буре не было никакого дела до застывшего среди камней смертного, она бесновалась, не замечая никого и ничего на своем пути.
— Эй, монах! — громко окликнул Берхартера кто-то, и Охотник резко обернулся на звук, хотя рев ветра и не позволял точно определить, куда следует смотреть. Прямо посреди тропы, широко расставив ноги, стоял невысокий человек, чуть наклонившийся вперед и опирающийся обеими руками на кирку, острие которой матово поблескивало, хотя света практически не было.
Берхартер знал, кто это, но почему-то не мог вспомнить имени стоящего перед ним. Решив взглянуть в лицо человека. Охотник шагнул вперед, но нога зацепилась за трещину в камне, и Берхартер едва не упал.
— Обитель больше не принадлежит вам, — расхохотался человек и, превратившись в смутную тень, растворился среди хлопьев снега.
— Будь ты проклят, Озенкольт! — яростно завопил Берхартер, ринувшись за ним, но руки его схватили лишь воздух. Охотник даже не понял, что назвал человека по имени. Хотя почему человека? Стуканцы никогда не были людьми…
— Да будь же ты проклят, Вечный! — разнесся над тропой горестный крик, почти заглушенный ревом ветра. Морозный воздух, ворвавшийся в легкие, сбил дыхание, заставив Охотника согнуться почти пополам и застонать от боли.
Он был один среди камней и понимал это. Медленно выпрямившись, Берхартер запрокинул голову, подставив лицо снегу, и заорал что есть мочи. Охотник кричал так, словно от этого зависела его жизнь. Он кричал, потому что ему стало страшно:
— Райгар! Райга-ар! Райга-а-ар!!!
Так дети обычно в истерике зовут мать. Так Черный Охотник звал своего Безумного и Незабвенного бога.
— Что происходит?! — Энерос уже давно тряс Берхартера за плечи, но тот заметил это только сейчас. Охотник снова стоял посреди полутемного дома, придерживая обеими руками плащ и прижимаясь спиной к печи. Однако тело все еще чувствовало холод снега и ветра, хлесткие удары бури и обжигающий легкие ледяной воздух. Берхартер перевел мутный, ничего не понимающий взгляд на лицо Энероса и, взяв того за руки, отстранил от себя, шагнув вперед. Девятый Черный Охотник не мог дать никакого разумного объяснения случившемуся. Что это было — реальность? Видение? Слишком правдоподобным оказалось происшедшее, но разве мог Берхартер вдруг попасть в Северные горы, а затем мгновенно перенестись обратно? В том, что это были именно Северные горы, Охотник не сомневался ни секунды — их невозможно было спутать ни с какими другими.
Берхартер приподнял руку и приложил ее к щеке Энероса, все еще стоящего рядом. Тот дернулся и поспешил сделать шаг назад.
— Да ты будто в снегу валялся, — удивленно произнес Охотник, даже не подозревая, насколько близок к истине. — Ты же холодный.
Берхартер и сам ощутил здоровый жар тела Энероса, а потому поспешил повнимательнее взглянуть на свою руку. В комнате было темновато, но, тем не менее, Охотник сумел разглядеть, как неестественно бела его рука, будто только что отморожена.
— Спаси, Незабвенный, — прошептал Берхартер, подойдя к скамье и медленно опустившись на нее. Черный Охотник избегал смотреть на Энероса.
— Мы уезжаем сейчас же, — отчетливо произнес Берхартер, поднимаясь. Энерос не произнес ни слова, даже не попытавшись возразить, хотя выражение удивления и тревоги так и не сошло с его лица. Девятый Охотник между тем принялся сосредоточенно и неторопливо собираться. Одевшись, прицепив за спиной меч и спрятав его под плащом, он, не дожидаясь Энероса, хлопнул дверью и направился в хлев, где должен был ночевать Дэфин. Берхартер не думал, что тот посмеет ослушаться.
Ночью деревня выглядела совершенно иначе. Дома превратились в темные размытые пятна, нигде не горело ни одно окно, хотя на другой стороне поселения и был заметен какой-то свет. Лай собак стал громче — они почувствовали, что Охотник вышел из дома, однако даже это не заставило жителей выйти взглянуть, что происходит. Из хлева не доносилось ни звука, и Берхартер почти не сомневался, что знает причину этого. В руке Девятый Черный Охотник нес толстую свечу на деревянной подставке с изогнутой резной ручкой — лампы в доме не было. Пламя свечи, хоть и трепетало, гаснуть не собиралось. Одна из створок ворот хлева была распахнута настежь, и Берхартер, на миг остановившись, снова прислушался, но внутри царила все та же безмятежная тишина, будто постройка была совершенно пуста. Вот только запах… Запах безошибочно выдавал то, что глаза Охотника смогли увидеть лишь спустя несколько секунд.
Он споткнулся, едва оказавшись в хлеву. Наклонив голову, Берхартер обнаружил под ногами то, что лишь смутно напоминало баранью тушу. Животное было все исполосовано ножом, голова, почти отделенная от тела, держалась лишь на нескольких клочках кожи и жил, распоротый живот являл взору кучу вывалившихся внутренностей. Кое-где Охотник видел следы человеческих зубов. Подняв свечу высоко над головой, он принялся внимательно осматриваться. Хлев походил на бойню с той лишь разницей, что здесь животных умерщвляли не один и даже не два, а несколько десятков раз. Повсюду были разбросаны куски мяса и шкуры. Некоторые туши были разорваны на несколько частей, некоторые остались почти целы, но зато начисто ободраны. Покрывающая землю солома была почти черной от крови. Коровья туша лежала почти в самом центре. Отрезанная голова с местами содранной кожей была насажена на толстый гвоздь, вбитый в дальнюю стену, но это Берхартер увидел позднее.
А вот Дэфина Охотник заметил гораздо раньше. Тот лежал на соломе, привалившись спиной к окровавленной овце, все еще сжимая в одной руке сломанный у самой рукояти нож, а в другой — выдернутый откуда-то кол. Дэфин спал, не обращая ни на что внимания, и на губах его застыла удовлетворенная и злая усмешка.
Ярость накатила на Берхартера с новой силой. Подойдя к Охотнику, он пнул того ногой в живот, а затем рявкнул не терпящим возражений тоном:
— Поднимайся!
Берхартер едва сдерживался, чтобы не выхватить торчащий из-за плеча меч и не вскрыть горло Дэфину. Самому Девятому Охотнику было наплевать и на животных, и на сожженный Дэфином дом, и на состояние крестьян, когда они узнают, что произошло с их скотом. Но Дэфин тем самым оскорбил и Берхартера, притом сделав это намеренно, ведь он знал, как Девятый Охотник относится к наклонностям своего сотоварища.
— Что? — Дэфин медленно поднялся, ответив Берхартеру таким же злым взглядом и потирая живот. Девятый Охотник заметил, что губы и подбородок Дэфина покрыты толстой коркой запекшейся крови, но промолчал. Впрочем, руки и одежда Охотника также не отличались особой чистотой.
— Пошли. — Берхартер резко повернулся и зашагал к выходу, даже не удосужившись проверить, следует ли за ним Дэфин.
Выйдя за ворота. Девятый Охотник остановился, поджидая Дэфина, который немного подзадержался в хлеву. Берхартер, окинув двор взглядом, кивнул, отмечая что-то для себя, а потом схватил за руку выбравшегося из хлева Дэфина и потащил его по направлению к дому. Проходя мимо бочки, где скапливалась дождевая вода, Девятый Охотник сделал резкий разворот, подхватывая Дэфина за пояс и отрывая его от земли. В следующий миг раздался громкий плеск, во все стороны полетели брызги, а Дэфин с головой окунулся в бочку с водой. Отплевываясь, и ругая Берхартера на чем свет стоит, он вынырнул, но в ту же секунду вновь оказался под водой благодаря сильной руке Девятого Охотника, опустившейся на макушку.
Берхартер повторил эту процедуру несколько раз подряд, не обращая никакого внимания на потуги Дэфина выбраться из бочки. Когда голова Охотника появилась из-под воды после добрых пары минут купания, Берхартер наконец соизволил отпустить своего сотоварища.
— Я не намерен во время поездки терпеть твой поганый вид, — зло произнес Девятый Охотник. — Отмойся и приходи на конюшню. И быстро!
Дэфин промычал что-то неразборчивое, одновременно пытаясь освободить желудок и легкие от излишка воды, но из бочки, однако, вылезать не торопился — видимо понял, что подчиниться Берхартеру куда лучше, нежели возражать. Отбросив назад длинные мокрые волосы и оголив высокий лоб, Дэфин ненавидяще глянул на Берхартера. Привстав, он сделал несколько приседаний, а затем наконец выбрался из бочки. С его одежд широкими потоками стекала вода, образуя под ногами Дэфина большую лужу. Дэфин, стянув через голову куртку, яростно выжал ее, а потом направился в сторону дома. Дойдя до крыльца, он вспрыгнул на него и скрылся внутри. Послышались испуганные выкрики, но Дэфин почти тут же показался снаружи, натягивая плащ прямо на голые плечи — пряжку крестьянин все же успел починить.
— Стой, ублюдок! — Крик резанул Дэфина по ушам, заставив резко повернуть голову и найти взглядом того, кто окликнул его. Это оказался коренастый мужчина, чуть полноватый, но не выглядящий от этого менее грозным. Коса в его руке делала крестьянина по-настоящему опасным. И неизвестно, что произошло бы, если бы на месте Охотника был обычный человек — возможно, крестьянин убил бы его, — но Дэфин был творением Райгара, а это меняло дело.
— Так то был твой дом? — мгновенно догадался Охотник и широко улыбнулся, поднимая обе руки. Но прежде, чем он успел завершить движение, крестьянин сорвался с места и ринулся на обидчика, замахиваясь косой. С губ Дэфина сорвалось проклятие, и он, инстинктивно делая шаг назад, сжал кулак и ударил им по воздуху, а другой рукой сделал странное движение перед лицом.
Крестьянин споткнулся, сгибаясь пополам, будто получив сильнейший удар в живот, но не остановился, как рассчитывал Дэфин. Он продолжал бежать, почти уткнув острие косы в землю. Не понимая, как человек смог удержаться на ногах, Дэфин повторил прием, но на этот раз вложил в него куда больше сил. Не добежав до Охотника всего нескольких шагов, крестьянин оказался буквально подброшен в воздух ударом невидимого кулака, а затем упал, кубарем покатившись по грязи и не выпуская из рук косы.
Посчитав дело сделанным, Дэфин облегченно вздохнул и, поведя плечами, направился к конюшне. Он не успел сделать и пары шагов, как услышал за спиной шум и вынужден был рефлекторно наклонить голову. Свистнувшая в воздухе коса прошла там, где только что находился висок Дэфина. Охотник тотчас же распрямился, одной рукой перехватывая косу, другой вцепляясь крестьянину в лицо. Как только ладонь полностью накрыла лоб и глаза человека, Дэфин подался вперед и вырвал косу из цепких пальцев мужчины. Тот оказался неожиданно сильным, но теперь это уже не имело значения. Крестьянин все еще пытался вырваться, но рука Охотника лежала на его лбу будто приклеенная.
А потом вдруг мужчина задергался и жалобно заскулил. Рот его приоткрылся, по подбородку побежала струйка слюны, смешанной с кровью, текущей из прокушенного языка. Выпученные глаза мгновенно покрылись сеткой вздувшихся сосудов…
Дэфин, отшвырнув от себя бездыханное тело, даже не взглянул на него. Затравленно оглянувшись вокруг, он припустил прямиком к конюшне, стараясь добраться туда как можно скорее. Краем глаза Охотник уловил стоящего возле соседнего дома человека, и Дэфину не составило труда вспомнить, что это был именно тот крестьянин, который так насторожил его вчера, когда пришлось разгонять собравшихся жителей деревни. Только на этот раз во взгляде этого человека не было даже и толики страха — одно торжество, да, может, еще толика угрозы и любопытства.
Дэфин не сразу заметил, что во многих окнах уже горит свет, а с разных сторон доносятся угрожающие выкрики и злой хохот. Но среди шума чуткие уши Дэфина безошибочно выделяли единственный голос — того самого крестьянина. Только теперь Охотник точно знал, что человек этот никогда не был жителем этой паршивой деревеньки.
— Убейте их! Убейте! — кричал отмеченный Дэфином человек, не двигаясь с места, и лишь секундой позже Дэфин понял, что тот не произносит эти слова вслух. Крестьянин молчал, но в то же время заставлял остальных слышать свой приказ — вот что пугало Дэфина больше всего. Охотник со времени ухода из Обители успел позабыть, что такое страх, но происходящее заставило его вспомнить это неприятное чувство.
В конюшню Дэфин буквально влетел и сразу же увидел двух других Охотников, лихорадочно седлающих лошадей. Берхартер и Энерос также услышали доносящиеся снаружи крики и успели оценить их истинное значение. На их счастье, крестьяне еще не успели добраться досюда, что позволило оседлать коней.
— Это ловушка! — рявкнул Дэфин, вскакивая на ближайшую лошадь, не обращая внимания на то, что на той еще нет седла. Седло успел приладить лишь Энерос, Берхартер же скинул только что наброшенный на конскую спину потник и поступил точно так же, как Дэфин. Лошади противились, всхрапывали и били копытами, пытались отойти от Охотников, но те крепко удерживали их. Когда твари оказались на спинах животных, те чуть присмирели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Эй, монах! — громко окликнул Берхартера кто-то, и Охотник резко обернулся на звук, хотя рев ветра и не позволял точно определить, куда следует смотреть. Прямо посреди тропы, широко расставив ноги, стоял невысокий человек, чуть наклонившийся вперед и опирающийся обеими руками на кирку, острие которой матово поблескивало, хотя света практически не было.
Берхартер знал, кто это, но почему-то не мог вспомнить имени стоящего перед ним. Решив взглянуть в лицо человека. Охотник шагнул вперед, но нога зацепилась за трещину в камне, и Берхартер едва не упал.
— Обитель больше не принадлежит вам, — расхохотался человек и, превратившись в смутную тень, растворился среди хлопьев снега.
— Будь ты проклят, Озенкольт! — яростно завопил Берхартер, ринувшись за ним, но руки его схватили лишь воздух. Охотник даже не понял, что назвал человека по имени. Хотя почему человека? Стуканцы никогда не были людьми…
— Да будь же ты проклят, Вечный! — разнесся над тропой горестный крик, почти заглушенный ревом ветра. Морозный воздух, ворвавшийся в легкие, сбил дыхание, заставив Охотника согнуться почти пополам и застонать от боли.
Он был один среди камней и понимал это. Медленно выпрямившись, Берхартер запрокинул голову, подставив лицо снегу, и заорал что есть мочи. Охотник кричал так, словно от этого зависела его жизнь. Он кричал, потому что ему стало страшно:
— Райгар! Райга-ар! Райга-а-ар!!!
Так дети обычно в истерике зовут мать. Так Черный Охотник звал своего Безумного и Незабвенного бога.
— Что происходит?! — Энерос уже давно тряс Берхартера за плечи, но тот заметил это только сейчас. Охотник снова стоял посреди полутемного дома, придерживая обеими руками плащ и прижимаясь спиной к печи. Однако тело все еще чувствовало холод снега и ветра, хлесткие удары бури и обжигающий легкие ледяной воздух. Берхартер перевел мутный, ничего не понимающий взгляд на лицо Энероса и, взяв того за руки, отстранил от себя, шагнув вперед. Девятый Черный Охотник не мог дать никакого разумного объяснения случившемуся. Что это было — реальность? Видение? Слишком правдоподобным оказалось происшедшее, но разве мог Берхартер вдруг попасть в Северные горы, а затем мгновенно перенестись обратно? В том, что это были именно Северные горы, Охотник не сомневался ни секунды — их невозможно было спутать ни с какими другими.
Берхартер приподнял руку и приложил ее к щеке Энероса, все еще стоящего рядом. Тот дернулся и поспешил сделать шаг назад.
— Да ты будто в снегу валялся, — удивленно произнес Охотник, даже не подозревая, насколько близок к истине. — Ты же холодный.
Берхартер и сам ощутил здоровый жар тела Энероса, а потому поспешил повнимательнее взглянуть на свою руку. В комнате было темновато, но, тем не менее, Охотник сумел разглядеть, как неестественно бела его рука, будто только что отморожена.
— Спаси, Незабвенный, — прошептал Берхартер, подойдя к скамье и медленно опустившись на нее. Черный Охотник избегал смотреть на Энероса.
— Мы уезжаем сейчас же, — отчетливо произнес Берхартер, поднимаясь. Энерос не произнес ни слова, даже не попытавшись возразить, хотя выражение удивления и тревоги так и не сошло с его лица. Девятый Охотник между тем принялся сосредоточенно и неторопливо собираться. Одевшись, прицепив за спиной меч и спрятав его под плащом, он, не дожидаясь Энероса, хлопнул дверью и направился в хлев, где должен был ночевать Дэфин. Берхартер не думал, что тот посмеет ослушаться.
Ночью деревня выглядела совершенно иначе. Дома превратились в темные размытые пятна, нигде не горело ни одно окно, хотя на другой стороне поселения и был заметен какой-то свет. Лай собак стал громче — они почувствовали, что Охотник вышел из дома, однако даже это не заставило жителей выйти взглянуть, что происходит. Из хлева не доносилось ни звука, и Берхартер почти не сомневался, что знает причину этого. В руке Девятый Черный Охотник нес толстую свечу на деревянной подставке с изогнутой резной ручкой — лампы в доме не было. Пламя свечи, хоть и трепетало, гаснуть не собиралось. Одна из створок ворот хлева была распахнута настежь, и Берхартер, на миг остановившись, снова прислушался, но внутри царила все та же безмятежная тишина, будто постройка была совершенно пуста. Вот только запах… Запах безошибочно выдавал то, что глаза Охотника смогли увидеть лишь спустя несколько секунд.
Он споткнулся, едва оказавшись в хлеву. Наклонив голову, Берхартер обнаружил под ногами то, что лишь смутно напоминало баранью тушу. Животное было все исполосовано ножом, голова, почти отделенная от тела, держалась лишь на нескольких клочках кожи и жил, распоротый живот являл взору кучу вывалившихся внутренностей. Кое-где Охотник видел следы человеческих зубов. Подняв свечу высоко над головой, он принялся внимательно осматриваться. Хлев походил на бойню с той лишь разницей, что здесь животных умерщвляли не один и даже не два, а несколько десятков раз. Повсюду были разбросаны куски мяса и шкуры. Некоторые туши были разорваны на несколько частей, некоторые остались почти целы, но зато начисто ободраны. Покрывающая землю солома была почти черной от крови. Коровья туша лежала почти в самом центре. Отрезанная голова с местами содранной кожей была насажена на толстый гвоздь, вбитый в дальнюю стену, но это Берхартер увидел позднее.
А вот Дэфина Охотник заметил гораздо раньше. Тот лежал на соломе, привалившись спиной к окровавленной овце, все еще сжимая в одной руке сломанный у самой рукояти нож, а в другой — выдернутый откуда-то кол. Дэфин спал, не обращая ни на что внимания, и на губах его застыла удовлетворенная и злая усмешка.
Ярость накатила на Берхартера с новой силой. Подойдя к Охотнику, он пнул того ногой в живот, а затем рявкнул не терпящим возражений тоном:
— Поднимайся!
Берхартер едва сдерживался, чтобы не выхватить торчащий из-за плеча меч и не вскрыть горло Дэфину. Самому Девятому Охотнику было наплевать и на животных, и на сожженный Дэфином дом, и на состояние крестьян, когда они узнают, что произошло с их скотом. Но Дэфин тем самым оскорбил и Берхартера, притом сделав это намеренно, ведь он знал, как Девятый Охотник относится к наклонностям своего сотоварища.
— Что? — Дэфин медленно поднялся, ответив Берхартеру таким же злым взглядом и потирая живот. Девятый Охотник заметил, что губы и подбородок Дэфина покрыты толстой коркой запекшейся крови, но промолчал. Впрочем, руки и одежда Охотника также не отличались особой чистотой.
— Пошли. — Берхартер резко повернулся и зашагал к выходу, даже не удосужившись проверить, следует ли за ним Дэфин.
Выйдя за ворота. Девятый Охотник остановился, поджидая Дэфина, который немного подзадержался в хлеву. Берхартер, окинув двор взглядом, кивнул, отмечая что-то для себя, а потом схватил за руку выбравшегося из хлева Дэфина и потащил его по направлению к дому. Проходя мимо бочки, где скапливалась дождевая вода, Девятый Охотник сделал резкий разворот, подхватывая Дэфина за пояс и отрывая его от земли. В следующий миг раздался громкий плеск, во все стороны полетели брызги, а Дэфин с головой окунулся в бочку с водой. Отплевываясь, и ругая Берхартера на чем свет стоит, он вынырнул, но в ту же секунду вновь оказался под водой благодаря сильной руке Девятого Охотника, опустившейся на макушку.
Берхартер повторил эту процедуру несколько раз подряд, не обращая никакого внимания на потуги Дэфина выбраться из бочки. Когда голова Охотника появилась из-под воды после добрых пары минут купания, Берхартер наконец соизволил отпустить своего сотоварища.
— Я не намерен во время поездки терпеть твой поганый вид, — зло произнес Девятый Охотник. — Отмойся и приходи на конюшню. И быстро!
Дэфин промычал что-то неразборчивое, одновременно пытаясь освободить желудок и легкие от излишка воды, но из бочки, однако, вылезать не торопился — видимо понял, что подчиниться Берхартеру куда лучше, нежели возражать. Отбросив назад длинные мокрые волосы и оголив высокий лоб, Дэфин ненавидяще глянул на Берхартера. Привстав, он сделал несколько приседаний, а затем наконец выбрался из бочки. С его одежд широкими потоками стекала вода, образуя под ногами Дэфина большую лужу. Дэфин, стянув через голову куртку, яростно выжал ее, а потом направился в сторону дома. Дойдя до крыльца, он вспрыгнул на него и скрылся внутри. Послышались испуганные выкрики, но Дэфин почти тут же показался снаружи, натягивая плащ прямо на голые плечи — пряжку крестьянин все же успел починить.
— Стой, ублюдок! — Крик резанул Дэфина по ушам, заставив резко повернуть голову и найти взглядом того, кто окликнул его. Это оказался коренастый мужчина, чуть полноватый, но не выглядящий от этого менее грозным. Коса в его руке делала крестьянина по-настоящему опасным. И неизвестно, что произошло бы, если бы на месте Охотника был обычный человек — возможно, крестьянин убил бы его, — но Дэфин был творением Райгара, а это меняло дело.
— Так то был твой дом? — мгновенно догадался Охотник и широко улыбнулся, поднимая обе руки. Но прежде, чем он успел завершить движение, крестьянин сорвался с места и ринулся на обидчика, замахиваясь косой. С губ Дэфина сорвалось проклятие, и он, инстинктивно делая шаг назад, сжал кулак и ударил им по воздуху, а другой рукой сделал странное движение перед лицом.
Крестьянин споткнулся, сгибаясь пополам, будто получив сильнейший удар в живот, но не остановился, как рассчитывал Дэфин. Он продолжал бежать, почти уткнув острие косы в землю. Не понимая, как человек смог удержаться на ногах, Дэфин повторил прием, но на этот раз вложил в него куда больше сил. Не добежав до Охотника всего нескольких шагов, крестьянин оказался буквально подброшен в воздух ударом невидимого кулака, а затем упал, кубарем покатившись по грязи и не выпуская из рук косы.
Посчитав дело сделанным, Дэфин облегченно вздохнул и, поведя плечами, направился к конюшне. Он не успел сделать и пары шагов, как услышал за спиной шум и вынужден был рефлекторно наклонить голову. Свистнувшая в воздухе коса прошла там, где только что находился висок Дэфина. Охотник тотчас же распрямился, одной рукой перехватывая косу, другой вцепляясь крестьянину в лицо. Как только ладонь полностью накрыла лоб и глаза человека, Дэфин подался вперед и вырвал косу из цепких пальцев мужчины. Тот оказался неожиданно сильным, но теперь это уже не имело значения. Крестьянин все еще пытался вырваться, но рука Охотника лежала на его лбу будто приклеенная.
А потом вдруг мужчина задергался и жалобно заскулил. Рот его приоткрылся, по подбородку побежала струйка слюны, смешанной с кровью, текущей из прокушенного языка. Выпученные глаза мгновенно покрылись сеткой вздувшихся сосудов…
Дэфин, отшвырнув от себя бездыханное тело, даже не взглянул на него. Затравленно оглянувшись вокруг, он припустил прямиком к конюшне, стараясь добраться туда как можно скорее. Краем глаза Охотник уловил стоящего возле соседнего дома человека, и Дэфину не составило труда вспомнить, что это был именно тот крестьянин, который так насторожил его вчера, когда пришлось разгонять собравшихся жителей деревни. Только на этот раз во взгляде этого человека не было даже и толики страха — одно торжество, да, может, еще толика угрозы и любопытства.
Дэфин не сразу заметил, что во многих окнах уже горит свет, а с разных сторон доносятся угрожающие выкрики и злой хохот. Но среди шума чуткие уши Дэфина безошибочно выделяли единственный голос — того самого крестьянина. Только теперь Охотник точно знал, что человек этот никогда не был жителем этой паршивой деревеньки.
— Убейте их! Убейте! — кричал отмеченный Дэфином человек, не двигаясь с места, и лишь секундой позже Дэфин понял, что тот не произносит эти слова вслух. Крестьянин молчал, но в то же время заставлял остальных слышать свой приказ — вот что пугало Дэфина больше всего. Охотник со времени ухода из Обители успел позабыть, что такое страх, но происходящее заставило его вспомнить это неприятное чувство.
В конюшню Дэфин буквально влетел и сразу же увидел двух других Охотников, лихорадочно седлающих лошадей. Берхартер и Энерос также услышали доносящиеся снаружи крики и успели оценить их истинное значение. На их счастье, крестьяне еще не успели добраться досюда, что позволило оседлать коней.
— Это ловушка! — рявкнул Дэфин, вскакивая на ближайшую лошадь, не обращая внимания на то, что на той еще нет седла. Седло успел приладить лишь Энерос, Берхартер же скинул только что наброшенный на конскую спину потник и поступил точно так же, как Дэфин. Лошади противились, всхрапывали и били копытами, пытались отойти от Охотников, но те крепко удерживали их. Когда твари оказались на спинах животных, те чуть присмирели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78