Вид замершего за деревьями дома с его огнями, мелькающими, как светляки в темноте, разбудил какие-то очень глубокие чувства внутри меня. В тот момент они не соответствовали ни одному из возможных ощущений, но были похожи на смутную грусть, ностальгическую память, теряющуюся в детстве.
Должно быть, меня полностью поглотили грезы; внезапно я обнаружила, что иду рядом с Эсперансой. Усталость и прежняя тревога полностью исчезли. Переполненная огромным количеством энергии, я шла в каком-то экстазе, молчаливо счастливая, а ноги не просто по моему желанию, но сами двигались вперед.
Дорога, по которой мы шли, внезапно оборвалась. Земля поднялась и деревья вытянулись над нами. То тут, то там были разбросаны гигантские валуны. Откуда-то издалека доносился звук текущей воды, похожий на тихое успокаивающее пение. Почувствовав внезапную усталость, я оперлась на один из валунов. Мне захотелось, чтобы наше путешествие тут и закончилось.
-- Мы еще не достигли цели! -- крикнула Эсперанса. Она уже прошла полпути вверх по скалам и двигалась с проворством горной козы. Она не ждала меня и даже не оборачивалась назад, чтобы посмотреть, иду ли я за ней. Короткий отдых отнял у меня последние силы. Судорожно глотая воздух, я быстро прошла по камням и стала карабкаться вверх.
На половине подъема тропа продолжалась среди огромных каменных глыб. Сухие и ломкие растения приятно похрустывали на темной в свете раннего вечера тропе. Воздух тоже изменился; он стал влажным и дышать было легко. Эсперанса безошибочно двигалась по узкому проходу, наполненному тенями, шелестом и безмолвием. Она узнавала каждый таинственный ночной звук и могла определить каждый из этих криков, зовов и свистов.
Путь закончился у нескольких ступеней, вырубленных в скале. Ступени вели на холм, где было разбросано множество камней.
-- Возьми один, -- предложила она, -- и положи в карман.
Истертые, как гладкие булыжники мостовой, камни вначале казались совершенно одинаковыми. Но внимательно рассмотрев, я заметила, что все они разные. Некоторые из них были такими гладкими и сияющими, что казались отполированными на станке.
Потребовалось некоторое время, чтобы найти один, который бы мне понравился больше других. Это был тяжелый камень, который легко ложился в мою ладонь. Он отсвечивал коричневым, пересеченным множеством полупрозрачных молочных жил, и имел клинообразную форму.
Я уронила камень, испуганная непонятным шумом.
-- Кто-то идет за нами, -- прошептала я.
-- За нами никто не идет! -- объявила Эсперанса. В ее взгляде было что-то среднее между удовольствием и скептицизмом. Видя, что я отскочила назад и спряталась за деревом, она тихо засмеялась и сказала, что вероятно это был настоящий лягушачий прыжок.
Я хотела было сказать ей, что лягушки не прыгают в темноте, но не была уверена, что это так. Меня удивило, что я не сказала это сразу же и с абсолютной уверенностью, что соответствовало моей привычке. -- Со мной что-то не так, Эсперанса, -- сказала я с тревогой в голосе. -- Я -- это не я.
-- С тобой все в порядке, моя дорогая, -- рассеянно заверила она. -- На самом деле именно сейчас ты больше являешься собой, чем когда-либо.
-- Я так странно себя чувствую... -- мой голос иссяк. Я начала видеть картины всего, что случилось со мной с того самого времени, когда я приехала в дом ведьм.
-- Очень трудно учить такой неконкретной вещи как сновидение, -- сказала Эсперанса. -- Особенно женщин. Мы слишком скромны и умны. Кроме того, мы были рабами всю нашу жизнь; мы знаем, как точно манипулировать окружающим миром, когда не хотим нарушить что-нибудь из того, что мы с таким трудом приобрели: нашу независимость.
-- Ты считаешь, что у мужчин по-другому?
-- Нет, так же, но они более открыты. Женщина сражается тайком. Ее любимый метод борьбы -- маневр раба: казаться безумной. Она слушает, не уделяя внимания, она смотрит, не видя. -- Она добавила, что инструктировать женщин -достижение, заслуживающее награды.
-- Нам нравится открытость твоей борьбы, -- продолжала она. -- Это настоящая надежда для тебя. Больше всего мы опасаемся со всем согласных женщин, которые не думают о будущем и выполняют все, о чем их попросят, а потом возвращаются и обвиняют тебя, как только устанут или им станет скучно от всей этой новизны.
-- Мне кажется, я начинаю понимать, -- задумчиво и неуверенно проговорила я.
-- Конечно ты начала понимать! -- ее утверждение было настолько комически торжественным, что я начала смеяться. -- Ты даже начала понимать, что такое намерение.
-- Ты считаешь, что я начинаю становиться магом? -спросила я. Все мое тело дрожало, как будто я старалась подавить приступ хохота.
-- С самого дня приезда ты все время то входила в состояние сновидения, то выходила из него, -- объясняла Эсперанса. -- Поэтому ты так часто засыпала. -- На ее улыбающемся лице не было не то что издевательства, но даже следов снисходительности.
Некоторое время мы шли молча, а потом она объяснила, что различие мага и обычного человека в том, что первый может входить в состояние повышенного осознания по желанию. Она часто слегка дергала меня за руку, будто подчеркивая каждое слово своего утверждения, а потом доверительным тоном добавила: -- Ты постоянно сновидишь потому, что мы создали что-то вроде защитного кокона вокруг тебя с первой ночи, когда ты приехала, чтобы помочь тебе привести в порядок свою энергию.
Потом она призналась, что с момента, когда они впервые встретили меня, они дали мне прозвище Фосфорите, маленький огонек. -- Ты сгораешь слишком быстро и бесполезно. -- Она жестом попросила меня сохранять покой и добавила, что я совсем не знала тогда, как сфокусировать свою энергию. -- Основным следствием этого было то, что ты постоянно поддерживала образ себя. -- Она снова знаком попросила меня помолчать и сказала, что то, о чем мы думаем как об индивидуальности, на самом деле только идея. Она заявила, что весь объем нашей энергии расходуется в зависимости от этой идеи.
Эсперанса слегка подняла брови и на ее лице появилось выражение некоторой торжественности. -- Достичь состояния отрешенности, когда личность -- только идея, которую можно изменить по желанию, это действительно магическое действие, самое трудное из всех, -- сказала она. -- Когда идея личности отступает, у магов появляется энергия, чтобы нацелиться на намерение и стать большим, чем то, что мы считаем нормальным человеком.
Женщины, оттого что у них есть матка, во время сна могут фокусировать свое внимание на чем-либо за пределами их снов с большой легкостью, -- говорила она. -- Именно это ты и делала, даже ничего об этом не зная. Объект, на котором фокусируется внимание, становится мостом, соединяющим тебя с намерением.
-- Какой же объект я использовала? -- спросила я.
У нее в глазах промелькнула внезапная вспышка раздражения. Затем она сказала, что обычно это было окно, или свет, или даже кровать. -- Ты так хорошо это делаешь, что предмет становится твоей второй сущностью, -- заверила она меня. -- Поэтому у тебя часто бывают ночные кошмары. Обо всем этом мы говорили с тобой, когда ты была глубоко в состоянии повышенного осознания, и тогда ты поняла, что как только перестанешь фокусировать внимание на предметах перед тем как уснуть -- тебе перестанут сниться дурные сны.
-- Так это ты исцелила меня? -- спросила я.
Конечно же, моей самой первой реакцией было возразить ей. Однако спустя мгновение я уже не могла с ней не согласиться. После встречи с ними в Соноре я совершенно освободилась от ночных кошмаров.
-- Ты никогда полностью от них не освободишься, пока будешь оставаться собой, -- произнесла она. -- Тебе безусловно следует использовать свои способности к сновидению осмотрительно и разумно. Поэтому ты здесь. И первый урок -- это то, что женщина должна через матку сфокусировать свое внимание на предмете. Не на чем-либо из самого сна, но на каком-то независимом предмете из мира, предшествующего сну.
Сам по себе объект не важен, -- заговорила она быстрее. -Что действительно важно, -- это тонкий акт фокусирования внимания на нем по желанию перед сном и во время дальнейшего сновидения. -- Она предупредила меня, что хотя все звучит достаточно просто, это на самом деле труднопреодолимая задача, выполнение которой может отнять годы. -- Вот что обычно случается: что-то побуждает спящего на мгновение сфокусировать свое внимание на постороннем объекте, -- сказала она.
-- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что надо использовать матку? -- спросила я. -- И как это делается?
-- Ты женщина, -- мягко сказала Эсперанса. -- Ты знаешь, как ощущать при помощи своей матки.
Мне снова хотелось возразить, объяснить, что я ничего подобного не знаю. Но прежде чем я успела что-нибудь сказать, она продолжала говорить, что у женщины ощущения возникают в матке.
-- У мужчин, -- заявила она, -- чувства появляются в мозге. -- Она ткнула мне в живот и добавила: -- Подумай об этом. Женщина безжалостна ко всему, кроме своего потомства, потому что ее чувства рождаются в матке.
Чтобы сфокусировать свое внимание на матке, возьми предмет и положи его на живот, или потрись о него гениталиями. -- Она вызывающе засмеялась над моим испуганным взглядом, а потом между приступами смеха пожурила меня. -- Я не имела в виду ничего дурного, и это на самом деле не так уж грубо. Я могла бы сказать, что тебе следует смазать предмет своими соками, но я ведь не сделала этого.
-- Однажды у тебя установится глубокая близость с предметом, -- снова продолжала она серьезным тоном, -- и он всегда будет служить тебе в качестве моста.
Мы шли в напряженной тишине. Казалось, Эсперанса глубоко задумалась. Мне очень хотелось сказать что-нибудь, хотя я знала, что говорить ничего не нужно. Когда она наконец заговорила, ее голос был твердым, требовательным. -- У тебя больше нет времени, чтобы его просто так тратить, -- сказала она. -- Очень часто в нашей глупости мы упускаем множество вещей. Маги знают это лучше, чем кто-либо другой. Но они также знают, что нет второго шанса. Тебе нужно научиться контролю и дисциплине, потому что у тебя больше нет возможности делать ошибки.
-- Ты ведь тоже ошибаешься. Ты даже не знала, что Исидоро Балтасар ушел.
Легкая преграда, которая сдерживала лавину чувств, рухнула. Память восстановилась, и тоска снова овладела мной. Она навалилась настолько интенсивно, что я даже не заметила, как села и начала погружаться в землю, как будто она была сделана из губки. Наконец земля поглотила меня. Состояния удушья или клаустрофобии не было, потому что ощущение, что я сижу на поверхности земли, сосуществовало с осознанием, что земля меня поглотила. Такое двойственное чувство заставило меня завопить: -- Я сновижу! -- Громкий крик что-то взорвал внутри меня; и сразу же новая чехарда различных воспоминаний хлынула на поверхность. Я знала, что со мной не так: я раздражалась и у меня было недостаточно энергии для сновидения. Каждую ночь со дня моего приезда я видела один и тот же сон, который забывала, просыпаясь, и не помнила до настоящего момента. Мне снилось, что все женщины-маги приходили в мою комнату и обучали меня в области разумных объяснений магов. Они говорили мне снова и снова, что сновидение -- это вторая функция матки, первая -воспроизведение и все, что с ним связано. Они говорили, что сновидение -- естественная функция женщины, чистое следствие особенности ее энергетики. Имея достаточно энергии, тело женщины само по себе разбудит вторую функцию матки, и женщина будет видеть непостижимые сны.
Эта требуемая энергия, однако, как помощь для слаборазвитой страны, -- она никогда не придет. Что-то в общем устройстве наших общественных структур препятствует ее освобождению и тому, чтобы женщины могли сновидеть.
Если бы эта энергия освободилась, говорили мне женщины-маги, было бы очень легко опрокинуть цивилизованный порядок вещей. Но самая большая трагедия женщин в том, что их социальное сознание полностью доминирует над индивидуальным. Женщины боятся быть разными и не хотят отойти слишком далеко от комфорта известного. Социальное давление не позволяет им отклоняться и оказывается всепоглощающим, и вместо того, чтобы измениться, они молча соглашаются с тем, что предписано: женщина существует, чтобы служить мужчине. Поэтому они никогда не видят магических снов, хотя имеют естественную предрасположенность к этому.
Жизнь женщины в обществе, ее социальное положение лишило ее всяких шансов. Даже если женщина имеет отношение к религии или науке, это все равно не лишает ее того же отпечатка: ее основная функция -- деторождение; и даже если она достигла высокой степени в области политического, социального или экономического равенства с мужчиной, это в конечном счете не имеет значения.
Женщины говорили мне все это каждую ночь. Чем больше я вспоминала и понимала их слова, тем сильнее становилась печаль. Мое горе было теперь не просто моим личным, но и нашим общим, сумасшедшая гонка жизни в обществе заманила всех нас в ловушку социального порядка, -- так мы оказались прикованы к нашей собственной ограниченности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Должно быть, меня полностью поглотили грезы; внезапно я обнаружила, что иду рядом с Эсперансой. Усталость и прежняя тревога полностью исчезли. Переполненная огромным количеством энергии, я шла в каком-то экстазе, молчаливо счастливая, а ноги не просто по моему желанию, но сами двигались вперед.
Дорога, по которой мы шли, внезапно оборвалась. Земля поднялась и деревья вытянулись над нами. То тут, то там были разбросаны гигантские валуны. Откуда-то издалека доносился звук текущей воды, похожий на тихое успокаивающее пение. Почувствовав внезапную усталость, я оперлась на один из валунов. Мне захотелось, чтобы наше путешествие тут и закончилось.
-- Мы еще не достигли цели! -- крикнула Эсперанса. Она уже прошла полпути вверх по скалам и двигалась с проворством горной козы. Она не ждала меня и даже не оборачивалась назад, чтобы посмотреть, иду ли я за ней. Короткий отдых отнял у меня последние силы. Судорожно глотая воздух, я быстро прошла по камням и стала карабкаться вверх.
На половине подъема тропа продолжалась среди огромных каменных глыб. Сухие и ломкие растения приятно похрустывали на темной в свете раннего вечера тропе. Воздух тоже изменился; он стал влажным и дышать было легко. Эсперанса безошибочно двигалась по узкому проходу, наполненному тенями, шелестом и безмолвием. Она узнавала каждый таинственный ночной звук и могла определить каждый из этих криков, зовов и свистов.
Путь закончился у нескольких ступеней, вырубленных в скале. Ступени вели на холм, где было разбросано множество камней.
-- Возьми один, -- предложила она, -- и положи в карман.
Истертые, как гладкие булыжники мостовой, камни вначале казались совершенно одинаковыми. Но внимательно рассмотрев, я заметила, что все они разные. Некоторые из них были такими гладкими и сияющими, что казались отполированными на станке.
Потребовалось некоторое время, чтобы найти один, который бы мне понравился больше других. Это был тяжелый камень, который легко ложился в мою ладонь. Он отсвечивал коричневым, пересеченным множеством полупрозрачных молочных жил, и имел клинообразную форму.
Я уронила камень, испуганная непонятным шумом.
-- Кто-то идет за нами, -- прошептала я.
-- За нами никто не идет! -- объявила Эсперанса. В ее взгляде было что-то среднее между удовольствием и скептицизмом. Видя, что я отскочила назад и спряталась за деревом, она тихо засмеялась и сказала, что вероятно это был настоящий лягушачий прыжок.
Я хотела было сказать ей, что лягушки не прыгают в темноте, но не была уверена, что это так. Меня удивило, что я не сказала это сразу же и с абсолютной уверенностью, что соответствовало моей привычке. -- Со мной что-то не так, Эсперанса, -- сказала я с тревогой в голосе. -- Я -- это не я.
-- С тобой все в порядке, моя дорогая, -- рассеянно заверила она. -- На самом деле именно сейчас ты больше являешься собой, чем когда-либо.
-- Я так странно себя чувствую... -- мой голос иссяк. Я начала видеть картины всего, что случилось со мной с того самого времени, когда я приехала в дом ведьм.
-- Очень трудно учить такой неконкретной вещи как сновидение, -- сказала Эсперанса. -- Особенно женщин. Мы слишком скромны и умны. Кроме того, мы были рабами всю нашу жизнь; мы знаем, как точно манипулировать окружающим миром, когда не хотим нарушить что-нибудь из того, что мы с таким трудом приобрели: нашу независимость.
-- Ты считаешь, что у мужчин по-другому?
-- Нет, так же, но они более открыты. Женщина сражается тайком. Ее любимый метод борьбы -- маневр раба: казаться безумной. Она слушает, не уделяя внимания, она смотрит, не видя. -- Она добавила, что инструктировать женщин -достижение, заслуживающее награды.
-- Нам нравится открытость твоей борьбы, -- продолжала она. -- Это настоящая надежда для тебя. Больше всего мы опасаемся со всем согласных женщин, которые не думают о будущем и выполняют все, о чем их попросят, а потом возвращаются и обвиняют тебя, как только устанут или им станет скучно от всей этой новизны.
-- Мне кажется, я начинаю понимать, -- задумчиво и неуверенно проговорила я.
-- Конечно ты начала понимать! -- ее утверждение было настолько комически торжественным, что я начала смеяться. -- Ты даже начала понимать, что такое намерение.
-- Ты считаешь, что я начинаю становиться магом? -спросила я. Все мое тело дрожало, как будто я старалась подавить приступ хохота.
-- С самого дня приезда ты все время то входила в состояние сновидения, то выходила из него, -- объясняла Эсперанса. -- Поэтому ты так часто засыпала. -- На ее улыбающемся лице не было не то что издевательства, но даже следов снисходительности.
Некоторое время мы шли молча, а потом она объяснила, что различие мага и обычного человека в том, что первый может входить в состояние повышенного осознания по желанию. Она часто слегка дергала меня за руку, будто подчеркивая каждое слово своего утверждения, а потом доверительным тоном добавила: -- Ты постоянно сновидишь потому, что мы создали что-то вроде защитного кокона вокруг тебя с первой ночи, когда ты приехала, чтобы помочь тебе привести в порядок свою энергию.
Потом она призналась, что с момента, когда они впервые встретили меня, они дали мне прозвище Фосфорите, маленький огонек. -- Ты сгораешь слишком быстро и бесполезно. -- Она жестом попросила меня сохранять покой и добавила, что я совсем не знала тогда, как сфокусировать свою энергию. -- Основным следствием этого было то, что ты постоянно поддерживала образ себя. -- Она снова знаком попросила меня помолчать и сказала, что то, о чем мы думаем как об индивидуальности, на самом деле только идея. Она заявила, что весь объем нашей энергии расходуется в зависимости от этой идеи.
Эсперанса слегка подняла брови и на ее лице появилось выражение некоторой торжественности. -- Достичь состояния отрешенности, когда личность -- только идея, которую можно изменить по желанию, это действительно магическое действие, самое трудное из всех, -- сказала она. -- Когда идея личности отступает, у магов появляется энергия, чтобы нацелиться на намерение и стать большим, чем то, что мы считаем нормальным человеком.
Женщины, оттого что у них есть матка, во время сна могут фокусировать свое внимание на чем-либо за пределами их снов с большой легкостью, -- говорила она. -- Именно это ты и делала, даже ничего об этом не зная. Объект, на котором фокусируется внимание, становится мостом, соединяющим тебя с намерением.
-- Какой же объект я использовала? -- спросила я.
У нее в глазах промелькнула внезапная вспышка раздражения. Затем она сказала, что обычно это было окно, или свет, или даже кровать. -- Ты так хорошо это делаешь, что предмет становится твоей второй сущностью, -- заверила она меня. -- Поэтому у тебя часто бывают ночные кошмары. Обо всем этом мы говорили с тобой, когда ты была глубоко в состоянии повышенного осознания, и тогда ты поняла, что как только перестанешь фокусировать внимание на предметах перед тем как уснуть -- тебе перестанут сниться дурные сны.
-- Так это ты исцелила меня? -- спросила я.
Конечно же, моей самой первой реакцией было возразить ей. Однако спустя мгновение я уже не могла с ней не согласиться. После встречи с ними в Соноре я совершенно освободилась от ночных кошмаров.
-- Ты никогда полностью от них не освободишься, пока будешь оставаться собой, -- произнесла она. -- Тебе безусловно следует использовать свои способности к сновидению осмотрительно и разумно. Поэтому ты здесь. И первый урок -- это то, что женщина должна через матку сфокусировать свое внимание на предмете. Не на чем-либо из самого сна, но на каком-то независимом предмете из мира, предшествующего сну.
Сам по себе объект не важен, -- заговорила она быстрее. -Что действительно важно, -- это тонкий акт фокусирования внимания на нем по желанию перед сном и во время дальнейшего сновидения. -- Она предупредила меня, что хотя все звучит достаточно просто, это на самом деле труднопреодолимая задача, выполнение которой может отнять годы. -- Вот что обычно случается: что-то побуждает спящего на мгновение сфокусировать свое внимание на постороннем объекте, -- сказала она.
-- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что надо использовать матку? -- спросила я. -- И как это делается?
-- Ты женщина, -- мягко сказала Эсперанса. -- Ты знаешь, как ощущать при помощи своей матки.
Мне снова хотелось возразить, объяснить, что я ничего подобного не знаю. Но прежде чем я успела что-нибудь сказать, она продолжала говорить, что у женщины ощущения возникают в матке.
-- У мужчин, -- заявила она, -- чувства появляются в мозге. -- Она ткнула мне в живот и добавила: -- Подумай об этом. Женщина безжалостна ко всему, кроме своего потомства, потому что ее чувства рождаются в матке.
Чтобы сфокусировать свое внимание на матке, возьми предмет и положи его на живот, или потрись о него гениталиями. -- Она вызывающе засмеялась над моим испуганным взглядом, а потом между приступами смеха пожурила меня. -- Я не имела в виду ничего дурного, и это на самом деле не так уж грубо. Я могла бы сказать, что тебе следует смазать предмет своими соками, но я ведь не сделала этого.
-- Однажды у тебя установится глубокая близость с предметом, -- снова продолжала она серьезным тоном, -- и он всегда будет служить тебе в качестве моста.
Мы шли в напряженной тишине. Казалось, Эсперанса глубоко задумалась. Мне очень хотелось сказать что-нибудь, хотя я знала, что говорить ничего не нужно. Когда она наконец заговорила, ее голос был твердым, требовательным. -- У тебя больше нет времени, чтобы его просто так тратить, -- сказала она. -- Очень часто в нашей глупости мы упускаем множество вещей. Маги знают это лучше, чем кто-либо другой. Но они также знают, что нет второго шанса. Тебе нужно научиться контролю и дисциплине, потому что у тебя больше нет возможности делать ошибки.
-- Ты ведь тоже ошибаешься. Ты даже не знала, что Исидоро Балтасар ушел.
Легкая преграда, которая сдерживала лавину чувств, рухнула. Память восстановилась, и тоска снова овладела мной. Она навалилась настолько интенсивно, что я даже не заметила, как села и начала погружаться в землю, как будто она была сделана из губки. Наконец земля поглотила меня. Состояния удушья или клаустрофобии не было, потому что ощущение, что я сижу на поверхности земли, сосуществовало с осознанием, что земля меня поглотила. Такое двойственное чувство заставило меня завопить: -- Я сновижу! -- Громкий крик что-то взорвал внутри меня; и сразу же новая чехарда различных воспоминаний хлынула на поверхность. Я знала, что со мной не так: я раздражалась и у меня было недостаточно энергии для сновидения. Каждую ночь со дня моего приезда я видела один и тот же сон, который забывала, просыпаясь, и не помнила до настоящего момента. Мне снилось, что все женщины-маги приходили в мою комнату и обучали меня в области разумных объяснений магов. Они говорили мне снова и снова, что сновидение -- это вторая функция матки, первая -воспроизведение и все, что с ним связано. Они говорили, что сновидение -- естественная функция женщины, чистое следствие особенности ее энергетики. Имея достаточно энергии, тело женщины само по себе разбудит вторую функцию матки, и женщина будет видеть непостижимые сны.
Эта требуемая энергия, однако, как помощь для слаборазвитой страны, -- она никогда не придет. Что-то в общем устройстве наших общественных структур препятствует ее освобождению и тому, чтобы женщины могли сновидеть.
Если бы эта энергия освободилась, говорили мне женщины-маги, было бы очень легко опрокинуть цивилизованный порядок вещей. Но самая большая трагедия женщин в том, что их социальное сознание полностью доминирует над индивидуальным. Женщины боятся быть разными и не хотят отойти слишком далеко от комфорта известного. Социальное давление не позволяет им отклоняться и оказывается всепоглощающим, и вместо того, чтобы измениться, они молча соглашаются с тем, что предписано: женщина существует, чтобы служить мужчине. Поэтому они никогда не видят магических снов, хотя имеют естественную предрасположенность к этому.
Жизнь женщины в обществе, ее социальное положение лишило ее всяких шансов. Даже если женщина имеет отношение к религии или науке, это все равно не лишает ее того же отпечатка: ее основная функция -- деторождение; и даже если она достигла высокой степени в области политического, социального или экономического равенства с мужчиной, это в конечном счете не имеет значения.
Женщины говорили мне все это каждую ночь. Чем больше я вспоминала и понимала их слова, тем сильнее становилась печаль. Мое горе было теперь не просто моим личным, но и нашим общим, сумасшедшая гонка жизни в обществе заманила всех нас в ловушку социального порядка, -- так мы оказались прикованы к нашей собственной ограниченности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50