Скажи, что это — наше встречное условие.
— Секунду, — сказал я.
Вопросительно взглянул на Антона. Тот утвердительно кивнул.
— Заметано, — сказал я. — Правда, он надеется, что вы будете благоразумными, потому что он будет все видеть...
— Скажи ему, что Ивлиев никогда не был хитрожопым, — грубовато посоветовал голос в трубке. — И не надо пугать нас сказочками типа: «Не садись на пенек, не ешь пирожок»... А ты, Ардалин, постарайся сделать вот что. Пока будешь в своей памяти, запиши все, что знаешь об этом типе. Смерть — это, конечно, хорошо, но мы не можем допустить, чтобы этот тип безнаказанно разгуливал на свободе. Может, за тобой «хвост» пустить на обратном пути?
— Человек, от имени которого я сейчас говорю, возмущен вашими гнусными кознями, — сообщил я. — Он просит передать вам, что вы имеете дело не с каким-нибудь уголовником или террористом... И что его нельзя перехитрить или загнать в ловушку...
И отключился.

* * *
Улицы были пусты. Только изредка навстречу вспыхивали фары какого-нибудь возвращавшегося из ночного клуба или бара любителя «клубнички». А может, кто-то ехал из аэропорта, где встречал поздний — или наоборот, ранний — рейс. Или гангстеры творили свои делишки под покровом ночи.
Половина четвертого. В это время город словно вымирает. И если бы не радио, можно было бы подумать, что все человечество куда-то сгинуло до рассвета.
Я сморгнул, чтобы прогнать сон. Эх, надо было выпить кофейку покрепче перед выездом.
Покосился на Антона. Тот сидел рядом, прикрыв глаза и привалившись боком к дверце. Балдеет Всеведущий. Пользуется моим присутствием, чтобы впитать в себя знания о мире. Видать, даже внутренняя боль его отпустила, раз он такой довольный и умиротворенный.
— Интересно, — сказал я вслух, убавляя до предела слышимости музыкальную муру, которой потчевало ночных радиослушателей неугомонное «Авторадио», — когда с нами произойдет это, какими мы будем? И, кстати, как это должно реализоваться? Мы что — теперь всегда должны держаться друг за друга, все трое? Или мы превратимся в подобие сказочного дракона с тремя головами?
— Скоро сам все увидишь, — кратко отозвался Антон. — Не бойся, все будет гораздо проще, чем ты думаешь... Никаких сливаний в экстазе и прочих киноэффектов. Мы останемся такими же, какими были. За одним-единственным исключением. Мы уже не будем принадлежать этому миру, а, следовательно, он не сможет на нас воздействовать. А чтобы образовать Троицу, нам достаточно взяться за руки.
— А за ноги можно? — попытался пошутить я.
— Да хоть за... сам знаешь, за что, — грубовато ответил Антон. — Лучше прибавь скорость.
— А мы куда-то опаздываем?
Но мой спутник только молча сверкнул на меня глазами в темноте кабины, подсвеченной слабым светом приборной панели, и я догадался — так нужно.
— И все равно непонятно, — сказал я немного погодя» — Если мы останемся людьми со всеми прежними потребностями в еде, питье, воздухе... сексе, наконец, то как это увязать с твоим заявлением о том, что мир не будет воздействовать на нас?
— Ну, ты и зануда, Альмакор, — сообщил, ворочаясь на сиденье, Антон. — Успокойся, никто тебя не лишит ни жратвы, ни секса. Просто эти потребности станут для тебя как бы виртуальнами. Хочешь — удовлетворяй их. А не хочешь — все равно не умрешь... И вообще, не о том ты сейчас думаешь, Алик, совсем не о том...
— А ты о чем думаешь? — с вызовом поинтересовался я. — С чего начать перекройку нашего поганого мира?
Увлекшись разговором, я прозевал глубокую выбоину в асфальте, и машину тряхнуло так, что мы чуть не пробили головами потолок кабины.
— Вот черт! — выругался я сквозь зубы. — Кажется, я знаю, что надо сделать прежде всего. Чтобы все дороги в мире стали идеально гладкими.
— Понятно, — хмыкнул Антон. — А потом ты, наверное, сделаешь так, чтобы в мире не стало дураков, да?
— При чем здесь дураки? — не понял я.
— «У России две беды: дураки и плохие дороги», — процитировал он. — Нет, существует еще и третья: это когда дурак едет по плохой дороге.
— Ну, мы-то с тобой, надеюсь, не дураки? Или мы все-таки выбрали плохую дорогу?
Он покосился на меня:
— Что, все еще сомневаешься?
— А ты — нет?
— А знаешь, Алька, почему ты так долго упирался? Это вполне естественная реакция нормального, рядового человека на власть. Когда всю жизнь живешь, полагая, что от тебя ничего не зависит, то трудно свыкнуться с осознанием того, что теперь ты можешь делать с миром все, что хочешь. И когда такая власть достается человеку умному, то он прежде всего видит в ней не вседозволенность, а ответственность. Это — беда всех умных людей, Алик: они всегда чурались власти, потому что инстинктивно боялись ответственности за других людей.
— Спасибо за комплимент, — сказал я. — Только позволь уточнить одну деталь. До сих пор нахождение у власти было чревато еще и наказанием. И все властители страшились не ответственности за свои народы, а того, что однажды народ их свергнет и примется судить за то, что они натворили. А какая ответственность может быть у того, кто не может быть наказан в принципе? Совесть замучает, что ли? А есть ли совесть у Бога?
— И это ты тоже увидишь. Ладно, иди к черту со своими беседами о высоких материях. Что-то устал я сегодня, надо подремать чуть-чуть...
Он откинулся затылком на спинку сиденья и прикрыл глаза. Вскоре до меня донеслось явственное похрапывание.
Я выключил радио и покосился на приборную панель. Бензина в баке было маловато.
Заправиться, что ли, на всякий случай? Или вскоре нам уже не потребуется ни бензин, ни машина, и мы сможем передвигаться с помощью телепортации? Вот что надо было спросить у Антона, а не ударяться в философствования!..
Между прочим, если сейчас свернуть с проспекта вправо, то в пятистах метрах должна быть одна АЗС, про которую мало кто знает. Поэтому очередей там не бывает даже в часы пик.
Я взглянул на часы.
Успею. Будет нелепо, если человечество не получит Бога из-за того, что в моих стареньких «Жигулях» кончится бензин.
Я свернул к заправке и погнал машину, расплескивая зимние лужи, по плохо освещенной улице.
До поворота к заправочной станции было уже рукой подать, когда перед капотом мелькнул неясный темный силуэт, и я всем телом ощутил глухой удар бампером о какую-то аморфную массу.
Истошно взвыли тормоза, и нас с Антоном бросило головой в стекло.
— Что случилось? — спросил Антон, но я ему не ответил.
Я выскочил из машины и остолбенел.
На грязном асфальте, покрытом тонким слоем черной снежной каши, лежало чье-то скрюченное тело, и под разбитой головой расплывалась темная лужица.
Это был мужчина лет пятидесяти в куртке с капюшоном, небрежно наброшенной прямо поверх легкой футболки. Тонкие спортивные брюки, незастегнутые зимние сапожки на меху.
Склонившись над лежащим, я почувствовал запах алкоголя.
Видно, бедняга выпивал в компании, а водки, как всегда, не хватило, и его послали за добавкой в ближайший круглосуточный. Он так спешил, что не заметил машину на проезжей части. А может, и заметил, но из-за своего неадекватного состояния решил, что успеет перебежать дорогу...
Я безуспешно попытался нащупать у него пульс. Но сердце пострадавшего уже не билось. Он был мертв. И, если верить Антону, шансов на самовоскрешение у него не было. Ведь его сбил не простой смертный, а Всемогущий.
Позади меня хлопнула дверца, и голос Антона посоветовал:
— Ну вот, теперь ты можешь исполнить любое желание. Как насчет того, чтобы вернуть людям смерть? Или доставить сюда Ярослава, и тогда нам не надо будет никуда ехать.
Я покосился на него, и мгновенная догадка вспыхнула в моем сознании, словно это я был Всеведущим, а не он.
— Ты... знал? — спросил я. — Ты наверняка знал, что так должно случиться! Почему же ты меня не предупредил?
Антон пожал плечами:
— Во-первых, я ничего не знал. Я же спал, когда ты на него наехал!.. А во-вторых, ничего особо страшного не произошло. Если ты думаешь, что мир погибнет из-за этого тюхи-матюхи, то ошибаешься. В конце концов, он сам виноват, не так ли? Разве он не сам сунулся тебе под колеса, не соображая, куда лезет? Загадывай быстрее желание, дурачок!
Наверное, он был прав, но мне вдруг стало одновременно противно и страшно, когда я представил, чем закончится вся наша затея и какого именно Бога получит в нашем лице человечество.
— Заткнись! — огрызнулся я. — Сядь в машину и жди меня!
— Зачем? — глупо спросил он.
— Ты же Всеведущий, не правда ли? — скривился я. — Так догадайся сам...
Антон пожал плечами и послушно побрел к машине.
Пусть этот человек вернется к жизни — целым и невредимым. Прямо сейчас!
Мужчина вздохнул и открыл глаза.
Я тоже вздохнул — с облегчением.
Он заворочался и с трудом принял сидячее положение, тупо уставившись на меня. Потом дыхнул едким перегаром:
— Слышь, парень, а стольник где?
— Какой стольник? — обалдело спросил я.
— У меня стольник был — на ханку!.. Ты что — обокрал меня, паскуда?
Я с трудом переборол желание двинуть новорожденному по зубам.
Молча встал и пошел к машине.
Мужик позади меня, что-то бормоча и икая, ползал по грязной мостовой.
— Глупо, — прокомментировал Антон, когда я сел за руль. — Вместо того чтобы спасать этого пьянчугу, можно было решить наши проблемы. А теперь уже поздно... Кстати, запомни на будущее, Алик: в таких случаях исполняется только одно твое желание. Поэтому, прежде чем кого-то отправить на тот свет, заранее определись, чего ты хочешь этим добиться.
Я вмазал ему с левой, даже не успев сам сообразить, зачем это делаю.
Он слабо охнул и замолчал, хлюпая разбитым носом.
Потом сказал с иронией:
— Спасибо, Алик. За то, что напомнил мне про боль. А то я уж начал отвыкать от нее...
Больше мы не разговаривали до самой Лаборатории.

* * *
Вопреки моим ожиданиям, возле ворот Лаборатории нас никто не ждал.
Антон молчал, как-то странно съежившись на сиденье.
— Сиди здесь, — сказал я ему, открывая дверцу.
Площадка перед воротами была тускло освещена фонарем на будке охраны.
Я успел сделать только два шага от машины, как вдруг дверца в воротах открылась, и мне навстречу вышел Ивлиев. Он был в теплой куртке-дубленке, но с непокрытой головой.
Свет падал на него сзади, и поэтому я не мог разглядеть выражение его лица.
— Ну что? — будничным голосом сказал он, держа руки в карманах куртки. — Все в порядке?
— В смысле? — переспросил я.
— Где он?
— Кто?
— Хрен в манто! — вскинулся он. — Не придуривайся, Ардалин. Где твой Всемогущий?
— Петр Леонидович, — покачал головой я. — По-моему, вы так и не поняли, с кем имеете дело. Неужели вы надеялись, что я сумею скрутить его в бараний рог, надеть наручники, как какому-нибудь урке, и подать вам на блюдечке?
Ивлиев задумчиво сплюнул в снег и зачем-то растер плевок каблуком.
— Ладно, — сказал, внезапно успокоившись, он. — К этому мы еще вернемся. Значит, ты приехал за Лабыкиным?
— Именно так.
— А как насчет нашего условия? Выполнил его тот, кто послал тебя сюда?
Я пожал плечами.
— Он сказал, что — да.
Ивлиев поежился, словно ему внезапно стало холодно.
— Ну что ж, хорошо, коли так. Стало быть, теперь наша очередь дать ответ Чемберлену...
Он обернулся и крикнул кому-то за забором:
— Давайте его сюда!
Одна створка ворот медленно отъехала в сторону, визжа промерзшими сервомоторами. Словно должен был выйти не человек, а слон.
Ярослав ступал осторожно, словно опасаясь провалиться сквозь землю, припорошенную недавним снегопадом.
Одет он был так же, как и при нашей первой встрече. Вот только выглядел сейчас он как-то неважно. И почему-то шел, не произнося ни слова. А еще он явно старался не смотреть на меня, а тем более — на Ивлиева.
— Привет, Ярослав! — сказал я. — Как ты себя чувствуешь?
Лабыкин ничего не ответил. Он остановился в стороне от нас с Ивлиевым, словно опасаясь подходить ближе.
— Что это с ним? — спросил я своего шефа.
— Сейчас поймешь, — сказал Ивлиев и повернулся к Лабыкину. — Ну, что стоишь, как сирота на пепелище? Дуй в машину!
Передвигая ногами так, будто они были деревянными костылями, Ярослав по-прежнему молча побрел к «Жигулям».
Я наконец догадался, что происходит.
— Вы что, превратили его в зомби? — спросил я Ивлиева.
Ивлиев мне не ответил. Он что-то буркнул себе под нос, и лучи прожекторов залили ослепительным светом площадку перед воротами. Судя по всему, прожекторы были установлены на крыше Лаборатории.
Я инстинктивно прикрыл рукой глаза и поэтому не сразу понял, что произошло.
Когда зрение вернулось ко мне, Ярослав уже заваливался на бок, не дойдя двух шагов до машины. И одновременно с этим до меня донесся сухой щелчок выстрела за воротами.
Кожаная куртка на спине Ярослава была словно проткнута толстым шилом, и из этого отверстия била фонтанчиком темная жидкость, и снег под его ногами начинал темнеть.
Тут вновь раздались выстрелы, и на спине Ярослава возникли новые дырки. Он наконец упал, суча обеими ногами так, будто хотел убежать лежа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66