересек реку. Только тогда он остановился и снова принялся осматриваться, чтобы решить, что делать дальше. Следовало убраться от Мэсфальда подальше и как можно скорее, а идти пешком не годилось — нужно было отыскать повозку или лошадь.
Наемник наконец-то заметил золониан: еще далеко не все воины Сундарама вошли в город, а потому именно здесь Вазгер собирался отыскать лошадь, благо недостатка в них в войске Золона не наблюдалось. Прищелкнув языком, наемник двинулся прямиком к ближайшему скоплению воинов, находящемуся в нескольких сотнях шагов, и вскоре вышел на дорогу. Идти стало гораздо легче — снег был утоптан множеством ног и уже не проваливался под сапогами.
Усилившийся запах гари вновь привлек внимание Вазгера. Повернув голову, он увидел за городскими стенами низкий гребень огня. Ветер сносил дым в противоположную сторону, однако запах чувствовался и здесь. Сейчас и золонианам, и жителям Мэсфальда следовало бы прекратить сражение и сообща начать тушить все разрастающийся пожар, но Вазгер знал, что ни те, ни другие не пойдут на это. Не пойдут, пока не станет уже слишком поздно, чтобы можно было что-то спасти. Наемник понимал также, что победа в этой войне уже не принесет радости даже тем, кто одержит верх — за это будет заплачена слишком дорогая цена. Думая об этом, наемник упустил тот момент, когда его наконец заметили. От группы золониан отделились двое и направились навстречу Вазгеру. Сейчас уже ничто не указывало на его принадлежность к войску Мэсфальда — наемник вовремя избавился от одежды, которая могла выдать его — и все же Вазгер нервничал еще больше, чем прежде.
— Эй, в чем дело? — окликнули наемника воины едва только подошли достаточно близко. Во взгляде их читалось неприкрытое любопытство и неосознанная настороженность. Вазгер, поежившись на ветру, вскинул руку в знак приветствия, чтобы лишний раз не раздражать золониан.
— Где господин Олмас? — выкрикнул наемник, всем своим существом выражая тревогу и озабоченность. Споткнувшись, он едва не упал и внутренне порадовался, сколь натурально это получилось. Золониане подбежали к наемнику и подхватили под руки, а он, переводя взгляд с одного на другого, поморщился и вновь повторил:
— Вы знаете, где господин Олмас? Мне нужно к нему как можно быстрее!
Вазгер уже не в силах был придумать что-то новое и решился повторить уже зарекомендовавший себя прием. Едва услышав об Олмасе, воины встрепенулись и, поддерживая Вазгера с обеих сторон, повели его к остальным, уже не спрашивая, что произошло. Когда все трое оказались возле основной группы золониан, по всей видимости ожидавшей приказа отправляться в город, один из воинов выпустил Вазгера и на какое-то время скрылся в толпе. Наконец ушедший воин вернулся и что-то шепнул своему товарищу, а тот, кивнув, потянул за собой Вазгера. Тот безропотно подчинился, прекрасно расслышав, что сказал золонианин.
— Терпи, старик, сейчас я тебя доставлю прямиком туда, куда тебе надо, — негромко произнес воин, увлекая наемника в направлении лошадей, уже оседланных и ожидающих лишь того, чтобы кто-то воспользовался ими. Несколько воинов пристально следили за тем, чтобы животные не разбрелись: привязать их здесь было некуда. Золонианин, с которым шел Вазгер, кивнул одному из них, и тот подвел пегого коня, чуть более широкого в кости, чем остальные.
— Сам залезешь? — поинтересовался воин и, получив утвердительный ответ, терпеливо дождался, пока наемник окажется в седле, а затем запрыгнул туда сам. Лошадь вздрогнула и присела, почувствовав непривычно большой вес, но затем крепко встала на ноги. Золонианин, ухватившись за поводья, вонзил лошади пятки в бока, заставив ее выскочить на дорогу.
Вазгер терпеливо ждал, пока они достаточно далеко удалятся от остальных воинов: ему не хотелось рисковать. Лошадь шла тяжеловато, но резво. Когда очередная группа всадников осталась позади, а дорога впереди оказалась пустынна, наемник понял, что лучшего случая не представится. Покрепче вцепившись в лошадиную гриву, Вазгер вскинул свободную руку и с разворота резко ударил локтем в голову сидящему позади воину. Тот даже не смог понять, что произошло. Лошадь дернулась, почувствовав, как резко натянулись поводья, но второй удар Вазгера сбросил золонианина на землю, разжав ему руки. Тот, схватившись за разбитое лицо, катался по снегу и пытался подняться на ноги, громко проклиная наемника, однако Вазгер не проронил ни слова в ответ. Поудобнее устроившись в седле, он послал лошадь вперед по дороге.
Никто не заметил случившегося, и, тем не менее, наемник подстегивал лошадь до тех пор, пока не понял, что не может заставить животное скакать еще быстрее. Хоть Вазгер и научился за свою жизнь довольно сносно держаться в седле, однако всадником он был неважнецким. Настоящий конник без особого труда мог бы догнать его, но наемник надеялся, что погони не будет, а если ее и организуют, никто все равно не узнает, где он скрылся. Вазгер не собирался задерживаться возле Мэсфальда — его ожидала Себорна и глава Собора Великих Змеев, для которого наемник все же добыл проклятый камень. Камень, за который пришлось отдать столько жизней…
За спиной пылал Мэсфальд, впереди уходила вдаль дорога, покрытая грязным утоптанным снегом. Дорога, ведущая туда, где должна бы закончиться эта история.
* * *
Он стоял посреди широкой улицы и смотрел в небо. Еще час назад почти безоблачное, голубовато-серое, теперь оно стало сизо-черным. Пока еще далеко бушевало пламя, Дагмар знал, что огонь не скоро доберется сюда, однако отчетливо слышал треск и грохот рушащихся перекрытий.
Меч выпал из разжавшихся пальцев и, ткнувшись острием в мостовую, упал под ноги, но Дагмар не заметил этого, продолжая неподвижно стоять задрав голову и глядя на густые клубы дыма, заполнившие небо.
Он не понимал, как боги могли допустить это. Отчего Покровители отвернулись от Мэсфальда, почему позабыли о нем? Этот город столь долго был одним из величайших во всей Империи, что просто не верилось в реальность происходящего. Разве мог хоть кто-то подумать о том, что золониане не только дойдут до стен Мэсфальда, но и ворвутся в город?
Дагмар упал на колени и уткнул лицо в ладони. Слезы бежали у него по щекам, и он не пытался остановить их, одними лишь губами беззвучно шепча:
— За что? За что это все?
Но ни люди, ни боги не слышали его. И никто не ответил…
Бывший король некогда великого, а ныне рухнувшего к ногам завоевателей города был один. Еще недавно он клялся, что вновь войдет в Мэсфальд, и вот сегодня это случилось, однако радости не было, да и не могло быть. Кого он хотел обмануть, кого желал наказать? Почему все получилось именно так?
— За что? — продолжал тихо шептать Дагмар, чувствуя на губах соль слез. — За что, во имя Покровителей?..
Паррот медленно подошел к распахнутому окну и обвел взглядом раскинувшийся перед ним город. Несколько кварталов уже были полностью охвачены пламенем, которое яростно тянулось своими длинными жаркими языками по ветру, принимая в свои объятия все, что только могло гореть. Густой дым плыл над Мэсфальдом, и нигде не было от него спасения: он уже пробрался в самые укромные уголки, проник в каждую щелочку, которую мог отыскать.
Там, куда огонь еще не добрался, свирепствовали золониане. Защитники города уже не могли сдерживать натиск врага, лишь кое-где остались очаги сопротивления, но Паррот видел, что через несколько часов — самое большее, к полуночи — все будет кончено. На подступах к дворцу воинов Сундарама еще не было, однако, долго ли это будет продолжаться, Паррот предсказать не мог. В любом случае дворец должен пасть: бывший казначей трезво смотрел на вещи и не мог не видеть, что долго выдержать напор золониан гвардейцы не смогут. А помощь не придет — ей попросту неоткуда прийти…
Мир, казалось, катится прямиком в Огненное Царство, но Паррот был совершенно спокоен, и на губах его играла слабая и почти незаметная, но очень грустная улыбка. Он знал, что сделал для спасения этого города все, что было в его силах. Слишком далеко все зашло, чтобы можно было что-то изменить. Слишком велики были ошибки, допущенные королем Дагмаром. А теперь Дагмара нет. Советника Маттео нет… Паррот не жалел ни о чем, он по-прежнему продолжал считать, что поступил правильно, что у него было право на сделанное. И сейчас, стоя у окна и глядя на пылающий город, он заново переживал все то, что произошло с ним за годы, проведенные в Мэсфальде. Паррот слишком долго прожил среди людей: не как Вечный — как человек. Он почти понял, что двигало ими, когда они решились восстать против жителей Изнанки Мира. Только вот это самое “почти” не давало покоя. Как Вечный, Паррот должен был ненавидеть Дагмара за то, что тот сотворил, но почему-то не мог. Он не считал это предательством, просто на все можно смотреть двояко: то, что яд для одних, для других — спасение. Паррот действительно уважал Дагмара и продолжал считать, что бывший король достоин этого.
Порыв ветра принес еще одно облако горького дыма. В горле у Паррота запершило, но он лишь крепко вцепился в подоконник, продолжая неотрывно пожирать взглядом город. А когда поднял глаза…
Сквозь дым Паррот увидел двух медленно кружащих над Мэсфальдом птиц. Они были очень далеко, так далеко, что казались крохотными точками, и все же бывший казначей знал, что одна из этих птиц была иссиня-черной, а другая — белоснежной.
— Шаур… Ронна… — прошептал Паррот, сглотнув вставший в горле ком. Пальцы, впившиеся в подоконник, побелели от натуги. — Ронна, сестренка…
Два сокола продолжали медленно описывать широте круги в небе, почти незаметно приближаясь ко дворцу. Два сокола — белый и черный. Пойдем с нами будто бы звали они Паррота, вернись, ведь у тебя есть свой дом. Настоящий, родной дом.
— Не могу… — почти простонал он, смежив веки. Слезы проложили на его щеках пару тонких дорожек. — Я не могу, мне некуда возвращаться. Некуда и не к кому…
Перед ним возникло лицо отца. Такое, каким Паррот запомнил его той ночью после гибели Ронны. Тогда отец проклял своего сына, а сын отказался от отца.
— Мне некуда возвращаться, — снова прошептал Паррот, качая головой. — Прости, сестренка, я не могу идти с вами.
Открыв глаза, бывший казначей взглянул на небо, но уже не увидел там птиц. Как будто их никогда и не было там. А может, и вправду не было? Может, все это лишь привиделось ему?
— Ронна, прости меня, — пробормотал Паррот, опустив глаза. — Прости, сестренка…
Он мог уйти, он еще помнил, как это делается, но не мог заставить себя изменить данному когда-то слову. Паррот обещал, что у него будет свое королевство — и добился этого. Пусть ненадолго, однако он все-таки оказался на троне вопреки всему. Он знал, что ему не суждено править долго, но не мог теперь оставить этот город. Слишком много сил было отдано, и слишком многое связывало Паррота с Мэсфальдом. И он собирался оставаться здесь до конца.
— Прощай, сестренка, — вымолвил Паррот в пустоту, тщетно пытаясь разглядеть в небе белого сокола. — Прости и прощай.
Глава 14
ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Голова гудела, словно растревоженный улей. Разбитая челюсть ныла так, что впору было орать от боли, и все же Зариан сдерживал себя. Вкус крови во рту почти не ощущался, несмотря на то, что с левой стороны недоставало пары-другой зубов, выбитых поганым наемником. Щека раздулась так, что перекосило лицо, однако и это не трогало начальника стражи. Торопливо идя по коридорам дворца в сопровождении двоих воинов, он думал только о случившемся, о столь неожиданной встрече. Ему до сих пор не верилось, что все это было с ним наяву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78