Кому-то досталась способность читать мысли, кто-то владеет даром внушения, кто-то двигает предметы взглядом, а кто-то видит на расстоянии, как я...
— Любопытная теория.
— Чепуха! — категорически сказал он. — Такая же, как и рассуждения о тайных происках инопланетян.
— Ну, ладно, — решительно сказал я, покосившись на часы и запихивая опустевшую бутыль обратно в пакет. — Бог с ними, с инопланетянами. Давайте вернемся к нашему делу.
И полез в карман за фотографией.
— Обождите, — остановил меня Лабыкин, словно прислушиваясь к себе. — Еще не время. Я скажу, когда дойду до кондиции.
— Вообще-то так говорят про опьянение, — заметил я. — Вы что, работаете только под градусом?
Он коротко хохотнул:
— Если бы!.. Тогда не нужно было бы травиться этой мочой, — он брезгливо кивнул на бутыль в пакете. — Употребил грамм двести водочки — и работай!.. Не-ет, Альмакор, тут совсем другой механизм действует. И, кстати, не очень приятный — во всяком случае, лично для меня. Мне ведь не само по себе пиво нужно, а его последствия, понятно?
— Нет, — честно признался я. — Какие еще последствия?
Ярослав вдруг принялся энергично переминаться с ноги на ногу.
— Вы что, никогда не пили пиво в больших количествах? — спросил он.
— Ну, пил, — недоумевая, ответил я.
— И куда вас тянет, когда вы вливаете в себя пару литров?
— А-а, — наконец дошло до меня. — Так, значит?..
— Вот именно, — перебил меня он. — Чтобы увидеть человека, фото которого вы мне сейчас покажете, я должен испытывать сильнейший позыв к мочеиспусканию. Такая вот физиология... Кстати, вы не знаете, общественный туалет в Большом Черкасском сейчас работает?
— Не знаю, — пожал плечами я. — Я и не подозревал, что он там имеется.
— Имеется, имеется, — нетерпеливо сказал мой собеседник, начиная как бы пританцовывать. — Если хотите знать, в настоящее время в Москве функционируют сто тридцать общественных туалетов, не считая разных временных точек. Правда, власти имеют дурацкую привычку закрывать их то на ремонт, то якобы для дезинфекции, то вообще без объяснений.
— И вы знаете, где все они находятся? — поразился я.
— Приходится знать. Я и встречи стараюсь назначать клиентам в непосредственной близости от этих заведений.
— Можно было бы вообще встречаться в туалете, — подсказал я.
— Так там же дежурные, — возразил Лабыкин. — И пиво не дадут пить, и сосредоточиться на работе мешают. Да и зачем мне туалет?.. Облегчиться и за углом можно. Или в кустах. Тут хуже другое... Поймать тот момент, когда ты доходишь до такой точки, что уже почти не можешь терпеть — иначе ничего не получится. И в то же время нельзя переборщить, иначе в штаны напустишь...
— Что, бывало и такое?
— У, сколько раз! — махнул рукой он. — Особенно в первое время, когда я только начинал осваивать свои чудо-способности. А было это, еще когда я в школе учился — ведь именно так я и открыл, на что способен. На перемене набегаешься, пить хочется — ну, и наглотаешься из-под крана сырой воды. А в середине урока припрет так, что света белого не взвидишь. А у нас одна училка была, ох и вреднющая бабка! Ну, первоначально она меня отпускала, когда я просился выйти. Потом взъелась — видно, решила, что я курить бегаю, и как отрезала: «Не пущу, и всё!» А у меня уже сил нет терпеть. А до перемены оставалось еще полчаса, не меньше. Будь я постарше, может, самовольно ушел бы из класса. Но мне тогда всего десять лет было, и учителей я боялся и почитал, как каких-то высших существ. Короче говоря, вертелся я и так, и этак, как уж на сковородке, а сам чувствую: все, сейчас либо лопнет мой мочевой пузырь, либо польется из меня вся жидкость, что скопилась внутри. И вот в этот момент, чтобы как-то отвлечься, стал я лихорадочно листать учебник. И попадается мне там фотография — какой-то пейзаж средней русской полосы. Учебник по природоведению, кажется, был. И вдруг я понимаю, что каким-то образом я оказался в том месте, которое изображено на фотографии! Причем все вокруг меня реально — и трава, и деревья, и даже ветерок лицо обдувает, и дождик с неба моросит... Это мелькнуло мгновенно перед глазами, я даже не успел ни удивиться, ни испугаться. А одновременно с этим я продолжал слышать и голос учительницы, и все звуки в классе. Классическое раздвоение сознания. Ну а потом видение пропало, и опять я сижу на своем месте за партой возле стены. И в классе, оказывается, уже тихо-тихо стало, и все на меня уставились с презрением, включая учительницу. А подо мной растекается большая вонючая лужа...
Лабыкин передернулся всем телом, словно вновь переживая свой прошлый позор. А может, просто приближался к заветной «точке».
— И что потом было? — спросил я, не глядя на Ярослава.
— Несколько дней не ходил в школу, — неохотно сказал он. — Потом вообще пришлось перевестись в другую школу, потому что в той меня совсем достали насмешками. Даже кличку на меня повесили — «зассанец»... Но вряд ли это вам интересно будет... Конечно, тогда я и не подумал как-то связать свое состояние с мысленным переносом в другое место. Но потом, когда меня еще несколько раз припирало таким же образом и под рукой оказывалась фотография, галлюцинация повторялась. Я же сначала думал, что речь идет о галлюцинации. Но однажды мне подвернулась фотография не местности, а какого-то человека. И меня закинуло в то место, где он находился, и я успел увидеть, чем он занимается. А человек этот был не кто иной, как известный киноартист. И в моем видении он лежал на операционном столе в больнице, с вскрытой грудной клеткой, и вокруг него толпились врачи с марлевыми повязками на лицах и с окровавленными скальпелями в руках. Тот еще фильм ужасов был — меня чуть не вырвало, когда я очутился опять в своем теле. А на следующий день по телевизору сказали, что артисту этому была сделана операция на сердце, но она ему не помогла, и он скончался... Вот тогда-то я и прозрел.
Лабыкин вдруг замолчал и закусил губу.
Потом изменившимся голосом прохрипел:
— Ну, все, накатило... Давайте вашу фотографию.
Я протянул ему снимок Алки, сделанный в тот день, когда она выходила замуж за своего Николая.
Если сейчас Ярослав примется расспрашивать меня, кто эта девушка, кем она мне приходится и прочее, это будет означать, что я имею дело с очень изобретательным шарлатаном. Как показывала практика, девяноста девяти процентам так называемых ясновидцев помогали «прозреть» те сведения, которые выдавал им, сам того не подозревая, заказчик, а также недюжинные способности к мгновенному анализу этих данных. На неискушенную в чудесах публику этот фокус действует магически, как гороскопы, «в которых все сбывается», но к подлинным «аномалам» это не имеет никакого отношения.
Однако Лабыкин ничего не спросил у меня.
Он взял фотографию, на мгновение впился в нее взглядом, а потом закрыл глаза, и лицо его стало наливаться багровым цветом. Лоб покрылся мелкими бисеринками пота, а тело извивалось в каком-то судорожном трансе.
Прошла одна секунда, две, десять, а Ярослав и не думал возвращаться в нормальное состояние. Я машинально стал фиксировать время.
Прошла минута.
Люди вокруг нас с недоумением косились на Ярослава, который уже напоминал эпилептика, впавшего в очередной приступ, — так он дергался и стонал.
Я испугался, что сейчас он вообще рухнет у всех на виду или произойдет нечто непоправимое.
Я потряс своего спутника за руку, называя по имени, но он не откликался.
Наконец (прошло уже три минуты сорок пять секунд) Лабыкин, сотрясаясь всем телом, раскрыл глаза и вернул мне фотографию. По-моему, он был уже весь мокрый, как мышь, и не только от пота. В воздухе повис характерный запах свежей мочи. Однако брюки у него оставались сухими, и лужи под ним не было.
— Вот это да! — выдохнул Лабыкин, опередив мой вопрос. — Такого со мной еще не было никогда!
— Что, опять обмочился? — спросил я, переходя на «ты», но он этого, похоже, не заметил.
— Да это пустяки! — возбужденно махнул рукой Ярослав. — Я ж теперь ученый, памперсами страхуюсь... Нет тут другое удивительно. Никогда еще я столько времени не был рядом с объектом! И первый раз все было так четко, как будто я там действительно присутствовал!.. Интересно, почему у меня сегодня так получилось?
— Может, твои способности прогрессируют? Хотя, сам понимаешь, меня не это сейчас интересует...
— А, действительно, — словно опомнился он. Руки у него все еще тряслись, но он постепенно приходил в себя. И уже не выплясывал, как сумасшедший, а, наоборот, прислонился плечом к стене, будто ноги у него враз ослабли. — Так вот, слушайте, Альмакор. Я не знаю, зачем вам эта тетка понадобилась, но можете быть спокойны: с ней все в порядке. В том смысле, что она жива, здорова и даже, как можно сделать вывод, вовсю наслаждается жизнью.
— В каком смысле? — оторопел я.
— С мужиком в постели развлекается, — ухмыльнулся Лабыкин.
— Не может быть! — вырвалось у меня против моей воли.
Нет, в принципе, такое, конечно, было возможно, но мне было трудно представить свою сестру способной учинить сексуальную оргию с мужем после шести лет семейной жизни. Поэтому я решил уточнить:
— А как этот мужик выглядел?
— Здоровый такой лоб, — кратко ответил Ярослав. — Волосы светлые, длинные. И на правой руке наколка в виде змеи или дракона.
Нет, Алкиным Николаем этот тип никак не мог быть: муж у Алки — ярко выраженный брюнет, ростом чуть ниже меня, да и наколок у него сроду не было.
— Ну и где это все происходило? — скептически поинтересовался я.
Лабыкин мученически вздохнул.
— Адрес вам я, разумеется, назвать не могу. А комната — самая обыкновенная, по-моему, даже холостяцкая. Мебель скудная, зато кровать — огромная, как аэродром. Да, на потолке там еще прикреплено зеркало над кроватью — надеюсь, понятно, для чего?
Я смотрел на него, и мне хотелось его ударить.
Действительно, зассанец — не зря его в школе так назвали.
И вообще, где гарантия того, что он не сочинил всю эту историю на ходу, как и рассказ о своих экстраординарных способностях, инициируемых якобы только сильным позывом к мочеиспусканию? Изобретательный, зараза. И артист неплохой — я-то уж было ему совсем поверил.
Но вот эта басня про то, что Алка занимается сексом с татуированным любовником, ни в какие ворота не лезет! Уж я-то свою сестру знаю — для нее семья и дети — на первом плане, и никогда она не отличалась сексуальной распущенностью.
Я даже звонить ей для проверки, как намеревался, не буду. Тем более — при этом негодяе!..
Хотя чего я, собственно, ожидал? Что таким образом наткнусь на Всемогущего? Да Всемогущий не стал бы заниматься такими гнусными вещами!..
Я молча вытащил из бумажника стодолларовую купюру и вложил ее в потную руку Лабыкина.
Потом повернулся и пошел прочь, делая вид, что не слышу, как он кричит мне вслед:
— Постойте, Альмакор, куда же вы? Может, вам еще какие-то детали нужны про эту девушку?
На душе у меня было гадко, словно в нее плюнули. И еще было жаль напрасно потраченного времени.
Остыл я, только проехав несколько станций метро. Достал сотовый. Для начала позвонил Алке домой. Трубку, однако, взял Николай. На мой вопрос о сестре хмуро ответил: «Да я и сам хотел бы знать, где ее черти носят. Обещала быть дома еще два часа назад, а все нет и нет. И мобильник у нее не отвечает».
— А куда она поехала? — поинтересовался я.
— Сказала, что к подруге, — мрачно сообщил Николай. — Ну, ничего!.. Вернется — я ей устрою!..
И бросил трубку.
Внутри у меня что-то екнуло.
Мобильник у сестры действительно не отвечал. «Абонент не отвечает или временно недоступен», — сказал мне приятный женский голос.
Да нет, уговаривал я себя. Того, что мне описал этот хмырь, выдающий себя за ясновидца, быть все равно не может, потому что не может быть никогда.
Я приехал домой, быстренько накатал отчет для Ивлиева о встрече с Лабыкиным и выкинул всю эту дурацкую историю из головы.
Но через неделю мне пришлось ее вспомнить и оценить заново. Алка сообщила мне, что она встретила и полюбила одного человека, из-за чего собирается уходить от Николая.
— А твой новый бойфренд, случайно, не белобрысый здоровяк с выколотой на руке змеей? — мрачно поинтересовался я.
— Откуда ты знаешь? — поразилась сестра. — Ты что, уже видел нас где-то?
— Представь себе — видел, — сказал я. — Знаешь, кто ты? Ты — дура набитая, Алка!
И положил трубку.
Глава 16
Всех «подозрительных» уникумов, которые могли бы претендовать на звание Всемогущего, Ивлиев передавал Гаршину для спецобследования в так называемой Лаборатории — закрытом научно-исследовательском комплексе, расположенном за городом. По тщательно разработанной методике представители разных наук изучали «объекты», чтобы сделать выводы о наличии и развитости их экстраспособностей, а также о возможном использовании «аномалов» в интересах Профилактики.
Самая главная проблема, которая возникала перед Виталием, — ограничение свободы передвижения своих подопытных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Любопытная теория.
— Чепуха! — категорически сказал он. — Такая же, как и рассуждения о тайных происках инопланетян.
— Ну, ладно, — решительно сказал я, покосившись на часы и запихивая опустевшую бутыль обратно в пакет. — Бог с ними, с инопланетянами. Давайте вернемся к нашему делу.
И полез в карман за фотографией.
— Обождите, — остановил меня Лабыкин, словно прислушиваясь к себе. — Еще не время. Я скажу, когда дойду до кондиции.
— Вообще-то так говорят про опьянение, — заметил я. — Вы что, работаете только под градусом?
Он коротко хохотнул:
— Если бы!.. Тогда не нужно было бы травиться этой мочой, — он брезгливо кивнул на бутыль в пакете. — Употребил грамм двести водочки — и работай!.. Не-ет, Альмакор, тут совсем другой механизм действует. И, кстати, не очень приятный — во всяком случае, лично для меня. Мне ведь не само по себе пиво нужно, а его последствия, понятно?
— Нет, — честно признался я. — Какие еще последствия?
Ярослав вдруг принялся энергично переминаться с ноги на ногу.
— Вы что, никогда не пили пиво в больших количествах? — спросил он.
— Ну, пил, — недоумевая, ответил я.
— И куда вас тянет, когда вы вливаете в себя пару литров?
— А-а, — наконец дошло до меня. — Так, значит?..
— Вот именно, — перебил меня он. — Чтобы увидеть человека, фото которого вы мне сейчас покажете, я должен испытывать сильнейший позыв к мочеиспусканию. Такая вот физиология... Кстати, вы не знаете, общественный туалет в Большом Черкасском сейчас работает?
— Не знаю, — пожал плечами я. — Я и не подозревал, что он там имеется.
— Имеется, имеется, — нетерпеливо сказал мой собеседник, начиная как бы пританцовывать. — Если хотите знать, в настоящее время в Москве функционируют сто тридцать общественных туалетов, не считая разных временных точек. Правда, власти имеют дурацкую привычку закрывать их то на ремонт, то якобы для дезинфекции, то вообще без объяснений.
— И вы знаете, где все они находятся? — поразился я.
— Приходится знать. Я и встречи стараюсь назначать клиентам в непосредственной близости от этих заведений.
— Можно было бы вообще встречаться в туалете, — подсказал я.
— Так там же дежурные, — возразил Лабыкин. — И пиво не дадут пить, и сосредоточиться на работе мешают. Да и зачем мне туалет?.. Облегчиться и за углом можно. Или в кустах. Тут хуже другое... Поймать тот момент, когда ты доходишь до такой точки, что уже почти не можешь терпеть — иначе ничего не получится. И в то же время нельзя переборщить, иначе в штаны напустишь...
— Что, бывало и такое?
— У, сколько раз! — махнул рукой он. — Особенно в первое время, когда я только начинал осваивать свои чудо-способности. А было это, еще когда я в школе учился — ведь именно так я и открыл, на что способен. На перемене набегаешься, пить хочется — ну, и наглотаешься из-под крана сырой воды. А в середине урока припрет так, что света белого не взвидишь. А у нас одна училка была, ох и вреднющая бабка! Ну, первоначально она меня отпускала, когда я просился выйти. Потом взъелась — видно, решила, что я курить бегаю, и как отрезала: «Не пущу, и всё!» А у меня уже сил нет терпеть. А до перемены оставалось еще полчаса, не меньше. Будь я постарше, может, самовольно ушел бы из класса. Но мне тогда всего десять лет было, и учителей я боялся и почитал, как каких-то высших существ. Короче говоря, вертелся я и так, и этак, как уж на сковородке, а сам чувствую: все, сейчас либо лопнет мой мочевой пузырь, либо польется из меня вся жидкость, что скопилась внутри. И вот в этот момент, чтобы как-то отвлечься, стал я лихорадочно листать учебник. И попадается мне там фотография — какой-то пейзаж средней русской полосы. Учебник по природоведению, кажется, был. И вдруг я понимаю, что каким-то образом я оказался в том месте, которое изображено на фотографии! Причем все вокруг меня реально — и трава, и деревья, и даже ветерок лицо обдувает, и дождик с неба моросит... Это мелькнуло мгновенно перед глазами, я даже не успел ни удивиться, ни испугаться. А одновременно с этим я продолжал слышать и голос учительницы, и все звуки в классе. Классическое раздвоение сознания. Ну а потом видение пропало, и опять я сижу на своем месте за партой возле стены. И в классе, оказывается, уже тихо-тихо стало, и все на меня уставились с презрением, включая учительницу. А подо мной растекается большая вонючая лужа...
Лабыкин передернулся всем телом, словно вновь переживая свой прошлый позор. А может, просто приближался к заветной «точке».
— И что потом было? — спросил я, не глядя на Ярослава.
— Несколько дней не ходил в школу, — неохотно сказал он. — Потом вообще пришлось перевестись в другую школу, потому что в той меня совсем достали насмешками. Даже кличку на меня повесили — «зассанец»... Но вряд ли это вам интересно будет... Конечно, тогда я и не подумал как-то связать свое состояние с мысленным переносом в другое место. Но потом, когда меня еще несколько раз припирало таким же образом и под рукой оказывалась фотография, галлюцинация повторялась. Я же сначала думал, что речь идет о галлюцинации. Но однажды мне подвернулась фотография не местности, а какого-то человека. И меня закинуло в то место, где он находился, и я успел увидеть, чем он занимается. А человек этот был не кто иной, как известный киноартист. И в моем видении он лежал на операционном столе в больнице, с вскрытой грудной клеткой, и вокруг него толпились врачи с марлевыми повязками на лицах и с окровавленными скальпелями в руках. Тот еще фильм ужасов был — меня чуть не вырвало, когда я очутился опять в своем теле. А на следующий день по телевизору сказали, что артисту этому была сделана операция на сердце, но она ему не помогла, и он скончался... Вот тогда-то я и прозрел.
Лабыкин вдруг замолчал и закусил губу.
Потом изменившимся голосом прохрипел:
— Ну, все, накатило... Давайте вашу фотографию.
Я протянул ему снимок Алки, сделанный в тот день, когда она выходила замуж за своего Николая.
Если сейчас Ярослав примется расспрашивать меня, кто эта девушка, кем она мне приходится и прочее, это будет означать, что я имею дело с очень изобретательным шарлатаном. Как показывала практика, девяноста девяти процентам так называемых ясновидцев помогали «прозреть» те сведения, которые выдавал им, сам того не подозревая, заказчик, а также недюжинные способности к мгновенному анализу этих данных. На неискушенную в чудесах публику этот фокус действует магически, как гороскопы, «в которых все сбывается», но к подлинным «аномалам» это не имеет никакого отношения.
Однако Лабыкин ничего не спросил у меня.
Он взял фотографию, на мгновение впился в нее взглядом, а потом закрыл глаза, и лицо его стало наливаться багровым цветом. Лоб покрылся мелкими бисеринками пота, а тело извивалось в каком-то судорожном трансе.
Прошла одна секунда, две, десять, а Ярослав и не думал возвращаться в нормальное состояние. Я машинально стал фиксировать время.
Прошла минута.
Люди вокруг нас с недоумением косились на Ярослава, который уже напоминал эпилептика, впавшего в очередной приступ, — так он дергался и стонал.
Я испугался, что сейчас он вообще рухнет у всех на виду или произойдет нечто непоправимое.
Я потряс своего спутника за руку, называя по имени, но он не откликался.
Наконец (прошло уже три минуты сорок пять секунд) Лабыкин, сотрясаясь всем телом, раскрыл глаза и вернул мне фотографию. По-моему, он был уже весь мокрый, как мышь, и не только от пота. В воздухе повис характерный запах свежей мочи. Однако брюки у него оставались сухими, и лужи под ним не было.
— Вот это да! — выдохнул Лабыкин, опередив мой вопрос. — Такого со мной еще не было никогда!
— Что, опять обмочился? — спросил я, переходя на «ты», но он этого, похоже, не заметил.
— Да это пустяки! — возбужденно махнул рукой Ярослав. — Я ж теперь ученый, памперсами страхуюсь... Нет тут другое удивительно. Никогда еще я столько времени не был рядом с объектом! И первый раз все было так четко, как будто я там действительно присутствовал!.. Интересно, почему у меня сегодня так получилось?
— Может, твои способности прогрессируют? Хотя, сам понимаешь, меня не это сейчас интересует...
— А, действительно, — словно опомнился он. Руки у него все еще тряслись, но он постепенно приходил в себя. И уже не выплясывал, как сумасшедший, а, наоборот, прислонился плечом к стене, будто ноги у него враз ослабли. — Так вот, слушайте, Альмакор. Я не знаю, зачем вам эта тетка понадобилась, но можете быть спокойны: с ней все в порядке. В том смысле, что она жива, здорова и даже, как можно сделать вывод, вовсю наслаждается жизнью.
— В каком смысле? — оторопел я.
— С мужиком в постели развлекается, — ухмыльнулся Лабыкин.
— Не может быть! — вырвалось у меня против моей воли.
Нет, в принципе, такое, конечно, было возможно, но мне было трудно представить свою сестру способной учинить сексуальную оргию с мужем после шести лет семейной жизни. Поэтому я решил уточнить:
— А как этот мужик выглядел?
— Здоровый такой лоб, — кратко ответил Ярослав. — Волосы светлые, длинные. И на правой руке наколка в виде змеи или дракона.
Нет, Алкиным Николаем этот тип никак не мог быть: муж у Алки — ярко выраженный брюнет, ростом чуть ниже меня, да и наколок у него сроду не было.
— Ну и где это все происходило? — скептически поинтересовался я.
Лабыкин мученически вздохнул.
— Адрес вам я, разумеется, назвать не могу. А комната — самая обыкновенная, по-моему, даже холостяцкая. Мебель скудная, зато кровать — огромная, как аэродром. Да, на потолке там еще прикреплено зеркало над кроватью — надеюсь, понятно, для чего?
Я смотрел на него, и мне хотелось его ударить.
Действительно, зассанец — не зря его в школе так назвали.
И вообще, где гарантия того, что он не сочинил всю эту историю на ходу, как и рассказ о своих экстраординарных способностях, инициируемых якобы только сильным позывом к мочеиспусканию? Изобретательный, зараза. И артист неплохой — я-то уж было ему совсем поверил.
Но вот эта басня про то, что Алка занимается сексом с татуированным любовником, ни в какие ворота не лезет! Уж я-то свою сестру знаю — для нее семья и дети — на первом плане, и никогда она не отличалась сексуальной распущенностью.
Я даже звонить ей для проверки, как намеревался, не буду. Тем более — при этом негодяе!..
Хотя чего я, собственно, ожидал? Что таким образом наткнусь на Всемогущего? Да Всемогущий не стал бы заниматься такими гнусными вещами!..
Я молча вытащил из бумажника стодолларовую купюру и вложил ее в потную руку Лабыкина.
Потом повернулся и пошел прочь, делая вид, что не слышу, как он кричит мне вслед:
— Постойте, Альмакор, куда же вы? Может, вам еще какие-то детали нужны про эту девушку?
На душе у меня было гадко, словно в нее плюнули. И еще было жаль напрасно потраченного времени.
Остыл я, только проехав несколько станций метро. Достал сотовый. Для начала позвонил Алке домой. Трубку, однако, взял Николай. На мой вопрос о сестре хмуро ответил: «Да я и сам хотел бы знать, где ее черти носят. Обещала быть дома еще два часа назад, а все нет и нет. И мобильник у нее не отвечает».
— А куда она поехала? — поинтересовался я.
— Сказала, что к подруге, — мрачно сообщил Николай. — Ну, ничего!.. Вернется — я ей устрою!..
И бросил трубку.
Внутри у меня что-то екнуло.
Мобильник у сестры действительно не отвечал. «Абонент не отвечает или временно недоступен», — сказал мне приятный женский голос.
Да нет, уговаривал я себя. Того, что мне описал этот хмырь, выдающий себя за ясновидца, быть все равно не может, потому что не может быть никогда.
Я приехал домой, быстренько накатал отчет для Ивлиева о встрече с Лабыкиным и выкинул всю эту дурацкую историю из головы.
Но через неделю мне пришлось ее вспомнить и оценить заново. Алка сообщила мне, что она встретила и полюбила одного человека, из-за чего собирается уходить от Николая.
— А твой новый бойфренд, случайно, не белобрысый здоровяк с выколотой на руке змеей? — мрачно поинтересовался я.
— Откуда ты знаешь? — поразилась сестра. — Ты что, уже видел нас где-то?
— Представь себе — видел, — сказал я. — Знаешь, кто ты? Ты — дура набитая, Алка!
И положил трубку.
Глава 16
Всех «подозрительных» уникумов, которые могли бы претендовать на звание Всемогущего, Ивлиев передавал Гаршину для спецобследования в так называемой Лаборатории — закрытом научно-исследовательском комплексе, расположенном за городом. По тщательно разработанной методике представители разных наук изучали «объекты», чтобы сделать выводы о наличии и развитости их экстраспособностей, а также о возможном использовании «аномалов» в интересах Профилактики.
Самая главная проблема, которая возникала перед Виталием, — ограничение свободы передвижения своих подопытных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66