Сразу почувствуешь себя... Зита! Зита! Тебе плохо?
Она, не открывая рта, водила языком по губам, будто отыскивая там кусочки непроглоченной пищи.
– Сэм, я не хочу есть потому, что недавно поела. До сих пор у меня во рту вкус рыбы.
– Да нет же! Мы только-только собирались...
– Позавтракать? Знаю. Но я чувствую себя сытой. А ты?
– Пожалуй, готов рискнуть. И поискать свой аппетит по дороге в кафе.
– Сэм! – Зита шагнула вперед, схватила Сэма за руку и развернула лицом к себе. Ее большие карие глаза были серьезны. Она ухватилась за хвост весьма многообещающей тайны и вознамерилась узнать, что за ней кроется. – Мы же ели! Ты помнишь?
Сэм чувствовал, как заблудившаяся на его лице улыбка становится все более натянутой и неприятной.
– Невозможно! Мы же только что вышли из амфитеатра! А до этого прогуливались по окрестностям.
Зита трясла головой, будто искала слова, которые помогли бы ей справиться с ее состоянием и объяснить его.
– Верно, но потом мы ели в кафе в Кастертоне. Рыбу и чипсы. А на десерт – «Пятнистого парня». Ты же помнишь это? А? Или мы оба видели один и тот же сон?
И в это мгновение Сэму показалось, что сама земля разверзлась у него под ногами. Он понимал, что эта пропасть, такая бездонная и темная, ведет прямо туда – в ад. Или к безумию. Точно куда – он не знал.
Конечно, можно было отступить, притвориться, что все это приснилось ему, когда он задремал в амфитеатре. Но можно было поступить иначе – шагнуть, так сказать, вперед и с грохотом полететь вниз – в эту темную вопящую неизвестность.
Он взглянул на Зиту.
Она сняла солнцезащитные очки и смотрела ему прямо в глаза.
Черт подери все!
Его же воспитали честным и правдивым. И он понимал, как это важно – быть честным с самим собой. Самообман – самая страшная из всех форм лжи.
Надо сделать этот шаг вперед, надо рискнуть, надо рискнуть последствиями, которые связаны с этой пропастью, которая разверзлась вовсе не в асфальте шоссе, а в его собственном уме.
Он облизал внезапно высохшие губы.
Они отдавали уксусом.
А желудок уверял, что он только недавно подзакусил.
Осторожно, будто делал это первый раз в жизни, он поднял руку и стал смотреть на циферблат часов.
– Они показывают два. А вот тут, – Сэм прикоснулся ко лбу, – время куда более позднее. Мои желудочные часы утверждают, что мои наручные часы или отстают, или даже останавливались, а потом снова пошли – ведь сейчас они явно работают. – Сэм говорил медленно и серьезно, как будто он изучал проблему часов, но ни на минуту не забывал о пропасти, существовавшей в его мозгу. Он не испытывал ни малейшего желания поскользнуться и рухнуть в нее, то есть в безумие, а именно туда могла завести его торопливая речь и незнание того, что ему придется сказать дальше. – И еще... Я помню кафе, где по стенам висели фотографии и рисунки щенков. Помню человека в форме частного охранного агентства, который уронил сахарницу со стола на свои брюки и сказал... – Сэм жестом показал Зите, что ждет продолжения, которое или докажет ему, что он разумен, или сбросит его в пучину безумия.
– "Ух ты! А я-то считал, что я и без этого мужчина-конфетка!" И тогда все засмеялись, – сказала Зита.
Темная пропасть исчезла. Теперь Сэм знал, что здоров. Но еще лучше он знал, что никакого объяснения случившемуся у него нет.
И еще он обнаружил, что не отрываясь смотрит в темные глаза Зиты. Было похоже, что они без слов обмениваются информацией о том, что они видели, о том, что пережили, и о том, что им предстоит делать дальше. Но о последнем пока знал один Господь.
– Ты помнишь, что произошло, не так ли?
Она кивнула.
– Вопрос в том, что происходит сейчас.
– Давай-ка съездим в кафе. Спросим, помнят ли они нас. Будем действовать осторожно, чтобы нас не приняли за парочку полных идиотов. После этого... – Она пожала плечами. – Идеи есть?
– Ага. Мы или сходим в редакцию газеты и расскажем им самую удивительную историю...
– Которая сделает нас богачами... или послужит поводом для увольнения...
– Или забудем обо всем, что произошло.
Он сел на сиденье рядом с ней. Так уже было недавно, стало быть, к дежа-вю отношения не имеет.
– Что делать дальше, решим потом, – сказал Сэм, слегка улыбаясь. – А сейчас тебе предстоит поведать мне все то, что ты знаешь о путешествиях во времени.
Глава 10
1
Ли Бартон все еще сидел в амфитеатре. Он расстегнул жилетку Дракулы, чтобы получше видеть свой живот. Никакого следа черных покрышек грузовика, превративших в кисель его желудок и почки. Никаких пятен крови. И никакой боли.
Но память обо всем этом была жива, и она яростно, раскаленным железом жгла мозг Ли.
Он был раздавлен грузовиком в Йорке. В этом Ли был уверен. Его кровь измазала покрышки грузовика. Он помнил ту струю алого цвета, что вырвалась из его рта, будто выброшенная наружу каким-то взрывом.
Священник даровал ему отпущение грехов.
А теперь он сидит в амфитеатре, и его греет солнышко. И Райан Кейт сидит рядышком и хнычет, как маленький, все еще сжимая толстенькими ручками дурацкий котелок Оливера Харди.
Пот бежал ручейками по груди Ли под белой рубашкой с плиссированной грудью. Накидка Дракулы висела на спине такой тяжестью, будто была освинцована.
Он чувствовал себя так, как если бы сошел с безумно вертящейся карусели. Голова кружилась, внимание полностью расфокусировалось.
– Но, Господи, как прекрасно чувствовать себя живым!
2
Зита выругалась. Попыталась еще раз повернуть ключ зажигания в «рейндж-ровере». Стартер заработал, цилиндры фыркнули, но тут же начались сбои, продолжавшиеся минуту-другую, после чего мотор закашлялся и, подавившись собственным кашлем, окончательно умолк.
Сэм взглянул на Зиту.
– Похоже, на линии подачи топлива произошла закупорка, а может, не работает зажигание.
– Блин! – с чувством сказала Зита. – Этой машине всего год. Не может она выйти из строя. Я ей, поганке, покажу!
Сэм открыл дверцу. В машине было жарко, как в оранжерее.
– Давай-ка выйдем. Небось вода попала в карбюратор.
– Сэм, я воду в карбюраторы не наливаю, – сказала она таким тоном, что он сразу понял – пора отступать. – Я не лью воду в двигатель, я не выключаю мотор перед светофором, я не включаю скорость при задействованном ручном тормозе!
– О'кей, – ответил он, пытаясь смягчить ее гнев. – Давай погуляем немножко, а потом снова сядем в машину и попробуем еще раз. Если не заработает, обратимся к механику.
Она вышла и с силой захлопнула свою дверку. Потом злобно поглядела на нее, обошла машину спереди и прислонилась к привинченному к бамперам «скотосбрасывателю».
Сэм снова надел солнцезащитные очки и еще раз оглядел парковочную площадку. Люди группами продолжали выходить из амфитеатра. Большинство людей направлялись к автобусу, стоявшему у дальнего края стоянки. Другие шли к фургончику мороженщика. И все равно сцена носила отчетливый налет чего-то необычайного. Что-то странное было в ней.
Что-то непонятное, что-то им не свойственное было в самом поведении людей. Они держались так, будто только что стали свидетелями взрыва бомбы. Ошеломленное выражение лиц. Кто-то вдруг останавливался и с удивлением озирался по сторонам. Кто-то беспрестанно смотрел на свои часы, даже подносил их к уху, причем на лице появлялось выражение недоумения. Какая-то пара непрерывно нажимала на кнопки своих мобильных телефонов, и Сэм видел, что им никак не удается выйти на связь со своими любимыми, со своей работой, с полицией или вообще хоть с кем-нибудь.
Ничуть не лучше обстояли дела и у потенциальных потребителей мороженого. Человек, им торговавший, сидел на земле возле фургончика и безостановочно мотал головой из стороны в сторону. Возможно, Сэм и ошибался, но ему показалось, что мороженщик бормочет про себя что-то вроде «Я видел себя собственными глазами... Я видел себя...».
В эту минуту к Сэму подошел пожилой мужчина с тростью в руке и со слуховым аппаратом.
– Извините меня, молодой человек, – сказал он, возясь со своей аппаратурой, – но не можете ли вы подсказать мне, какой сегодня день?
– Вторник. – Вообще-то говоря, такой вопрос был странен сам по себе, но сейчас Сэм не увидел в нем ничего особенного. Нормальный мир только что проделал прямо на его глазах сложнейший кульбит, и Сэм чувствовал себя чем-то вроде постороннего зрителя, который с интересом наблюдает за дальнейшим развитием событий.
Старик приложил ладонь к ушной раковине.
– Пардон? Очень жаль, но мой аппарат... – Он постучал по слуховой трубке. – Эта штука, по-видимому, совсем вышла из строя... Вы сказали – понедельник?
– Нет! – Сэм повысил голос. – Вторник.
– О? Вторник? Ах, понимаю... А я был уверен... О!.. Извините, что потревожил вас, молодой человек... – Продолжая что-то бормотать, старик заковылял прочь.
Сэм смотрел ему вслед, пораженный выражением ужаса на лице старика. Тот, видимо, впервые убедился в наличии у себя признаков болезни Альцгеймера и наглядно представил все ее ужасающие последствия. Потеря памяти. Затуманенное сознание. Недееспособность. Попытки получить завтрак в полночь. Дочь называешь именем матери. Слезы по ночам из-за страха перед темнотой.
Однако Сэм в глубине души сомневался, что перед ним клинический случай болезни Альцгеймера. Старик вовсе не походил на маразматика. А если это и маразм, то какой-то инфекционный, вроде гриппа, что ли. Ведь он и сам перенес нечто похожее, когда открыл глаза в этом амфитеатре пятнадцать минут назад. И лица остальных, кто сидел там, он тоже видел.
– Старикан явно решил, что у него крыша поехала, правда? – с удивлением, в голосе сказала Зита, глядя, как тот, прихрамывая, обходит площадку, а в глазах у него отражается полное непонимание происходящего вокруг. – Он убежден, что спятил.
– И как я понимаю, подобное ощущение нам всем не чуждо, – ответил Сэм, чувствуя странное покалывание в ампутированных больших пальцах, в свое время оказавшихся лишними. Это ощущение приходило к нему иногда, особенно в моменты стресса или сильного волнения. Тогда нервные окончания в них вдруг начинали подавать тревожные сигналы, как крошечные электрические звонки. Проклятые руки мутанта, сказал он себе, ощущая свою неполноценность. Большие пальцы зачесались еще сильнее.
А ведь из этой истории могла бы получиться настоящая сенсация, конечно, если им удалось бы убедить редактора новостей в ее правдивости.
– Зита, – сказал он, чувствуя, что напряжение снова начинает возрастать. – Попробуй вспомнить то, что случилось здесь несколько минут назад. Я еще спросил тебя, что ты знаешь о путешествиях во времени.
– Ага, помню. Но мне известен лишь один сверкающий истиной факт: оно невозможно.
– Уверена? Но ведь мы ежедневно путешествуем во времени, разве не так?
Она наморщила лоб.
– Ну, разумеется. Но путешествие во времени – улица с односторонним движением. И к тому же мы двигаемся по нему на фиксированных скоростях. От сейчас – к будущему.
– А что говорил тот парень, что прикован к инвалидному креслу?
– Какой? А, профессор Хокинс? Астрофизик?
– Ага. Разве он целые годы не внушает нам, что изредка могут наступать моменты, когда время ведет себя не так, как всегда? Что оно может вдруг побежать в разных направлениях, может делать прыжки назад или вперед?
– Но разве для того, чтобы такое произошло, не надо лезть в черную дыру или куда-то еще?
– Но я запомнил еще один непреложный факт: скорость сворачивает время. Это сказал Эйнштейн. Чем быстрее двигаешься, тем медленнее течет время. В 1971 году парочка ученых поставила четыре штуки точнейших атомных часов на самолет, совершавший кругосветный перелет. Когда показания этих часов сверили с показаниями часов, находившихся на земле, ученые обнаружили, что время на самолете действительно текло более медленно.
Сэм заметил, что Зита время от времени дарила его взглядом, который его тетушка называла старомодным. Он усмехнулся.
– Нет, я в детстве никогда не был вундеркиндом. Просто, подобно множеству других мальчишек, впитывал в себя огромное количество бесполезных фактов. Ну, как носовой платок впитывает сопли.
– Чудесный оборот речи, мистер Бейкер. Но если я не ошибаюсь, показания этих атомных часов отличались от показаний земных на несколько наносекунд, верно?
– Ты права. Больше того, если бы ты потратила всю свою жизнь на самолетные перелеты, то стала бы моложе своей близняшки всего на одну десятитысячную долю секунды.
– И все это никак не объясняет того, что здесь произошло.
– Нет, не объясняет. Однако я уверен, что мы обнаружим доказательства путешествия во времени, поехав в Кастертон и просто спросив у полицейского, который сейчас час. Или поглядев на церковные часы.
– Да, если удастся завести мотор.
– Можно сесть на какой-нибудь чертов местный автобус. – Сэм уже чувствовал себя на коне. – Кстати, а который час на твоих?
– Два пятнадцать.
– И у меня столько же.
– Ты думаешь, мы скользнули во времени на каких-нибудь три четверти часа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Она, не открывая рта, водила языком по губам, будто отыскивая там кусочки непроглоченной пищи.
– Сэм, я не хочу есть потому, что недавно поела. До сих пор у меня во рту вкус рыбы.
– Да нет же! Мы только-только собирались...
– Позавтракать? Знаю. Но я чувствую себя сытой. А ты?
– Пожалуй, готов рискнуть. И поискать свой аппетит по дороге в кафе.
– Сэм! – Зита шагнула вперед, схватила Сэма за руку и развернула лицом к себе. Ее большие карие глаза были серьезны. Она ухватилась за хвост весьма многообещающей тайны и вознамерилась узнать, что за ней кроется. – Мы же ели! Ты помнишь?
Сэм чувствовал, как заблудившаяся на его лице улыбка становится все более натянутой и неприятной.
– Невозможно! Мы же только что вышли из амфитеатра! А до этого прогуливались по окрестностям.
Зита трясла головой, будто искала слова, которые помогли бы ей справиться с ее состоянием и объяснить его.
– Верно, но потом мы ели в кафе в Кастертоне. Рыбу и чипсы. А на десерт – «Пятнистого парня». Ты же помнишь это? А? Или мы оба видели один и тот же сон?
И в это мгновение Сэму показалось, что сама земля разверзлась у него под ногами. Он понимал, что эта пропасть, такая бездонная и темная, ведет прямо туда – в ад. Или к безумию. Точно куда – он не знал.
Конечно, можно было отступить, притвориться, что все это приснилось ему, когда он задремал в амфитеатре. Но можно было поступить иначе – шагнуть, так сказать, вперед и с грохотом полететь вниз – в эту темную вопящую неизвестность.
Он взглянул на Зиту.
Она сняла солнцезащитные очки и смотрела ему прямо в глаза.
Черт подери все!
Его же воспитали честным и правдивым. И он понимал, как это важно – быть честным с самим собой. Самообман – самая страшная из всех форм лжи.
Надо сделать этот шаг вперед, надо рискнуть, надо рискнуть последствиями, которые связаны с этой пропастью, которая разверзлась вовсе не в асфальте шоссе, а в его собственном уме.
Он облизал внезапно высохшие губы.
Они отдавали уксусом.
А желудок уверял, что он только недавно подзакусил.
Осторожно, будто делал это первый раз в жизни, он поднял руку и стал смотреть на циферблат часов.
– Они показывают два. А вот тут, – Сэм прикоснулся ко лбу, – время куда более позднее. Мои желудочные часы утверждают, что мои наручные часы или отстают, или даже останавливались, а потом снова пошли – ведь сейчас они явно работают. – Сэм говорил медленно и серьезно, как будто он изучал проблему часов, но ни на минуту не забывал о пропасти, существовавшей в его мозгу. Он не испытывал ни малейшего желания поскользнуться и рухнуть в нее, то есть в безумие, а именно туда могла завести его торопливая речь и незнание того, что ему придется сказать дальше. – И еще... Я помню кафе, где по стенам висели фотографии и рисунки щенков. Помню человека в форме частного охранного агентства, который уронил сахарницу со стола на свои брюки и сказал... – Сэм жестом показал Зите, что ждет продолжения, которое или докажет ему, что он разумен, или сбросит его в пучину безумия.
– "Ух ты! А я-то считал, что я и без этого мужчина-конфетка!" И тогда все засмеялись, – сказала Зита.
Темная пропасть исчезла. Теперь Сэм знал, что здоров. Но еще лучше он знал, что никакого объяснения случившемуся у него нет.
И еще он обнаружил, что не отрываясь смотрит в темные глаза Зиты. Было похоже, что они без слов обмениваются информацией о том, что они видели, о том, что пережили, и о том, что им предстоит делать дальше. Но о последнем пока знал один Господь.
– Ты помнишь, что произошло, не так ли?
Она кивнула.
– Вопрос в том, что происходит сейчас.
– Давай-ка съездим в кафе. Спросим, помнят ли они нас. Будем действовать осторожно, чтобы нас не приняли за парочку полных идиотов. После этого... – Она пожала плечами. – Идеи есть?
– Ага. Мы или сходим в редакцию газеты и расскажем им самую удивительную историю...
– Которая сделает нас богачами... или послужит поводом для увольнения...
– Или забудем обо всем, что произошло.
Он сел на сиденье рядом с ней. Так уже было недавно, стало быть, к дежа-вю отношения не имеет.
– Что делать дальше, решим потом, – сказал Сэм, слегка улыбаясь. – А сейчас тебе предстоит поведать мне все то, что ты знаешь о путешествиях во времени.
Глава 10
1
Ли Бартон все еще сидел в амфитеатре. Он расстегнул жилетку Дракулы, чтобы получше видеть свой живот. Никакого следа черных покрышек грузовика, превративших в кисель его желудок и почки. Никаких пятен крови. И никакой боли.
Но память обо всем этом была жива, и она яростно, раскаленным железом жгла мозг Ли.
Он был раздавлен грузовиком в Йорке. В этом Ли был уверен. Его кровь измазала покрышки грузовика. Он помнил ту струю алого цвета, что вырвалась из его рта, будто выброшенная наружу каким-то взрывом.
Священник даровал ему отпущение грехов.
А теперь он сидит в амфитеатре, и его греет солнышко. И Райан Кейт сидит рядышком и хнычет, как маленький, все еще сжимая толстенькими ручками дурацкий котелок Оливера Харди.
Пот бежал ручейками по груди Ли под белой рубашкой с плиссированной грудью. Накидка Дракулы висела на спине такой тяжестью, будто была освинцована.
Он чувствовал себя так, как если бы сошел с безумно вертящейся карусели. Голова кружилась, внимание полностью расфокусировалось.
– Но, Господи, как прекрасно чувствовать себя живым!
2
Зита выругалась. Попыталась еще раз повернуть ключ зажигания в «рейндж-ровере». Стартер заработал, цилиндры фыркнули, но тут же начались сбои, продолжавшиеся минуту-другую, после чего мотор закашлялся и, подавившись собственным кашлем, окончательно умолк.
Сэм взглянул на Зиту.
– Похоже, на линии подачи топлива произошла закупорка, а может, не работает зажигание.
– Блин! – с чувством сказала Зита. – Этой машине всего год. Не может она выйти из строя. Я ей, поганке, покажу!
Сэм открыл дверцу. В машине было жарко, как в оранжерее.
– Давай-ка выйдем. Небось вода попала в карбюратор.
– Сэм, я воду в карбюраторы не наливаю, – сказала она таким тоном, что он сразу понял – пора отступать. – Я не лью воду в двигатель, я не выключаю мотор перед светофором, я не включаю скорость при задействованном ручном тормозе!
– О'кей, – ответил он, пытаясь смягчить ее гнев. – Давай погуляем немножко, а потом снова сядем в машину и попробуем еще раз. Если не заработает, обратимся к механику.
Она вышла и с силой захлопнула свою дверку. Потом злобно поглядела на нее, обошла машину спереди и прислонилась к привинченному к бамперам «скотосбрасывателю».
Сэм снова надел солнцезащитные очки и еще раз оглядел парковочную площадку. Люди группами продолжали выходить из амфитеатра. Большинство людей направлялись к автобусу, стоявшему у дальнего края стоянки. Другие шли к фургончику мороженщика. И все равно сцена носила отчетливый налет чего-то необычайного. Что-то странное было в ней.
Что-то непонятное, что-то им не свойственное было в самом поведении людей. Они держались так, будто только что стали свидетелями взрыва бомбы. Ошеломленное выражение лиц. Кто-то вдруг останавливался и с удивлением озирался по сторонам. Кто-то беспрестанно смотрел на свои часы, даже подносил их к уху, причем на лице появлялось выражение недоумения. Какая-то пара непрерывно нажимала на кнопки своих мобильных телефонов, и Сэм видел, что им никак не удается выйти на связь со своими любимыми, со своей работой, с полицией или вообще хоть с кем-нибудь.
Ничуть не лучше обстояли дела и у потенциальных потребителей мороженого. Человек, им торговавший, сидел на земле возле фургончика и безостановочно мотал головой из стороны в сторону. Возможно, Сэм и ошибался, но ему показалось, что мороженщик бормочет про себя что-то вроде «Я видел себя собственными глазами... Я видел себя...».
В эту минуту к Сэму подошел пожилой мужчина с тростью в руке и со слуховым аппаратом.
– Извините меня, молодой человек, – сказал он, возясь со своей аппаратурой, – но не можете ли вы подсказать мне, какой сегодня день?
– Вторник. – Вообще-то говоря, такой вопрос был странен сам по себе, но сейчас Сэм не увидел в нем ничего особенного. Нормальный мир только что проделал прямо на его глазах сложнейший кульбит, и Сэм чувствовал себя чем-то вроде постороннего зрителя, который с интересом наблюдает за дальнейшим развитием событий.
Старик приложил ладонь к ушной раковине.
– Пардон? Очень жаль, но мой аппарат... – Он постучал по слуховой трубке. – Эта штука, по-видимому, совсем вышла из строя... Вы сказали – понедельник?
– Нет! – Сэм повысил голос. – Вторник.
– О? Вторник? Ах, понимаю... А я был уверен... О!.. Извините, что потревожил вас, молодой человек... – Продолжая что-то бормотать, старик заковылял прочь.
Сэм смотрел ему вслед, пораженный выражением ужаса на лице старика. Тот, видимо, впервые убедился в наличии у себя признаков болезни Альцгеймера и наглядно представил все ее ужасающие последствия. Потеря памяти. Затуманенное сознание. Недееспособность. Попытки получить завтрак в полночь. Дочь называешь именем матери. Слезы по ночам из-за страха перед темнотой.
Однако Сэм в глубине души сомневался, что перед ним клинический случай болезни Альцгеймера. Старик вовсе не походил на маразматика. А если это и маразм, то какой-то инфекционный, вроде гриппа, что ли. Ведь он и сам перенес нечто похожее, когда открыл глаза в этом амфитеатре пятнадцать минут назад. И лица остальных, кто сидел там, он тоже видел.
– Старикан явно решил, что у него крыша поехала, правда? – с удивлением, в голосе сказала Зита, глядя, как тот, прихрамывая, обходит площадку, а в глазах у него отражается полное непонимание происходящего вокруг. – Он убежден, что спятил.
– И как я понимаю, подобное ощущение нам всем не чуждо, – ответил Сэм, чувствуя странное покалывание в ампутированных больших пальцах, в свое время оказавшихся лишними. Это ощущение приходило к нему иногда, особенно в моменты стресса или сильного волнения. Тогда нервные окончания в них вдруг начинали подавать тревожные сигналы, как крошечные электрические звонки. Проклятые руки мутанта, сказал он себе, ощущая свою неполноценность. Большие пальцы зачесались еще сильнее.
А ведь из этой истории могла бы получиться настоящая сенсация, конечно, если им удалось бы убедить редактора новостей в ее правдивости.
– Зита, – сказал он, чувствуя, что напряжение снова начинает возрастать. – Попробуй вспомнить то, что случилось здесь несколько минут назад. Я еще спросил тебя, что ты знаешь о путешествиях во времени.
– Ага, помню. Но мне известен лишь один сверкающий истиной факт: оно невозможно.
– Уверена? Но ведь мы ежедневно путешествуем во времени, разве не так?
Она наморщила лоб.
– Ну, разумеется. Но путешествие во времени – улица с односторонним движением. И к тому же мы двигаемся по нему на фиксированных скоростях. От сейчас – к будущему.
– А что говорил тот парень, что прикован к инвалидному креслу?
– Какой? А, профессор Хокинс? Астрофизик?
– Ага. Разве он целые годы не внушает нам, что изредка могут наступать моменты, когда время ведет себя не так, как всегда? Что оно может вдруг побежать в разных направлениях, может делать прыжки назад или вперед?
– Но разве для того, чтобы такое произошло, не надо лезть в черную дыру или куда-то еще?
– Но я запомнил еще один непреложный факт: скорость сворачивает время. Это сказал Эйнштейн. Чем быстрее двигаешься, тем медленнее течет время. В 1971 году парочка ученых поставила четыре штуки точнейших атомных часов на самолет, совершавший кругосветный перелет. Когда показания этих часов сверили с показаниями часов, находившихся на земле, ученые обнаружили, что время на самолете действительно текло более медленно.
Сэм заметил, что Зита время от времени дарила его взглядом, который его тетушка называла старомодным. Он усмехнулся.
– Нет, я в детстве никогда не был вундеркиндом. Просто, подобно множеству других мальчишек, впитывал в себя огромное количество бесполезных фактов. Ну, как носовой платок впитывает сопли.
– Чудесный оборот речи, мистер Бейкер. Но если я не ошибаюсь, показания этих атомных часов отличались от показаний земных на несколько наносекунд, верно?
– Ты права. Больше того, если бы ты потратила всю свою жизнь на самолетные перелеты, то стала бы моложе своей близняшки всего на одну десятитысячную долю секунды.
– И все это никак не объясняет того, что здесь произошло.
– Нет, не объясняет. Однако я уверен, что мы обнаружим доказательства путешествия во времени, поехав в Кастертон и просто спросив у полицейского, который сейчас час. Или поглядев на церковные часы.
– Да, если удастся завести мотор.
– Можно сесть на какой-нибудь чертов местный автобус. – Сэм уже чувствовал себя на коне. – Кстати, а который час на твоих?
– Два пятнадцать.
– И у меня столько же.
– Ты думаешь, мы скользнули во времени на каких-нибудь три четверти часа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74