.. территория, включающая этот амфитеатр и его ближайшее окружение, транспортировалась чисто, без несчастных случаев. Но теперь все нарушилось, транспортные связи дезинтегрированы. Вы следите за моей мыслью, сэр?
Сэм с недоумением смотрел на бродягу, который выражался столь ясно и столь изящно.
Чего только не увидишь во сне!
– Пожалуйста, выслушайте меня, Сэм Бейкер! Дело в том, что здесь я могу говорить понятно. Бог на это дает мне разрешение. Во внешнем же мире мои мысли путаются, а язык перестает повиноваться. Тогда я начинаю нести какую-то невнятицу. Тогда я теряю представление о происходящем и пребываю в состоянии полного недоумения. Теперь разрешите объяснить вам, что с вами происходит. – Бродяга набрал в грудь побольше воздуха. – Вам будет легче, если вы представите себе, что мы с вами сейчас едем в поезде между двумя станциями. Вы только что покинули одну из них – год 1978-й – и приближаетесь к следующей. В данный момент мы все еще едем назад, но вскоре остановимся, и вы и ваши спутники окажетесь в другом времени... – Грязнуля Гарри поглядел на небо – там, как молнии в облаках, сверкали голубые всполохи.
И опять кожа Сэма начала чесаться, а в воздухе запахло озоном.
Он чувствовал, что-то близится, только не знал, что именно. Повсюду стали возникать какие-то фигуры и постепенно становились отчетливее. Теперь Сэм уже различал их черты – глаза, носы, рты, они проявлялись, как постепенно проявляется изображение на снимке, опущенном в кювету с проявителем.
– Иисус Христос, прости своего недостойного слугу Роджера Ролли, – внезапно возопил Грязнуля Гарри. – Я опоздал! Я опоздал! И кровь невинных будет на моих руках!
Мир внезапно как бы вошел в фокус. Серое небо куда-то исчезло. Сияло солнце.
Вот тогда-то и раздались первые вопли.
И пролилась первая кровь.
2
На этот раз пандемониум разразился в самом амфитеатре. Сэм достиг верхних ступенек его лестницы в каком-то отупении, ощущая себя в своего рода лунатическом состоянии, но почти моментально мир вокруг него снова оказался в фокусе. Кругом метались люди.
И тут же послышались вопли множества мужчин и женщин. Сэм осмотрелся, пытаясь понять, что происходит. Крики были такие, что казалось, кому-то режут глотки, хотя явных следов насилия Сэм не видел.
А затем на него налетел мужчина лет пятидесяти. Когда Сэм поднял на него глаза, он увидел, как ему показалось, человека с птицей на плече, которая бешено хлопала крыльями и вопила. Мужчина тоже страшно кричал.
Ошеломленный Сэм подумал: на нас напали черные дрозды! Он отшатнулся от мужчины, рвавшего ногтями свое лицо и вопившего так, что уши Сэма сразу же заложило. И тогда он понял, что он видит на самом деле. Но это была абсолютная бессмыслица. Которая, кстати, внушала чувство омерзения. Потому что Сэм видел вовсе не птицу, сидящую на плече мужчины. На самом деле она была частью тела этого человека. Покрытая перьями птичья голова торчала из щеки мужчины, прямо под самым глазом. Голова быстро вертелась из стороны в сторону, желтый рот, широко раскрытый от испуга, издавал дикие тревожные вопли.
Мужчина повернулся. Он крутился вокруг собственной оси, раз за разом, раз за разом, как будто пытался стряхнуть птицу. Одно из ее крыльев вдруг вырвалось из головы мужчины – из того места, где должно было находиться ухо. Крыло бешено хлопало, перья разлетались по округе черным снегом.
Человек рвался к Сэму, его глаза не могли оторваться от лица Сэма, они молили его о помощи.
При виде панических глаз человека и птицы Сэм отшатнулся. Шея птицы вертелась, вытягивалась и выгибалась точно черная змея. Мужчина схватил Сэма за плечи. Рот его широко раскрылся. И Сэм увидел, что во рту человека ворочается черный пернатый ком. И пока человек пытался что-то объяснить, между губами протиснулась желтая птичья нога, пальцы которой сжимались и разжимались, будто хотели за что-то уцепиться. И все время крыло продолжало расти из головы человека. Оно хлопало по воздуху, и от этого голова становилась похожей на мутантную версию шлема бога Гермеса.
И вдруг мужчина куда-то исчез – умчался, продолжая кричать и рвать ногтями лицо, стараясь стряхнуть с него птицу.
Сэм всмотрелся в толпу испуганных людей. Зиты среди них он не обнаружил. Он кинулся к ее машине на автостоянку, надеясь, что она по каким-то соображениям ушла туда.
И вдруг он заметил, что на площадке стоят несколько деревьев, которые прорвали плоскую поверхность асфальта. Одно из них проросло через чью-то легковую машину. Получилась невероятно мрачная скульптурная группа.
Крики раздавались и тут. Он взглянул на другое дерево. Зрелище было столь же шокирующим, как и зрелище человека с птицей.
Из коры ствола вылезало лицо женщины. Сбоку торчала рука, которая отчаянно размахивала в воздухе. Девушка страшно кричала, ее рот казался огромной буквой "О".
Сэм застыл как вкопанный, не в силах сделать хоть какое-нибудь движение. На первый взгляд в этой композиции можно было увидеть даже что-то комичное. Ему приходилось просматривать уйму старых программ, где участвовали люди, переодетые «под деревья». Передачи того сорта, где лазутчик подбирается к врагу с картонным пнем, надетым на плечи, с руками, загримированными под сучья. Смотрит же он через щель, проделанную в картоне «пня». Зрелище, находившееся перед глазами Сэма, вполне могло сойти за пародию на те ленты. Но Сэм знал: плоть женщины срослась с плотью дерева, ее тело находится внутри дерева, и только голова частично высовывается наружу, как могла бы высовываться из узкого ворота туго обтягивающего джемпера. Давление древесины коверкает черты лица, из ноздрей и рта уже идет кровь. Кора ниже рта окрашена красным.
Лицо женщины еще дергалось, глаза вылезали из глазниц, а язык все больше высовывался изо рта, по мере того как давление на тело увеличивалось и древесина сжимала женскую плоть, как сжимает бабочку ладонь ребенка.
Девушка больше не кричала. Ее глаза остекленели. Только кровь еще стекала каплями с кончика носа, подобно воде, бегущей из плохо завернутого водопроводного крана.
– Зита!
Неужели Зита выбежала на стоянку и пересекла половину ее до того момента, когда новый бросок в прошлое не завершился внезапной остановкой? И оказалось, что материальные куски прошлого – деревья, птицы и бог знает что еще – занимали то же самое пространство, что некоторые путешественники во времени! Стало быть, если кто-либо, к собственному несчастью, умудрялся попасть на место дерева или птицы, они как бы прорастали друг в друга!
Сэм подошел к дереву, из которого выступало лицо девушки подобно гигантскому древесному грибу. Искаженное давлением древесины лицо приобрело багровую окраску, глаза, вылезшие из орбит, смотрели страшным стеклянным взором, язык торчал, как красный сучок.
Это могла быть Зита. Лицо казалось молодым. Проглотив подступающую ко рту рвоту, Сэм наклонился к воротнику из коры, обрамлявшему лицо девушки. И тут увидел небольшой клок черных волос.
А у Зиты волосы были ярко-каштановые. Несчастная не была Зитой. Но какая страшная, какая жалкая смерть!
Сэм попятился, отходя от мертвого лица, торчащего в стволе дерева. Почему-то повернуться к нему спиной ему казалось оскорбительным.
В эту минуту к нему подбежала какая-то женщина и схватила за руку. Она требовательно спросила:
– Вы не видели моего мужа? Ему в глаз попала пчела.
Сэм отрицательно покачал головой. Горький привкус рвоты во рту все еще не покидал его.
Женщина убежала искать пропавшего мужа. Сэм слышал, как она говорит кому-то:
– Не видели моего мужа? Ему в глаз попала пчела. А у него аллергия на пчелиные укусы!
На автомобильной стоянке народу было много. Голова Сэма раскалывалась от испуганных криков. Все выглядело так, будто кто-то ткнул палкой в муравейник, а потом хорошенько повернул ее.
Глубоко вздохнув, он обошел амфитеатр, а потом отправился к лодке Джада, которая была пришвартована к берегу.
3
Райан Кейт тоже очнулся в амфитеатре. Он сразу понял: он находится там, откуда недавно отправился в город. Ему полагалось бы быть пьяным, просто окосевшим от бренди. Ему казалось, что не прошло еще и минуты с тех пор, как он, пошатываясь, брел по сельской дороге, глотая бренди прямо из горлышка бутылки.
И вот он здесь. И трезв как стеклышко. И бутылки в кармане нет.
И котелок Оливера Харди сидит на голове ровнехонько.
А вокруг него орут люди, будто у них штаны загорелись.
Райан решительно не желал вляпываться ни в какие новые истории.
Он сложил руки на груди и покрепче уселся на скамейке.
Ни в какие истории он больше вляпываться не будет. Ни в приятные, ни тем более в другие.
4
Николь Вагнер очнулась после подвижки времени и обнаружила, что сидит в амфитеатре в костюме гориллы, держа волосатую нейлоновую маску в руках.
Каков бы ни был механизм событий – сверхъестественный или научный, – он возвращал их в амфитеатр такими, какими они были тогда, когда в первый раз уселись на эти скамьи 23 июня 1999 года.
«Да, – думала она, – мы все возвращаемся в своем прежнем виде и, так сказать, в своем прежнем качестве». Она ощущала, как бугрится нейлоновая шкура рукава над наручными часами, которые она потеряла, когда прыгнула на крону конского каштана – сучок сорвал их с ее руки. Николь потрогала грудь и руки – царапины от сучьев исчезли как по волшебству. Не стоит сомневаться – ее волосы сейчас тщательно расчесаны и уложены.
Ну и хрень...
Босток... Где он?
Она напряглась и осторожно обвела взглядом ряды скамей, которые находились прямо перед ее глазами. Босток сидел вон там. Вместе с женой. Ну, ее место, конечно, пустует – он же убил ее.
Но Бостока она ожидала увидеть.
Его место было пусто.
Но ведь вряд ли можно надеяться, что он тоже умер!
Николь решила, что он очнулся быстрее, чем она, и умудрился бежать из амфитеатра.
Факт оставался фактом: он мог открыть охоту на нее.
Будучи безумцем, он считает ее – Николь Вагнер – единственным свидетелем его преступления. И при первой же возможности постарается сделать так, чтобы она никогда не смогла обвинить его в убийстве.
Николь тревожно оглядела ряды скамей, опасаясь в глубине души того, что увидит Бостока, подбирающегося к ней.
Но здесь были одни растерянные туристы. Где-то наверху слышались крики и вопли. Может, Босток напал на кого-нибудь другого? «Господи, как я буду рада этому, – думала она. – Может быть, он наконец забудет обо мне». Но тут же ей стало стыдно за эту мысль. Не надо забывать, она – студентка-юрист. Ее профессиональный долг – поддерживать закон.
Николь встала и пошла к лестнице. Будь что будет, но она должна выяснить, что происходит. Даже если кувырком полетел весь мир, ее долг проследить, чтобы Босток получил по заслугам. Убийство не должно сойти ему с рук.
5
Ли медленно приходил в себя. Моргая глазами и облизывая губы, он оглядел амфитеатр.
«Да, – сказал он про себя, – да, она было исчезла, но она снова тут».
Дело в том, что он опять сидел все в той же накидке Дракулы. И уж наверняка все в том же отвратительном макияже, размазанном по всему лицу, и с кровавыми каплями на подбородке, сделанными с помощью губной помады.
«Итак, – спросил он себя, моргая от солнечных зайчиков, – так какой же нынче год?»
6
– Мой прогноз, что это либо начало пятидесятых, либо конец сороковых, – крикнул Джад, когда Сэм подошел к планке, ведущей на борт лодки Джада. Сэм любовался, как ловко Джад крепит швартовы, удерживающие лодку у пристани.
– Почему ты так думаешь?
– Я успел только немного оглядеться по сторонам, но ты и сам мог заметить, что дорожка к амфитеатру уже не выложена металлоплитами. Просто дорожка, и все тут. Кроме того, я включал телевизор.
– И что же он показывал?
– А ничего. До пятидесятых Би-би-си в Великобритании имела монополию на телепередачи, и в отличие от Соединенных Штатов здесь существовал только один канал. По нему программы шли с четырех дня до полуночи. Сэм, ты не можешь пропустить швартов через кольцо на пристани и привязать его покрепче? Спасибо. – Сэм подхватил брошенную ему веревку и привязал ее к кольцу. Он не стал вязать изящный морской узел, а завязал его так, как завязывают шнурки на ботинках, – «бантиком».
– Сойдет? – спросил он.
– Для сухопутной крысы даже очень прилично. – Джад выдавил улыбку, хотя вообще-то выглядел мрачным. – Тогда я прошелся по радиочастотам. Все, на что я набрел на английском, было вещание Би-би-си для дома и развлекательная программа. Старой Третьей программы не обнаружил. Но зная, что она появилась лишь в конце сороковых, я не удивился. Промелькнуло что-то о Георге VI, который был королем до 1952 года.
– А как насчет музыки?
– Классическая, что в определении года нам помочь не может. По развлекательной программе передавали запись Синатры и парочку песенок из мыльных опер. Так что, пока мы не найдем газету или не услышим дату по радио, придется гадать на кофейной гуще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Сэм с недоумением смотрел на бродягу, который выражался столь ясно и столь изящно.
Чего только не увидишь во сне!
– Пожалуйста, выслушайте меня, Сэм Бейкер! Дело в том, что здесь я могу говорить понятно. Бог на это дает мне разрешение. Во внешнем же мире мои мысли путаются, а язык перестает повиноваться. Тогда я начинаю нести какую-то невнятицу. Тогда я теряю представление о происходящем и пребываю в состоянии полного недоумения. Теперь разрешите объяснить вам, что с вами происходит. – Бродяга набрал в грудь побольше воздуха. – Вам будет легче, если вы представите себе, что мы с вами сейчас едем в поезде между двумя станциями. Вы только что покинули одну из них – год 1978-й – и приближаетесь к следующей. В данный момент мы все еще едем назад, но вскоре остановимся, и вы и ваши спутники окажетесь в другом времени... – Грязнуля Гарри поглядел на небо – там, как молнии в облаках, сверкали голубые всполохи.
И опять кожа Сэма начала чесаться, а в воздухе запахло озоном.
Он чувствовал, что-то близится, только не знал, что именно. Повсюду стали возникать какие-то фигуры и постепенно становились отчетливее. Теперь Сэм уже различал их черты – глаза, носы, рты, они проявлялись, как постепенно проявляется изображение на снимке, опущенном в кювету с проявителем.
– Иисус Христос, прости своего недостойного слугу Роджера Ролли, – внезапно возопил Грязнуля Гарри. – Я опоздал! Я опоздал! И кровь невинных будет на моих руках!
Мир внезапно как бы вошел в фокус. Серое небо куда-то исчезло. Сияло солнце.
Вот тогда-то и раздались первые вопли.
И пролилась первая кровь.
2
На этот раз пандемониум разразился в самом амфитеатре. Сэм достиг верхних ступенек его лестницы в каком-то отупении, ощущая себя в своего рода лунатическом состоянии, но почти моментально мир вокруг него снова оказался в фокусе. Кругом метались люди.
И тут же послышались вопли множества мужчин и женщин. Сэм осмотрелся, пытаясь понять, что происходит. Крики были такие, что казалось, кому-то режут глотки, хотя явных следов насилия Сэм не видел.
А затем на него налетел мужчина лет пятидесяти. Когда Сэм поднял на него глаза, он увидел, как ему показалось, человека с птицей на плече, которая бешено хлопала крыльями и вопила. Мужчина тоже страшно кричал.
Ошеломленный Сэм подумал: на нас напали черные дрозды! Он отшатнулся от мужчины, рвавшего ногтями свое лицо и вопившего так, что уши Сэма сразу же заложило. И тогда он понял, что он видит на самом деле. Но это была абсолютная бессмыслица. Которая, кстати, внушала чувство омерзения. Потому что Сэм видел вовсе не птицу, сидящую на плече мужчины. На самом деле она была частью тела этого человека. Покрытая перьями птичья голова торчала из щеки мужчины, прямо под самым глазом. Голова быстро вертелась из стороны в сторону, желтый рот, широко раскрытый от испуга, издавал дикие тревожные вопли.
Мужчина повернулся. Он крутился вокруг собственной оси, раз за разом, раз за разом, как будто пытался стряхнуть птицу. Одно из ее крыльев вдруг вырвалось из головы мужчины – из того места, где должно было находиться ухо. Крыло бешено хлопало, перья разлетались по округе черным снегом.
Человек рвался к Сэму, его глаза не могли оторваться от лица Сэма, они молили его о помощи.
При виде панических глаз человека и птицы Сэм отшатнулся. Шея птицы вертелась, вытягивалась и выгибалась точно черная змея. Мужчина схватил Сэма за плечи. Рот его широко раскрылся. И Сэм увидел, что во рту человека ворочается черный пернатый ком. И пока человек пытался что-то объяснить, между губами протиснулась желтая птичья нога, пальцы которой сжимались и разжимались, будто хотели за что-то уцепиться. И все время крыло продолжало расти из головы человека. Оно хлопало по воздуху, и от этого голова становилась похожей на мутантную версию шлема бога Гермеса.
И вдруг мужчина куда-то исчез – умчался, продолжая кричать и рвать ногтями лицо, стараясь стряхнуть с него птицу.
Сэм всмотрелся в толпу испуганных людей. Зиты среди них он не обнаружил. Он кинулся к ее машине на автостоянку, надеясь, что она по каким-то соображениям ушла туда.
И вдруг он заметил, что на площадке стоят несколько деревьев, которые прорвали плоскую поверхность асфальта. Одно из них проросло через чью-то легковую машину. Получилась невероятно мрачная скульптурная группа.
Крики раздавались и тут. Он взглянул на другое дерево. Зрелище было столь же шокирующим, как и зрелище человека с птицей.
Из коры ствола вылезало лицо женщины. Сбоку торчала рука, которая отчаянно размахивала в воздухе. Девушка страшно кричала, ее рот казался огромной буквой "О".
Сэм застыл как вкопанный, не в силах сделать хоть какое-нибудь движение. На первый взгляд в этой композиции можно было увидеть даже что-то комичное. Ему приходилось просматривать уйму старых программ, где участвовали люди, переодетые «под деревья». Передачи того сорта, где лазутчик подбирается к врагу с картонным пнем, надетым на плечи, с руками, загримированными под сучья. Смотрит же он через щель, проделанную в картоне «пня». Зрелище, находившееся перед глазами Сэма, вполне могло сойти за пародию на те ленты. Но Сэм знал: плоть женщины срослась с плотью дерева, ее тело находится внутри дерева, и только голова частично высовывается наружу, как могла бы высовываться из узкого ворота туго обтягивающего джемпера. Давление древесины коверкает черты лица, из ноздрей и рта уже идет кровь. Кора ниже рта окрашена красным.
Лицо женщины еще дергалось, глаза вылезали из глазниц, а язык все больше высовывался изо рта, по мере того как давление на тело увеличивалось и древесина сжимала женскую плоть, как сжимает бабочку ладонь ребенка.
Девушка больше не кричала. Ее глаза остекленели. Только кровь еще стекала каплями с кончика носа, подобно воде, бегущей из плохо завернутого водопроводного крана.
– Зита!
Неужели Зита выбежала на стоянку и пересекла половину ее до того момента, когда новый бросок в прошлое не завершился внезапной остановкой? И оказалось, что материальные куски прошлого – деревья, птицы и бог знает что еще – занимали то же самое пространство, что некоторые путешественники во времени! Стало быть, если кто-либо, к собственному несчастью, умудрялся попасть на место дерева или птицы, они как бы прорастали друг в друга!
Сэм подошел к дереву, из которого выступало лицо девушки подобно гигантскому древесному грибу. Искаженное давлением древесины лицо приобрело багровую окраску, глаза, вылезшие из орбит, смотрели страшным стеклянным взором, язык торчал, как красный сучок.
Это могла быть Зита. Лицо казалось молодым. Проглотив подступающую ко рту рвоту, Сэм наклонился к воротнику из коры, обрамлявшему лицо девушки. И тут увидел небольшой клок черных волос.
А у Зиты волосы были ярко-каштановые. Несчастная не была Зитой. Но какая страшная, какая жалкая смерть!
Сэм попятился, отходя от мертвого лица, торчащего в стволе дерева. Почему-то повернуться к нему спиной ему казалось оскорбительным.
В эту минуту к нему подбежала какая-то женщина и схватила за руку. Она требовательно спросила:
– Вы не видели моего мужа? Ему в глаз попала пчела.
Сэм отрицательно покачал головой. Горький привкус рвоты во рту все еще не покидал его.
Женщина убежала искать пропавшего мужа. Сэм слышал, как она говорит кому-то:
– Не видели моего мужа? Ему в глаз попала пчела. А у него аллергия на пчелиные укусы!
На автомобильной стоянке народу было много. Голова Сэма раскалывалась от испуганных криков. Все выглядело так, будто кто-то ткнул палкой в муравейник, а потом хорошенько повернул ее.
Глубоко вздохнув, он обошел амфитеатр, а потом отправился к лодке Джада, которая была пришвартована к берегу.
3
Райан Кейт тоже очнулся в амфитеатре. Он сразу понял: он находится там, откуда недавно отправился в город. Ему полагалось бы быть пьяным, просто окосевшим от бренди. Ему казалось, что не прошло еще и минуты с тех пор, как он, пошатываясь, брел по сельской дороге, глотая бренди прямо из горлышка бутылки.
И вот он здесь. И трезв как стеклышко. И бутылки в кармане нет.
И котелок Оливера Харди сидит на голове ровнехонько.
А вокруг него орут люди, будто у них штаны загорелись.
Райан решительно не желал вляпываться ни в какие новые истории.
Он сложил руки на груди и покрепче уселся на скамейке.
Ни в какие истории он больше вляпываться не будет. Ни в приятные, ни тем более в другие.
4
Николь Вагнер очнулась после подвижки времени и обнаружила, что сидит в амфитеатре в костюме гориллы, держа волосатую нейлоновую маску в руках.
Каков бы ни был механизм событий – сверхъестественный или научный, – он возвращал их в амфитеатр такими, какими они были тогда, когда в первый раз уселись на эти скамьи 23 июня 1999 года.
«Да, – думала она, – мы все возвращаемся в своем прежнем виде и, так сказать, в своем прежнем качестве». Она ощущала, как бугрится нейлоновая шкура рукава над наручными часами, которые она потеряла, когда прыгнула на крону конского каштана – сучок сорвал их с ее руки. Николь потрогала грудь и руки – царапины от сучьев исчезли как по волшебству. Не стоит сомневаться – ее волосы сейчас тщательно расчесаны и уложены.
Ну и хрень...
Босток... Где он?
Она напряглась и осторожно обвела взглядом ряды скамей, которые находились прямо перед ее глазами. Босток сидел вон там. Вместе с женой. Ну, ее место, конечно, пустует – он же убил ее.
Но Бостока она ожидала увидеть.
Его место было пусто.
Но ведь вряд ли можно надеяться, что он тоже умер!
Николь решила, что он очнулся быстрее, чем она, и умудрился бежать из амфитеатра.
Факт оставался фактом: он мог открыть охоту на нее.
Будучи безумцем, он считает ее – Николь Вагнер – единственным свидетелем его преступления. И при первой же возможности постарается сделать так, чтобы она никогда не смогла обвинить его в убийстве.
Николь тревожно оглядела ряды скамей, опасаясь в глубине души того, что увидит Бостока, подбирающегося к ней.
Но здесь были одни растерянные туристы. Где-то наверху слышались крики и вопли. Может, Босток напал на кого-нибудь другого? «Господи, как я буду рада этому, – думала она. – Может быть, он наконец забудет обо мне». Но тут же ей стало стыдно за эту мысль. Не надо забывать, она – студентка-юрист. Ее профессиональный долг – поддерживать закон.
Николь встала и пошла к лестнице. Будь что будет, но она должна выяснить, что происходит. Даже если кувырком полетел весь мир, ее долг проследить, чтобы Босток получил по заслугам. Убийство не должно сойти ему с рук.
5
Ли медленно приходил в себя. Моргая глазами и облизывая губы, он оглядел амфитеатр.
«Да, – сказал он про себя, – да, она было исчезла, но она снова тут».
Дело в том, что он опять сидел все в той же накидке Дракулы. И уж наверняка все в том же отвратительном макияже, размазанном по всему лицу, и с кровавыми каплями на подбородке, сделанными с помощью губной помады.
«Итак, – спросил он себя, моргая от солнечных зайчиков, – так какой же нынче год?»
6
– Мой прогноз, что это либо начало пятидесятых, либо конец сороковых, – крикнул Джад, когда Сэм подошел к планке, ведущей на борт лодки Джада. Сэм любовался, как ловко Джад крепит швартовы, удерживающие лодку у пристани.
– Почему ты так думаешь?
– Я успел только немного оглядеться по сторонам, но ты и сам мог заметить, что дорожка к амфитеатру уже не выложена металлоплитами. Просто дорожка, и все тут. Кроме того, я включал телевизор.
– И что же он показывал?
– А ничего. До пятидесятых Би-би-си в Великобритании имела монополию на телепередачи, и в отличие от Соединенных Штатов здесь существовал только один канал. По нему программы шли с четырех дня до полуночи. Сэм, ты не можешь пропустить швартов через кольцо на пристани и привязать его покрепче? Спасибо. – Сэм подхватил брошенную ему веревку и привязал ее к кольцу. Он не стал вязать изящный морской узел, а завязал его так, как завязывают шнурки на ботинках, – «бантиком».
– Сойдет? – спросил он.
– Для сухопутной крысы даже очень прилично. – Джад выдавил улыбку, хотя вообще-то выглядел мрачным. – Тогда я прошелся по радиочастотам. Все, на что я набрел на английском, было вещание Би-би-си для дома и развлекательная программа. Старой Третьей программы не обнаружил. Но зная, что она появилась лишь в конце сороковых, я не удивился. Промелькнуло что-то о Георге VI, который был королем до 1952 года.
– А как насчет музыки?
– Классическая, что в определении года нам помочь не может. По развлекательной программе передавали запись Синатры и парочку песенок из мыльных опер. Так что, пока мы не найдем газету или не услышим дату по радио, придется гадать на кофейной гуще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74