Они написали стихи для меня и протолкнули под дверь, не подписав. Я должна была определить, кто именно написал стихотворение. Каждая утверждала, что если я искренна в своих чувствах к ним, люблю их, то интуитивно буду знать автора.
В этом соперничестве не было перевеса, и поэтому оно было особенно трогательным. Ведь подразумевалось развлечение, а не намерение поразить друг друга. Излишне говорить, что Клара и Делия получали такое же удовольствие, как и их зрители.
Если им кто-то нравился, как это, кажется, случилось со мной, не было предела их расположению и преданности. Обе они охраняли меня с удивительным упорством, даже когда я была неправа. В их глазах я была безупречна и не могла поступить неправильно. От них я научилась тому, что такое доверие требует двойной ответственности. Неверно было бы сказать, что я боялась разочаровать их и пыталась подтвердить ожидания, однако наиболее естественной вещью для меня в этой ситуации было верить, что я безупречна и вести себя с ними безупречным образом.
Самой странной из всех женщин-магов была моя учительница сновидения, Зулейка, которая никогда ничему меня не учила. Она даже никогда со мной не разговаривала или, возможно, не замечала, что я существую.
Зулейка была, как и Флоринда, очень красива; возможно, не так замечательна, но она отличалась какой-то неземной красотой. Она была маленького роста, с темными глазами и крылатыми бровями, маленьким правильным носом и ртом, прекрасными вьющимися темными волосами, которые отливали серым. Это придавало ей тончайший оттенок поглощенности другими, неземными интересами.
Эта необычная, но величественная красота имела характер неослабевающего самоконтроля. Зулейка тонко ощущала комические моменты того, что она красива и привлекательна в глазах других. Научившись распознавать это и использовать как свое преимущество, она была, однако, совершенно безразлична к чемуили кому-либо.
Зулейка научилась чревовещать, и это стало превосходным искусством. Она считала, что слова, которые произносились движениями губ, становились более запутанными, чем они были на самом деле.
Меня восхищала ее манера говорить как чревовещательницы со стенами, столами, посудой или любым другим предметом перед ней, и я могла часами следовать за ней, что бы она ни делала. Она ходила по дому, казалось, не касаясь земли и не производя движения воздуха. Когда я спросила других магов, не иллюзия ли это, они объяснили, что Зулейка ненавидит оставлять следы.
После того как я уже повстречалась и взаимодействовала со всеми женщинами, они объяснили мне разницу между сновидящими и сталкерами. Они называли это двумя планетами. Флоринда, Кармела, Зойла и Делия были сталкерами: сильными существами с большим количеством физической энергии, проводниками, неистощимыми работниками, специалистами в особом состоянии осознания, которое называется сновидение.
Другая планета -- сновидящие -- состояла из других четырех женщин: Зулейки, Нелиды, Хермелинды и Клары. Они имели более тонкую сущность. Не то чтобы они были менее сильными или менее энергичными; просто их энергия была менее явной. Они воплощали смысл отрешенности от этого мира, даже когда занимались самыми земными делами. Они были специалистами в другом особом состоянии осознания, которое они называли "сновидение в мирах, отличных от этого мира". Мне сказали, что это было наиболее сложное состояние осознания, которого может достичь женщина.
Когда сновидящие и сталкеры работали вместе, сталкеры были защитниками, сильным наружным слоем, который охранял глубинную сущность, ядро. Сновидящие были этим ядром; они были как бы глубинной основой, которая спрятана за сильным внешним слоем.
В те дни в доме магов за мной следили, как будто я была их единственной и наиболее важной заботой; они ласкали и заботились обо мне, как о ребенке. Они готовили мои любимые блюда, шили самую элегантную и подходящую одежду, которая когда-либо у меня была, осыпали меня подарками, совершенно бесполезными вещами и дорогими украшениями, которые, как мне сказали, были спрятаны в ожидании дня, когда я проснусь.
В партии магов были еще две женщины. Обе были сталкерами: две толстые девушки. Марта и Тереза, которые были очень милы и имели потрясающий аппетит. Не то чтобы они обманывали кого-нибудь, но они хранили запас печенья, шоколада и разнообразных варений, спрятанный в укромном месте в кладовой. К моему большому удовольствию они с самого начала посвятили меня в свой секрет, рассказав о запасе, и подстрекали воспользоваться им, что собственно я и делала.
Марта была старшей из двух. Ей было около двадцати пяти лет, и у нее была экзотическая смесь германской и индейской крови. Цвет кожи у нее был не то чтобы белым, но бледным. Прекрасные черные волосы, мягкие и вьющиеся, обрамляли ее розовощекое полное лицо. У нее были косящие глаза чудесного зелено-голубого цвета и маленькие, тонкие уши, розовые и почти прозрачные, как у кошки.
У Марты был долгий и печальный взгляд -- германский, утверждала она, -- и грустная молчаливость, наследство ее индейской души. Недавно она начала брать уроки игры на скрипке, которые практиковала в любое время дня. Вместо того, чтобы кто-нибудь раздражался или злился на нее, все единодушно соглашались, что у Марты прекрасный слух для занятий музыкой.
Тереза была чуть больше пяти футов ростом, но ее объем создавал видимость того, что она куда выше. Вместо того, чтобы выглядеть мексиканкой, она была похожа на уроженку Индии. У нее была превосходная кожа богатого кофейного оттенка. Ее миндалевидные глаза, влажные и темные, казалось, были обрамлены изогнутыми плетьми, такие тяжелые и низкие были у нее веки, придававшие внешности сонно-отстраненное впечатление. Ее доброта и мягкий характер заставляли каждого оберегать ее.
Тереза тоже имела способности к искусству. По вечерам она рисовала акварелью. С мольбертом перед собой, кистями, красками и водой она сидела часами во дворе и ждала освещения и теней, которые бы ей подошли. Потом с дзэновским контролем и быстротой она проводила по листу своей кистью.
Все, что было потеряно моей памятью, всплыло на поверхность. Я была истощена. Ритм слабого храпа Флоринды, поднимающегося и опускающегося волнами по комнате, как далекое эхо, гипнотизировал.
Проснувшись, я сразу же позвала Флоринду. Она не ответила. Кровать была пуста. На желтой простыне, опрятно подвернутой под матрас, не было никаких следов того, что кто-нибудь сидел или спал на ней. Две подушки сложены в их обычное положение -прижаты к стене, -- и одеяло, которым она укрывалась, тоже сложено вместе с другими на полу.
Я напряженно осмотрела квартиру, ища доказательства того, что Флоринда действительно была здесь. И не нашла ничего, даже ни одного длинного серого волоса в ванной.
Глава 13
Всякий раз, проснувшись окончательно, я ничего не помнила о тех потерянных днях, кроме того, что знала с абсолютной уверенностью, что они не были просто потеряны. Что-то произошло со мной за это время, что-то с очень непростым внутренним смыслом, ускользавшим от меня. Я не делала сознательных усилий, чтобы вернуть эти смутные воспоминания. Я просто знала, что они есть -- наполовину скрытые, похожие на встречу с человеком, с которым ты вроде бы знаком, но чье имя никак не можешь вспомнить.
Я никогда не страдала сонливостью, но с той ночи, когда Флоринда появилась в студии Исидоро Балтасара, мне все время хотелось только спать, чтобы сновидеть, Я просто умирала каждый раз, когда ложилась, спала непомерно долго и даже прибавила в весе, что, к сожалению, не пошло мне на пользу. Но у меня все еще не было магических сновидений.
Однажды утром я вдруг проснулась от сильного шума -Исидоро Балтасар гремел посудой в мойке. Голова ныла, в глазах стояла пелена, все тело было в поту. Я была еще во власти кошмарных сновидений и каждое мгновение могла провалиться обратно.
-- Это ты во всем виноват, -- закричала я. -- Если бы ты только помог мне, я бы не просыпала всю свою жизнь. Мне так и хотелось выругаться, выплеснуть все свое раздражение и нетерпение. Но вдруг мое сознание пронзила мысль, что я не могу этого сделать: мне просто больше не нравится ныть, как обычно.
Его лицо засияло от удовольствия, будто он прочел все мои мысли. Схватив свой стул и усевшись на него верхом, он сказал:
-- Ты же знаешь, что я не могу тебе помочь. Путь сновидений у женщин совсем другой. Я даже не представляю себе, что они делают, чтобы стать сновидящими.
-- Вокруг тебя столько женщин, что ты должен это знать, -настаивала я. Он рассмеялся. Казалось, ничто не может лишить его доброго расположения духа.
-- Я не имею ни малейшего представления о том, что с вами происходит, -- продолжал он. -- Мужчины должны непрерывно сражаться, чтобы удерживать внимание в сновидениях. Женщины не сражаются, но они должны достичь внутренней дисциплины.
С ясной улыбкой он добавил:
-- Есть одна штука, которая может помочь тебе. Не принуждай себя к сновидениям, как ты обычно это делаешь. Позволь им самим прийти к тебе.
Я не могла вымолвить ни слова в ответ. Изумление быстро сменилось злостью. Не в силах сдерживаться, я натянула туфли и с яростью бросилась вон из комнаты, хлопнув за собой дверью. Его смех преследовал меня всю дорогу до площадки, где стояла моя машина.
Удрученная, чувствуя себя совершенно покинутой и одинокой, сожалея прежде всего о себе самой, я вела машину к берегу. Там было пустынно, шел дождь, прямой и тихий. Совсем не было ветра, и капли дождя ложились мягко и ровно. Было что-то умиротворяющее в приглушенных звуках плеска волн и дождя, падающего на воду. Я сбросила туфли, закатала брюки и бродила до тех пор, пока полностью не очистилась от тревоги и индульгирования.
Я знала, что избавилась от них, потому что сквозь шуршание и плеск волн услышала голос Флоринды:
-- Ты должна бороться в одиночку.
Мне не было страшно. Я просто осознала себя в самом деле одинокой. И это принесло мне ощущение вины за то, что я собралась было сделать. Но я уже не могла ждать, и начала действовать немедленно.
Оставив записку в дверях Исидоро Балтасара -- мне не хотелось, чтобы он отговаривал меня, -- я отправилась к дому магов. Я вела машину всю ночь, и под утро добралась до Тусона. Сняв комнату в мотеле, я проспала большую половину дня и после обеда снова отправилась в путь, выехав на дорогу, по которой мы возвращались с Исидоро Балтасаром.
Обычно я очень плохо ориентируюсь, но маршрут уже был запечатлен где-то в глубине моего сознания. С отрешенной уверенностью я точно знала, какую дорогу выбрать, где сворачивать, и даже не заметила, как добралась до дома магов. Я не смотрела на часы, мне не хотелось терять ощущение того, что время остановилось еще когда я выехала из Тусона.
В доме не было ничего, что причиняло бы мне хоть какое-то беспокойство. Я понимала, что никто не приглашал меня сюда, но отчетливо помнила слова Нелиды о том, что она спрятала в выдвижном ящике маленькую корзинку с подарками от всех женщин и что я могу вернуться когда захочу.
-- Когда бы ты ни приехала, днем или ночью, эта корзинка будет на месте, -- звучали в ушах ее слова.
С уверенностью постоянного обитателя я направилась прямо в комнату, оставленную для меня Эсперансой. Белый с оборками гамак был готов, как будто меня на самом деле ожидали. Смутное беспокойство овладело мной, но я вовсе не была испугана. Стремясь успокоиться, я опустилась в гамак и принялась раскачиваться туда-сюда.
-- К черту все страхи! -- воскликнула я и, как кошка, с наслаждением потянулась до хруста в суставах.
-- О, ты благополучно вернулась! -- раздался голос из коридора. Я еще не видела ее, но не успела вновь воцариться тишина, как я уже знала, что это Нелида. Я ждала, когда она войдет, но ее не было.
-- Твоя еда на кухне, -- донеслось до меня, и шаги удалились в конец коридора. Я вскочила и бросилась за ней, умоляя подождать. Но никого не было ни в холле ни в комнатах, и я продолжала свой путь на кухню. Как оказалось, никого не было во всем доме. Но я все-таки была уверена, что они были здесь. Ведь я слышала их голоса, их смех, звон посуды.
Следующие несколько дней прошли в бесконечном ожидании чего-то значительного. Я не представляла себе, что именно должно произойти, но была уверена, что это будет связано с женщинами.
По какой-то непостижимой причине они не желали показываться мне на глаза. Их поразительная скрытность все время держала меня в напряжении, заставляя двигаться по коридорам бесшумно, как тень. Невзирая на всевозможные хитроумные планы, которые я строила, пытаясь застать их врасплох, мне никогда не удавалось увидеть их более чем мельком. Они проскальзывали в дом и из дома, в комнаты и из комнат, как будто между мирами, оставляя за собой лишь отзвуки голосов и смеха.
Иногда я сомневалась, есть ли здесь женщины на самом деле, и не был ли звук их шагов, шепота и смешков лишь плодом моего воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50