Тысяча самураев вонзили шпоры в бока боевых коней, и окрестности затопили гул копыт и гортанные кличи:
- Хар-ра! Хар-ра!
Удар был так силен и неожидан, что заговорщики растерялись. Конница сминала людей будто огромным катком, острые, острее лезвия бритвы, мечи завершали дело. Но все же растерянность была недолгой. И для отборных самураев клана Иэхисы этот бой не стал, как ожидалось, легкой прогулкой. На одного бойца подпольной школы приходилось по два-три вооруженных до зубов самурая, но они дрались отчаянно и яростно, обрушивая на врага всю свою мощь ног и кулаков, закаленных на тренировках до крепости стали.
В высоких головокружительных прыжках крестьяне взмывали вверх и страшными ударами сбрасывали всадников с седел. Некоторые бойцы имели такие жесткие ладони, что могли отразить ими удар меча, а их пальцы, будто рисовую бумагу, пробивали стальные панцири. И все же они медленно, но верно отходили к воротам монастыря под натиском оружия и численного превосходства самураев. Сцепившись в единый клубок, встав спиной к спине, бойцы «Белого Лотоса» умирали, предварительно успев каждый поразить нескольких врагов. Они были обречены, преданы, окружены со всех сторон, но это и умножало их силу.
Им было нечего терять, и они были раскованны и свободны. Их реакция была молниеносной, удары неотразимыми, бесстрашие - ужасающим. И были они подобны сказочным великанам, ибо казались трепещущим врагам неуязвимыми.
Они ни за что не отступили бы, но светлейший князь преподнес им последний сюрприз - огонь своих мушкетов, совершенно нового, вывезенного из Европы оружия, от которого не могли спасти ни храбрость, ни сила, ни ловкость. С дикими криками заговорщики бросались на черные дула и падали, принимая грудью огонь и свинец.
Бой шел целые сутки - ночь и день. Только на закате следующего дня самураи ворвались в стены монастыря, и в кельях и залах для молитвы зазвенели мечи, раздались крики, полилась кровь. Заговорщики защищались с отчаянием обреченных. О бегстве никто не думал. В зале Золотого Будды собрались последние защитники - несколько оставшихся в живых монахов и крестьян во главе с Чико и Онуко Тэраем. Между друзьями больше не могло быть недоразумений и вражды - они превратились в единое боевое существо. Один прикрывал спину другого..
Монастырь Хоккэн, последний оплот восставших, пал вечером 16 августа 1637 года.
В окружении телохранителей Симадзу Иэхиса прошел по длинному коридору и оказался в келье. У порога с рассеченной головой лежал настоятель. Благородное лицо его выражало величественное спокойствие. В углу, запрокинув голову, громко хохотал сошедший с ума наследник трона Итиро Иэхиса. Глаза дайме сузились, пальцы, сжимавшие рукоять меча, побелели от напряжения.
- Хочешь камушек? - улыбнулся принц. - Бери, у меня еще есть.
- Тут был твой брат?
- Я здесь давно играю, - сказал Итиро, не обращая внимания на вопрос. - Знаешь, как интересно. Складываешь камешки в пирамиду, потом щелк по ней - и все разлетается. Смешно?
- Смешно, - согласился князь. - Где твой брат?
Итиро махнул рукой.
- Не играй с ним, он жульничает. Я лучше, честное слово.
- Куда он ушел?
- Через потайную дверь. Монах говорил, там подземный ход. Темно и сыро, фу.
- А женщина?
- Тоже ушла. Сначала они поругались, даже подрались. А потом она побежала за ним. Сердитая - ужас!
Он смотрел на своего отца и тихонько смеялся. Какие они все смешные! Бегают, дерутся, гоняются друг за другом, объятые жаждой богатства или власти над такими же смешными, как и они сами. А ведь можно просто сесть, сложить камешки пирамидой и потом разрушить ее ловким движением пальцев. Щелк! А потом снова собирать их и складывать, с наслаждением ползая по полу. И так много-много раз, ведь перед интересной игрой отступает само Время.
Черный враждебный лес. Дорога, посеребренная холодной равнодушной луной. И бешеный топот копыт. Оуэма Тэдзива гнал коня вперед, безжалостно стегая плетью по покрытым пеной бокам. Погоня медленно настигала Оуэму, отбирая у него способность трезво оценивать ситуацию. Мысли, все до одной, вылетели из головы, он был загнанным зверем, оленем, которого настигает стая волков. Только древний инстинкт выживания, заложенный матерью - природой. Больше ничего. Пустота…
Тот, кто преследовал его, был один. Но Оуэма отдал бы сейчас половину жизни, чтобы за ним гналась сотня самураев, а не этот затянутый в черное всадник. Ему казалось, что его преследует сам дьявол - безмолвный, стремительный, беспощадный.
Успеть, успеть, успеть, стучали копыта. Заехав в чащу, Оуэма бросил взмыленного коня и кубарем скатился в овраг. Правая рука почти не действовала, затылком он сильно ударился о камень при падении, но боли не было, мозг в лихорадочном напряжении просто отказывался воспринимать ее. Задыхаясь, Оуэма добрался до сухого дерева на краю оврага. Корни дерева были обнажены, ручей вымыл из-под них почву. Один корень, извиваясь змеей, торчал чуть в сторону. Оуэма повернул его, и в земле вдруг открылся потайной люк Всадник на дороге потерял Оуэму. Он остановил коня и огляделся. Потом спрыгнул и припал к земле, быстро обнюхивая ее метр за метром. Преследователь Оуэмы был мастером ниндзюцу высшего класса, ему хватило и полминуты, чтобы отыскать следы копыт, ведущие в чащу. Но эти полминуты Оуэма все-таки выиграл. Он ужом скользнул в отверстие люка и оказался в довольно просторном помещении. Автоматически в углах зажглись светильники, искусно замаскированные под неровно чадящие факелы. Успеть, успеть, успеть! Он почти физически ощущал, как преследователь наступает ему на пятки. Дышит в затылок.
Посреди помещения на полу был очерчен серебристый круг. Оуэма встал точно в его середине и настроился на телепатическую связь с Центром управления темпоральных перемещений, в просторечии называемым временным колодцем. Спокойно, повторял он себе. Ты успеешь. Ты проделывал это сотни раз, ты даже установил рекорд института, и он держался целых пять месяцев.
Оуэма ощутил, как мозг словно пронзает тонкая, во много раз тоньше волоса, серебряная нить. И в тишине зазвучал наконец голос, не слышимый ни для кого, кроме Оуэмы:
- Добро пожаловать в отсек временного перемещения. Сообщите системе свои параметры…
Сейчас этот вежливо-равнодушный женский голос, всегда так раздражавший своим ледяным спокойствием, показался Оуэме сладкой музыкой. Медленно и внятно он начал действия, предшествующие началу путешествия во времени. Код временного колодца… Пароль… Код входа в систему… Тип пользователя… Приоритет - высший. Срочное возвращение… Личный код CEPC07502JP… Время - 3359 год… Координаты - Восточный филиал…
- Внимание! Ваши параметры идентифицированы. Вам необходимо избавиться от одежды и личных вещей. Напоминаю: темпоральное поле временного колодца пропускает только живую плоть, отторгая неодушевленные предметы. Через три минуты будет произведен запуск силового генератора… Повторяю…
На раздевание хватило бы и нескольких секунд. Преследователь Оуэмы уже был в овраге. Корень одного из деревьев на склоне подозрительно торчал в сторону…
Полностью обнаженный человек в центре очерченного серебристой поверхностью круга максимально расслабился и приготовился к прыжку сквозь время. В воздухе возникли завихрения, сначала слабые, потом заметные все сильнее и сильнее. Заработал генератор темпорального поля. Помещение осветилось голубоватым сиянием. «Скоро я буду дома», - подумал Оуэма.
- Внимание, попытка вторжения в систему, - раздался в его мозгу по-идиотски спокойный женский голос. - Попытка вторжения в систему…
Сказала бы проще: кто-то ломится в дверь.
Преследователь мягко спрыгнул на пол помещения и огляделся. Никого. Пусто. Он сорвал с головы ненужную черную маску-капюшон, и роскошные длинные женские волосы рассыпались по плечам.
Оуэма старался дышать глубоко и размеренно. Он ничего не видел, перед глазами стояла темнота, прорезаемая изредка голубоватыми вспышками, словно от электрических разрядов. Он знал, что путешествие его займет немного времени и пройдет легко, если он не потеряет телепатический контакт с Центром управления. Но если даже это и произойдет, что ж, переход займет на несколько минут больше, вот и все… Главное - он скоро будет дома. Семнадцатый век. Восемнадцатый. Девятнадцатый. Двадцатый. Стоп. СТОП?! Почему стоп?
- Внимание, - снова вторгся в сознание знакомый голос. - Внешняя блокировка тоннеля временного перемещения. Повторяю, внешняя блокировка тоннеля временного перемещения. Век - ХХ, год 1925-й. Координаты…
- Ты что? - не понял Оуэма. - Какая блокировка? Ты с ума сошла? На темпоральное поле невозможно поставить блокировку! Слышишь?
- Внимание. В результате внешнего воздействия запущена система самоуничтожения тоннеля временного перехода. Пользователю надлежит в течение одной минуты покинуть тоннель. Повторяю…
Оуэму покрыл холодный пот. Он лихорадочно пытался наладить контакт с Центром, но канал, похоже, был отключен. Код временного колодца… Пароль… Код входа в систему… Личный шифр… Нет ответа.
- Да что же ты творишь, сука?! - заорал Оуэма в ярости.
Код временного колодца… Приоритет… Код доступа… Хрен!
- Внимание. До момента ликвидации временного колодца осталось десять секунд. Пользователю срочно покинуть тоннель…
Личный шифр… Код доступа… Вход в систему…
Справа от нежно-белой часовенки, обозначенной на карте как квадрат 2-23, хлопнул взрыв. Молоденький безусый поручик возле орудия, вглядываясь через бинокль в синеватую дымку, тревожно проговорил:
- Похоже, артподготовка… Бородулин, как ты думаешь, пароход из Владивостока уже отошел?
- Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Красные просто ничейную полосу пашут. Тишина - вот что плохо, когда стреляют, вроде как спокойнее.
За небольшим холмом в ста метрах от орудия, прикрывавшего дорогу к Владивостоку от красной конницы, бессильно лежал обнаженный мужчина и жадно ловил пропахший гарью воздух раскрытым ртом.
Глава 19
Максим Тумас Тибет, август 3359 г.
Адель Ларченко сидела в кресле, подперев кулачком подбородок, и смотрела за окно. Горы вдали покрылись синеватой дымкой, трава и деревья были неподвижны, воздух прохладен. Природа отдыхала.
- Когда он приходил, я становилась как взбесившаяся кошка, назло ему. Я кричала гадости ему в лицо, я готова была расцарапать его физиономию, а он просто стоял и спокойно улыбался, потому что видел этот концерт тысячу раз и наизусть знал, чем все закончится.
- Ты любила Ракшу Бамира? - тихо спросил я.
- Любила. И ненавидела одновременно. Я все в нем ненавидела. Его уверенность, его круглые плечи, пухлые губы. Себя ненавидела за то, что не могла ему противиться. От него исходил какой-то животный магнетизм. Он прекрасно знал, что я не смогу сбежать от него, и обращался он со мной как с собачонкой. Знаешь, какая у него была поговорка? «Обращайся со шлюхой как с королевой, а с королевой - как со шлюхой».
- Почему ты молчала до сих пор? Может быть, мне удалось бы спасти Стефана Сайко.
- А меня ты спас бы? Или я могу подохнуть?
- Ракша никогда не учил тебя играть в шахматы?
- Учил, - удивилась Адель. - А откуда ты знаешь?
- И как успехи?
- Маугли говорил, я способная, - ответила она с затаенной гордостью. - Один раз даже его самого обставила. Взяла тайком учебник, времени не пожалела, проштудировала дебют какого-то грека (фамилию забыла). У Маугли глаза на лоб полезли.
- Какими фигурами вы обычно играли?
- Янтарным набором. Мои любимые, я всегда брала себе белые. На самом-то деле они желтые. И прозрачные…
Этими шахматами Ракша Бамир сыграл последнюю в своей жизни партию. Затем кто-то неведомый удалил с красивых фигурок отпечатки пальцев и все остальное вплоть до микрочастиц.
Фигуры так и остались там, в опечатанной комнате на своих местах, словно крошечные солнышки, переливающиеся янтарным блеском. Единственные свидетели, те, кто видел убийцу.
- Ракша хорошо играл?
Она улыбнулась, вернее, сделала не вполне удачную попытку. Губы разъехались по всем правилам, но глаза остались грустными, хоть и слегка потеплели.
- Маугли был помешан на шахматах. Как-то даже занял первое место в европейском турнире. Гордился этим, как мальчишка.
И все же последнюю свою партию он проиграл. Несчастный король, зажатый со всех сторон, и единственная трагическая в своей самоотверженности пешка. Нужно искать шахматиста. И не просто любителя, а того, что поставил на колени самого Маугли, призера европейского турнира.
Марк Бромберг объявил мне мат на тридцать втором ходу, красиво пожертвовав обе ладьи. Победа доставила ему истинное удовольствие. Он подобрел, обмяк и развалился в своем кресле.
- Спасибо, Максим. Честное слово, вы словно бальзам пролили мне на душу. С компьютером играть - все равно, что заниматься любовью по телевизору.
- А Стефан был хорошим шахматистом?
Он махнул рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42