Потом взял телефонную трубку и позвонил в Государственную криминалистическую лабораторию в Сольне. Попросил соединить его с начальником отдела ГКЛ, Оскаром Ельмом.
В голосе Ельма звучало раздражение, но к этому все привыкли.
— Ну, что там опять?
— Железный прут, — ответил Мартин Бек. — Насколько я понимаю, очень может быть, тот самый, которым убили Вальтера Петруса. У тебя, конечно, дел невпроворот, но все равно, будь другом, обработай его возможно скорее.
— Возможно скорее. У нас тут дел до рождества хватит, и каждому надо возможно скорее. Ладно, присылай. Нужна какая-нибудь специальная обработка?
— Нет, обычное исследование. Проверь, подходит ли прут к ране, ну, и все такое прочее. Он довольно долго пролежал в лесу, так что, скорее всего, будет трудно обнаружить что-нибудь, но ты уж постарайся.
— Мы всегда стараемся, — обиженно ответил Ельм.
— Знаю, знаю, — поспешил сказать Мартин Бек. — Так я посылаю его сейчас же.
— Я позвоню, когда управлюсь, — сказал Ельм и положил трубку.
Через четыре часа, когда Мартин Бек уже наводил порядок в бумагах, собираясь уходить домой, позвонил Ельм.
— Говорит Ельм. Так вот, подходит в самый раз. Сохранились минимальные следы крови и мозгового вещества, но мне удалось определить группу крови. Она совпадает.
— Отлично, Ельм, — сказал Мартин Бек. — Что-нибудь еще?
— Несколько хлопчатобумажных волокон. Даже двух видов. Белые — очевидно, от махрового полотенца, которым стирали кровь. И темно-синие, возможно, от одежды.
— Молодец, Оскар, — сказал Мартин Бек. — Еще что-нибудь?
— Земля и ржавчина. Длина прута четыреста двадцать два миллиметра, диаметр — тридцать три, он восьмиугольный, из ковкого железа. Судя по коррозии, довольно долго был подвержен ветру и влаге. Возможно, много лет подряд. Кован вручную, на обоих концах следы пайки.
— А к чему он мог быть припаян? Для чего служил?
— Прут старый, ему лет шестьдесят-семьдесят. Возможно, от какой-нибудь ограды.
— Ты совершенно уверен, что Петрус был убит этим орудием?
— Да. Совершенно. К сожалению, поверхность слишком неровная, отпечатки пальцев не зафиксируешь.
— Ничего, сойдет, — сказал Мартин Бек.
Он поблагодарил, Ельм что-то буркнул в ответ и положил трубку.
Мартин Бек позвонил в Мерсту Перссону и передал ему заключение Ельма.
— В таком случае, мы сделали шаг вперед, — сказал Перссон. — Пошлю-ка я несколько сотрудников, чтобы прочесали местность. Вряд ли будет толк, слишком много времени прошло, но все-таки.
— Тебе известно, где именно лежала эта железина? — спросил Мартин Бек.
— Парень, который ее нашел, пометил место. Я сейчас позвоню ему. Присоединишься?
— Ладно. Сообщи, когда будешь трогаться, я приеду. Мартин Бек продолжал перекладывать бумаги и папки, пока не навел на столе относительный порядок.
После чего откинулся в кресле и раскрыл папку, которую занесла утром Оса Турелль.
В папке лежал составленный ею протокол допроса двух девушек, знавших Вальтера Петруса. Судя по всему, Оса встречала одну из них раньше, когда работала в отделе по борьбе с проституцией.
Показания девушек в общем и целом совпадали. Их высказывания о Петрусе характеризовали его отнюдь не с лучшей стороны, и ни одна из них не горевала о его кончине. Обе сходились в определении одного из его качеств: он был страшный сквалыга.
Так, он ни разу не пригласил их пообедать или выпить, не подарил хотя бы пачку сигарет, плитку шоколада. Раз взял одну из них с собой в кино, да и то у него были бесплатные билеты.
Время от времени он звонил и вызывал их к себе в контору, непременно вечером, когда все сотрудники уже ушли, однако мужчина он был никудышный. Обычно у него вообще ничего не получалось, и эти неудачные так называемые любовные встречи не делали его щедрее. Иногда он давал им денег на такси, после того как они тщетно пытались его ублажить, но чаще всего просто выпроваживал, злой и надутый.
Одной из причин, почему девушки все-таки не порывали с ним, было то, что он не скупился на спиртное и наркотики. Тут его никто не назвал бы жадным. Сам Петрус избегал крепких напитков и лишь изредка выкуривал сигарету с марихуаной, но домашний бар его ломился от бутылок, и у него всегда были в запасе марихуана или гашиш.
Вторая причина — он без конца обещал им ведущие роли в будущих фильмах, сулил поездки, фестивали, Канны, жизнь в роскоши и славе.
Одна из девушек перестала встречаться с ним полгода назад, другая была у него за несколько дней до его смерти.
Она признала, что поначалу у нее хватило дурости верить в его посулы, но потом ей стало ясно, для чего она ему нужна. Последний раз у нее было так гадко на душе, он до того ей опротивел, что она решила, когда он опять позвонит, сказать ему пару ласковых и бросить трубку. Теперь она избавлена от такой необходимости.
Надгробное слово этой девушки отнюдь не свидетельствовало о теплых чувствах к Уолтеру Петрусу. Оса даже процитировала ее: «Запишите, что я охотно сплясала бы на его могиле, если только кто-нибудь потрудился похоронить эту падаль».
К протоколу была приколота записка Осы. Мартин Бек отцепил записку и прочитал:
«Мартин! Эта девушка — заядлая наркоманка. В отделе наркотиков не зарегистрирована, но явно не ограничивается только гашишем. Отрицает, что У. П. давал ей что-нибудь другое, но, может, стоит все же исследовать этот вопрос?»
Мартин Бек положил записку в ящик стола, захлопнул папку и стал перед окном, сунув руки в карманы.
Он думал над намеком Осы, что Вальтер Петрус мог быть замешан в торговле наркотиками, которая стала настоящим бедствием. Возможно, здесь намечается новый путь для расследования. Притом такой, который чрезвычайно осложнит дело.
Ни дома, ни в конторе Петруса не было найдено ничего, что позволяло бы считать его причастным к торговле наркотиками. Но ведь раньше им не приходило в голову подозревать его в этом. Теперь надо будет подключить отдел наркотиков и посмотреть, что они обнаружат.
Зазвонил телефон.
Перссон сообщал, что договорился с парнем, который может указать место находки, и скоро выезжает туда.
Мартин Бек пообещал приехать и пошел искать Бенни Скакке, но тот уже отправился домой или на задание.
Он взял телефонную трубку, чтобы вызвать такси, но передумал и позвонил в гараж. Такси до Рутебру и обратно обойдется почти в сотню крон, а пачка квитанций за месяц уже достигла изрядной толщины.
Мартин Бек не любил водить машину, садясь за руль только в крайних случаях. Но сейчас выбора не было, и он спустился на лифте в гараж, где ему подали черный «фольксваген».
Перссон ждал в условленном месте в Рутебру, и они прошли с парнем и его собакой через поле к терновнику, где был обнаружен железный прут.
Погода испортилась, стало холодно и сыро. Вечернее небо затянули низкие, серые дождевые тучи.
Мартин Бек посмотрел в сторону домов.
— Странно, что он выбрал такой путь, где его легко могли заметить, — произнес он.
— Может быть, у него на Энчёпингсвеген стояла машина, — предположил Перссон. — Будем исходить из этого и проверим завтра весь отрезок до дороги.
— Дождь собирается, — сказал Мартин Бек. — И почти три недели прошло. Вряд ли что-нибудь найдете.
— Попытка не пытка, — отозвался Перссон.
Собака забежала в лес, и владелец принялся звать ее.
— Странное имя для собаки, — заметил Перссон.
— Я знаю еще одного пса по имени Эмиль, — сообщил Мартин Бек. — Очень симпатичный пес. Живет на Кунгстенсгатан.
У него зябли ноги, хотелось домой, к Рее. Темнело, а терновник упорно не отвечал на вопрос, кто убил Уолтера Петруса.
— Пошли, — предложил Мартин Бек и зашагал обратно к машинам.
Он проехал прямо на Тюлегатан, и, пока Рея на кухне жарила рубленые бифштексы, залег в ванне, обдумывая программу работ на завтра.
Подключить и ввести в курс дела отдел наркотиков.
Произвести тщательный обыск на даче в Юрсхольме, в помещении фирмы и в доме Мод Лундин.
Бенни Скакке пусть попытается выяснить, не было ли у Петруса тайного убежища — квартиры или другого помещения, снятого под чужим именем.
Девушку, с которой беседовала Оса, следует допросить построже. Этим тоже займется отдел наркотиков.
Сам Мартин Бек уже много дней собирался снова поехать в Юрсхольм, чтобы поговорить с госпожой Петтерссон и садовником Хелльстрёмом. Но с этим можно еще повременить. Завтра ему надлежит быть в своем кабинете.
Пусть Оса поговорит с прислугой в Юрсхольме.
Интересно, чем занята Оса? Целый день не показывалась.
— Ужин готов! — крикнула Рея. — Тебе пива или вина?
— Пива! — отозвался он.
Вылез из ванны и перестал думать о завтрашнем дне.
VIII
Начальник ЦПУ улыбался Гюнвальду Ларссону, однако улыбка эта не была ни мальчишеской, ни обаятельной, он попросту оскалил два ряда острых зубов в попытке скрыть неприязнь к посетителю. Стиг Мальм был на своем месте, а именно стоял позади шефа, чуть сбоку, с таким видом, будто все происходящее пока что его не касается.
Мальм выдвинулся на свой пост благодаря, как говорится, незаурядному умению делать карьеру, а проще — потому, что умел лизать задницы. Он знал, сколь опасно перечить высокому начальству, но знал также, что не менее рискованно чересчур помыкать подчиненными. Ведь может настать день, когда они окажутся наверху.
Поэтому он пока держался нейтрально.
Начальник ЦПУ оторвал ладони от стола и снова опустил их на столешницу.
— Что ж, Ларссон, — начал он. — Нужно ли говорить, как искренне мы рады, что ты вышел из этой ужасной истории практически невредимым.
Гюнвальд Ларссон посмотрел на Мальма, лицо которого не выражало ни малейшей радости.
Заметив его взгляд, Мальм поспешил изобразить широкую улыбку и сказал:
— Да уж, Гюнвальд, заставил ты нас поволноваться. Начальник ЦПУ повернул голову и холодно поглядел на своего ближайшего помощника.
Видимо, Мальм хватил через край. Он поспешил убрать с лица улыбку. Опустил глаза. Тоскливо подумал: «Что ни делай, все не так».
У него были причины для мрачности. Если он сам или начальник ЦПУ допускали какую-нибудь промашку, на которую могли накинуться вечерние газеты, все шишки валились на Мальма. Оплошает кто-нибудь из подчиненных — опять же Мальму отдуваться. Все могло быть иначе, обладай он толикой гражданского мужества, но до таких высот Стиг Мальм никогда не поднимался.
Выдержав паузу, начальник ЦПУ (он почему-то полагал, что долгие паузы укрепляют его авторитет) сказал:
— Но вот что странно: ты оставался там одиннадцать дней после покушения, хотя место в самолете было забронировано на следующий день. Другими словами, ты должен был вылететь шестого июня, а вернулся домой только восемнадцатого. Как ты это объяснишь?
У Гюнвальда Ларссона было два ответа на этот вопрос. Он избрал тот, который больше отвечал его нраву.
— Я заказал новый костюм.
— Неужели на пошив костюма нужно одиннадцать дней? — удивился начальник ЦПУ.
— Нужно, если хочешь, чтобы костюм был приличный. Конечно, можно и быстрее управиться, но тогда спешка тебе же выйдет боком.
— Гм-м, — раздраженно промычал начальник ЦПУ. — Не забывай о ревизорах. По какой статье бюджета прикажешь проводить твой костюм? И вообще, почему ты не мог купить его здесь?
— Я не покупаю готовых костюмов, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Я шью на заказ. А во всей Европе вряд ли найдется портной, который справился бы с задачей так, как мне надо.
— Мог бы все-таки подумать о расходах и ревизорах, — вставил Мальм.
Он был убежден, что нашел правильные и безопасные слова, но начальник ЦПУ вдруг утратил интерес к гардеробу Гюнвальда Ларссона.
— Своеобразный ты человек, Ларссон, но с годами у нас сложилось о тебе впечатление как о хорошем следователе.
— Да, — подхватил Мальм, — впечатление сложилось.
— Уже сказано, — раздраженно произнес начальник ЦПУ. — Но все же ты странный человек.
— И строптивый, — добавил Мальм.
Начальник ЦПУ повернулся к Мальму и отчеканил, явно распаляясь:
— Я не выношу ни строптивости, ни суетливости. Пора бы тебе, Стиг, уразуметь это.
Мальм явно очутился на линии огня, и было очевидно, что теперь ему надо думать, как поскорее убраться с нее. Он лихорадочно искал выход.
Гюнвальд Ларссон подмигнул ему.
Мальм был поражен, ведь их никак нельзя было назвать друзьями. Напротив, до сих пор, когда им приходилось сотрудничать, дело неизменно кончалось серьезным конфликтом.
— Стигу известно, что эти одиннадцать дней я провел не только у портного, — беззаботно произнес Гюнвальд Ларссон.
На самом деле Мальм не имел ни малейшего представления, чем занимался Гюнвальд Ларссон в командировке. Типично для высшего начальства ЦПУ, что никто не удосужился до этого дня побеседовать с Гюнвальдом Ларссоном, хотя он вернулся больше полутора месяцев назад. Да и то главной причиной вызова явно был его финансовый отчет.
Так или иначе, начальник ЦПУ перестал терзать Мальма.
Небрежно бросив: «Это хорошо, Стиг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
В голосе Ельма звучало раздражение, но к этому все привыкли.
— Ну, что там опять?
— Железный прут, — ответил Мартин Бек. — Насколько я понимаю, очень может быть, тот самый, которым убили Вальтера Петруса. У тебя, конечно, дел невпроворот, но все равно, будь другом, обработай его возможно скорее.
— Возможно скорее. У нас тут дел до рождества хватит, и каждому надо возможно скорее. Ладно, присылай. Нужна какая-нибудь специальная обработка?
— Нет, обычное исследование. Проверь, подходит ли прут к ране, ну, и все такое прочее. Он довольно долго пролежал в лесу, так что, скорее всего, будет трудно обнаружить что-нибудь, но ты уж постарайся.
— Мы всегда стараемся, — обиженно ответил Ельм.
— Знаю, знаю, — поспешил сказать Мартин Бек. — Так я посылаю его сейчас же.
— Я позвоню, когда управлюсь, — сказал Ельм и положил трубку.
Через четыре часа, когда Мартин Бек уже наводил порядок в бумагах, собираясь уходить домой, позвонил Ельм.
— Говорит Ельм. Так вот, подходит в самый раз. Сохранились минимальные следы крови и мозгового вещества, но мне удалось определить группу крови. Она совпадает.
— Отлично, Ельм, — сказал Мартин Бек. — Что-нибудь еще?
— Несколько хлопчатобумажных волокон. Даже двух видов. Белые — очевидно, от махрового полотенца, которым стирали кровь. И темно-синие, возможно, от одежды.
— Молодец, Оскар, — сказал Мартин Бек. — Еще что-нибудь?
— Земля и ржавчина. Длина прута четыреста двадцать два миллиметра, диаметр — тридцать три, он восьмиугольный, из ковкого железа. Судя по коррозии, довольно долго был подвержен ветру и влаге. Возможно, много лет подряд. Кован вручную, на обоих концах следы пайки.
— А к чему он мог быть припаян? Для чего служил?
— Прут старый, ему лет шестьдесят-семьдесят. Возможно, от какой-нибудь ограды.
— Ты совершенно уверен, что Петрус был убит этим орудием?
— Да. Совершенно. К сожалению, поверхность слишком неровная, отпечатки пальцев не зафиксируешь.
— Ничего, сойдет, — сказал Мартин Бек.
Он поблагодарил, Ельм что-то буркнул в ответ и положил трубку.
Мартин Бек позвонил в Мерсту Перссону и передал ему заключение Ельма.
— В таком случае, мы сделали шаг вперед, — сказал Перссон. — Пошлю-ка я несколько сотрудников, чтобы прочесали местность. Вряд ли будет толк, слишком много времени прошло, но все-таки.
— Тебе известно, где именно лежала эта железина? — спросил Мартин Бек.
— Парень, который ее нашел, пометил место. Я сейчас позвоню ему. Присоединишься?
— Ладно. Сообщи, когда будешь трогаться, я приеду. Мартин Бек продолжал перекладывать бумаги и папки, пока не навел на столе относительный порядок.
После чего откинулся в кресле и раскрыл папку, которую занесла утром Оса Турелль.
В папке лежал составленный ею протокол допроса двух девушек, знавших Вальтера Петруса. Судя по всему, Оса встречала одну из них раньше, когда работала в отделе по борьбе с проституцией.
Показания девушек в общем и целом совпадали. Их высказывания о Петрусе характеризовали его отнюдь не с лучшей стороны, и ни одна из них не горевала о его кончине. Обе сходились в определении одного из его качеств: он был страшный сквалыга.
Так, он ни разу не пригласил их пообедать или выпить, не подарил хотя бы пачку сигарет, плитку шоколада. Раз взял одну из них с собой в кино, да и то у него были бесплатные билеты.
Время от времени он звонил и вызывал их к себе в контору, непременно вечером, когда все сотрудники уже ушли, однако мужчина он был никудышный. Обычно у него вообще ничего не получалось, и эти неудачные так называемые любовные встречи не делали его щедрее. Иногда он давал им денег на такси, после того как они тщетно пытались его ублажить, но чаще всего просто выпроваживал, злой и надутый.
Одной из причин, почему девушки все-таки не порывали с ним, было то, что он не скупился на спиртное и наркотики. Тут его никто не назвал бы жадным. Сам Петрус избегал крепких напитков и лишь изредка выкуривал сигарету с марихуаной, но домашний бар его ломился от бутылок, и у него всегда были в запасе марихуана или гашиш.
Вторая причина — он без конца обещал им ведущие роли в будущих фильмах, сулил поездки, фестивали, Канны, жизнь в роскоши и славе.
Одна из девушек перестала встречаться с ним полгода назад, другая была у него за несколько дней до его смерти.
Она признала, что поначалу у нее хватило дурости верить в его посулы, но потом ей стало ясно, для чего она ему нужна. Последний раз у нее было так гадко на душе, он до того ей опротивел, что она решила, когда он опять позвонит, сказать ему пару ласковых и бросить трубку. Теперь она избавлена от такой необходимости.
Надгробное слово этой девушки отнюдь не свидетельствовало о теплых чувствах к Уолтеру Петрусу. Оса даже процитировала ее: «Запишите, что я охотно сплясала бы на его могиле, если только кто-нибудь потрудился похоронить эту падаль».
К протоколу была приколота записка Осы. Мартин Бек отцепил записку и прочитал:
«Мартин! Эта девушка — заядлая наркоманка. В отделе наркотиков не зарегистрирована, но явно не ограничивается только гашишем. Отрицает, что У. П. давал ей что-нибудь другое, но, может, стоит все же исследовать этот вопрос?»
Мартин Бек положил записку в ящик стола, захлопнул папку и стал перед окном, сунув руки в карманы.
Он думал над намеком Осы, что Вальтер Петрус мог быть замешан в торговле наркотиками, которая стала настоящим бедствием. Возможно, здесь намечается новый путь для расследования. Притом такой, который чрезвычайно осложнит дело.
Ни дома, ни в конторе Петруса не было найдено ничего, что позволяло бы считать его причастным к торговле наркотиками. Но ведь раньше им не приходило в голову подозревать его в этом. Теперь надо будет подключить отдел наркотиков и посмотреть, что они обнаружат.
Зазвонил телефон.
Перссон сообщал, что договорился с парнем, который может указать место находки, и скоро выезжает туда.
Мартин Бек пообещал приехать и пошел искать Бенни Скакке, но тот уже отправился домой или на задание.
Он взял телефонную трубку, чтобы вызвать такси, но передумал и позвонил в гараж. Такси до Рутебру и обратно обойдется почти в сотню крон, а пачка квитанций за месяц уже достигла изрядной толщины.
Мартин Бек не любил водить машину, садясь за руль только в крайних случаях. Но сейчас выбора не было, и он спустился на лифте в гараж, где ему подали черный «фольксваген».
Перссон ждал в условленном месте в Рутебру, и они прошли с парнем и его собакой через поле к терновнику, где был обнаружен железный прут.
Погода испортилась, стало холодно и сыро. Вечернее небо затянули низкие, серые дождевые тучи.
Мартин Бек посмотрел в сторону домов.
— Странно, что он выбрал такой путь, где его легко могли заметить, — произнес он.
— Может быть, у него на Энчёпингсвеген стояла машина, — предположил Перссон. — Будем исходить из этого и проверим завтра весь отрезок до дороги.
— Дождь собирается, — сказал Мартин Бек. — И почти три недели прошло. Вряд ли что-нибудь найдете.
— Попытка не пытка, — отозвался Перссон.
Собака забежала в лес, и владелец принялся звать ее.
— Странное имя для собаки, — заметил Перссон.
— Я знаю еще одного пса по имени Эмиль, — сообщил Мартин Бек. — Очень симпатичный пес. Живет на Кунгстенсгатан.
У него зябли ноги, хотелось домой, к Рее. Темнело, а терновник упорно не отвечал на вопрос, кто убил Уолтера Петруса.
— Пошли, — предложил Мартин Бек и зашагал обратно к машинам.
Он проехал прямо на Тюлегатан, и, пока Рея на кухне жарила рубленые бифштексы, залег в ванне, обдумывая программу работ на завтра.
Подключить и ввести в курс дела отдел наркотиков.
Произвести тщательный обыск на даче в Юрсхольме, в помещении фирмы и в доме Мод Лундин.
Бенни Скакке пусть попытается выяснить, не было ли у Петруса тайного убежища — квартиры или другого помещения, снятого под чужим именем.
Девушку, с которой беседовала Оса, следует допросить построже. Этим тоже займется отдел наркотиков.
Сам Мартин Бек уже много дней собирался снова поехать в Юрсхольм, чтобы поговорить с госпожой Петтерссон и садовником Хелльстрёмом. Но с этим можно еще повременить. Завтра ему надлежит быть в своем кабинете.
Пусть Оса поговорит с прислугой в Юрсхольме.
Интересно, чем занята Оса? Целый день не показывалась.
— Ужин готов! — крикнула Рея. — Тебе пива или вина?
— Пива! — отозвался он.
Вылез из ванны и перестал думать о завтрашнем дне.
VIII
Начальник ЦПУ улыбался Гюнвальду Ларссону, однако улыбка эта не была ни мальчишеской, ни обаятельной, он попросту оскалил два ряда острых зубов в попытке скрыть неприязнь к посетителю. Стиг Мальм был на своем месте, а именно стоял позади шефа, чуть сбоку, с таким видом, будто все происходящее пока что его не касается.
Мальм выдвинулся на свой пост благодаря, как говорится, незаурядному умению делать карьеру, а проще — потому, что умел лизать задницы. Он знал, сколь опасно перечить высокому начальству, но знал также, что не менее рискованно чересчур помыкать подчиненными. Ведь может настать день, когда они окажутся наверху.
Поэтому он пока держался нейтрально.
Начальник ЦПУ оторвал ладони от стола и снова опустил их на столешницу.
— Что ж, Ларссон, — начал он. — Нужно ли говорить, как искренне мы рады, что ты вышел из этой ужасной истории практически невредимым.
Гюнвальд Ларссон посмотрел на Мальма, лицо которого не выражало ни малейшей радости.
Заметив его взгляд, Мальм поспешил изобразить широкую улыбку и сказал:
— Да уж, Гюнвальд, заставил ты нас поволноваться. Начальник ЦПУ повернул голову и холодно поглядел на своего ближайшего помощника.
Видимо, Мальм хватил через край. Он поспешил убрать с лица улыбку. Опустил глаза. Тоскливо подумал: «Что ни делай, все не так».
У него были причины для мрачности. Если он сам или начальник ЦПУ допускали какую-нибудь промашку, на которую могли накинуться вечерние газеты, все шишки валились на Мальма. Оплошает кто-нибудь из подчиненных — опять же Мальму отдуваться. Все могло быть иначе, обладай он толикой гражданского мужества, но до таких высот Стиг Мальм никогда не поднимался.
Выдержав паузу, начальник ЦПУ (он почему-то полагал, что долгие паузы укрепляют его авторитет) сказал:
— Но вот что странно: ты оставался там одиннадцать дней после покушения, хотя место в самолете было забронировано на следующий день. Другими словами, ты должен был вылететь шестого июня, а вернулся домой только восемнадцатого. Как ты это объяснишь?
У Гюнвальда Ларссона было два ответа на этот вопрос. Он избрал тот, который больше отвечал его нраву.
— Я заказал новый костюм.
— Неужели на пошив костюма нужно одиннадцать дней? — удивился начальник ЦПУ.
— Нужно, если хочешь, чтобы костюм был приличный. Конечно, можно и быстрее управиться, но тогда спешка тебе же выйдет боком.
— Гм-м, — раздраженно промычал начальник ЦПУ. — Не забывай о ревизорах. По какой статье бюджета прикажешь проводить твой костюм? И вообще, почему ты не мог купить его здесь?
— Я не покупаю готовых костюмов, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Я шью на заказ. А во всей Европе вряд ли найдется портной, который справился бы с задачей так, как мне надо.
— Мог бы все-таки подумать о расходах и ревизорах, — вставил Мальм.
Он был убежден, что нашел правильные и безопасные слова, но начальник ЦПУ вдруг утратил интерес к гардеробу Гюнвальда Ларссона.
— Своеобразный ты человек, Ларссон, но с годами у нас сложилось о тебе впечатление как о хорошем следователе.
— Да, — подхватил Мальм, — впечатление сложилось.
— Уже сказано, — раздраженно произнес начальник ЦПУ. — Но все же ты странный человек.
— И строптивый, — добавил Мальм.
Начальник ЦПУ повернулся к Мальму и отчеканил, явно распаляясь:
— Я не выношу ни строптивости, ни суетливости. Пора бы тебе, Стиг, уразуметь это.
Мальм явно очутился на линии огня, и было очевидно, что теперь ему надо думать, как поскорее убраться с нее. Он лихорадочно искал выход.
Гюнвальд Ларссон подмигнул ему.
Мальм был поражен, ведь их никак нельзя было назвать друзьями. Напротив, до сих пор, когда им приходилось сотрудничать, дело неизменно кончалось серьезным конфликтом.
— Стигу известно, что эти одиннадцать дней я провел не только у портного, — беззаботно произнес Гюнвальд Ларссон.
На самом деле Мальм не имел ни малейшего представления, чем занимался Гюнвальд Ларссон в командировке. Типично для высшего начальства ЦПУ, что никто не удосужился до этого дня побеседовать с Гюнвальдом Ларссоном, хотя он вернулся больше полутора месяцев назад. Да и то главной причиной вызова явно был его финансовый отчет.
Так или иначе, начальник ЦПУ перестал терзать Мальма.
Небрежно бросив: «Это хорошо, Стиг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50