Он тщательно скрывал информацию об их существовании от людей, формально являвшихся его нанимателями и — теоретически — союзниками. Стоит Шемину, Танжани и Бирьяну пронюхать о них, и они не отстанут от Нобуру, пока не вынудят его применить «Скрэмблеры». А тогда война превратится в такой кошмар, о котором Нобуру даже думать не хотелось.
«Возможно, я просто становлюсь стар, — признался он себе. — Стар и мягкотел». Но он боялся, что Япония совершила роковую ошибку, поддержав те силы, которые сейчас воевали ее оружием. Он подозревал, что в основе их действий лежала только корысть, только стяжательство. Советы были бы рады торговать богатствами Сибири на выгодных условиях, но Токио охватила навязчивая идея об абсолютном господстве. Честолюбие тоже, конечно, сыграло здесь свою роль. Нобуру хорошо узнавал его, потому что давно уже научился распознавать этот порок в первую очередь в себе самом: нежелание зависеть от милости других, страстное стремление быть хозяином положения. И вот теперь Нобуру воевал бок о бок с людьми, которых не мог воспринимать иначе, как дикарей.
Они начали наносить химические удары, не посоветовавшись с ним. В этом не было никакой военной необходимости — японское оружие без труда сметало русских с пути. Но Нобуру оказался не готов к такой глубокой ненависти, испытываемой его союзниками по отношению к русским, к «неверным». Нобуру незамедлительно сообщил в Токио об атаках на густонаселенные районы и на колонны беженцев и одновременно использовал все возможности воздействия на союзников, отчаянно пытаясь прекратить преступные действия. Конечно, он ожидал, что Токио поддержит его, подтвердит его угрозы прекратить обеспечение наступления.
К великому удивлению генерала, Токио нимало не встревожился. Химическая война — дело внутреннее. Если туземцы хотят убивать друг друга своим собственным оружием, Генеральному штабу нет до этого никакого дела.
Нобуру посоветовали прекратить подрывать дружественные отношения с союзниками Японии и ограничиться наблюдением за тем, чтобы боевые операции не выплеснулись за пределы заранее обговоренных границ театра военных действий. Он должен гарантировать, что исконно русские города за Волгой не будут атакованы и что война останется в пределах тех ограниченных целей, которые преследует Япония.
Нобуру являлся первоклассным специалистом в теории современных ограниченных войн, он сам участвовал в ее создании. А теперь ему казалось, что все его тонкие теоретические построения представляли собой игру мальчишки-вундеркинда, не доросшего до понимания одной главной истины: на войне убивают.
Нобуру подчинился приказу. Всю свою жизнь он только и делал, что подчинялся приказам. Но впервые он почувствовал тогда, что порученная задача ему не по силам.
И дело тут не только в мягкосердечии, уверял он себя. Несмотря на внешне невинную роль Японии, именно ее обвинят в преступлениях, творимых ее союзниками. И снова мир станет смотреть на японцев, как на жестокую, безжалостную нацию. Нобуру всегда гордился своим народом, и мысль о том, что их могут поставить на одну ступеньку с этими варварами, казалась ему невыносимой. Он знал, что многие из его коллег ценили твердость духа, стоицизм перед лицом страданий гораздо выше прочих воинских доблестей. Но сам Нобуру считал, что традиционный долг солдата — защищать слабых, искать верный путь и поступать по совести.
«Я становлюсь слишком мягким, — подумал он. Генерал потрогал дорогое сукно мундира. — Я жил слишком хорошо, слишком богато. Как такое возможно — чтобы я был прав, а Токио — нет? Не преступны ли мои мысли? Разве величие Японии — не самое главное на свете?»
Величие. Власть. Не слишком ли просто перепутать эти понятия? И что такое величие без чести? Величие варвара.
Он снова вернулся мыслями к американцам, на сей раз почти с грустью. Уж каким величием они обладали! Бьющим через край, непонятным до конца им самим, самомучительным, грязным, самоуверенным, блестящим величием… выродившимся в конечном итоге в лень, декадентство и бездарность. Японцы, униженные добротой своих врагов, не имели другого выбора, как только в свою очередь унизить их самих.
Неожиданно для себя самого он понял всю нелогичность своих рассуждений. А что, если среднеазиаты, иранцы и арабы все-таки правы?
Что хорошего в милосердии? Нет ничего надежнее полного уничтожения, посыпанной солью земли.
Хватит. Его долг сейчас — довести до конца доверенную ему миссию. А уж потом его долг будет в другом — уйти в отставку в знак протеста. Не публично, а тихо, объяснив причину только тем, кто стоит на вершине власти. Хотя он заранее знал, что это ничего не изменит.
«Мы кровожадный народ», — подумал генерал.
Боги надрываются от смеха, конечно. Он считал, что его совесть останется чиста, — ведь волна наступления катилась на север, а «Скрэмблеры» остались неиспользованными на тщательно охраняемых аэродромах. Но потом союзники перестали ограничиваться победами, добытыми с помощью японского оружия, и дополняли их химическими атаками. «Нет, — подумал Нобуру, — древние правы. Никто не может уйти от судьбы».
Нобуру помнил радость от своего первого боевого задания. Казалось, то было очень давно — или только вчера. Он летел вместе с южноафриканцами в качестве технического советника по новым боевым вертолетам. "Эскадрилья "Б", — припомнил генерал, — Натальский легкий полк". Всего лишь одна эскадрилья среди множества рассеянных между Южным Заиром и Замбезийским «медным поясом». Они взлетели с замаскированных позиций близ Лубумбаши. Стояло прекрасное ясное утро. Они внезапно рванулись в идеально скоординированную атаку на безмозглых америкашек. Он сам сел за рычаги, поправляя неумелые действия молодого лейтенанта. Они с легкостью смели американцев с голубого неба. Он помнил их жалкие попытки спастись маневрированием, потом безнадежный залп. Какое-то было чудесное чувство, несравнимое ни с чем, — видеть, как старые американские «Апачи» вспыхивают огнем и падают на землю. Лишь много лет спустя его поразила простая мысль — в тех застигнутых врасплох машинах сидели живые, думающие, чувствующие люди. Тогда он знал только радость победы — нечто столь элементарное, что никакая цивилизация не способна задушить в человеке этого чувства. Никогда, ни до того, ни после, он не испытывал такой гордости, что он — японец.
Но сам того не зная, он всегда хранил в памяти тех убитых американских пилотов. Глубоко внутри него они ждали своего часа, по мере того как он получал новые чины и знаки отличия. А затем, неожиданно, без каких-то видимых причин, их призраки ожили в нем. Его сны не были снами сладкого сожаления, которые посещают ночами здоровых людей. Точно так же в них не было ничего от снов истинного солдата. Скорее — сны труса. Его боевой вертолет снова летел по утреннему небу — голубому, безбрежному африканскому небу. Но на сей раз он оказался в роли жертвы. Совсем рядом он видел за стеклами американских вертолетов лица летчиков. Лица мертвецов. Они кружили вокруг него, дразнили его, издевались над ним.
Они растягивали его агонию, пока сами не устали от своей игры и не решили наконец прикончить его, смеясь и предвкушая скорое мщение.
— Господин генерал, — вдруг произнес Акиро своим резким штабным голосом. — Тут нечто интересное.
Нобуру отогнал от себя дурные мысли. Он встал и зашагал через всю комнату туда, где его адъютант сидел в напряженной позе перед экраном командирского пульта. Выпитое виски ничуть не сказывался на его походке. Единственным последствием была резь в желудке. «Старею», — подумал Нобуру.
— Что такое?
— Посмотрите на экран. Это советский промышленный комплекс неподалеку от Омска.
Нобуру внимательно вгляделся в четкую картинку на экране. Подобно большинству своих современников, он умел с первого взгляда разбираться в изображениях, полученных от космических станций наблюдения. Он увидел ряды цехов и складов, тепловое излучение было довольно слабым. Все там выглядело древним и напоминало памятник разрухе. Он не заметил ничего, что представляло бы явный военный интерес.
— Вам придется дать мне пояснения, — сказал Нобуру, — я ничего интересного не вижу.
— Да, — подтвердил Акиро, — но в этом-то вся суть. — Он отдал терминалу команду, и индустриальный ландшафт исчез, а потом появился снова. Нобуру увидел, что новая картинка датирована более ранним числом. На ней те же здания стояли холодные, заброшенные.
— Эта фотография сделана как раз перед началом нашего наступления, — заметил Акиро. — Видите, господин генерал? Никакой тепловой активности. Индустриальный комплекс полностью заброшен. Но затем вчера, когда наши части приблизились к границам Западной Сибири, мы снова осмотрели данный район. — Он снова дал команду. Вернулась первая картинка. — Вот что мы обнаружили: в полуразрушенных зданиях вдруг появились источники тепла. Но никаких признаков возобновления производства, только приглушенные источники тепла, такие слабые, что мы едва их засекли. Здесь изображение сильно увеличено.
— Вы просветили комплекс рентгеновскими лучами? — спросил Нобуру.
Акиро улыбнулся. Еще одна короткая команда, и появился рентгеновский снимок. На нем не было видно ничего, кроме скелетов забытых станков и пустых конвейеров. Пустота.
Нобуру все понял. Кто-то очень постарался, используя самое современное оборудование, скрыть нечто, разбросанное по территории огромного комплекса.
Они с Акиро поняли друг друга.
— Если бы не резкое похолодание, мы вообще бы ничего не заметили, — сообщил Акиро, — даже и так наш аналитик едва не просмотрел это.
— Что считает разведка, насколько крупная часть расположена там?
— Конечно, трудно сказать точно. Для камуфляжа они используют технику очень высокого класса — возможно, лучшее, чем располагают Советы. В любом случае, разведка полагает, что там можно с легкостью спрятать целую моторизованную дивизию. А может, и больше.
Нобуру начал лихорадочно вспоминать географию того района. Возможно, часть противника предназначалась для обороны Омска. Но, учитывая те усилия, которые затратили Советы, чтобы спрятать ее, скорее всего, они планировали использовать ее для контрнаступления, возможно, на Петропавловском фронте.
— Что ж, — сказал Нобуру. — Даже свежая дивизия не сможет переломить ход событий. Для того чтобы укрепить их силы вокруг Петропавловска, потребуется не менее армии. А учитывая отсталость их военной техники, даже целая Советская Армия не сможет предпринять против нас успешное наступление.
— Мы можем, конечно, просто поймать их, когда они начнут выдвижение, — сказал Акиро.
Нобуру махнул рукой.
— Нет смысла рисковать. Когда получено последнее изображение?
— Мы осмотрели район этой ночью.
Нобуру на миг задумался, воспроизводя в памяти карту боевых действий.
— Даже если бы они двинулись незамедлительно, они не смогли бы оказать влияние на ход событий раньше, чем через сорок восемь часов. Слишком они далеко от линии фронта. Я прикажу Ямешиме ударить по ним завтра. Не стоит нарушать сегодняшний график. Но завтра мы разберемся с тем, что русские там спрятали. — Генерал еще раз посмотрел на экран. — В самом деле, они здорово постарались. Даже обидно, что ни один из них так и не доберется до линии фронта.
— Плохое оружие, — пожаловался генерал Али Танжани по-английски — на единственном языке, которым владели все союзные командующие. — Оно постоянно ломается.
Нобуру посмотрел на него, стараясь ничем не выдать своего презрения. С иранца он перевел взгляд на генерала Шамина из Исламского Союза, потом на генерала Бирьяна, бывшего командующего советскими войсками в Средней Азии, а теперь главного военачальника Свободной Исламской Республики Казахстан. Нобуру все они казались бандой ворюг. Наконец, он встретился взглядом с полковником Питом Клоетом, еще одним «советником по контракту» — штабистом, отвечавшим за подразделения южноафриканских пилотов, летавших на наиболее сложных японских системах средней дальности действия. Нобуру во многом был солидарен с южноафриканцем, в том числе с его презрением к нелогичности и некомпетентности тех людей, которым они формально подчинялись. И все же, если взглянуть поглубже, Клоету была присуща ограниченность, типичная для наемника, — ограниченность, характерная, хотя и на более высоком уровне, для всей его нации в целом.
— Мой дорогой генерал Танжани, — начал Нобуру, тщательно взвешивая каждое слово, — воины, которые сражаются так отчаянно, как ваши солдаты, обычно подвергают боевую технику очень серьезным нагрузкам. Благодаря вашему успеху многие из этих машин прошли две тысячи километров, и даже больше, менее чем за месяц. В таких условиях очень важен тщательный уход за техникой. Было бы очень хорошо, если бы ваши солдаты тщательно соблюдали соответствующие инструкции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94