Короче, он сказал, о чем
речь, Хьюберт, буду как штык около семи, как обычно.
Поэтому Хью, уверенный, что его подвезут вечером до дому, если он
будет слегка не в себе, завалился в Тигр без пяти минут четыре (он бы
пришел гораздо раньше, часа на полтора как минимум, но вот черт, Дика
Брэдфорда никак не мог найти), и приступил прямо к делу. Так что бы вы
думали, пробило семь и никакого Бобби Дагаса! Ах ты, так твою, растактак!
Восемь, девять, полдесятого, и что дальше? А ничего, все то же. Господь
свидетель.
Без двадцати десять Генри Бофорт, бармен и хозяин Мудрого Тигра
предложил Хью оторвать задницу от стула, сделать так, чтобы от него одно
воспоминание осталось, чтобы можно было забыть, как его звали - короче,
выкатываться. Хью вскипел. По справедливости надо признать, что он уже и в
самом деле был на бровях, но в этот момент все еще играла пластинка с
записью недоноска Родни Крауэлла.
- Что я должен делать, по-твоему? - задал он Генри вполне естественный
и справедливый вопрос. - Сидеть тут и слушать? Ты обязан снять эту
пластинку! Снять и все, к чертовой матери! Этот ублюдок завывает так, как
будто у него эпилепсия.
- Я вижу, ты получил тут не все на что рассчитывал, - сказал Генри. -
Но можешь не сомневаться, больше не получишь. Все остальное доберешь из
собственного холодильника.
- А если я скажу нет?! - настаивал Хью.
- Тогда я позову шерифа Пэнгборна, - спокойно пообещал Генри.
Остальные посетители Тигра, а их было немного в этот поздний субботний
вечер, следили за перебранкой с огромным интересом. Со Святошей Хью все
старались обходиться вежливо, в особенности когда он стоял на бровях, но
победить в конкурсе на Самого Популярного Парня Касл Рок он был не смог ни
за что на свете.
- Мне бы не хотелось, - продолжал Генри. - Но придется. Я уже сыт по
горло тем, как ты колотишь мои пластинки.
Хью хотел было сказать, тогда мне придется поколотить тебя самого, ты,
лягушачий ублюдок. Но тут он подумал о том, как жирная скотина Китон сунет
ему уведомление об увольнении за драку в местной пивной. Спору нет, если
его и в самом деле уволят, уведомление придет по почте, так всегда бывает
(свиньи вроде Китона ни за что не рискнут запачкать свои руки или потерять
зуб в личном поединке), но мысль об этом тут же утихомирила Хью. Кроме
того, у него дома и в самом деле хранилась дюжина банок в холодильнике и
еще дюжина в кладовке.
- Ладно, - сказал он. - Разойдемся с миром. Давай ключи.
Он отдал их Генри на случай необходимости.
- Не дам, - сказал Генри, вытирая руки о край полотенца и глядя на Хью
в упор.
- Не дашь? Какого дьявола это значит - не дам?
- Это значит, что ты слишком пьян, чтобы садиться за руль. Я это
понимаю теперь, а ты поймешь, когда проснешься завтра утром.
- Слушай, - терпеливо сказал Хью. - Когда я отдавал тебе эти чертовы
ключи, я думал, меня подвезут домой. Бобби Дагас обещал зайти на пару
кружек. Не моя вина, что чувак меня на понт взял.
Генри вздохнул.
- Я тебе сочувствую, но ничего не могу поделать. Меня потянут в суд,
если ты кого-нибудь задавишь. Вряд ли это волнует тебя, зато мне не все
равно. Мне нужно обезопасить свою задницу. парень. В этом мире никто больше
ей помочь не сможет.
Хью почувствовал, как обида, жалость к себе, несчастному, и отчаяние
начинают сочиться из него, словно смрадная жидкость из давно забытой
канистры с токсическими отходами. Он переводил взгляд с ключей, висевших
позади стойки бара рядом с табличкой, гласившей: ЕСЛИ ВАМ НЕ ПО ДУШЕ НАШ
ГОРОД, ВЗГЛЯНИТЕ НА РАСПИСАНИЕ ПОЕЗДОВ, на Генри и обратно. Он с удивлением
и страхом понял, что вот-вот ударится в слезы.
Генри посмотрел поверх его головы на остальных клиентов, пребывающих
все в том же выжидательном созерцании.
- Эй, вы, кто-нибудь едет по Касл Хилл?
Мужчины опустили глаза к столам и промолчали. Один или двое лишь
похрустели суставами пальцев. Чарли Фортин нарочито замедленным шагом
направился к мужскому туалету. Никто не вымолвил ни слова.
- Вот видишь, - сказал Хью. - Придется тебе отдавать мои ключи.
Генри решительно покачал головой.
- Если ты хочешь еще хоть раз зайти сюда и выпить пива, отправляйся на
своих двоих.
- Ну что ж, так и быть.
Он говорил тоном обиженного ребенка, готового разрыдаться; он
направился к выходу, опустив голову и стиснув кулаки; он ожидал, что кто-
нибудь рассмеется; он даже надеялся на это; тогда бы он разнес эту
забегаловку в пух и прах, пусть бы при этом работа отправилась к чертям
собачьим. Но стояла полная тишина, если не считать бессвязного бормотания
Рибы Макинтайра насчет Алабамы или чего вроде этого, в общем какого-то
вздора.
- Можешь завтра забрать ключи, - крикнул Генри. Хью промолчал,
поскольку в этот момент собирал все силы, чтобы не засандалить по пути
своим тяжелым желтым рабочим башмаком по паршивой музыкальной машине, столь
любезной сердцу Генри Бофорта. Справившись с этой задачей и так и не подняв
головы, он вышел в ночь.

6
Морось постепенно перешла б дождь, и Хью догадывался, что к тому
времени, когда он доберется до дому, может разразиться ливень. Ему всегда
не везет. Он шел теперь достаточно прямо, не качался как раньше, видимо,
свежий воздух помог проветриться, и беспокойно глазел по сторонам. В голове
у него была сумятица, и он надеялся, что хоть одна живая душа подойдет и
даст повод разрядиться. Сегодня сгодился бы любой повод, даже самый
ничтожный. Он с сожалением вспомнил мальчонку, которого отпустил
безнаказанным вчера днем. Сегодня уж он бы размазал его по мостовой. И не
был бы виноват. В его времена сопляки смотрели, куда шли.
Он прошел мимо пустыря, на котором раньше красовался Центр Изобилия до
того, как сгорел, потом мимо Шейте Сами, мимо скобяной лавки... и вот
подошел к Нужным Вещам. Взглянул походя на витрину, посмотрел вперед но
Мейн Стрит, мысленно прикинул, что вполне еще может успеть до того, как
польет по настоящему... и вдруг замер как вкопанный.
Ноги пронесли его к этому времени мимо Нужных Вещей, и пришлось
возвращаться. Над витриной горела всего одна лампочка, мягко освещая три
предмета, ночующие там. Свет пролился и на лицо Хью и чудесным образом
преобразил его. Он стал похож на маленького уставшего мальчика,
пересидевшего свое время ложиться в кровать и неожиданно увидевшего то, что
он хотел бы получить в качестве рождественского подарка, то, что он должен
был получить, так как ничто другое на всей цветущей земле не могло бы этого
заменить. По бокам стояли узкие, высокие, похожие на флейты бокалы цветного
стекла (те самые, которые так дороги были сердцу Нетти Кобб, но Хью этого
не знал, а если бы даже и знал, то ему было бы тридцать раз наплевать), а
между ними...
Между ними лежал лисий хвост. И вдруг снова вернулся 1955 год, он
только что получил свое водительское удостоверение и катил на Школьный
Чемпионат Западного Мэна - Касл Рок против Гринзиарк - в отцовском "форде"
выпуска 1953 года. Стоял не по сезону теплый ноябрьский денек, достаточно
теплый, чтобы опустить старый брезентовый верх (если вас целая компания
веселых заводных подростков, то такой ерунды вполне хватит, чтобы устроить
сумасшедший дом), а их было в машине шестеро. Питер Дойон захватил с собой
флягу виски Лог Кэбин, Перри Комо возился с радио, Хью Прист сидел за белым
рулем, а привязанный к антенне, развивался длинный роскошный лисий хвост,
именно такой, на который он теперь любовался в окне витрины.
Он вспомнил, как мечтал, что когда у него будет собственный кабриолет
он привяжет на радиоантенну такой же хвост.
Еще он вспомнил, как отказался от предложенной фляги, когда подошла
его очередь. Он ведь был за рулем, а когда ведешь машину, пить нельзя,
поскольку ты в ответе за жизнь своих пассажиров. И еще кое-что он вспомнил:
уверенность в том, что это самый счастливый час самого счастливого дня в
его жизни.
Воспоминание удивило его ясностью и живостью ощущения - дымный терпкий
аромат сжигаемых листьев, ноябрьское солнце подмигивающее в витринах, и
теперь, глядя на лисий хвост, он внезапно понял, что тот далекий день и в
самом деле оказался самым лучшим днем во всей его жизни, одним из последних
перед тем, как он очутился в цепких, вязких обволакивающих объятиях
алкогольных паров, превративших его силой злого рока в уродливую пародию на
Короля Мидаса [Согласно легенде все, к чему прикасался Мидас, превращалось
в золото.] - к чему бы он с тех пор ни прикасался, казалось, обращалось в
зловонное дерьмо. И вдруг его осенило: я могу измениться. Идея тоже
оказалась заманчиво ясна. Я могу начать все сначала. Разве такое возможно?
Да, думаю, иногда возможно. Я могу купить этот лисий хвост и привязать
его к антенне своего "бьюика".
Все, конечно, будут смеяться. Ребята отведут душу, будьте покойны.
Какие ребята? Генри Бофорт? Этот маленький засранец Бобби Дагас? Ну и
что? И черт с ними. Купи этот хвост, привяжи к антенне и вперед... Куда
вперед?
А что, если для начала на встречу А.А. [Анонимные алкоголики -
общество, (прим. пер.)] в Гринзпарк? На мгновение эта мысль так его
взволновала, как может взволновать заключенного ключ, случайно забытый
охранником в замочной скважине тюремной камеры. Он воочию представил себе,
как получает сначала белую карточку, потом красную, потом синюю, становится
все трезвее день ото дня, из месяца в месяц. Правда, больше не будет
Мудрого Тигра. Это плохо. Но не будет и страха, с которым он каждый раз
вскрывает конверт с зарплатой - а вдруг там расчет, а это уже совсем плохо.
В тот момент, глядя на лисий хвост в витрине Нужных Вещей, Хью увидел
свое будущее. Впервые за долгие годы он заглянул в свое будущее и увидел
там развевающийся, словно знамя полка, прекрасный рыжий хвост с белым
пушистым кончиком.
А потом вернулась реальность, и она, реальная жизнь, пахла дождем,
промозглой сыростью и грязной одеждой. Не видать ему рыжего лисьего хвоста,
не будет у него встречи А.А., разноцветных карточек, не видать ему
будущего. Ему, блин, уже пятьдесят один год, а пятьдесят один год, блин,
это чересчур много для того, чтобы мечтать о будущем. В пятьдесят один ты
просто бежишь для того, чтобы ускользнуть от снежной лавины своего
прошлого.
Если бы сейчас было рабочее время, он бы все-таки заглянул сюда. Будь
он трижды проклят, если бы не заглянул. Он бы вошел, такой большой ребенок,
и спросил, сколько стоит лисий хвост в витрине. Но было десять часов
вечера, и все магазины на Мейн стрит замкнуты так плотно, как пояс
целомудрия на снежной королеве, а когда он проснется завтра утром с
осколком кривого зеркала в глазах, он забудет начисто об этом великолепном
хвосте такого трепетно-рыжего цвета.
И все же он не мог отойти от витрины, водя по стеклу своими грязными
заскорузлыми пальцами, как ребенок у магазина игрушек. Слабая улыбка
тронула углы его губ. Улыбка была нежная и совсем неуместная на лице
Святоши Хью. И тогда где-то на Касл Вью несколько раз тормознула машина,
пронзив тяжелый от дождя воздух острыми как выстрел взвизгами, и Хью пришел
в себя.
К черту. О чем я мечтаю?
Он отвернулся от витрины и обратился лицом к дому, если только
двухкомнатную берлогу с забитой хламом кладовкой, можно назвать домом. Но,
проходя под навесом, он искоса взглянул на дверь... и снова застыл.
На двери, конечно же, было написано ОТКРЫТО. Словно во сне, Хью
протянул руку и дотронулся до дверной ручки. Она легко повернулась. Над
головой дзинькнул серебряный колокольчик. Звук, казалось, доносился с
какого-то невероятно далекого расстояния.
Посреди магазина стоял человек. Он смахивал пыль со стеклянных
витринных стоек перьевой метелкой и напевал что-то себе под нос. Услышав
звон колокольчика, он повернулся навстречу Хью. И следа удивления не
возникло у него на лице при виде человека, появившегося в магазине в десять
минут одиннадцатого вечера в среду. Уж если кто и был удивлен так это Хью,
но только глазами хозяина магазина - они были такими темными, как глаза
индейца.
- Ты забыл повернуть свою табличку, приятель, - сказал Хью. Вернее, не
сказал, а услышал, как произносит эти слова.
- Нет, я не забыл, - вежливым тоном объяснил человек. - Просто плохо
сплю по ночам и поэтому иногда до самой ночи не закрываю магазин. Кто
знает, когда заглянет посетитель... как вы, например, и, может быть, ему
что-нибудь приглянется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30