— Прекратите, — проговорила она.
Гайдуни кивнул, сглотнул комок, вставший в горле, выложил перед ней на стол тонкий листок бумаги.
— Это от Ареттара, — проговорил он, — предупреждение, что он нашел в вашем доме, в книге своих стихов, наверху. Книга лежала на столике у окна. В следующий раз закрывайте форточки, когда куда-нибудь отлучаетесь.
Женщина посмотрела на листок, как на гадюку, посмотрела и скомкала не прочитав. В сердце было слишком много горечи и злости. Глядя прямо в лицо Гайдуни, она разорвала этот клочок бумаги на сотню маленьких частей, бросив их в его лицо.
— Убирайтесь, — проговорила неожиданно зло, — убирайтесь и больше не смейте являться в этот дом. Вас сюда не звали. Мы случайно познакомились, но это не дает вам права врываться ко мне и плести басни, не хуже, чем Легенды Ареттара. Убирайтесь! Вон!!!
Гайдуни посмотрел на с сожалением, медленно поднялся и тихо прошествовал к выходу. Ни сказав больше ни слова. А она, отчего-то почувствовала, что так и хочется расплакаться, сесть и выкинуть все эмоции.
Отпуск. Ее долгожданный отпуск, в который раз, летел в преисподнюю.
Тогда было бешенство, была злость, вылившаяся на первого встречного, теперь, отчего-то пришла тоска. Отчего-то думалось, что контрабандист не сказал ни слова лжи. Маленький листок, записка в пару строк мог лишь только подтвердить это.
«Вы все умрете», — вспомнила она стандартный набор слов, что был получен каждым из ее экипажа. «Вы все умрете», — такую записку нашли и у Йивни. Вздохнув, Гресс сцепила зубы.
Кто-то наглый, и беспощадный, кто-то играл с ними, как кот с мышами, не довольствуясь просто возможностью их уничтожить. Этому некто было слишком мало их просто убить. Словно он питался страхом, тоской, неверием, словно, что б остаться удовлетворенным, ему надо было сначала психологически уничтожить своих жертв.
«Вы все умрете», — тихо прошептала она и вдруг, непокорно тряхнула головой.
Ни за что, — подумала она, — ни за что и никогда! Не было этого. Не видела я этой клятой записки! Не дошла она до меня. И не собираюсь я тосковать и мучиться. Не дождетесь! В преисподнюю! Я буду бороться. Буду. А там посмотрим... кто кого.
— Есть одна мысль, — проговорила она, оставшись наедине с Кантхэ. Лагалиец, пожалуй, единственный, кто смог пересилить собственные эмоции, и оставался более разумен и менее подвержен депрессии, чем остальные. Даже более спокоен, чем она сама.
— Вы о чем? — спросил он.
— Антидепрессанты на исходе.
— Я знаю. Кавиенни это очень беспокоит. Еще пара суток, и -
— Вот именно, — проговорила она жестко, — поэтому я предлагаю всех, у кого сдают нервы и в ком нет непосредственной необходимости отправить по спасательным капсулам. Если они способны защитить человека в условиях космоса, то защитят и здесь, на корабле.
— А остальные?
— Остальным пригодятся антидепрессанты. Пока я не собираюсь отступать. Где-то да существует разгадка всей этой нелепицы. И надо найти отгадку. И достаточно быстро. А этого нам не сделать, если мы поддадимся панике, Шабар.
Пилот кивнул, молча закурил, усмехнувшись, выпустил дым в потолок.
— Одобряю, — заметил спокойно, — предложение вполне разумно.
Гресс успокоено выдохнула воздух. Шабара здесь слушались, с Шабаром считались, даже тогда, когда пренебрегали ее указами. Как-то странно вышло, что когда он стоял за ее спиной и только согласно кивал на ее слова, никто не перечил ей.
Лагалиец был словно опора, что поддерживала ее в трудную минуту. К нему можно было обратиться в любое время, чисто неофициально и получить внимательного слушателя, а иногда и крепкое плечо. Он был чем-то похож на Ордо. На того Ордо, которого она когда-то знала. Молодого, энергичного полного сил и энтузиазма, каким он был до рейда в этот район.
Экспедиция к Ками-Еиль-Ергу словно вытянула из Аториса Ордо избыток сил, и вытянула сияние глаз. Все беды посыпались на него после. После того, как он сказал о том, что нашел легендарный флот легендарных Аюми. После того, как потерял доверие людей.
Был момент, что и она перестала доверять, краткий миг, полный яда сомнения. Правда, это длилось недолго. И от сомнительного того факта она долгое время предпочитала отмахиваться, как от назойливой мухи, предпочитая не помнить.
А оказалось, что флот был. И что не было лжи.
Она вспомнила Архата, его вечный скептицизм, его слова о том, что дети любят сказки, и о том, что Ордо, по-видимому, лишь дитя, раз думает, что и все поверят очевидной нелепице. Выдумке чистой воды.
Архат смотрел ей в глаза, и улыбался, открыто и светло, говоря: «но ведь мы-то не дети... Люди мира Лиги выросли давно, и сказки далеких предков способны оценивать только как сказки, изумляясь, восхищаясь, но понимая, что то — лишь Легенды. А Легенды и мир — вещи разные, и нельзя впутывать вымысел в реальность. И не стоит лгать, пусть даже и из чистых побуждений».
Вспомнив Архата, она невольно улыбнулась. «Друг мой, — подумала с ноткой грусти, — что б ты сказал здесь и сейчас, зная то, что теперь знаю я. Назвал бы всех тут на этом крейсере лжецами? Или, быть может, постарался поверить? А, если не поверить, то, может быть, объяснить это как-то иначе, чем ложь, чем вымысел. Ведь до сих пор не ясно, что же могли найти Ордо, и все эти люди. Что же заставляет так блестеть их глаза, когда, отстранившись от того, что было после, они вспоминают увиденное. Что помнят, несмотря на все старания отстраниться и забыть?».
Повернувшись, Гресс посмотрела в лицо Шабара.
— Расскажите мне о флоте, — попросила она.
Лагалиец закурил и, посмотрев на потолок, тихонечко усмехнулся. Пуская дым колечками, несколько секунд раздумывал, потом пожал плечами и, чувствуя напряженный взгляд ее глаз, ответил таким же пристальным взглядом.
— Зачем вам? — спросил настороженно.
Пришло ее время пожать плечами. Крепко переплетя пальцы с подлокотником, она слегка качнула головой, словно давая понять, что и сама не знает ответа. Она, и, правда, его не имела. Просто было желание, нечто внутри, что заставило ее спросить, побуждение которому так легко и просто было подчиниться, не сдерживая мыслей и слов.
Шабар тихонечко вздохнул.
— Хорошо, — проговорил совсем тихо, — я расскажу.
Это скопление выросло из ниоткуда, оказавшись в какой-то момент прямо по курсу, заставив их резко сбросить скорость. На черном шелке пустоты, словно сотканные из осколков света розовой зари, собранные в странном порядке, как капли росы в узлах паутины, покоились шары. Они казались неправдоподобно малыми, так, что далеко не сразу пришло в голову, что это могут быть корабли. Сначала это и казалось паутиной, всего лишь гигантской паутиной, в которой запутался свет. Сначала строились разные версии. И лишь потом пришла догадка, что это скопление — не каприз природы, не случайность, а творение, созданное разумом людей.
Это случилось после того, как Ордо позволил исследовать само скопление, заинтригованный, как и все на корабле. Отчего-то ни у кого не было сил сказать «довольно» и уйти от него. Отчего-то, в душе у всех жило предчувствие, такое тонкое предчувствие, похожее на легкий флер, что накрывал разум, не позволяя сомнениям просачиваться наружу. Отчего-то, всеми сердцами владело искушение, которому ни у кого не было сил противостоять. И потому каприз капитана воспринимался как необходимость.
То, что «Кана-Оффайн» наткнулся на чужой, заброшенный флот, стало ясно после первого же визита к скоплению. После первого же проникновения в корабль, что далось так неожиданно просто.
Среди непонятных узлов и деталей не было никаких опасностей, но не было и никаких следов, что открыли б причину, отчего был покинут флот. Люди исследовали корабль, за кораблем, пытаясь проникнуть в тайну, что, несомненно, жила здесь, средь механизмов чужой цивилизации. Они, захваченные азартом, наполовину смешанным с благоговением, жадно и непосредственно пытались найти ответ.
Отгадка пришла нежданно, как все, к чему страстно стремишься. Тогда, когда, разочаровавшись, они уже были готовы уйти. И в тот раз с ними впервые был Ордо.
Наверное, он и, вправду, был из особой породы счастливчиков. Ведь в тот раз им посчастливилось найти неповрежденный временем корабль, который встретил их приветливо вспыхнувшим светом.
Там все было то же и так же, как и в других кораблях, но было и нечто другое, чего не было больше нигде, ни на одном из кораблей, пройденных ими.
Тонкая, эфемерная, словно паутинка, словно сотканная из солнечных бликов, дверь, где на других кораблях находился лишь провал ведущий в шахту, заполненную силовыми установками и аппаратурой, назначение которой оставалось неясным.
Они, трое незваных гостей, остановились перед новой загадкой. Смотрели, словно любуясь. Несмотря на полную эфемерность так и не становилось понятным, что же кроется за этой кисеей бликов.
Сам Шабар, памятуя о шахте, наверное, никогда б не решился сделать шаг, за этот призрачный занавес, помня о провале шахты. Но Ордо, словно завороженный, шел за эту дверь. И Шабару не оставалось ничего другого, как шагнуть следом, приготовившись к любой неожиданности. И все ж, увиденное, было слишком неожиданно, что б он смог сдержать вскрик.
За сияющей кисеей скрывался целый мир. Ночной мир. Небо над головой, разукрашенное застывшими сполохами, незнакомыми звездами. Мягкость травы или мха под ногами. Беззвучие. И какая-то горечь возникла на губах.
Он остановился, налетев на спину Ордо. А капитан медленно двинулся вперед, безумно открыв забрало скафандра. Отчего-то он сделал тоже, следом, не рассуждая, поддавшись вееру эмоций, родившихся в душе. Захотелось сделать вздох, захотелось напиться им, как водой.
У воздуха не было ни запаха, ни вкуса. Были нереальные ощущения, он омывал лица, словно вода, что-то унося, что-то даря взамен. И все ж, этим воздухом можно было дышать. Постепенно, с каждым шагом у воздуха появлялся вкус и аромат. Аромат рэанских роз и лагалийских пряных трав. Запах меда и запах полыни...
Звуков тоже не было вначале. Сначала даже не было слышно даже звуков их дыхания, не жило эха их шагов. Потом пришло все. Звук тихого, стихающего или только рожденного ветра, трущегося о траву. Тихие вздохи бегущей воды.
Пройдя чуть дальше, в темноту, ориентируясь на этот, новорожденный звук, они наткнулись на ручей, текущий по крутому склону. Тучей тек медленно, не спеша, несмотря на крутизну русла.
Ордо тихо улыбался, улыбался так, словно отсутствовал в мире. Лицо было совсем иным, чем Шабар привык видеть, просветленным, безумно счастливым, лицом зачарованного неведомым колдовством человека. И становилось ясным, что большего, неисправимого романтика никогда не найти в мирах Лиги. Особенно, когда капитан тихо, под стать улыбке выдохнул: «Мир Аюми».
А потом словно накрыла волна безумия. И не было сил, что заставила бы уйти. Люди вновь и вновь возвращались к кораблю, вновь и вновь проникали в мир, скрытый за дверью, сотканной из сияющих бликов, каждый раз проходя на шаг дальше, словно этот мир, не желая быть познанным сразу целиком, раскрывался каждый раз лишь немного больше, позволяя сделать лишь один новый шаг.
И в этом мире они находили странный сплав невозможного с возможным, реального с ирреальным, словно здесь совмещались воедино сон и явь, вымысел и жизнь. Но нигде, ни на кораблях, ни за сияющей дверью, ни в странном замке, найденном напоследок, укрытом темнотою, они не нашли ни одного из хозяев этого мира. Ни одного из тех, кто когда-то создал эти корабли.
В реальности и в зазеркалье существовали только следы; картины, вещи, статуи и безделушки, замки, сложенные из хрусталя, и корабли, сбившиеся в небольшое скопление в странной системе тройной звезды, где никто и никогда не смог бы ничего найти, если случайность. Не его величество случай, что на миг приоткрыл занавес, словно желая посмеяться над людьми.
Гресси, мучаясь, перевернулась на бок. Сон не шел. Невозможно было справиться с ощущением страха. Невозможно было перебороть его, заставить себя отгородиться. Она не спала несколько суток. С тех пор как кончились антидепрессанты. И лишь когда они кончились, стало ясно, до чего ж хороша была жизнь, пока можно было уйти от тревоги, при помощи малюсенькой таблетки вернув себе хоть часть нормального мироощущения, словно спрятавшись, как за щитом.
Сцепив зубы, она поднялась на ноги, чувствуя, как колотит озноб, от которого бесполезно искать защиты. Этот озноб шел от перенапряжения усталых нервов, от желания сбросить эту тяжесть, от чувства беззащитности. От страха. От настоящего, непридуманного страха.
Выйдя в коридор, медленно, как привидение, пошла, придерживаясь рукой за стену. Гресс не смотрела на себя в зеркало. Не зачем было смотреть. Она и так знала, что выглядит как облезлая, голодная кошка, — огромные глаза, ввалившиеся щеки, губы стиснутые до синевы. И круги под глазами и мучнистая бледность, так, что не в силу поверить, что недавно, совсем недавно, меньше месяца назад она лежала, греясь под солнцем Ирдала на теплых песчаных пляжах, слушая медленный шорох волн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95