Конечно, убрав все недостатки.
Она смотрела на меня пристально, черные длинные волосы падали ей на грудь.
– Почему ты так говоришь. Ник? Почти все время ты такой же, как другие ребята, но вдруг иногда говоришь так, будто знаешь что-то, чего мы не знаем.
Я рассмеялся:
– Не обращай внимания. Я начинаю говорить, как Дел-Кофи.
– Кто?
– Да так, один яйцеголовый там, дома.
– У тебя еще кто-то есть там, дома, Ник? Я имею в виду – кто для тебя что-то значит. Я знаю, что я…
– Внимание! Всем заткнуться и слушать! – крикнул Мозаика. – Док связался по радио с Дублином. На них напали, и они говорят, что это самое крупное нападение из всех, что были.
Глава сорок первая
Победа тьмы
За тридцать секунд в радиорубку набились все, кто мог влезть. Док сидел на столе, глядя на переключатели передатчика, будто видел в них, что происходит на том конце. Из динамика на фоне треска слабых помех ясно звучал голос:
– Планета Земля, говорит Дублин. Приветствуем вас на гигантском спектакле. Иисус, Мария и Иосиф, эти парни укрыли собой всю местность! Итак… мы включили прожектора, и видно, что они… они вроде лезут на изгородь.
Док сказал специально для меня:
– Дублинский лагерь устроен в тюрьме. Там примерно тысяча ребятишек. И вооружены они лучше всех других. – Он нарисовал в воздухе один квадрат в другом. – Наружная граница – это высокая колючая проволока. Потом идет внутренняя бетонная стена высотой в тридцать футов.
Быструю речь Дока перебивали слова из динамиков – это другие общины спешили со словами ободрения.
– Удачи вам, Дублин, – сказал девичий голос с немецким акцентом.
Потом голос с произношением английской частной школы:
– Держитесь, парни! Задайте этим гадам перцу. И снова Дублин:
– Шейла здесь? Я как-то обещал ей прогулку при луне по старому Дублину. Она еще помнит?
Шейла покраснела:
– Конечно, помню, Джоно. Ты там поосторожнее, слышишь?
– Пошли мне воздушный поцелуй, милая, и я тебе достану кусок Обманного Камня… Господи, вы слышали только что?
Это прозвучало как взрыв помех.
– Мы стрельнули по ним из гаубицы. Она выкосила в толпе целую просеку.
Будто радиопостановка. Мы принесли стаканы и жареных цыплят и слушали. Только это было взаправду. Тысяча человек, ни одного старше девятнадцати, вели битву с противником, который больше не был человеком.
– …это пулеметы, – сказал голос с мягким ирландским акцентом. – Мне видно в окно… пули как искры летят с крыши у меня над головой… туда, в темноту. Даже целиться не надо… Стреляй в ту сторону – и нельзя не попасть. Их там тысячи… Они стали накапливаться сегодня днем. Раньше они уже это делали, но рассеивались, сегодня в первый раз… выстрел! Это опять гаубица. А теперь мы выкатываем к воротам танки. Они будут стрелять в упор через проволоку…
Из динамика раздался треск стрелкового оружия, и снова грохот больших пушек, как взрыв помех. Я оглядел лица людей в комнате. Они ловили каждое слово. Это не была жажда крови. Каждый взрыв был заверением, что мы тоже можем выжить.
Шли часы. Приносили еще еды и питья. Иногда мы криками приветствовали сообщение ирландца об очередном успехе. Они были уверены в себе, сидя в безопасности за тридцатифутовыми бетонными стенами. И мы тоже ощущали собственную безопасность. Хотя я, когда выходил отлить, видел, как шатаются беспокойно Креозоты по полю, будто как-то знают, что происходит в Ирландии.
– Ник, ты прослушал! Ребята в Ирландии вывели огнеметы! – У Мозаики была в руках обгорелая палка. – Они их сегодня поджарят!
– Теперь мы повесили ракеты на парашютах. Все осветилось, и я могу вам описать эту сцену… – Спокойный голос пресекся. Когда он заговорил снова, все ощутили, что голос изменился. В нем было почти что недоумение. – Мы положили сотни этих таких-растаких. Они все еще идут. У них не хватает соображения это бросить… Вот опять танки… Постойте… Стойте! Танки идут к воротам! Наши парни отступают! Святая Мария, они даже не останавливаются подобрать оружие! А, черт! Теперь я вижу, что там… Психи прорвали изгородь слева от меня. Они вливаются, как наводнение… Давайте, давайте… Вот. Мы закрыли ворота в стене. Теперь этим гадам только крылья отращивать, чтобы перелететь.
Из динамиков снова донесся треск автоматов и винтовок. Мы перестали есть. Важно было только одно: услышать следующее слово мягкого ирландского голоса.
К одиннадцати треск перестрелки был так же густ. Дублинцы стояли на стенах тюрьмы, стреляя почти в упор в Креозотов, которые лезли на бетонные блоки, как упершийся в волнолом морской прилив.
То, что их вело, не давало им отойти, даже когда их полили горючим и бросили сверху горящую ветошь.
– Боже мой… я рад, что вы можете это только слышать. А не нюхать. Пламя почти в сорок футов высотой… Вонь невероятная… Психи все еще прут. Их тысячи, они выходят из тьмы и просто… просто бредут в пламя.
Я видел их внутренним взглядом. И я знал, что Креозоты не будут творить бессмысленного массового самоубийства. У них какая-то стратегия, и они будут ее держаться. У меня похолодело в груди.
Чья-то рука скользнула под мою. Шейла подняла глаза, лицо ее было серьезно. Она глядела на динамик.
Голос ирландца звучал теперь тусклым и далеким. Как компьютер, объявляющий посадку на самолет:
– Стрельба продолжается. Пошли минометы. Психи нам облегчили задачу, они подошли ближе.
Я слушал и видел внутренним взором наступление Креозотов. Они шли по собственным мертвецам. Погибали, и по ним шли следующие. Я знал, что они сделают: построят насыпь из трупов у стены и взойдут по ней.
– Ребята в Дублине справятся, – сказал Док. – У них там хватит оружия на целую армию. Они уже раньше это делали и сегодня сделают снова.
Но он не улыбался, и на очках у него были капли испарины.
– Привет. – Голос ирландца был спокоен. – Я знаю, что вы нас слушаете и молитесь за нас. Должен вам сказать, что они добрались до верха стен. – Голос звучал несколько виновато, будто дублинская община подвела нас всех. – Они уже в здании. Снаружи в коридоре стрельба… Кажется, мне пора вступать и делать свою долю работы. Всем спокойной ночи. Спокойной ночи, Шейла, благослови тебя Господь. Мне очень жаль, но мы сделали все, что могли…
И долго еще отдавался у нас в ушах последний треск из динамика.
Мы сидели и молчали. Молчали.
Было еще темно, когда я почувствовал, что с меня стаскивают одеяло. На миг я замер от ужаса, что Креозоты вломились внутрь.
Кто-то влез в кровать рядом со мной. Сомнений не было – это девушка. Она была голой, и ее груди проехали по моему голому плечу.
– Ник?
– Шейла? Что с тобой?
– Я так боюсь, что хотела куда-нибудь зарыться.
– Хм… ты, кажется, замерзла.
– Очень, Ник. Позволь мне сегодня спать с тобой.
Я признаю, что лежал с Шейлой, ощущая каждый дюйм ее обнаженного тела, и думал о Саре. И о тех беспечных ребятах в Эскдейле, что не видят нависшей лавины. И о том, что было в Дублине. И знал, что сейчас с ней я не могу.
– Ты не против… – я не знал, как сказать, – если мы ничего делать не будем? Кажется, от меня сегодня немного было бы толку.
Она поцеловала меня в щеку:
– Я рада, что ты это сказал. Ник Атен. Ты настоящий джентльмен. Только обними меня и держи… да, вот так. Спасибо.
Я принял решение. Завтра я подойду к Боссу, потребую, чтобы меня вывезли, и не приму “нет” в качестве ответа.
Глава сорок вторая
Город-призрак
– Сделай это для меня. Я заслужил.
Босс посмотрел на электрический свет. Глаза его были как черные дыры с розовыми искрами.
– Заслужил, – сказал он. – И мы тебе будем вечно благодарны, Ник. Но я принял решение. Эти грузовики с территории не выедут.
– Ради всего святого, просто кружка солярки, чтобы провезти меня мимо гапов и высадить. Дальше я пойду пешком.
– Нет, Ник. Это окончательно.
Он пошел прочь, но я схватил его за руку. Люди в кантине смотрели на нас большими глазами.
– Мне надо домой. Босс. Я не хочу, чтобы с моими людьми было так, как с этими беднягами в Дублине.
– Понимаю. Но это не наша проблема. Нам нужно горючее, чтобы продолжать прореживание. Если допустить накопление выше определенного уровня, это вызовет нападение. – Он понизил голос, чтобы больше никто не слышал: – И как ты думаешь, сколько тогда продержится эта проволока?
– У тебя солярки хватит на всю зиму. За сараем бак на сотню галлонов.
Он тяжело выдохнул, обдав меня перегаром.
– Ник… пойдем со мной. Нет, Док, ты останься здесь. Мне надо сказать Нику пару слов с глазу на глаз.
Еле сдерживаясь, Босс зашагал из дома за сарай к резервному баку. Подойдя, он с размаху пнул его ногой.
– Слышишь, Ник? Это эхо слышишь?
– Мне сказали, что тут сто галлонов.
– И это то, во что все верят. А правда в том, старик, что я сам его заполнил, когда мы купались в солярке по уши, – но я не проверил эту проклятую бочку! Она течет. Эта блядь текла и текла, день за днем, земля пропитывалась соляркой, и никто не заметил! – Из черных дыр глаз показались слезы. – Вот почему она такая гулкая, Ник. Эта гадина пустая.
– Твою мать!
До меня начинало доходить. Нет солярки – нечем прореживать Креозотов. Когда они накопят критическую массу, они хлынут через поля, сметут изгородь и захлестнут всю территорию.
Босс был похож на Дэйва Миддлтона перед самоубийством. Он был ходячий труп, который знал, что потерпел поражение.
– И что мне делать. Ник? Эти ребята на меня полагаются. Они думают, что я спасу их шкуры. И я знаю, что мог бы, если бы не эти психопаты снаружи. Мы отлично наладили тут жизнь. Можем выращивать посевы, научились ходить за скотом… Но я нас всех погубил. Моя вина, моя гадская вина.
Он сел, уронив голову на руки, и слезы бежали по его лицу.
– Босс, – присел я около него. – Сколько осталось горючего?
– В четырех грузовиках, которые ездят на прореживание… Примерно по четверти бака в каждом. И пять галлонов в бочке в гараже.
– Давай-ка прикинем… Тут есть малышка “хонда”. Она ведь с дизелем? На ней можно доехать до Тимбукту и обратно на капле топлива?
Босс поднял голову, и я увидел, что на его лице борются подозрение и надежда.
– Что ты хочешь сказать?
– Послушай, у меня есть предложение. Дай мне эту машину и два галлона солярки.
– Ни в коем случае, Ник. Каждый галлон дает нам еще неделю жизни.
– Да нет, послушай, что я скажу. Я хочу сделать так, чтобы у тебя хватило солярки еще на полгода. Взамен ты мне дашь машину с полным баком, и этого мне хватит, чтобы доехать домой.
– И как ты это собираешься устроить? Сотворить еще одно чудо? Как с новым генератором?
– Пойдем выпьем кофе, и я тебе расскажу.
Со мной вызвались ехать Док и Мозаика. Шейла тоже хотела, но я убедил ее повести грузовик.
Я сел за руль машины. Кажется, она была в хорошей форме. Не работали только сигналы и показатель уровня топлива. Но из-за таких мелочей я не собирался терять сон. Мозаика сел сбоку, держа на коленях обрез охотничьего ружья. Док на заднем сиденье с автоматическим пистолетом засыпал меня вопросами.
– Вот какой план, – сказал я им. – Шейла проведет нас через гапов на грузовике – этой инвалидной коляске я в этом смысле не доверяю. У нас в баке два галлона. Этого хватит доехать туда, куда нам надо.
– Но не обратно, – сказал Док.
– Верно. Тем усерднее будем искать горючее.
– Но где мы его найдем? Тут все вокруг уже хорошо подчищено другими общинами. Я показал точку на карте:
– Уэйбич. Я его помню по тем временам, когда был пацаном. Небольшой город на побережье, где селились пенсионеры, – знаете такие места, вроде Божьих залов ожидания. Там должно было быть очень мяло детей, когда обрушилось безумие. Значит, там вряд ли есть колонии детей. Это, в свою очередь, значит, что гапы там не околачиваются. Они должны были покинуть Уэйбич и искать выживших в других местах.
– Будем надеяться, что ты прав.
– Молись, чтобы я был прав. Док. Обратно пешком идти далеко… Ладно, поехали.
Выезжая из ворот, я держался поближе к грузовику. В такой близости к лагерю взрослых не было. Шейла нажала на газ, и мне пришлось сделать то же самое, чтобы не отстать. Она умела водить. Грузовик летел по дороге, разбрасывая брызги зеленого мха.
– Только бы она не затормозила, – сказал я вслух, а то мы исчезнем у нее под задней осью.
– Правильно, – хмыкнул Док с заднего сиденья. – Подбадривай команду.
За поворотом дорогу перекрыла цепочка Креозотов. Шейла даже не снизила скорость. Грузовик прорезал их, как секач капусту.
У перекрестка Шейла развернула грузовик и подъехала к нам.
– Больше Креозотов нет. По крайней мере из нашего стада. – Она посмотрела на меня так пристально, что мне стало неловко. – Поосторожнее там, солнышко.
Меня вдруг окатил прилив нежности к ней. Выскочив из машины, я вспрыгнул на подножку грузовика.
– Спасибо тебе, Шейла. И будь осторожной сама. Мы через пару дней вернемся.
– Я рада, что ты к нам попал, Ник Атен. Ты знаешь, что ты необыкновенный?
Она поцеловала меня в губы. Мозаика присвистнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Она смотрела на меня пристально, черные длинные волосы падали ей на грудь.
– Почему ты так говоришь. Ник? Почти все время ты такой же, как другие ребята, но вдруг иногда говоришь так, будто знаешь что-то, чего мы не знаем.
Я рассмеялся:
– Не обращай внимания. Я начинаю говорить, как Дел-Кофи.
– Кто?
– Да так, один яйцеголовый там, дома.
– У тебя еще кто-то есть там, дома, Ник? Я имею в виду – кто для тебя что-то значит. Я знаю, что я…
– Внимание! Всем заткнуться и слушать! – крикнул Мозаика. – Док связался по радио с Дублином. На них напали, и они говорят, что это самое крупное нападение из всех, что были.
Глава сорок первая
Победа тьмы
За тридцать секунд в радиорубку набились все, кто мог влезть. Док сидел на столе, глядя на переключатели передатчика, будто видел в них, что происходит на том конце. Из динамика на фоне треска слабых помех ясно звучал голос:
– Планета Земля, говорит Дублин. Приветствуем вас на гигантском спектакле. Иисус, Мария и Иосиф, эти парни укрыли собой всю местность! Итак… мы включили прожектора, и видно, что они… они вроде лезут на изгородь.
Док сказал специально для меня:
– Дублинский лагерь устроен в тюрьме. Там примерно тысяча ребятишек. И вооружены они лучше всех других. – Он нарисовал в воздухе один квадрат в другом. – Наружная граница – это высокая колючая проволока. Потом идет внутренняя бетонная стена высотой в тридцать футов.
Быструю речь Дока перебивали слова из динамиков – это другие общины спешили со словами ободрения.
– Удачи вам, Дублин, – сказал девичий голос с немецким акцентом.
Потом голос с произношением английской частной школы:
– Держитесь, парни! Задайте этим гадам перцу. И снова Дублин:
– Шейла здесь? Я как-то обещал ей прогулку при луне по старому Дублину. Она еще помнит?
Шейла покраснела:
– Конечно, помню, Джоно. Ты там поосторожнее, слышишь?
– Пошли мне воздушный поцелуй, милая, и я тебе достану кусок Обманного Камня… Господи, вы слышали только что?
Это прозвучало как взрыв помех.
– Мы стрельнули по ним из гаубицы. Она выкосила в толпе целую просеку.
Будто радиопостановка. Мы принесли стаканы и жареных цыплят и слушали. Только это было взаправду. Тысяча человек, ни одного старше девятнадцати, вели битву с противником, который больше не был человеком.
– …это пулеметы, – сказал голос с мягким ирландским акцентом. – Мне видно в окно… пули как искры летят с крыши у меня над головой… туда, в темноту. Даже целиться не надо… Стреляй в ту сторону – и нельзя не попасть. Их там тысячи… Они стали накапливаться сегодня днем. Раньше они уже это делали, но рассеивались, сегодня в первый раз… выстрел! Это опять гаубица. А теперь мы выкатываем к воротам танки. Они будут стрелять в упор через проволоку…
Из динамика раздался треск стрелкового оружия, и снова грохот больших пушек, как взрыв помех. Я оглядел лица людей в комнате. Они ловили каждое слово. Это не была жажда крови. Каждый взрыв был заверением, что мы тоже можем выжить.
Шли часы. Приносили еще еды и питья. Иногда мы криками приветствовали сообщение ирландца об очередном успехе. Они были уверены в себе, сидя в безопасности за тридцатифутовыми бетонными стенами. И мы тоже ощущали собственную безопасность. Хотя я, когда выходил отлить, видел, как шатаются беспокойно Креозоты по полю, будто как-то знают, что происходит в Ирландии.
– Ник, ты прослушал! Ребята в Ирландии вывели огнеметы! – У Мозаики была в руках обгорелая палка. – Они их сегодня поджарят!
– Теперь мы повесили ракеты на парашютах. Все осветилось, и я могу вам описать эту сцену… – Спокойный голос пресекся. Когда он заговорил снова, все ощутили, что голос изменился. В нем было почти что недоумение. – Мы положили сотни этих таких-растаких. Они все еще идут. У них не хватает соображения это бросить… Вот опять танки… Постойте… Стойте! Танки идут к воротам! Наши парни отступают! Святая Мария, они даже не останавливаются подобрать оружие! А, черт! Теперь я вижу, что там… Психи прорвали изгородь слева от меня. Они вливаются, как наводнение… Давайте, давайте… Вот. Мы закрыли ворота в стене. Теперь этим гадам только крылья отращивать, чтобы перелететь.
Из динамиков снова донесся треск автоматов и винтовок. Мы перестали есть. Важно было только одно: услышать следующее слово мягкого ирландского голоса.
К одиннадцати треск перестрелки был так же густ. Дублинцы стояли на стенах тюрьмы, стреляя почти в упор в Креозотов, которые лезли на бетонные блоки, как упершийся в волнолом морской прилив.
То, что их вело, не давало им отойти, даже когда их полили горючим и бросили сверху горящую ветошь.
– Боже мой… я рад, что вы можете это только слышать. А не нюхать. Пламя почти в сорок футов высотой… Вонь невероятная… Психи все еще прут. Их тысячи, они выходят из тьмы и просто… просто бредут в пламя.
Я видел их внутренним взглядом. И я знал, что Креозоты не будут творить бессмысленного массового самоубийства. У них какая-то стратегия, и они будут ее держаться. У меня похолодело в груди.
Чья-то рука скользнула под мою. Шейла подняла глаза, лицо ее было серьезно. Она глядела на динамик.
Голос ирландца звучал теперь тусклым и далеким. Как компьютер, объявляющий посадку на самолет:
– Стрельба продолжается. Пошли минометы. Психи нам облегчили задачу, они подошли ближе.
Я слушал и видел внутренним взором наступление Креозотов. Они шли по собственным мертвецам. Погибали, и по ним шли следующие. Я знал, что они сделают: построят насыпь из трупов у стены и взойдут по ней.
– Ребята в Дублине справятся, – сказал Док. – У них там хватит оружия на целую армию. Они уже раньше это делали и сегодня сделают снова.
Но он не улыбался, и на очках у него были капли испарины.
– Привет. – Голос ирландца был спокоен. – Я знаю, что вы нас слушаете и молитесь за нас. Должен вам сказать, что они добрались до верха стен. – Голос звучал несколько виновато, будто дублинская община подвела нас всех. – Они уже в здании. Снаружи в коридоре стрельба… Кажется, мне пора вступать и делать свою долю работы. Всем спокойной ночи. Спокойной ночи, Шейла, благослови тебя Господь. Мне очень жаль, но мы сделали все, что могли…
И долго еще отдавался у нас в ушах последний треск из динамика.
Мы сидели и молчали. Молчали.
Было еще темно, когда я почувствовал, что с меня стаскивают одеяло. На миг я замер от ужаса, что Креозоты вломились внутрь.
Кто-то влез в кровать рядом со мной. Сомнений не было – это девушка. Она была голой, и ее груди проехали по моему голому плечу.
– Ник?
– Шейла? Что с тобой?
– Я так боюсь, что хотела куда-нибудь зарыться.
– Хм… ты, кажется, замерзла.
– Очень, Ник. Позволь мне сегодня спать с тобой.
Я признаю, что лежал с Шейлой, ощущая каждый дюйм ее обнаженного тела, и думал о Саре. И о тех беспечных ребятах в Эскдейле, что не видят нависшей лавины. И о том, что было в Дублине. И знал, что сейчас с ней я не могу.
– Ты не против… – я не знал, как сказать, – если мы ничего делать не будем? Кажется, от меня сегодня немного было бы толку.
Она поцеловала меня в щеку:
– Я рада, что ты это сказал. Ник Атен. Ты настоящий джентльмен. Только обними меня и держи… да, вот так. Спасибо.
Я принял решение. Завтра я подойду к Боссу, потребую, чтобы меня вывезли, и не приму “нет” в качестве ответа.
Глава сорок вторая
Город-призрак
– Сделай это для меня. Я заслужил.
Босс посмотрел на электрический свет. Глаза его были как черные дыры с розовыми искрами.
– Заслужил, – сказал он. – И мы тебе будем вечно благодарны, Ник. Но я принял решение. Эти грузовики с территории не выедут.
– Ради всего святого, просто кружка солярки, чтобы провезти меня мимо гапов и высадить. Дальше я пойду пешком.
– Нет, Ник. Это окончательно.
Он пошел прочь, но я схватил его за руку. Люди в кантине смотрели на нас большими глазами.
– Мне надо домой. Босс. Я не хочу, чтобы с моими людьми было так, как с этими беднягами в Дублине.
– Понимаю. Но это не наша проблема. Нам нужно горючее, чтобы продолжать прореживание. Если допустить накопление выше определенного уровня, это вызовет нападение. – Он понизил голос, чтобы больше никто не слышал: – И как ты думаешь, сколько тогда продержится эта проволока?
– У тебя солярки хватит на всю зиму. За сараем бак на сотню галлонов.
Он тяжело выдохнул, обдав меня перегаром.
– Ник… пойдем со мной. Нет, Док, ты останься здесь. Мне надо сказать Нику пару слов с глазу на глаз.
Еле сдерживаясь, Босс зашагал из дома за сарай к резервному баку. Подойдя, он с размаху пнул его ногой.
– Слышишь, Ник? Это эхо слышишь?
– Мне сказали, что тут сто галлонов.
– И это то, во что все верят. А правда в том, старик, что я сам его заполнил, когда мы купались в солярке по уши, – но я не проверил эту проклятую бочку! Она течет. Эта блядь текла и текла, день за днем, земля пропитывалась соляркой, и никто не заметил! – Из черных дыр глаз показались слезы. – Вот почему она такая гулкая, Ник. Эта гадина пустая.
– Твою мать!
До меня начинало доходить. Нет солярки – нечем прореживать Креозотов. Когда они накопят критическую массу, они хлынут через поля, сметут изгородь и захлестнут всю территорию.
Босс был похож на Дэйва Миддлтона перед самоубийством. Он был ходячий труп, который знал, что потерпел поражение.
– И что мне делать. Ник? Эти ребята на меня полагаются. Они думают, что я спасу их шкуры. И я знаю, что мог бы, если бы не эти психопаты снаружи. Мы отлично наладили тут жизнь. Можем выращивать посевы, научились ходить за скотом… Но я нас всех погубил. Моя вина, моя гадская вина.
Он сел, уронив голову на руки, и слезы бежали по его лицу.
– Босс, – присел я около него. – Сколько осталось горючего?
– В четырех грузовиках, которые ездят на прореживание… Примерно по четверти бака в каждом. И пять галлонов в бочке в гараже.
– Давай-ка прикинем… Тут есть малышка “хонда”. Она ведь с дизелем? На ней можно доехать до Тимбукту и обратно на капле топлива?
Босс поднял голову, и я увидел, что на его лице борются подозрение и надежда.
– Что ты хочешь сказать?
– Послушай, у меня есть предложение. Дай мне эту машину и два галлона солярки.
– Ни в коем случае, Ник. Каждый галлон дает нам еще неделю жизни.
– Да нет, послушай, что я скажу. Я хочу сделать так, чтобы у тебя хватило солярки еще на полгода. Взамен ты мне дашь машину с полным баком, и этого мне хватит, чтобы доехать домой.
– И как ты это собираешься устроить? Сотворить еще одно чудо? Как с новым генератором?
– Пойдем выпьем кофе, и я тебе расскажу.
Со мной вызвались ехать Док и Мозаика. Шейла тоже хотела, но я убедил ее повести грузовик.
Я сел за руль машины. Кажется, она была в хорошей форме. Не работали только сигналы и показатель уровня топлива. Но из-за таких мелочей я не собирался терять сон. Мозаика сел сбоку, держа на коленях обрез охотничьего ружья. Док на заднем сиденье с автоматическим пистолетом засыпал меня вопросами.
– Вот какой план, – сказал я им. – Шейла проведет нас через гапов на грузовике – этой инвалидной коляске я в этом смысле не доверяю. У нас в баке два галлона. Этого хватит доехать туда, куда нам надо.
– Но не обратно, – сказал Док.
– Верно. Тем усерднее будем искать горючее.
– Но где мы его найдем? Тут все вокруг уже хорошо подчищено другими общинами. Я показал точку на карте:
– Уэйбич. Я его помню по тем временам, когда был пацаном. Небольшой город на побережье, где селились пенсионеры, – знаете такие места, вроде Божьих залов ожидания. Там должно было быть очень мяло детей, когда обрушилось безумие. Значит, там вряд ли есть колонии детей. Это, в свою очередь, значит, что гапы там не околачиваются. Они должны были покинуть Уэйбич и искать выживших в других местах.
– Будем надеяться, что ты прав.
– Молись, чтобы я был прав. Док. Обратно пешком идти далеко… Ладно, поехали.
Выезжая из ворот, я держался поближе к грузовику. В такой близости к лагерю взрослых не было. Шейла нажала на газ, и мне пришлось сделать то же самое, чтобы не отстать. Она умела водить. Грузовик летел по дороге, разбрасывая брызги зеленого мха.
– Только бы она не затормозила, – сказал я вслух, а то мы исчезнем у нее под задней осью.
– Правильно, – хмыкнул Док с заднего сиденья. – Подбадривай команду.
За поворотом дорогу перекрыла цепочка Креозотов. Шейла даже не снизила скорость. Грузовик прорезал их, как секач капусту.
У перекрестка Шейла развернула грузовик и подъехала к нам.
– Больше Креозотов нет. По крайней мере из нашего стада. – Она посмотрела на меня так пристально, что мне стало неловко. – Поосторожнее там, солнышко.
Меня вдруг окатил прилив нежности к ней. Выскочив из машины, я вспрыгнул на подножку грузовика.
– Спасибо тебе, Шейла. И будь осторожной сама. Мы через пару дней вернемся.
– Я рада, что ты к нам попал, Ник Атен. Ты знаешь, что ты необыкновенный?
Она поцеловала меня в губы. Мозаика присвистнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42