Видавший виды маленький
"юго", на котором она ездила, мог благополучно стоять в гараже, которого
Брайану отсюда не видно.
Он подъехал по дороге к дому, спешился и поставил велосипед на опоры.
Сердце колотилось так, как будто собиралось выбраться на волю через уши и
горло. Не сердце, а какая-то ритм-группа. Он подошел к входной двери,
репетируя про себя фразу, которую скажет в том случае, если Вильма все же
окажется дома.
Здравствуйте, миссис Ержик, скажет он, я Брайан Раск из соседнего
квартала. Я учусь в Средней школе и мы вскоре собираемся распространять
подписку на журнал, чтобы на вырученные деньги приобрести новые костюмы
нашим оркестрантам. Вот я и опрашиваю людей, не желают ли они подписаться
на журнал. Если хотите, я приду позже, когда у меня на руках будут бланки.
Нам обещают премии, если много продадим.
Звучало вполне убедительно и тогда, когда он только составлял этот
монолог по дороге и теперь, но все равно Брайан нервничал. Он еще постоял
некоторое время на крыльце, прислушиваясь, не донесутся ли из дома какие-
нибудь звуки - радио, телевизор (если, конечно, Вильма смотрит что-нибудь
кроме "Санта Барбары", а до начала очередной серии еще добрых два часа),
пылесос, наконец. Ни звука, полная тишина. Но опять-таки, это означает не
больше, чем пустая подъездная дорога.
Брайан позвонил. Где-то в глубине дома он услышал слабое дивь-динь.
Он еще постоял, оглядываясь вокруг, не заметил ли его кто-нибудь из
соседей, но Уиллоу Стрит, казалось, вымерла: И еще перед домом Ержиков была
изгородь. И это прекрасно. Когда ты собираешься сделать
ДЕЛО
которое вряд ли одобрят люди - папа и мама, например, изгородь, - это
предмет первой необходимости.
Прошло не менее полминуты, но никто так и не открыл. Ну что ж, чем
дальше, тем лучше. И все же семь раз отмерь - один отрежь. Брайан позвонил
снова, нажав при этом кнопку дважды, и поэтому из чрева дома донеслось
динь-динь, динь-динь. Ни ответа, ни привета.
Тогда все. Все хорошо. Но, честно говоря, все было очень страшно и еще
более неловко.
Брайан еще раз на всякий случай оглянулся, довольно воровато, надо
сказать, и повел велосипед, так и не подняв опоры, в небольшое пространство
между домом и гаражом, которое весельчаки из Обшивки и Дверей Дика Перри в
Южном Париже называли ветродуем. Там он велосипед и оставил, а сам
направился на задний двор. Сердце забилось еще сильнее, чем прежде. Обычно,
когда он так нервничал, у него дрожал голос, и теперь Брайан молился в
душе, если Вильма окажется в саду, мало ли, может быть, цветы какие-нибудь
сажает, и ему придется завести свой вызубренный монолог насчет подписки на
журнал, чтобы голос дрожал не слишком явно. Если он будет блеять, Вильма
Ержик может с успехом заподозрить, что он врет. А эти подозрения могут
привести к таким последствиям, о которых даже думать не хотелось.
Завернув за угол, он остановился. Отсюда ему был виден задний двор, но
не весь. И вдруг вся эта затея перестала казаться забавной. Теперь она
показалась гадкой шуткой, не больше, но и не меньше. Тут ожил и заговорил
внутренний голос. Почему бы тебе снова не сесть на велосипед, Брайан? И не
поехать домой? Выпьешь стакан молока и все тщательно обдумаешь.
Да, эта идея была чрезвычайно заманчива. Он уже хотел развернуться, но
тут перед глазами возникла картина, и гораздо более убедительная, чем
прозвучавший голос. Он увидел длинную черную машину - "кадиллак" или
"линкольн Марк IV", остановившуюся у его дома. Дверь открылась, и из машины
вышел мистер Лилэнд Гонт. Только на Гонте на этот раз не было смокинга,
какой носил Шерлок Холме в некоторых рассказах Конан Дойла. Этот мистер
Гонт был одет в черный строгий костюм директора похоронного бюро - таким он
предстал в воображении Брайана - и лицо его было отнюдь не дружелюбным.
Темно-синие глаза еще больше потемнели от гнева, а губы растянулись,
обнажив кривые желтые зубы, но не в... улыбке. Длинные худые ноги, словно
ножницами, разрезали вдоль дорогу к подъезду дома, и мужчина-тень,
приклеенный к каблукам его башмаков, походил на палача из фильмов ужасов.
Подойдя к двери, он не остановится и не позвонит в звонок, о нет! Он
просто-напросто просочится сквозь нее. Если мама Брайана попытается
преградить ему путь, он отшвырнет ее в сторону. Если на его пути встанет
папа Брайана, он собьет его с ног. А если младший братишка Брайана, Шон,
помешает ему пройти, он запульнет его через всю комнату как футбольный мяч
с одиннадцатиметровой отметки. Он станет подниматься по лестнице на второй
этаж, бормоча имя Брайана, и розы на обоях завянут в тех местах, где на них
упадет его тень.
Уж он меня найдет, думал Брайан, прислонившись к углу дома Ержиков, и
лицо его при этом представляло из себя образец уныния. Не будет никакого
смысла прятаться. Хоть бы я до самого Бомбея добежал. Он и там меня
разыщет. А когда найдет...
Он пытался отгородиться от этого жуткого видения, выключить его, и не
мог. Глаза мистера Гонта виделись ему как будто наяву, они росли и росли,
превращаясь в синюю бездну, а затем в ужасающе непостижимую вечность цвета
индиго. Он ощущал, как одинаково длинные тонкие пальцы мистера Гонта
цепкими когтями впивались в его плечи. И он слышал, как трещит и лопается
его кожа от этого хищного прикосновения. В ушах клокотал голос мистера
Гонта: ты получил от меня то, что хотел, Брайан Раск, и до сих пор не
расплатился.
Я все верну, слышал Брайан свой собственный вопль, летящий в
искаженное, горящее яростью, лицо. О, прошу вас, пожалуйста, я все верну,
все верну, только отпустите меня!
Брайан пришел в себя настолько же потрясенный, как когда-то покинув
магазин Нужные Вещи. Но на сей раз потрясение было далеко не такое
приятное.
Дело в том, что он ни в коем случае не хотел возвращать карточку Сэнди
Куфэкса.
Он не хотел ее возвращать потому, что она принадлежала ему. .
8
Майра Иванс остановилась под навесом Нужных Вещей как раз в тот самый
момент, когда сын ее лучшей подруги наконец отважился ступить на задний
двор дома Ержиков. Взгляд Майры, сначала назад, через плечо, потом по обе
стороны вдоль Мейн Стрит был еще более вороватый, чем недавний взгляд
Брайана на Уиллоу Стрит.
Если бы Кора - на самом деле ее лучшая подруга - узнала, что Майра
здесь, а тем более зачем, она больше никогда не посмотрела бы в ее сторону.
А все потому, что Кора тоже хотела приобрести эту фотографию.
Ну и пусть, уговаривала себя Майра. Ей в голову пришло сразу две
поговорки, подходящие к данному случаю: "Кто первый пришел, тому и суп с
лапшой" и "Не пойман - не вор".
И все же, прежде чем выйти из дома, Майра надела огромные темные очки,
"Береженого Бог бережет" - еще один неплохой совет.
Теперь она медленно подошла к двери и прочла объявление: ПО ВТОРНИКАМ
И ЧЕТВЕРГАМ ТОЛЬКО ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ДОГОВОРЕННОСТИ.
Предварительной договоренности у Майры не было. Она отправилась сюда
по молниеносному порыву души, не далее как двадцать минут назад переговорив
с Корой.
- Я о ней целый день думаю! Мне просто необходимо ее купить, Майра. Я
должна была сделать это еще в среду, но у меня в кошельке было всего четыре
доллара, и я решила, что чек он не согласится принять. А знаешь как
неловко, когда тебе отказывают. Но с тех самых пор я себя, не переставая,
кляну. Представляешь, ночью глаз не сомкнула! Ты наверняка сочтешь это
глупостью, но это святая правда.
Майра вовсе не считала это глупостью и полностью верила в правдивость
подруги, потому что сама тоже ни минуты не спала прошлой ночью. Зато Кора
категорически неправа, если считает, что фотография должна принадлежать ей
только потому, что она первая ее увидела - как будто первенство в таких
вещах дает особые права.
"Тем более, что я не верю, будто она первая ее увидела, - бормотала
Майра. - Я как раз думаю, что все наоборот".
На самом деле вопрос, кто первый увидел эту великолепную фотографию,
был абсолютно несущественным, гораздо более существенным было то, как бы
почувствовала себя Майра, придя в дом к Коре и увидев фотографию Элвиса над
камином как раз между керамическим бюстиком Элвиса и фарфоровой кружкой с
изображением Элвиса. Стоило Майре об этом подумать, как кишки сжимались в
комок, поднимались к сердцу и повисали там, как выстиранный коврик на
веревке. Точно такие же чувства она испытывала в первую неделю войны против
Ирака.
Это несправедливо. У Коры была блестящая коллекция вещей, так или
иначе изображавших или напоминавших об Элвисе, она даже однажды побывала на
его концерте. Концерт проходил в Портленд Сивик Сентер приблизительно за
год до того, как Король отправился на небеса, чтобы воссоединиться со своей
любимой мамочкой.
"Это фотография должна быть моей" - пробормотала Майра и, собрав всю
свое мужество, постучала в дверь.
Дверь открылась до того, как Майра успела опустить руку, и на нее чуть
не налетел узкоплечий мужчина, выскочивший оттуда.
- Простите, - промычал он, не поднимая головы, и Майра едва успела
узнать в нем мистера Константина, фармацевта из Ла Вердьер Супер Драг. Он
чуть не бегом пустился по улице в сторону к Таун Коммон, зажав под мышкой
бумажный пакет и не глядя по сторонам.
Когда она снова повернулась к двери, на пороге уже стоял улыбающийся
мистер Гонт.
- У меня нет предварительной договоренности, - нерешительно произнесла
Майра. Брайан Раск, который все свои одиннадцать лет привык слышать от
Майры заявления, произносимые категоричным и уверенным тоном, ни за что бы
ни поверил, что перед ним старая знакомая, услышав этот тихий голос.
- Считайте, что она у вас есть, - сказал Гонт, улыбнувшись еще
радушнее, и отступил, пропуская Майру. - Добро пожаловать и оставьте здесь
хоть частичку радости, которую принесли с собой.
Еще разок оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто из знакомых
ее не видит, Майра проскользнула в магазин. Дверь за ней плотно закрылась.
Длиннопалая рука, бледная как сама смерть, протянулась в полумраке к
кольцу над дверью, схватилась за него и задернула шторы.
9
Брайан не осознавал, что не дышит до тех пор, пока не выпустил воздух
одним долгим свистящим выдохом. На заднем дворе Ержиков не было ни души.
Вильма, несомненно, вдохновленная неуклонно улучшающейся погодой, вывесила
для просушки белье перед тем, как идти на работу или куда бы там ни было.
Оно трепыхалось и весело хлопало на трех рядах бельевых веревок, искрясь на
солнце и освежаясь на ветерке. Брайан подошел к черному ходу и заглянул
внутрь через дверное стекло, приставив к лицу с обеих сторон ладони, чтобы
лучше видеть. Дверь вела в кухню, и там было пусто. Он хотел постучать, но
тут же решил, что этот поступок станет лишь еще одним свидетельством того,
что он оттягивает время. Никого там нет. Лучше всего сделать то, зачем
пришел и поскорее выкатиться.
Он медленно спустился с крыльца и снова очутился в заднем дворе.
Веревки, завешенные сорочками, нижним бельем, простынями, и наволочками,
находились слева. Справа располагался огород, где росли всевозможные овощи,
за исключением, пожалуй, карликовых тыкв. Дальше тянулась живая хвойная
изгородь. По другую его сторону жили, Брайан это знал, Хэйверхиллзы, а еще
через четыре дома стоял его собственный.
Дождь, пролившийся ночью, превратил огород в болото, большинство
овощей потонуло в вязкой разбухшей земле. Брайан нагнулся, зачерпнул обеими
руками пригоршни жирной, мокрой, добросовестно унавоженной огородной почвы
и, роняя стекающие между пальцев ручейки бурой жижи, направился прямо к
бельевым веревкам.
Ближайшая к огороду веревка была завешена простынями по всей длине.
Они были еще сырые, но сохли прямо на глазах, обдуваемые ветерком. И
прихлопывали при этом, восхищаясь собственной сверкающей белизной,
Иди, нашептывал в ухо Брайану голос мистера Гонта, давай, Брайан, иди
и сделай это. Будь смелым и решительным как Сэнди Куфэкс.
Брайан поднял руки ладонями вверх. Он был несказанно удивлен
собственным неожиданным возбуждением, как недавно во сне. Теперь он
радовался, что не струсил. Ведь это и в самом деле забавно.
Он вытянул руки вперед разглядывая причудливые, грязные полосы, веером
расползавшиеся до локтей. И вот комья грязи полетели на чистые простыни -
шлеп-шлеп.
Он вернулся в огород, зачерпнул еще две пригоршни и залепил их на
другие простыни, потом еще и еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30