— Да, ма?
Мальчик с трудом расслышал собственный голос. Ноги и руки походили на протезы, поставленные ему пять минут назад. Неудивительно, что он не мог двигать ими как следует, впрочем, и в голове, казалось, заменили мозги чем-то не очень подходящим для их функции. Лишь одна мысль поддерживала его: то, что сейчас произойдет, расставит все по своим местам и Дэнни увидит, что все осталось таким, как прежде, — и в доме, и в Оруэлле, а значит, и мать такая же, как была, и брат.
— Паршивый ребенок! — зашипела мать, словно разбуженная вторжением незнакомцев змея, охраняющая вход в подземелье с золотом.
— Ма, я…
— Паршивая овца! — перебила миссис Шилдс — Вот кто ты! Ты знаешь, Дэнни, что паршивая овца портит все стадо? Ты знаешь это, противный мальчишка?
— Ма! — залепетал Дэнни. — Я не наро…
— Молчи, тварь! — рявкнула Энн. — Через несколько минут здесь будет…
— Ма, я не…
— Не перебивай! — заорала она, и от ее крика у Дэнни едва не подкосились ноги. — Сейчас к нам зайдет миссис Томпсон, чтобы кое-что подсказать насчет интерьера кухни. И как раз перед ее приходом ты нагадил!
Женщина сделала два быстрых шага и со всего размаха ударила мальчика ладонью по голове. Ребенку показалось, что ухо соприкоснулось с горящей спичкой, перед глазами замелькали искорки. Казалось, голова Дэнни вот-вот оторвется от тела и свалится на один из осколков. После оплеухи Энн схватила сына за ухо и, сдавив его пальцами, потянула вверх. Медленно. Дэнни взвыл, ухватившись двумя руками за кисть матери, не давая таким образом подымать его все выше. Энн закипела, еще когда увидела испуганную рожицу сына, стоящего над разбитой бутылкой молока. Нет, она, конечно, и мысли не допускала, что сделал он это специально. Но все равно, скажи ей в тот момент кто-нибудь, что мальчик не виноват в случившемся и что оплошности бывают не только у детей, она бы не поверила. Конечно же этот гаденыш виноват и заслуживает хорошей взбучки. Нельзя разбивать бутылки с молоком. Нельзя! Она была так зла, что ей хотелось просто разорвать его на части. Но то, что этот маленький пакостник еще осмелился сопротивляться, хватая ее за руку, словно наказание незаслуженно, взбесило ее до крайности.
Она с воем вырвала руку и ударила сына ладонью по щеке, на которой тут же отпечаталась красным пятном ее пятерня. Дэнни уже ничего не пытался сказать. Интуитивно он почувствовал, что мать уже не контролирует себя, поэтому стремление уберечься от непредсказуемых последствий ее бешенства побудило его не сопротивляться. Мальчик не стал даже касаться рукой своей щеки, хотя она и горела болью. Левой рукой Энн ухватила его за волосы на макушке. Не сдержавшись, Дэнни закричал. Движением руки она согнула его, цепко держа за волосы, а другой рукой стала наносить удары по затылку, плечам, спине, приговаривая сквозь зубы:
— Гаденыш, гаденыш! Я тебя научу, тварь… гаденыш. Ты у меня узнаешь, как… гаденыш, мерзкий гаденыш!
А удары сыпались градом, и в какой-то миг Дэнни подумал, что мать забьет его до смерти. Кто знает, как было бы на самом деле, если б не телефонный звонок.
Он как будто заставил Энн очнуться, и Дэнни понял, что спасен. Мать убрала руку от его макушки, которая пылала, словно ее прижгли каленым железом. Спина и плечи тоже были покрыты островками боли. Миссис Шилдс, отдуваясь и на ходу поправляя разметавшиеся волосы, быстро подошла к висевшему на стене аппарату.
Дэнни приходил в чувство, краски стали приобретать прежнюю яркость. Одной рукой он держался за макушку, другой утирал слезы, размазывая их по лицу вместе с соплями. Он негромко плакал. Энн, сказав пару односложных фраз, повесила трубку. Повернувшись, она глянула на Дэнни и сухо сказала:
— Тебе повезло! Миссис Томпсон задерживается на полчаса. — Мать глянула на белую лужу, в которой темнели бутылочные осколки. Дэнни в душе проклинал и миссис Томпсон, и ее советы по интерьеру чего бы то ни было. — Я сама за тобой уберу, а не то ты нагадишь еще больше. Умойся и ступай к себе в комнату.
И мать как бы забыла о нем. Дэнни не заставил ее повторять свой приказ дважды, и, пробубнив: «Хорошо, ма», он как можно осторожнее удалился. Но уже в тот день его ждало новое испытание, показавшееся ему еще серьезнее.
2
Дэнни решил, что лучше не маячить у матери перед глазами. Придя к себе в комнату, он бессильно повалился на кровать. Тело ныло. Позже он обнаружит перед зеркалом два синяка на спине. Обида заполняла все его существо. Да, он растяпа. Уронить бутылку, словно его не кормили несколько дней… Но так получить за это! Дэнни был зол на мать. Никогда он еще не был так зол на нее. И еще миссис Томпсон он обзывал про себя такими словами, что даже перед самим собой стало стыдно. Ладно бы она еще действительно пришла к ним спустя несколько минут после его неловкости (то, что мать вполне могла, закрыв дверь в кухню, провести ее в гостиную, усадить и, извинившись, попросить подождать пять минут, пока наведет порядок на кухне, не приходило Дэнни в голову), так нет же, она, видите ли, решила задержаться на полчаса! Почему она не предупредила мать раньше? Может быть, тогда его бы не побили! А теперь вот он лежит на животе, потому что болит спина, и держится рукой за ноющую щеку. Он снова заплакал, благо мать уже не могла слышать его всхлипывания.
Он услышал, как к дому подъехала машина. Это заставило его на время позабыть обиды и болячки, напомнив о мамином «крайслере». Почему он не слышал, как она подъехала к дому? Он должен был слышать! Но не услышал. Он встал и моментально оказался у окна. Это приехала миссис Томпсон. Она вышла из машины и резким движением руки захлопнула дверцу. Дэнни услышал хлопок. У матери была такая же манера закрывать дверцу. Он мог по звуку закрываемой дверцы определить, кто выходит из машины — отец или мать. Отец закрывал аккуратно и никогда не хлопал.
Миссис Томпсон являла собой полную противоположность миссис Динджер. Маленькая и до невозможности худая, она походила на ходячую лыжную палку, обернутую в платье. Очки в роговой оправе придавали ей комический вид. Глядя на нее сейчас, Дэнни уже не испытывал ненависти. В голове неожиданно возник вопрос: почему у матери всегда появляются подруги, которые выглядят, мягко говоря, далеко не эффектно? Может быть, это неспроста, может, мать, общаясь с кем-нибудь, желает быть уверенной, что она лучше другого хотя бы внешностью? Но Дэнни был слишком мал, чтобы всерьез задуматься об этом. Тем более что его уже по-настоящему мучило другое. Вот подъехала к дому миссис Томпсон. Он лежал у себя в комнате на втором этаже, плакал, спрашивая себя, почему он так несчастлив, и все же услышал, как к их дому подъехала машина. Час назад он сидел на кухне, из которой все слышно, пожалуй, еще лучше, сидел тихо, радио молчало, телевизор был выключен, вообще не было никаких звуков, которые могли помешать, и все-таки… Дэнни почувствовал, что мозги вот-вот расплавятся от напряжения. Он даже ругнулся вслух. Затем он услышал трель дверного звонка, а через секунду — радостное щебетание матери. Как будто не она меньше часа назад в бешенстве била своего сына!
Он снова улегся на кровать. После пятиминутной тишины раздался смех мамы. Наверняка пыталась показать свое чувство юмора в ответ на какую-нибудь шутку миссис Томпсон. Дэнни очень хотелось спуститься вниз, чтобы позвонить Сиду и узнать, дома ли он, но он не стал этого делать. К страху перед матерью примешивалось острое нежелание показываться на глаза миссис Томпсон, которая снова начнет учить его уму-разуму, объяснять ему, какая у него золотая мама, какая умница и красавица, и в конце (который тоже растянется, словно мыльная опера) накажет ему любить, беречь, не обижать ее лучшую подругу. Миссис Томпсон, которой не довелось иметь с мужем собственных детей, приезжала к Шилдсам неоднократно и всякий раз сразу же требовала привести детей, чтобы потрепать их за волосы, удивиться, какие они уже большие (у такой молодой мамы), пожелать им, чтобы у них все было хорошо и они всегда оставались умницами. При этом она всякий раз переходила на Энн, поясняя детям, какой клад они имеют в лице своей матери, которой, впрочем, она восхищалась вполне искренне. Однако Дэнни смущали и пугали эти речи так же, как и ее глаза, слишком большие для маленького лица и слишком выпученные. Он лишь молился про себя, чтобы ему не позвонил Сид. Иначе встречи с миссис Томпсон не избежать, хотя он надеялся, мама скажет Силу, что его нет дома. В этом случае Дэнни не обиделся бы на нее.
Спустя минут сорок после появления миссис Томпсон Дэнни услышал, как домой пришел его братец Джонни. Дэнни наизусть знал звуки, издаваемые братом при появлении. Тем более что отцу еще рано было возвращаться. Джонни входил уверенно, как муж-буян входит к себе домой после посещения бара. Джонни чувствовал себя хозяином. Ну еще бы, кого ему бояться? Не младшего же брата, который шарахается от собственной тени! Он прогрохотал через прихожую к лестнице, что-то напевая и при этом ужасно фальшивя, когда раздался голос матери:
— Джон!
Брат тотчас же замер, словно проглотив язык.
— Джон, я кому говорю? Поди-ка сюда! — Интонация матери не оставляла сомнений.
«Интересно, — подумал Дэнни, — брат не обратил внимания на чужую машину на подъездной дорожке или он просто сегодня в таком хорошем настроении, что ему на все наплевать?» И все же Дэнни был уверен: знай Джонни, что это машина миссис Томпсон, наверняка вообще не пошел бы домой. До этого сама мама привозила и увозила миссис Томпсон на своем «крайслере», поэтому Джонни и допустил промах. Он понял, что попался, и ему стало не до модных мелодий. Братья — ни один, ни другой — не любили, когда мать звала их показаться миссис Томпсон, но Джонни особенно. Он прямо-таки свирепел после этих визитов. Дело в том, что Дэнни был терпеливее, привыкнув к обидам и тычкам. Так что стояние перед миссис Томпсон было не таким уж и страшным. Его только пугали ее глаза. Джонни, не позволявший никому обходиться с ним, как с марионеткой, психовал при одной мысли, что ему придется стоять, выслушивая, как миссис Томпсон пищит своим мышиным голосом, как лазает своей костлявой ручкой в его волосах, словно ищет вшей. Он мог бы игнорировать эту «выпущенную из концлагеря», как он ее называл, но знал, что за «сладкую» жизнь ему устроит мать, если он поведет себя как-нибудь не так. Приходилось терпеть. В конце концов, миссис Томпсон бывала у них в гостях не каждый день. Но в этот раз ему не повезло особенно. Его продержали в гостиной минут пятнадцать.
Лежа у себя, Дэнни удивлялся, почему так долго не слышно Джонни. Потом он понял. Ну конечно, ведь сегодня первый день школьных занятий, и у миссис Томпсон появилась новая тема для советов. Естественно, кроме традиционной болтовни о его внешности и чертах характера, Джонни в данный момент выслушивал и пожелания (и наставления), чтобы он хорошо учился, потому что это очень важно, потому что это… и так далее. Дэнни улыбнулся. «Тебе это полезно, Джонни, — подумал он. — Постой и послушай, и будешь умница. Миссис Томпсон научит тебя, что ты должен делать, она подскажет, как делать».
Когда Дэнни уже начал опасаться за нервную систему брата, послышались наконец его шаги на лестнице. Джонни шел, что-то со злостью бормоча себе под нос. Дэнни снова улыбнулся. История с братом помогла ему забыть то, что произошло у него с матерью. Ударенная щека уже не болела. Дэнни лег на спину и тоже ничего особо неприятного при этом не почувствовал. Джонни подошел к двери своей комнаты, открыл ее и вошел внутрь. Дэнни смутно слышал, как он ходит по комнате, видно не в силах успокоиться. И только минут через десять Дэнни вдруг подскочил на кровати как ужаленный. До его сознания наконец кое-что дошло. Ведь до прихода матери он был занят вопросом, отодвинувшим тогда на задний план все остальное. После того, что случилось в кухне, это показалось не важным. Все очень просто — вчера мать почему-то отдала Джонни его ключ, а он, по своему легкомыслию, уходя в школу, опять запер дверь. Все-таки мать не такой предсказуемый человек, чтобы с уверенностью сказать, что такой вариант невозможен. Но вот десять минут назад… Дэнни не слышал, чтобы брат воспользовался ключом. Он прошел и без задержки оказался у себя в комнате. Когда дверь была закрыта на замок, требовалось некоторое время, чтобы попасть ключом в замочную скважину и повернуть его, Дэнни ясно запомнил, как только что заходил Джонни. Он подошел к двери и даже не остановился. Значит, на ходу повернул ручку. Если бы надо было вставить ключ, он на секунду приостановился бы. Конечно, можно было, потренировавшись, наловчиться вставлять и поворачивать ключ, не сбавляя шага, но ведь Джонни закрывал и открывал дверь в свою комнату считанное число раз. И даже будь все иначе, Дэнни обязательно услышал бы лязг ключа. Однако он ничего не слышал и как-то даже не обратил на это внимания, пока вдруг не вспомнил, как совсем недавно пытался попасть в комнату брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107