Единственное, что не могло уйти — Шеби. Юфнаресс помнил ее ярко, словно видел. И идя к Императору, надеялся на встречу, забывая обо всем остальном.
Он следовал, сопровождаемый личным телохранителем Императора, что шел чуть впереди. Воин был невысок, поджар, чем-то похож на куницу. У воина были смоляные кудри и темная кожа, уверенный шаг.... Он иногда оборачивался, взглянуть следует ли за ним Юфнаресс, и тогда ярко вспыхивали белки его глубоких желтых глаз.
И, памятуя, Юфнаресс невольно отмечал, как тот похож на самого Императора, так бывают похожи две капли воды в океане. Разве что, Император, был более высокомерен, и кожа его не была столь темной, похожей на крепкий кофе, а такой же, как и у Шеби — и темной и золотой. Разве что, Император был стократ опаснее простого воина. Но на то он и Император.
Воин провел его в зал, и, столкнувшись с толпой, так же, как и он, имеющих желание лицезреть Хозяина, Юфнаресс понял, что получил отсрочку. Несколько минут, в которые еще не поздно передумать, и не поздно придумать иной предлог.
Остановившись в стороне, он обвел присутствующих взглядом, лениво, как и полагалось тому, кто знает наверняка, что переговорить с Императором ему удастся, а, не только надеясь на случайность, которая сведет несколько нитей воедино. Здесь были эрмийцы — властители, несколько воинов, которых судьба вознесла достаточно высоко, и, разумеется, контрабандисты.
Он узнал Катаки, державшегося в тени, одетого в парадную форму, и заметно оробевшего. Контрабандист не впервые бывал на Эрмэ, но здесь он поразительно менялся и лицо его приобретало мучнистый оттенок, словно его грыз страх. Катаки был не один, с ним скупо переговаривались еще несколько контрабандистов той же Гильдии, а в нескольких шагах, поодаль, высокий господин странной наружности подпирал стену, оглядывая все происходящее вокруг высокомерно и скучающе. Настолько высокомерно и настолько скучая, что можно было думать о нем все что угодно.
Усмехнувшись, секретарь сенатора заметил, что незнакомец имеет слабость к блеску бриллиантов и роскоши. А еще в движениях этого человека угадывалась лень. И глядя на его лицо с правильными чертами, Юфнаресс вдруг подумал, что этот незнакомец не так уж ему и незнаком. Что где-то, ранее он это лицо уже видел, но только сейчас никак не может этого человека узнать. А тот его узнал, он понял это, когда их взгляды на несколько мгновений перекрестились. Узнал и поприветствовал легким кивком головы.
Юфнаресс слегка пожал плечами, незаметно отошел в сторону, к окну, прикрытому золотой, узорчатой решеткой, хлебнуть прохладного воздуха, унять жар. От духоты и дум кружилась голова.
За окном расстилались сады, увенчанные куполом. Из-за купола не было видно звезд, к виду которых он привык на Софро. Здесь нигде не было видно звезд, разве что на самых высоких вершинах гор, да с орбиты. И свежий воздух и чистая вода и сады эти, похожие на райский сад, были роскошью, доступной лишь Хозяину да его свите, и иначе, чем под куполом существовать они просто не могли.
Юфнаресс вспомнил этот мир пустынь, каменные пустоши, отравленные океаны, в которых обитали кошмарные создания, рожденные искалеченной природой и людей, что были вынуждены выживать в этом мире. Их лица, их тела, словно состоящие из кожи и костей, сухие тела, на которых не было и капли жира.
Если б не опыты по генетическому моделированию, что дали им способность дышать таким воздухом и пить такую воду, то, наверное, человеческая раса уже давно была б стерта с лица этой планеты. И все же, это был еще не ад.
Юфнаресс вспомнил иные планеты Империи и почувствовал, что по коже бегут мурашки; были миры, что Эрмэ использовала исключительно как сырьевые колонии, высасывая все, что только можно из их недр. Никто и никогда не подумал бы, наткнувшись на эти брошенные миры, когда из них было взято все, что там когда-то была возможна жизнь.
А еще вспоминалась Рэна. Ее полузатопленные материки, слабые полярные шапки, изменчивые течения в океане. Вся жизнь сосредоточилась, практически, в нескольких точках. Люди старались не мешать планете зализывать старые раны, заняв несколько сот островов и край побережья, да еще несколько локальных зон в глубине материков.
Там, на Рэне, в отличие от миров Эрмэ, жизнь бурлила, как в котле, поставленном на сильный огонь. Жизнь изменялась и приспосабливалась, конечно, рэане во времена Империи Кошу здорово изменили свой мир, и не счесть было ушедшего безвозвратно, а новое порой было агрессивно к людям, но... это был живой мир. Мир, который, если дать ему время, могущий выздороветь, восстановив прежний баланс, и прежнюю гармонию. Если ему не мешать.
Он жадно исследовал эту, некогда искалеченную планету и удивлялся насколько живое стремится жить. Деревья, птицы, насекомые, все живые, стремились занять ниши, оставленные предшественниками, что некогда не смогли выдержать натиска человека.
И тихо, но верно, медленно, не торопясь, менялась сама планета. Некогда отравленные пустыни одевались покровами трав и лесов. Появлялось новое зверье. Новая жизнь. И даже ледниковые шапки, о которых несколько тысячелетий существовали лишь воспоминания, появившись вновь, медленно и верно начинали нарастать на полюсах. И жила надежда, что человек и природа еще сумеют мирно сосуществовать.
Здесь, на Эрмэ, все было иначе. И, может быть, гармония сосуществования человека и природы в мирах Лиги вскружила ему голову, задела за струнки души и, вдыхая напоенный запахами трав и океанов воздух, он задумался, впервые задумался и о пути и о цене, которую придется заплатить мирам Лиги, попади они под диктат Эрмэ. Прекрасно понимая, что от всего великолепия этих миров не останется ничего. И понимая, он часто смотрел в одну точку, думая, вороша, перебирая мысли как четки, и спрашивая себя, а хочет ли он сам этого. Локите же не было до этого дела.
И, глядя на небеса Софро, она не видела ничего, что могло б ее остановить, заставить задуматься, о том, не слишком ли велика цена, которую придется платить множеству миров, что б осуществилась ее мечта. Мечта о господстве в Великой Империи.
Она была отравлена властью, этой страстью, более сильной, чем проявления иных страстей. Ей не было дела ни до восходов, ни до закатов, ни до шороха листвы и пения птиц, как не было дела до шороха океанов и чужих стремлений.
— Ну и что мне за дело, что на Рэне нельзя сейчас восстанавливать промышленную базу? — пропела она как-то раз, стоя над бурными волнами на высоко вознесенной над морем скале и разглядывая волны, бьющиеся в глубине, у себя под ногами. Это была та скала, где последний раз видели живым Ареттара. На Юфнаресса это место всегда навевало, невольно, грусть, она же только усмехалась. — Мне дела до этого нет. Но они должны думать, что это возможно. А если увязнут в проблемах, что ж, это только нам на руку. И никуда они не денутся. Им придется сотрудничать с Эрмэ. А Эрмэ нужен плацдарм. И не стоит думать, что будет потом. Это ведь не твоя забота, Юфнаресс, думать о них. Лучше думай, что ждет тебя. А тебя ждет твой мир, маленький мир, в котором ты будешь полным и абсолютным властелином.
Юфнаресс сжал губы, понимая, что она ничем не лучше самого Императора, хозяина и повелителя. Скорее, во сто крат хуже. Одержимее. И получив власть в Лиге ей бы успокоиться и остановиться.... Но, нет.
Почувствовав чей-то взгляд на себе, он обернулся. Взгляд был плотен и ясно ощутим, словно кто-то прижал его чем-то тяжелым. Обернувшись, отметил, что никому из присутствующих нет до него никакого дела. Разве что, аристократ, разодетый в светло — голубой, мерцающий бриллиантовыми искрами шелк, рассматривал его, прикрыв лицо веером.
— Кто это? — спросил Юфнаресс у подошедшего к нему воина — провожатого.
Воин посмотрел на человека в бледно-голубом шелке, и, пожав плечами, процедил сквозь зубы.
— Новый хозяин Иллнуанари. Рэанин. Прибыл с визитом.
Юфнаресс, вздохнув, последовал за воином, но, обернувшись, вновь бросил взгляд на этого человека, и так получилось, случайно, что взгляды их, на короткий миг встретились. И, на мгновение, застыв, Юфнаресс вдруг почувствовал, как по телу разливается непонятная оторопь. Время замедлило бег, а тело налилось свинцом. И в этот миг, вдруг и неожиданно всплыла картинка из прошлого.
Трое подростков, собирали спелые сочные ягоды, сидя на земле. Трое — Лия, Илант и Рэй. Да-Деган сидел на сером, вросшем в землю камне невдалеке, наблюдая за ними. Длинные белые волосы стекали по его плечам, и смотрел он устало, вниз. Глядя на него, Юфнаресс словно чувствовал и его тоску и его боль.
Казалось, известие о гибели Иридэ, юного, рыжего сорванца Иридэ, отняло у этого человека силы и изъяло желание жить. И только эта троица, что собирала ягоды неподалеку, как-то могла заставить его смириться с потерей, и, взяв себя в руки, заставить пережить ее. Его было жаль. Но ничто не могло заставить Юфнаресса сказать правду никому на свете. Ибо тайна должна быть тайной, а секрет рассказанный только одному человеку, и тот через несколько дней начинает свое путешествие по свету, переставая быть от всех секретом.
Он никогда не мог себе представить, что Да-Деган мог быть иным — энергичным и предприимчивым авантюристом. Тот всегда был поразительно спокоен, несуетен, миролюбив, как выходец из совершенно иного, особого мира, где не существует агрессии и зла. И потому испытал нечто похожее на шок, поняв, чьи глаза смотрели на него, придавливая тяжестью взгляда. Смотрели так остро, пронизывающе, словно взвешивая и вопрошая.
И чувствуя, что пол начинает раскачиваться под ногами, Юфнаресс медленно, очень медленно отвернулся, проследовав за воином Императора, к трону.
Он стоял и смотрел на повелителя снизу вверх, понимая, что неприятные сюрпризы еще не кончились. Надеясь хоть мельком увидеть Шеби, заметить полуулыбку в уголках ее прекрасных губ, соприкоснуться взглядом, дышать одним с ней воздухом, он был разочарован, что ее нет средь кучки приближенных, окруживших трон.
Она всегда была рядом с Императором. Если не всегда, то часто, очень часто ее можно было заметить где-то поблизости. Она смягчала бешеный норов Хозяина одной своей улыбкой, тихим движением, что несло легкий, мерцающий звук. И звук, рожденный движением, растворяясь в воздухе, приносил ощущение зыбкого волшебства, готового изменить все вокруг. И что таить напрасно, он надеялся на то, что ее присутствие защитит его от слепого гнева. От гнева Императора.
И понимая, что ниточка рвется, Юфнаресс вновь заглянул в темные, как ночь, очи Хозяина Эрмэ. Понимая, что отступать некуда, что если он пришел сюда, то должен сделать то, что должен, то из-за чего, сорвавшись с Софро, примчался в мир ... ему уже чужой и чуждый.
Чувствуя странное, поразительное равнодушие ума и чувств, отстраненную холодность еще миг назад бешено скакавших мыслей он поднялся с колен, и, понимая, что нарушает веками сложившийся этикет, шокирует и совершает нечто запретное, медленно пересек разделявшее его и Императора пространство в несколько шагов и несколько ступеней. Опустив взгляд, вновь опустился на колени у самых ног Императора, чувствуя, что напряжение растет, что воины наготове, и стоит ему лишь малость ошибиться, то, по знаку Императора, эти дьяволята разорвут его в клочья. И что этот знак может последовать в любой момент, и за любым действием. Понимая, что сделал он для этого многое.
Но эта мысль не остановила. Разглядывая ворсинки ковра у ног Императора, Юфнаресс подумал, как все происходящее похоже на фарс, и как было б это смешно, если смотреть на это лишь как наблюдателю, не участвующему во всей этой суете.
Стоя на коленях, он ждал, ждал терпеливо и покорно, не позволяя прорваться наружу буре чувств, хоть эта поза покорности и смирения, от которых он отвык, была противна самому. Но позволить заметить это никому из присутствующих здесь он не мог. Тем более Хозяину.
Он лишь надеялся, что Император поймет, догадается, что раз он нарушил этикет, то есть достаточно веские причины, заставившие его действовать именно так. И что не преминет выслушать и узнать их. Не рубя с плеча.
— Встань, — услышал он голос над собой и только тогда поднялся, все еще не решаясь поднять взгляда и посмотреть в лицо Императора.
В зале прошелестел сдержанный шорох вздохов. Он спиной чувствовал любопытство в этих взглядах, его разглядывали, словно забавную зверушку, диковину, невидаль. Он знал, что ни от кого в этом зале не скрыть ни его происхождения, ни его положения.
Для всех он был рабом. Удачливым рабом, что смог подняться над своим положением, оказав некие услуги Империи. Услуги, достаточно значительные, что давало ему право находиться здесь, в одном зале с Императором Эрмэ. Но недостаточно значительные, что б подойти и встать рядом, вот так, как сделал он.
Император смотрел на него пристально, разглядывая, пытаясь разгадать, откуда у раба взялась вот эта дерзкая, оскорбительная смелость, эта решительность, и что за этим стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Он следовал, сопровождаемый личным телохранителем Императора, что шел чуть впереди. Воин был невысок, поджар, чем-то похож на куницу. У воина были смоляные кудри и темная кожа, уверенный шаг.... Он иногда оборачивался, взглянуть следует ли за ним Юфнаресс, и тогда ярко вспыхивали белки его глубоких желтых глаз.
И, памятуя, Юфнаресс невольно отмечал, как тот похож на самого Императора, так бывают похожи две капли воды в океане. Разве что, Император, был более высокомерен, и кожа его не была столь темной, похожей на крепкий кофе, а такой же, как и у Шеби — и темной и золотой. Разве что, Император был стократ опаснее простого воина. Но на то он и Император.
Воин провел его в зал, и, столкнувшись с толпой, так же, как и он, имеющих желание лицезреть Хозяина, Юфнаресс понял, что получил отсрочку. Несколько минут, в которые еще не поздно передумать, и не поздно придумать иной предлог.
Остановившись в стороне, он обвел присутствующих взглядом, лениво, как и полагалось тому, кто знает наверняка, что переговорить с Императором ему удастся, а, не только надеясь на случайность, которая сведет несколько нитей воедино. Здесь были эрмийцы — властители, несколько воинов, которых судьба вознесла достаточно высоко, и, разумеется, контрабандисты.
Он узнал Катаки, державшегося в тени, одетого в парадную форму, и заметно оробевшего. Контрабандист не впервые бывал на Эрмэ, но здесь он поразительно менялся и лицо его приобретало мучнистый оттенок, словно его грыз страх. Катаки был не один, с ним скупо переговаривались еще несколько контрабандистов той же Гильдии, а в нескольких шагах, поодаль, высокий господин странной наружности подпирал стену, оглядывая все происходящее вокруг высокомерно и скучающе. Настолько высокомерно и настолько скучая, что можно было думать о нем все что угодно.
Усмехнувшись, секретарь сенатора заметил, что незнакомец имеет слабость к блеску бриллиантов и роскоши. А еще в движениях этого человека угадывалась лень. И глядя на его лицо с правильными чертами, Юфнаресс вдруг подумал, что этот незнакомец не так уж ему и незнаком. Что где-то, ранее он это лицо уже видел, но только сейчас никак не может этого человека узнать. А тот его узнал, он понял это, когда их взгляды на несколько мгновений перекрестились. Узнал и поприветствовал легким кивком головы.
Юфнаресс слегка пожал плечами, незаметно отошел в сторону, к окну, прикрытому золотой, узорчатой решеткой, хлебнуть прохладного воздуха, унять жар. От духоты и дум кружилась голова.
За окном расстилались сады, увенчанные куполом. Из-за купола не было видно звезд, к виду которых он привык на Софро. Здесь нигде не было видно звезд, разве что на самых высоких вершинах гор, да с орбиты. И свежий воздух и чистая вода и сады эти, похожие на райский сад, были роскошью, доступной лишь Хозяину да его свите, и иначе, чем под куполом существовать они просто не могли.
Юфнаресс вспомнил этот мир пустынь, каменные пустоши, отравленные океаны, в которых обитали кошмарные создания, рожденные искалеченной природой и людей, что были вынуждены выживать в этом мире. Их лица, их тела, словно состоящие из кожи и костей, сухие тела, на которых не было и капли жира.
Если б не опыты по генетическому моделированию, что дали им способность дышать таким воздухом и пить такую воду, то, наверное, человеческая раса уже давно была б стерта с лица этой планеты. И все же, это был еще не ад.
Юфнаресс вспомнил иные планеты Империи и почувствовал, что по коже бегут мурашки; были миры, что Эрмэ использовала исключительно как сырьевые колонии, высасывая все, что только можно из их недр. Никто и никогда не подумал бы, наткнувшись на эти брошенные миры, когда из них было взято все, что там когда-то была возможна жизнь.
А еще вспоминалась Рэна. Ее полузатопленные материки, слабые полярные шапки, изменчивые течения в океане. Вся жизнь сосредоточилась, практически, в нескольких точках. Люди старались не мешать планете зализывать старые раны, заняв несколько сот островов и край побережья, да еще несколько локальных зон в глубине материков.
Там, на Рэне, в отличие от миров Эрмэ, жизнь бурлила, как в котле, поставленном на сильный огонь. Жизнь изменялась и приспосабливалась, конечно, рэане во времена Империи Кошу здорово изменили свой мир, и не счесть было ушедшего безвозвратно, а новое порой было агрессивно к людям, но... это был живой мир. Мир, который, если дать ему время, могущий выздороветь, восстановив прежний баланс, и прежнюю гармонию. Если ему не мешать.
Он жадно исследовал эту, некогда искалеченную планету и удивлялся насколько живое стремится жить. Деревья, птицы, насекомые, все живые, стремились занять ниши, оставленные предшественниками, что некогда не смогли выдержать натиска человека.
И тихо, но верно, медленно, не торопясь, менялась сама планета. Некогда отравленные пустыни одевались покровами трав и лесов. Появлялось новое зверье. Новая жизнь. И даже ледниковые шапки, о которых несколько тысячелетий существовали лишь воспоминания, появившись вновь, медленно и верно начинали нарастать на полюсах. И жила надежда, что человек и природа еще сумеют мирно сосуществовать.
Здесь, на Эрмэ, все было иначе. И, может быть, гармония сосуществования человека и природы в мирах Лиги вскружила ему голову, задела за струнки души и, вдыхая напоенный запахами трав и океанов воздух, он задумался, впервые задумался и о пути и о цене, которую придется заплатить мирам Лиги, попади они под диктат Эрмэ. Прекрасно понимая, что от всего великолепия этих миров не останется ничего. И понимая, он часто смотрел в одну точку, думая, вороша, перебирая мысли как четки, и спрашивая себя, а хочет ли он сам этого. Локите же не было до этого дела.
И, глядя на небеса Софро, она не видела ничего, что могло б ее остановить, заставить задуматься, о том, не слишком ли велика цена, которую придется платить множеству миров, что б осуществилась ее мечта. Мечта о господстве в Великой Империи.
Она была отравлена властью, этой страстью, более сильной, чем проявления иных страстей. Ей не было дела ни до восходов, ни до закатов, ни до шороха листвы и пения птиц, как не было дела до шороха океанов и чужих стремлений.
— Ну и что мне за дело, что на Рэне нельзя сейчас восстанавливать промышленную базу? — пропела она как-то раз, стоя над бурными волнами на высоко вознесенной над морем скале и разглядывая волны, бьющиеся в глубине, у себя под ногами. Это была та скала, где последний раз видели живым Ареттара. На Юфнаресса это место всегда навевало, невольно, грусть, она же только усмехалась. — Мне дела до этого нет. Но они должны думать, что это возможно. А если увязнут в проблемах, что ж, это только нам на руку. И никуда они не денутся. Им придется сотрудничать с Эрмэ. А Эрмэ нужен плацдарм. И не стоит думать, что будет потом. Это ведь не твоя забота, Юфнаресс, думать о них. Лучше думай, что ждет тебя. А тебя ждет твой мир, маленький мир, в котором ты будешь полным и абсолютным властелином.
Юфнаресс сжал губы, понимая, что она ничем не лучше самого Императора, хозяина и повелителя. Скорее, во сто крат хуже. Одержимее. И получив власть в Лиге ей бы успокоиться и остановиться.... Но, нет.
Почувствовав чей-то взгляд на себе, он обернулся. Взгляд был плотен и ясно ощутим, словно кто-то прижал его чем-то тяжелым. Обернувшись, отметил, что никому из присутствующих нет до него никакого дела. Разве что, аристократ, разодетый в светло — голубой, мерцающий бриллиантовыми искрами шелк, рассматривал его, прикрыв лицо веером.
— Кто это? — спросил Юфнаресс у подошедшего к нему воина — провожатого.
Воин посмотрел на человека в бледно-голубом шелке, и, пожав плечами, процедил сквозь зубы.
— Новый хозяин Иллнуанари. Рэанин. Прибыл с визитом.
Юфнаресс, вздохнув, последовал за воином, но, обернувшись, вновь бросил взгляд на этого человека, и так получилось, случайно, что взгляды их, на короткий миг встретились. И, на мгновение, застыв, Юфнаресс вдруг почувствовал, как по телу разливается непонятная оторопь. Время замедлило бег, а тело налилось свинцом. И в этот миг, вдруг и неожиданно всплыла картинка из прошлого.
Трое подростков, собирали спелые сочные ягоды, сидя на земле. Трое — Лия, Илант и Рэй. Да-Деган сидел на сером, вросшем в землю камне невдалеке, наблюдая за ними. Длинные белые волосы стекали по его плечам, и смотрел он устало, вниз. Глядя на него, Юфнаресс словно чувствовал и его тоску и его боль.
Казалось, известие о гибели Иридэ, юного, рыжего сорванца Иридэ, отняло у этого человека силы и изъяло желание жить. И только эта троица, что собирала ягоды неподалеку, как-то могла заставить его смириться с потерей, и, взяв себя в руки, заставить пережить ее. Его было жаль. Но ничто не могло заставить Юфнаресса сказать правду никому на свете. Ибо тайна должна быть тайной, а секрет рассказанный только одному человеку, и тот через несколько дней начинает свое путешествие по свету, переставая быть от всех секретом.
Он никогда не мог себе представить, что Да-Деган мог быть иным — энергичным и предприимчивым авантюристом. Тот всегда был поразительно спокоен, несуетен, миролюбив, как выходец из совершенно иного, особого мира, где не существует агрессии и зла. И потому испытал нечто похожее на шок, поняв, чьи глаза смотрели на него, придавливая тяжестью взгляда. Смотрели так остро, пронизывающе, словно взвешивая и вопрошая.
И чувствуя, что пол начинает раскачиваться под ногами, Юфнаресс медленно, очень медленно отвернулся, проследовав за воином Императора, к трону.
Он стоял и смотрел на повелителя снизу вверх, понимая, что неприятные сюрпризы еще не кончились. Надеясь хоть мельком увидеть Шеби, заметить полуулыбку в уголках ее прекрасных губ, соприкоснуться взглядом, дышать одним с ней воздухом, он был разочарован, что ее нет средь кучки приближенных, окруживших трон.
Она всегда была рядом с Императором. Если не всегда, то часто, очень часто ее можно было заметить где-то поблизости. Она смягчала бешеный норов Хозяина одной своей улыбкой, тихим движением, что несло легкий, мерцающий звук. И звук, рожденный движением, растворяясь в воздухе, приносил ощущение зыбкого волшебства, готового изменить все вокруг. И что таить напрасно, он надеялся на то, что ее присутствие защитит его от слепого гнева. От гнева Императора.
И понимая, что ниточка рвется, Юфнаресс вновь заглянул в темные, как ночь, очи Хозяина Эрмэ. Понимая, что отступать некуда, что если он пришел сюда, то должен сделать то, что должен, то из-за чего, сорвавшись с Софро, примчался в мир ... ему уже чужой и чуждый.
Чувствуя странное, поразительное равнодушие ума и чувств, отстраненную холодность еще миг назад бешено скакавших мыслей он поднялся с колен, и, понимая, что нарушает веками сложившийся этикет, шокирует и совершает нечто запретное, медленно пересек разделявшее его и Императора пространство в несколько шагов и несколько ступеней. Опустив взгляд, вновь опустился на колени у самых ног Императора, чувствуя, что напряжение растет, что воины наготове, и стоит ему лишь малость ошибиться, то, по знаку Императора, эти дьяволята разорвут его в клочья. И что этот знак может последовать в любой момент, и за любым действием. Понимая, что сделал он для этого многое.
Но эта мысль не остановила. Разглядывая ворсинки ковра у ног Императора, Юфнаресс подумал, как все происходящее похоже на фарс, и как было б это смешно, если смотреть на это лишь как наблюдателю, не участвующему во всей этой суете.
Стоя на коленях, он ждал, ждал терпеливо и покорно, не позволяя прорваться наружу буре чувств, хоть эта поза покорности и смирения, от которых он отвык, была противна самому. Но позволить заметить это никому из присутствующих здесь он не мог. Тем более Хозяину.
Он лишь надеялся, что Император поймет, догадается, что раз он нарушил этикет, то есть достаточно веские причины, заставившие его действовать именно так. И что не преминет выслушать и узнать их. Не рубя с плеча.
— Встань, — услышал он голос над собой и только тогда поднялся, все еще не решаясь поднять взгляда и посмотреть в лицо Императора.
В зале прошелестел сдержанный шорох вздохов. Он спиной чувствовал любопытство в этих взглядах, его разглядывали, словно забавную зверушку, диковину, невидаль. Он знал, что ни от кого в этом зале не скрыть ни его происхождения, ни его положения.
Для всех он был рабом. Удачливым рабом, что смог подняться над своим положением, оказав некие услуги Империи. Услуги, достаточно значительные, что давало ему право находиться здесь, в одном зале с Императором Эрмэ. Но недостаточно значительные, что б подойти и встать рядом, вот так, как сделал он.
Император смотрел на него пристально, разглядывая, пытаясь разгадать, откуда у раба взялась вот эта дерзкая, оскорбительная смелость, эта решительность, и что за этим стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95