Лишь члены клуба
"Альфа и Омега", находившиеся под благодетельным влиянием
Паркеровой отравы, восприняли накатывавшиеся на них одна за
одной волны информации с полной невозмутимостью, от начала и до
конца сохранив свойственное им чувство соразмерности.
-- Слыхали новость? Мулен смылся.
-- Я так и думал, что этим кончится.
-- Говорят, долгов наделал.
-- А как же. Иначе бы не сбежал. Как бы там ни было,
скатертью дорожка.
-- То же самое и я говорю. Правда, этот прохвост задолжал
мне целый бочонок виски.
-- Вам повезло. Мне он обошелся в тридцать франков.
-- Чтоб у него глаза повылазили. Полагаю, мы тут не одни
такие.
-- Да уж будьте уверены. Пойдемте, выпьем...
-- Слыхали новость? Мулена ухлопали.
-- И поделом ему. Мерзавец должен мне два с половиной
франка. Готов поручиться, все вышло из-за денег.
-- Ничего подобного. Тут замешана одна девчушка. Пырнули
ножом в живот. Часов в одиннадцать ночи, судя по всему. Уж он
визжал -- за милю было слышно.
-- Я в это не верю. Он не из таких.
-- Не из таких? Что вы хотите этим сказать?
-- Не из таких.
-- Да из каких таких-то? Нет, серьезно? Ну, давайте. Что
вы такое говорите, ей-богу? Почему вы так думаете?
-- Думаю? Я не думаю. Я знаю. Заплатите за мой стаканчик и
я вам всю правду скажу...
-- Слыхали новость? Дон Джустино приезжает.
-- Старый бандит? С чего это он?
-- Этому, Мали... -- как его там -- голову откручивать.
Тут теперь такая свара начнется. Следовало бы поблагодарить
Мулена за развлечение.
-- Еще не хватало. Может, он для того и позволил себя
укокошить, чтобы нас повеселить? Да если и так, я бы
развеселился сильнее, верни он мне мои семнадцать франков.
-- Вам нынче не угодишь.
-- Если бы вы вчера так же нарезались, как я, на вас бы
тоже угодить было трудно. Посмотрели бы вы, что у меня в голове
творится. В нее можно баржу угля перекидать и ничего не
останется.
-- Ну, это дело поправимое. Дерните стаканчик.
-- Еще как дерну...
Синьор Малипиццо услышал о новости, сидя за завтраком. В
первую минуту он решил, что священник спятил. Дон Джустино --
Господи-Боже! Пять тысяч франков. Откуда у него такие деньги?
Потом он вспомнил о слухах насчет органа и чека старика
Коппена. Проклятые иностранцы, вечно они лезут в местные дела!
Если б "парроко" и впрямь исповедовал бедность, как положено по
их уверениям этим ханжам-христианам, он бы никогда не нашел
таких денег. Дон Джустино. Какой ужасный поворот событий. И все
из-за того, что Мулен позволил прикончить себя. Проклятые
иностранцы!
Сердце его упало. Он полагал годик-другой подержать
священникова племянника в тюрьме, а потом уже осудить. Придется
все переигрывать. Если дон Джустино приедет, суд надо будет
назначить на следующее утро -- хотя бы из вежливости к человеку
его положения, к человеку, благосклонность которого необходимо
снискать любой ценой. Судья уже винил себя за то, что арестовал
юного идиота. Этот поступок грозил сделать его слишком
заметным. До сих пор, по причине полной его незначительности,
Судья избегал внимания выдающегося католического депутата. Кому
какое дело до политических и религиозных взглядов какого-то
непентинского судьи -- или до способов, которыми он насаждает
закон? Теперь все изменилось. Он оказался на виду. А это может
кончиться -- кто знает, чем это может кончиться? У него и
помимо клерикалов врагов на острове хватает; приезд дона
Джустино может привести к общей проверке его судебных трудов.
Быть может, уже завтра ему придется предстать перед этим
чудовищем. Дон Джустино! Судья знал о его репутации. Каморра,
самая отъявленная Каморра. С таким шутки плохи. Он никогда не
угрожал, он сразу действовал. Синьору Малипиццо не улыбалась
перспектива расстаться со своей прибыльной должностью. Еще
менее улыбалась ему перспектива как-нибудь под вечер получить
из-за стены заряд картечи в печень. Такова была веселенькая
манера дона Джустино расправляться с людьми, которые его
раздражали. Чертовы клерикалы с их кровавыми, несовременными
методами. Папство и Каморра -- близнецы-братья, кто посмеет
заглянуть в их глубины? То ли дело масоны! Масоны сражаются за
просвещение народа, запутавшегося в тенетах священников и
запуганного угрозами головорезов. Дон Джустино. Мать Пресвятая
Богородица! Что-то сулит ему завтрашний день?
Размышляя таким образом, Судья с негодованием смотрел на
еду. Аппетит пропал -- его даже подташнивало немного. Внезапно
он резко отодвинул тарелку и заковылял прочь из комнаты, забыв
даже допить вино. Он пересек раскаленную рыночную площадь,
чтобы отдать необходимые распоряжения верному, испытанному
писцу, которому, поскольку он также прослышал о телеграмме
"парроко", перемена настроений начальника отнюдь не показалась
неожиданной.
-- Если появится этот бандит, юный идиот должен завтра же
предстать перед судом.
-- Хороший ход, -- откликнулся седоголовый писец. -- Это
поубавит ему прыти. И докажет...
-- Конечно докажет. А теперь, дон Карло, идите, вздремните
немного. Я пока побуду здесь, приведу бумаги в порядок.
Приятных снов!
Будучи хроническим ипохондриком, Судья обладал крайне
раздражительным нравом. Он тоже не собирался так все оставлять,
-- не выходя, разумеется, за рамки дозволенного. Это во всяком
случае ясно. Поначалу он был слишком взволнован, чтобы
собраться с мыслями. Но понемногу, пока он бродил по комнатам
суда, спокойствие и уверенность возвращались к нему. Он был
один. В этих стенах, видевших множество его малых триумфов,
было очень тепло и тихо. Сам вид архивов, их знакомый запах
успокаивал Судью. На душе у него опять полегчало. Появились
кое-какие идеи.
-- Они станут утверждать, будто я посадил мальчишку из-за
его клерикального родства. Это не годится. У меня должны сидеть
по арестом неклерикальные подозреваемые, в доказательство того,
что я беспристрастен и желаю лишь одного -- установления
истины. Кого бы нам взять? Русских! Они уже показали себя
нарушителями закона и преступниками. Русских! Их недавнего
поведения для моих целей вполне достаточно.
Он подписал ордера на арест Мессии, Красножабкина и еще
пятнадцати человек, в прошлый раз ускользнувших от его гнева. В
ближайшие два часа они окажутся под замком. За этих чужаков дон
Джустино вступаться не станет. Да и никто не станет. Вот оно,
вдохновение! Аресты засвидетельствуют, как ревностно он
заботится об общественном порядке -- а также его,
приличествующую чиновнику, непредвзятость.
Ах, да. Есть еще одна мелочь.
Он дохромал туда, где в запечатанных пакетах хранились
разного рода pieces justificatives(63). Взяв пакет с золотым
талисманом, изъятым у священникова племянника, он вскрыл его.
Печать можно поставить и новую. Наружу выпала монета на
веревочке -- не монета, какая-то старинная медаль, вроде бы
испанская. Судья повертел ее в пальцах. Затем, распечатав пакет
с Муленовым золотом, он внимательно осмотрел его содержимое.
Пять или шесть монет были того же рода. Французские
наполеондоры. Повезло. От злого пса любая палка годится. А эта
палка была особенно хороша. Он продырявил один из наполеондоров
и нанизал его на веревочку преступника, предварительно сняв с
талисман и сунув его в карман. После чего старательно запечатал
оба пакета.
-- Ну вот! -- сказал он. -- Хорошо смеется тот, кто
смеется последним. Дон Джустино человек умный. Но при таких
уликах и сам дьявол не доказал бы, что заключенный невинен.
Долой Папу!
Никогда еще он не чувствовал себя таким просвещенным,
таким, в лучшем смысле этого слова, франкмасонистым.
ГЛАВА XLIV
Коммендаторе Джустино Морена, называемый обычно просто
доном Джустино или -- его врагами -- "бандитом", родился в
одном из городов на юге Италии. Выйдя из самых низов, он
поднялся до положения выдающегося члена Палаты представителей,
став одной из наиболее впечатляющих фигур в стране.
В детстве он был подмастерьем сапожника. Голубые глаза,
кудрявая голова, румяные щеки, обезоруживающая улыбка и не по
летам острый язык этого мальчишки, вечно сидевшего, склонясь
над работой, на тротуаре у дверей мастерской, исторгали у
прохожих самые благожелательные замечания и обеспечивали его
никогда не иссякавшим запасом шоколадок и сигарет. Он так
нравился людям, что без труда освоил не только искусство
починки обуви, но и многое иное, чему люди жаждали его обучить.
Друзья постарше соперничали один с другим за первенство в его
душе; некоторые из их шумных ссор, доходивших до поножовщины,
каким-то образом попали, чего допускать, конечно, не следовало,
в газеты, окончательно обеспечив ему уважение всего квартала.
-- Мальчик далеко пойдет! -- часто повторяли старики и
старухи. -- Вы посмотрите, какие у него голубые глаза.
Благословенна мать, породившая его, кем бы она ни была. (Ни
один человек не только не знал, кем была его мать, но даже не
притворялся, что знает.)
Они оказались правы -- со стариками это случается часто.
Из упомянутой некрасивой драки победителем вышел один средних
лет господин, украшение и гордость "Черной Руки". Более
счастливого жребия, чем попечительство такой особы, Джустино не
мог себе и представить. Покровитель взял на себя заботу о
мальчике и в скором времени обнаружил, что его протеже обладает
не только крепкими мускулами и быстрым умом, но также
злобностью, концентрированной беспощадностью и ненасытностью,
которых хватило бы на полсотни дьяволов сразу. Из мальчишки
выйдет толк, решил покровитель; Общество, всегда готовое
принять многообещающего неофита, если его рекомендует такой
квалифицированный практик, как он, с течением времени
несомненно найдет мальчику применение. Пока же его покровитель
поучениями и личным примером наставлял мальчика в вере,
объясняя ему, как лучше всего угодить Мадонне. Он пересказывал
ему Жития Святых, понуждал почаще ходить к мессе и
исповедоваться одному из облеченных доверием Общества
священников и самое главное -- от души ненавидеть
правительство, потому что оно угнетает Папу и бедняков. Наконец
настал день, когда он сказал:
-- Тебе следует учиться, по вечерам. Думаю, ты будешь
среди первых в нашей школе Святого Креста. У тебя
исключительные данные. Одно из главных твоих преимущество в
том, что указательный и средний пальцы у тебя одной длины на
обеих руках. Это хороший знак! Господь благоволит к тебе,
потому что многим мальчикам приходится искусственно вытягивать
указательные пальцы, а это ослабляет суставы.
Директор и главный наставник школы хорошо зарабатывал на
своих многочисленных подопечных. Здесь обучали всему, без чего
молодому человеку невозможно обойтись в жизни, исключая только
религию. Принимая в соображение, что школяры происходят из
семейств, прославленных благочестием и преданностью Папе,
директор полагал религиозное воспитание излишним -- ученики
получали его, еще не спустившись с материнских колен. Джустино
с большим успехом освоил жаргон и сдал экзамены по пятнадцати
предметам, включая умение прятаться, проворность ног и ловкость
рук. Последнюю преподавали, используя в качестве пособия
деревянного манекена, из карманов которого учащимся вменялось в
обязанность извлекать носовые платки, золотые часы и
драгоценные безделушки, причем с такой расторопностью, чтобы ни
один из свисающих с манекеновой шляпы колокольчиков не издал ни
малейшего звука; по завершении этого этапа обучения, они
практиковались уже на самом директоре, прогуливавшемся по
улицам, изображая рядового гражданина и поджидая, когда ему
строго профессиональным образом обчистят карманы. Учащийся, не
проявивший положенных навыков, получал жестокую взбучку, если
же он не исправлялся и после третьей или четвертой таски, его
отправляли к родителям с вежливой запиской, рекомендующей
обучить сына другому какому-нибудь ремеслу. Джустино наказывали
редко. Напротив, его успехи и голубые глаза так очаровали
директора, что он выпустил мальчика из школы еще до окончания
обычного трехлетнего курса и даже предложил вытатуировать на
тыльной стороне его правой ладони знак мастерства -- маленький
крестик.
Однако покровитель, хоть и гордый своим юным другом, вовсе
не желал, чтобы такого рода знак, весьма почетный, но
неустранимый, стал помехой на дальнейшем жизненном пути его
подопечного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71