.. неизвестно еще в каком времени.
Ли Бартон и Николь Вагнер вернулись из Гостевого центра с ножницами и стали обрезать стебли и корни куманики. Работа была очень тяжелая, но оба были тверды в своем намерении – они не могли бросить своих клиентов валяться здесь, среди ягодных кустов, такими гротескно изуродованными.
Сэм уже начал восхищаться этими тремя «сопровождающими». Они были, безусловно, лояльны по отношению к людям, которых начальство поручило их заботам. Конечно, в нынешних условиях от них требовалось нечто гораздо большее, чем простое чувство долга. Николь прорубалась сквозь твердые ветки, чтобы освободить руку трупа. Ее ножницы издавали громкие щелкающие звуки. Костяшки пальцев Ли уже успели познакомиться с железными корнями кустов – кровь выступила на коже Ли крупными красными бусинами.
Райан Кейт в костюме Оливера Харди все еще сидел на скамье амфитеатра. К этому миру он не принадлежал. Он явно не имел ни малейшего желания помочь своим коллегам, и хотя в отставку подать он физически не мог – вероятно, фирма, на которую он работал, еще много лет не будет существовать, – он уволился из нее эмоционально.
Подошел Джад и встал около Сэма. Глядя на три трупа, он покачал головой.
– Трагедия... какая трагедия... – Он перевел дыхание. – Ты знаешь, нас становится все меньше и меньше. По моим подсчетам, около полудюжины не перенесли последнего прыжка во времени. Вот эти трое. Николь рассказала мне, что произошло с Бостоком. Есть и другие...
– Есть предположения, что с ними случилось?
– От шофера автобуса я узнал, что трое сели в зеленую машину и рванули на полной скорости. Думаю, они попали в аварию. Вероятно, все погибли.
– Иначе они вернулись бы сюда после последнего прыжка во времени в целости и сохранности?
– Верно.
Кончив бороться с особенно крепким корнем, пронизавшим горло женщины, Ли поднял глаза.
– Сэм, окажешь мне услугу?
– Еще бы.
– В Гостевом центре одна из дверей в сортирах снимается. Мы ее используем как носилки. Не принесешь ли ты ее сюда?
– Нет проблем, – ответил Сэм и пошел вверх по лестнице, которая выводила на автомобильную площадку.
Джад последовал за ним.
– Что они хотят сделать, Сэм?
– Они используют территорию музея в качестве временного морга.
– А это зачем?
– Складывают там погибших. Ты же заметил, что их численность растет.
– Но ведь, насколько я понимаю, когда люди умирают, они просто не возвращаются обратно после нового прыжка. Они выбывают из игры.
На верхней ступеньке Сэм остановился и бросил взгляд на двух «сопровождающих», режущих стебли и корни куманики, которые удерживали трупы на местах столь же эффективно, как канаты, которые обматывали Гулливера в стране лилипутов.
– Выходят из игры, – повторил он задумчиво. – Ты употреблял те же слова и раньше. Выходят из игры. Ты действительно так об этом думаешь? Неужели нами играют? Но кто? Не знаю. Возможно, существа из другого измерения? Ученые из будущего? А мы для них, возможно, что-то вроде лабораторных крыс и участвуем в эксперименте, о котором ничего не знаем? А может, это дьявол? И это одна из его дьявольских проделок?
– Не знаю, Сэм. Но ощущение именно такое, верно? Нас тащат сквозь время. Когда мы возникаем снова, мы выглядим так же, как выглядели перед самым первым прыжком. Мы сидим на тех же местах, в тех же позах, одеты в те же костюмы. Если нас ранят, то после прыжка мы избавляемся от всех следов ранения.
– Николь и Ли появились в своих прежних костюмах, Карсвелл заложил свое кольцо в 1946 году, но он только что показал мне его снова на том же мизинце. Но как это получается, Джад? Каков механизм нашего возвращения сюда?
Джад пожал плечами.
– Вполне вероятно, что мы всего лишь копии, снятые с одного оригинала. Представь себе какой-то небесный фотокопировальный аппарат, который печатает эти копии. Мы можем получать повреждения, можем терять свои вещи, можем даже сжечь Гостевой центр. Но разве ты не побьешься об заклад, что после нового прыжка, все восстановится в прежнем виде? В машинах полно горючего, в автомате – напитков. Если костюмы порвутся, их чудесным образом восстановят.
– А я открыл глаза и обнаружил, что наручники исчезли. Единственная неисправность, которая пока обнаружилась, состоит в том, что этот участок земли, образующий наш «плот времени», теперь транспортируется не так плавно и безопасно, как раньше. Безопасность перемещения почему-то исчезла. Смотри, это видно даже отсюда. Видишь, как граница зелени кустарников, начинающаяся почти возле алтаря, по мере приближения к естественной границе амфитеатра охватывает все большее пространство, так что получается что-то вроде сектора или... куска круглого пирога?
– И в этом куске пирога... – кивнул Джад. – Если ты, к несчастью, окажешься в этом секторе...
– Ты можешь оказаться сросшимся с тем, что занимало то же самое место в пространстве. А результат, как ты видишь, может оказаться очень даже дерьмовым.
Разговаривая, они увидели Карсвелла, спускающегося со своей яхты. Он зашагал по травяному склону в направлении амфитеатра, а затем прошел немного вдоль автомобильной стоянки. Кивком он указал на нее.
– Еще одна машина пропала, как я вижу. – Он указал на машину, которая выглядела так, будто у нее на капоте вырос здоровенный куст. Даже кабина была набита листьями.
Карсвелл всегда подмечает ущерб, нанесенный собственности, а не людям, подумал Сэм. Там лежат трое мертвецов, пронизанных корнями, их легкие и сердца заполнены растущими побегами кустарника, а Карсвелл – коммерсант до мозга костей – замечает лишь ущерб, нанесенный машине стоимостью в десять тысяч долларов.
По облачному небу тяжело пророкотал самолет.
– Есть соображения по поводу года? – спросил Карсвелл, и голос его прозвучал почти весело.
Джад Кэмпбелл кивнул на трупы, лежавшие внизу.
– Увы, нам пришлось отвлечься. На этот раз мы даже не подумали о поездке в город и о покупке дурацкой газеты. – Видимо, Джада возмутило безразличие Карсвелла к имевшей место трагедии. Впрочем, не первый случаи – Карсвеллу было наплевать и на смерть его девушки.
Сэм пожал плечами и сказал:
– Пойду принесу дверь.
– Дверь? – не понял Карсвелл.
– Мы пользуемся дверью как носилками, чтобы переносить трупы в Гостевой центр. – Сэм вдруг обнаружил, что он говорит сквозь сжатые зубы, будто объясняя идиоту, который только что написал в штаны и сразу же забыл об этом печальном факте. – Мы используем это место как мертвецкую. Не заметили?
Карсвелл и глазом не повел. Даже не показал, что слышал ответ.
– А вы поглядите на верхушки деревьев. Те штуковины, что висят там, в воздухе, могут ответить на вопрос, в каком году мы приземлились на этот раз.
Сэм уже уходил. С Карсвеллом ему разговаривать не хотелось. Переносить трупы – противное дело, но в данной ситуации в нем было нечто естественное, нормальное. В конечном счете в этом мире был нормален лишь процесс, в котором люди рождались, а следовательно, должно было наступить и время смерти. Быть вовлеченным в переноску трупов вряд ли приятно, но странно, что встреча со смертью почему-то содействовала укреплению здравого смысла у Сэма.
Когда он достиг Гостевого центра, то обнаружил, что Карсвелл следует за ним по пятам.
– Вы что – ослепли, что ли? Взгляните на деревья.
На этот раз Сэм поднял глаза к небу. Он встал как вкопанный, невольно пораженный тем, что плавно покачивалось в воздухе, колеблемое теплым летним бризом.
– Заградительные аэростаты, – сказал Карсвелл. – Их тут штук двадцать, а то и больше. Понимаете, что это значит?
Но Сэму было безразлично. Сейчас важно было убрать трупы с жаркого солнца. И от взоров публики. Он вошел в Гостевой центр, чтобы найти сортирную дверь. Она же – носилки.
Карсвелл крикнул ему вдогонку:
– Война. Мы вляпались прямо в самое сердце Второй мировой войны.
И как раз после этих слов где-то вдалеке раздался стонущий вопль сирены.
2
К тому времени, когда они убрали все трупы, сирена вновь завыла. Только вместо то повышающегося, то понижающегося воя сейчас звук шел на одной и той же монотонной ноте.
– Это отбой, – сказал Джад. Николь закрыла дверь Гостевого центра на ключ.
– А я не слышал разрывов бомб, – произнес Ли, поглядев на небо. Его глаза сузились от яркого солнечного света.
– Возможно, это была ложная тревога. Думаю, таких было немало.
– Кастертон во время войны бомбили?
– Несколько раз. Главной целью была авиационная база. Геринг хотел уничтожить Королевские ВВС, чтобы дать Гитлеру возможность высадиться в Британии.
Николь оставила Джада и Ли обсуждать военные темы. Она подошла к самому краю автомобильной стоянки. Теперь было уже совершенно ясно, где проходит граница куска территории 1999 года и начинается земля сороковых годов. По эту сторону границы – со стороны девяностых годов – трава была низкая, как на обычных газонах. И тут же начиналась трава Прошлого. Она доходила чуть ли не до пояса, в ней росли целые заросли крапивы и чертополоха. Николь проследила границу глазами. Она образовывала правильную дугу, не нужно было обладать особым воображением, чтобы понять – это часть окружности, центром которой является амфитеатр.
Николь вдруг поняла, что она пристально вглядывается в лес, туда, где молодой человек с льняными волосами спас ей жизнь. Там ли он? Следит ли он за ней?
Ее глаза обшаривали деревья и зеленую траву под пологом ветвей. Теперь она была уверена: за ней следят.
И следят не одни глаза.
Множество глаз.
3
На палубе яхты Карсвелл открывал бутылку шампанского. Пробка выскочила с громким хлопком и упала за борт.
Хотя никто из присутствовавших не знал точного времени, но все были уверены, что близится вечер. Красный солнечный диск уходил за холмы, лежавшие на том берегу.
– Вы уверены, что не желаете присоединиться? – спросил Карсвелл, наливая вино в высокий узкий бокал.
Сэм покачал головой.
– А по-моему, просто жаль не воспользоваться этим винишком. Дело в том, что каждый раз, как я приканчиваю бутылку и происходит новый сдвиг во времени, обнаруживается, что в холодильнике появилась новая бутылка. Как по волшебству. М-м-м... – Он облизал губы. – И всегда той же самой марки.
Если исключить Карсвелла, то среди маленькой группы невольных путешественников во времени начало укореняться чувство апатии и уныния. А возможности бороться с этим не было. Единственная надежда на Ролли, но где его найдешь?
Джад без особой уверенности предложил отправиться в город и поискать Ролли там, а заодно узнать и точную дату, но остальным интерес показался слишком академическим. Ну поедут, ну узнают, ну и что?
Они были беспомощны, как котята, смытые бурным потоком. Карсвелл вынес на палубу радиоприемник и поставил его на край стола возле себя. Приемник передавал музыку. В воздухе звуки звучали насыщенно, саксофон вел главную мелодию. Сэм подумал, что вот он ожидал плохого звучания, эфира, забитого разрядами, благодаря чему будет казаться, что ты слушаешь запись процесса поджаривания рыбы на сковородке, а в результате слышимость оказалась просто великолепной. Отличная тонировка, прямо как в девяностых.
Сэм пил воду. Низко над ними прошел двухмоторный самолет, издавая басовитый воющий звук.
Карсвелл взглянул вверх.
– Веллинггоновский бомбарь, если не ошибаюсь. Средний бомбардировщик. Вероятно, летит на восток бомбить Германию. А я вот сижу внизу и попиваю шампанское. Забавная эта Вселенная, а?
Сэм хмыкнул. Сейчас ему больше всего на свете хотелось залезть в постель, накрыться с головой одеялом и ждать, когда же это все кончится.
– Знаете, – сказал Карсвелл, – возможно, самое лучшее для нас – это взломать тот каменный алтарь, что стоит в центре амфитеатра.
– А зачем?
– Потому что, насколько я понимаю, Сэм, старина, этот алтарь является центром участка земли, который транспортируется в прошлое.
– Ну и какая от этого была бы польза?
– Кто знает. Возможно, мы обнаружили бы там проводку к какому-нибудь изобретению будущего времени.
– Вы имеете в виду машину времени?
– Точно.
– Не думаю, что дела обстоят так просто, как предполагаете вы.
– Но, может быть, пришло время нам самим проявить хоть какую-то инициативу, а не позволять им тащить нас сквозь время черт-те куда, будто мы охапка листьев, несомая ветром. Послушайте, у меня есть инструменты, с помощью которых можно попытаться вскрыть алтарь.
– Но вы этого не сделаете.
– А кто меня остановит?
– Послушайте. Я сидел в амфитеатре, глядя на этот каменный монолит, 23 июня 1999 года. В нем было шесть похожих на чаши углублений и прорезь посередине.
– Не понимаю.
– Объясняю. В 1999 году камень не имел на себе следов повреждений. Стало быть, он не был разрушен раньше. Значит, вы не смогли разрушить его шестьдесят лет назад.
– Следовательно, вы хотите сказать, что физически невозможно сделать что-то, что изменило бы историю?
– Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Ли Бартон и Николь Вагнер вернулись из Гостевого центра с ножницами и стали обрезать стебли и корни куманики. Работа была очень тяжелая, но оба были тверды в своем намерении – они не могли бросить своих клиентов валяться здесь, среди ягодных кустов, такими гротескно изуродованными.
Сэм уже начал восхищаться этими тремя «сопровождающими». Они были, безусловно, лояльны по отношению к людям, которых начальство поручило их заботам. Конечно, в нынешних условиях от них требовалось нечто гораздо большее, чем простое чувство долга. Николь прорубалась сквозь твердые ветки, чтобы освободить руку трупа. Ее ножницы издавали громкие щелкающие звуки. Костяшки пальцев Ли уже успели познакомиться с железными корнями кустов – кровь выступила на коже Ли крупными красными бусинами.
Райан Кейт в костюме Оливера Харди все еще сидел на скамье амфитеатра. К этому миру он не принадлежал. Он явно не имел ни малейшего желания помочь своим коллегам, и хотя в отставку подать он физически не мог – вероятно, фирма, на которую он работал, еще много лет не будет существовать, – он уволился из нее эмоционально.
Подошел Джад и встал около Сэма. Глядя на три трупа, он покачал головой.
– Трагедия... какая трагедия... – Он перевел дыхание. – Ты знаешь, нас становится все меньше и меньше. По моим подсчетам, около полудюжины не перенесли последнего прыжка во времени. Вот эти трое. Николь рассказала мне, что произошло с Бостоком. Есть и другие...
– Есть предположения, что с ними случилось?
– От шофера автобуса я узнал, что трое сели в зеленую машину и рванули на полной скорости. Думаю, они попали в аварию. Вероятно, все погибли.
– Иначе они вернулись бы сюда после последнего прыжка во времени в целости и сохранности?
– Верно.
Кончив бороться с особенно крепким корнем, пронизавшим горло женщины, Ли поднял глаза.
– Сэм, окажешь мне услугу?
– Еще бы.
– В Гостевом центре одна из дверей в сортирах снимается. Мы ее используем как носилки. Не принесешь ли ты ее сюда?
– Нет проблем, – ответил Сэм и пошел вверх по лестнице, которая выводила на автомобильную площадку.
Джад последовал за ним.
– Что они хотят сделать, Сэм?
– Они используют территорию музея в качестве временного морга.
– А это зачем?
– Складывают там погибших. Ты же заметил, что их численность растет.
– Но ведь, насколько я понимаю, когда люди умирают, они просто не возвращаются обратно после нового прыжка. Они выбывают из игры.
На верхней ступеньке Сэм остановился и бросил взгляд на двух «сопровождающих», режущих стебли и корни куманики, которые удерживали трупы на местах столь же эффективно, как канаты, которые обматывали Гулливера в стране лилипутов.
– Выходят из игры, – повторил он задумчиво. – Ты употреблял те же слова и раньше. Выходят из игры. Ты действительно так об этом думаешь? Неужели нами играют? Но кто? Не знаю. Возможно, существа из другого измерения? Ученые из будущего? А мы для них, возможно, что-то вроде лабораторных крыс и участвуем в эксперименте, о котором ничего не знаем? А может, это дьявол? И это одна из его дьявольских проделок?
– Не знаю, Сэм. Но ощущение именно такое, верно? Нас тащат сквозь время. Когда мы возникаем снова, мы выглядим так же, как выглядели перед самым первым прыжком. Мы сидим на тех же местах, в тех же позах, одеты в те же костюмы. Если нас ранят, то после прыжка мы избавляемся от всех следов ранения.
– Николь и Ли появились в своих прежних костюмах, Карсвелл заложил свое кольцо в 1946 году, но он только что показал мне его снова на том же мизинце. Но как это получается, Джад? Каков механизм нашего возвращения сюда?
Джад пожал плечами.
– Вполне вероятно, что мы всего лишь копии, снятые с одного оригинала. Представь себе какой-то небесный фотокопировальный аппарат, который печатает эти копии. Мы можем получать повреждения, можем терять свои вещи, можем даже сжечь Гостевой центр. Но разве ты не побьешься об заклад, что после нового прыжка, все восстановится в прежнем виде? В машинах полно горючего, в автомате – напитков. Если костюмы порвутся, их чудесным образом восстановят.
– А я открыл глаза и обнаружил, что наручники исчезли. Единственная неисправность, которая пока обнаружилась, состоит в том, что этот участок земли, образующий наш «плот времени», теперь транспортируется не так плавно и безопасно, как раньше. Безопасность перемещения почему-то исчезла. Смотри, это видно даже отсюда. Видишь, как граница зелени кустарников, начинающаяся почти возле алтаря, по мере приближения к естественной границе амфитеатра охватывает все большее пространство, так что получается что-то вроде сектора или... куска круглого пирога?
– И в этом куске пирога... – кивнул Джад. – Если ты, к несчастью, окажешься в этом секторе...
– Ты можешь оказаться сросшимся с тем, что занимало то же самое место в пространстве. А результат, как ты видишь, может оказаться очень даже дерьмовым.
Разговаривая, они увидели Карсвелла, спускающегося со своей яхты. Он зашагал по травяному склону в направлении амфитеатра, а затем прошел немного вдоль автомобильной стоянки. Кивком он указал на нее.
– Еще одна машина пропала, как я вижу. – Он указал на машину, которая выглядела так, будто у нее на капоте вырос здоровенный куст. Даже кабина была набита листьями.
Карсвелл всегда подмечает ущерб, нанесенный собственности, а не людям, подумал Сэм. Там лежат трое мертвецов, пронизанных корнями, их легкие и сердца заполнены растущими побегами кустарника, а Карсвелл – коммерсант до мозга костей – замечает лишь ущерб, нанесенный машине стоимостью в десять тысяч долларов.
По облачному небу тяжело пророкотал самолет.
– Есть соображения по поводу года? – спросил Карсвелл, и голос его прозвучал почти весело.
Джад Кэмпбелл кивнул на трупы, лежавшие внизу.
– Увы, нам пришлось отвлечься. На этот раз мы даже не подумали о поездке в город и о покупке дурацкой газеты. – Видимо, Джада возмутило безразличие Карсвелла к имевшей место трагедии. Впрочем, не первый случаи – Карсвеллу было наплевать и на смерть его девушки.
Сэм пожал плечами и сказал:
– Пойду принесу дверь.
– Дверь? – не понял Карсвелл.
– Мы пользуемся дверью как носилками, чтобы переносить трупы в Гостевой центр. – Сэм вдруг обнаружил, что он говорит сквозь сжатые зубы, будто объясняя идиоту, который только что написал в штаны и сразу же забыл об этом печальном факте. – Мы используем это место как мертвецкую. Не заметили?
Карсвелл и глазом не повел. Даже не показал, что слышал ответ.
– А вы поглядите на верхушки деревьев. Те штуковины, что висят там, в воздухе, могут ответить на вопрос, в каком году мы приземлились на этот раз.
Сэм уже уходил. С Карсвеллом ему разговаривать не хотелось. Переносить трупы – противное дело, но в данной ситуации в нем было нечто естественное, нормальное. В конечном счете в этом мире был нормален лишь процесс, в котором люди рождались, а следовательно, должно было наступить и время смерти. Быть вовлеченным в переноску трупов вряд ли приятно, но странно, что встреча со смертью почему-то содействовала укреплению здравого смысла у Сэма.
Когда он достиг Гостевого центра, то обнаружил, что Карсвелл следует за ним по пятам.
– Вы что – ослепли, что ли? Взгляните на деревья.
На этот раз Сэм поднял глаза к небу. Он встал как вкопанный, невольно пораженный тем, что плавно покачивалось в воздухе, колеблемое теплым летним бризом.
– Заградительные аэростаты, – сказал Карсвелл. – Их тут штук двадцать, а то и больше. Понимаете, что это значит?
Но Сэму было безразлично. Сейчас важно было убрать трупы с жаркого солнца. И от взоров публики. Он вошел в Гостевой центр, чтобы найти сортирную дверь. Она же – носилки.
Карсвелл крикнул ему вдогонку:
– Война. Мы вляпались прямо в самое сердце Второй мировой войны.
И как раз после этих слов где-то вдалеке раздался стонущий вопль сирены.
2
К тому времени, когда они убрали все трупы, сирена вновь завыла. Только вместо то повышающегося, то понижающегося воя сейчас звук шел на одной и той же монотонной ноте.
– Это отбой, – сказал Джад. Николь закрыла дверь Гостевого центра на ключ.
– А я не слышал разрывов бомб, – произнес Ли, поглядев на небо. Его глаза сузились от яркого солнечного света.
– Возможно, это была ложная тревога. Думаю, таких было немало.
– Кастертон во время войны бомбили?
– Несколько раз. Главной целью была авиационная база. Геринг хотел уничтожить Королевские ВВС, чтобы дать Гитлеру возможность высадиться в Британии.
Николь оставила Джада и Ли обсуждать военные темы. Она подошла к самому краю автомобильной стоянки. Теперь было уже совершенно ясно, где проходит граница куска территории 1999 года и начинается земля сороковых годов. По эту сторону границы – со стороны девяностых годов – трава была низкая, как на обычных газонах. И тут же начиналась трава Прошлого. Она доходила чуть ли не до пояса, в ней росли целые заросли крапивы и чертополоха. Николь проследила границу глазами. Она образовывала правильную дугу, не нужно было обладать особым воображением, чтобы понять – это часть окружности, центром которой является амфитеатр.
Николь вдруг поняла, что она пристально вглядывается в лес, туда, где молодой человек с льняными волосами спас ей жизнь. Там ли он? Следит ли он за ней?
Ее глаза обшаривали деревья и зеленую траву под пологом ветвей. Теперь она была уверена: за ней следят.
И следят не одни глаза.
Множество глаз.
3
На палубе яхты Карсвелл открывал бутылку шампанского. Пробка выскочила с громким хлопком и упала за борт.
Хотя никто из присутствовавших не знал точного времени, но все были уверены, что близится вечер. Красный солнечный диск уходил за холмы, лежавшие на том берегу.
– Вы уверены, что не желаете присоединиться? – спросил Карсвелл, наливая вино в высокий узкий бокал.
Сэм покачал головой.
– А по-моему, просто жаль не воспользоваться этим винишком. Дело в том, что каждый раз, как я приканчиваю бутылку и происходит новый сдвиг во времени, обнаруживается, что в холодильнике появилась новая бутылка. Как по волшебству. М-м-м... – Он облизал губы. – И всегда той же самой марки.
Если исключить Карсвелла, то среди маленькой группы невольных путешественников во времени начало укореняться чувство апатии и уныния. А возможности бороться с этим не было. Единственная надежда на Ролли, но где его найдешь?
Джад без особой уверенности предложил отправиться в город и поискать Ролли там, а заодно узнать и точную дату, но остальным интерес показался слишком академическим. Ну поедут, ну узнают, ну и что?
Они были беспомощны, как котята, смытые бурным потоком. Карсвелл вынес на палубу радиоприемник и поставил его на край стола возле себя. Приемник передавал музыку. В воздухе звуки звучали насыщенно, саксофон вел главную мелодию. Сэм подумал, что вот он ожидал плохого звучания, эфира, забитого разрядами, благодаря чему будет казаться, что ты слушаешь запись процесса поджаривания рыбы на сковородке, а в результате слышимость оказалась просто великолепной. Отличная тонировка, прямо как в девяностых.
Сэм пил воду. Низко над ними прошел двухмоторный самолет, издавая басовитый воющий звук.
Карсвелл взглянул вверх.
– Веллинггоновский бомбарь, если не ошибаюсь. Средний бомбардировщик. Вероятно, летит на восток бомбить Германию. А я вот сижу внизу и попиваю шампанское. Забавная эта Вселенная, а?
Сэм хмыкнул. Сейчас ему больше всего на свете хотелось залезть в постель, накрыться с головой одеялом и ждать, когда же это все кончится.
– Знаете, – сказал Карсвелл, – возможно, самое лучшее для нас – это взломать тот каменный алтарь, что стоит в центре амфитеатра.
– А зачем?
– Потому что, насколько я понимаю, Сэм, старина, этот алтарь является центром участка земли, который транспортируется в прошлое.
– Ну и какая от этого была бы польза?
– Кто знает. Возможно, мы обнаружили бы там проводку к какому-нибудь изобретению будущего времени.
– Вы имеете в виду машину времени?
– Точно.
– Не думаю, что дела обстоят так просто, как предполагаете вы.
– Но, может быть, пришло время нам самим проявить хоть какую-то инициативу, а не позволять им тащить нас сквозь время черт-те куда, будто мы охапка листьев, несомая ветром. Послушайте, у меня есть инструменты, с помощью которых можно попытаться вскрыть алтарь.
– Но вы этого не сделаете.
– А кто меня остановит?
– Послушайте. Я сидел в амфитеатре, глядя на этот каменный монолит, 23 июня 1999 года. В нем было шесть похожих на чаши углублений и прорезь посередине.
– Не понимаю.
– Объясняю. В 1999 году камень не имел на себе следов повреждений. Стало быть, он не был разрушен раньше. Значит, вы не смогли разрушить его шестьдесят лет назад.
– Следовательно, вы хотите сказать, что физически невозможно сделать что-то, что изменило бы историю?
– Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74