Не было никаких причин подвергать сомнению слова Мод Лундин, что он был жив, когда она уходила из дому около половины седьмого. Ни Оса Турелль, ни Мартин Бек не считали ее причастной к убийству.
Конечно, тот факт, что наружная дверь была отперта, помог убийце войти в дом и застичь Петруса врасплох в ванной, но самым загадочным было, как он вообще мог подобраться к дому незамеченным. Приехал ли он на машине — вероятнее всего — или поездом, все равно казалось странным, что никто из соседей не видел его.
В дачном поселке, где все знают друг друга, во всяком случае, знают ближайших соседей и их машины, именно утром, от половины седьмого до девяти, больше всего шансов быть увиденным. В это время все на ногах, мужчины отправляются на службу, дети идут в школу, домашние хозяйки заняты уборкой или работают в саду.
Несколько дней продолжался обход той части Рутебру, которая прилегала к дому Мод Лундин, и когда были опрошены практически все, оставалось только заключить, что никто не заметил ничего подозрительного. Перссон и его сотрудники, преимущественно Оса Турелль, разрабатывали версию, по которой убийца жил по соседству, однако пока не нашли никого, кто знал бы Петруса или имел причины убивать его.
Мартин Бек и Скакке изучали личную жизнь, деятельность и материальное положение Вальтера Петруса.
Это было не так-то просто, особенно в части материального положения. Петрус явно набил руку на обмане налоговых органов, свою продукцию он сбывал за границей и, надо думать, держал немалые деньги в швейцарских банках. Не приходилось сомневаться, что он занижал свои доходы и пользовался консультацией опытных юристов. Мартин Бек в этих делах не разбирался и охотно предоставил экспертам распутывать клубок.
Акционерное общество «Петрус-фильм» помещалось в старом доме на Нюбругатан, занимая капитально переоборудованную квартиру из шести комнат и кухни. У каждого из трех постоянных сотрудников был отдельный кабинет; правда, современная конторская мебель плохо вязалась с кафельными печами, дубовыми панелями и лепными карнизами. Сам Вальтер Петрус при жизни восседал за огромным письменным столом из дорогого дерева в красивой, просторной угловой комнате с высокими окнами. Одна комната служила просмотровым залом на десять мест, еще одна — складом и архивом.
Мартин Бек и Скакке провели два утренних часа в просмотровом зале, чтобы составить себе представление о кинопродукции Вальтера Петруса. Они посмотрели один фильм целиком и отрывки еще из семи фильмов, один гнуснее другого.
Скакке поначалу смущенно ерзал в кресле, потом начал зевать. Технически все фильмы были очень слабые, и называть их, как это сделала Мод Лундин, высокохудожественными было даже не преувеличением, а явной ложью. Мартин Бек заключил, что тут она покривила душой, — или же совершенно не разбирается в этом предмете.
Актеры — если вообще можно было называть так представленных на экране исполнителей — выступали преимущественно нагишом. Расходы на костюмы явно были минимальными. Если кто-то и появлялся одетым, то лишь для того, чтобы поскорее раздеться.
Во всех фильмах фигурировали три юные девушки, когда порознь, когда вместе. Одна из них заметно смущалась и неуверенно косилась на объектив, по чьей-то команде высовывая язык, вращая глазами и извиваясь всем телом. Молодые люди, за исключением одного негра, были все рослыми блондинами. Реквизит — весьма скудный, б ?льшая часть действия происходила на одной и той же старой кушетке, только покрывало менялось.
Лишь один из фильмов можно было назвать сюжетным — тот самый, который упоминала Мод Лундин: «Любовь при полуночном солнце».
Судя по всему, он был снят в стокгольмских шхерах. Героиня, пятнадцатилетняя девочка, отправилась на байдарке на остров, чтобы отпраздновать иванов день на шведский лад. В корзине у нее лежали бутылка водки, бокал, тарелка, вилка и нож, булка хлеба, салат и белая полотняная скатерть. Вынеся на берег корзину и спиннинг, она принялась неторопливо раздеваться, сопровождая этот процесс нелепыми ужимками, томными гримасами и непристойными жестами. Мотнув головой и издав глухой стон, героиня забросила блесну и сразу же извлекла из воды здоровенного дохлого лосося. Обрадованная уловом, она прыгала по камню, вскидывала ноги, вращала бедрами и выпячивала груди. Потом живо развела огромный костер из очень кстати очутившейся на берегу кучи плавника и поджарила на нем рыбу. Разостлала скатерть и налила себе водки в бокал, из какого обычно пьют шампанское. Едва она осушила бокал, как из моря появился юный голый блондин. Она пригласила его разделить с ней трапезу, они пили водку из одного бокала и закусывали лососем, который вдруг оказался копченым и аккуратно нарезанным, словно его купили в магазине самообслуживания. Наступила ночь, хотя июньское солнце стояло высоко в небе, и юная пара исполнила вокруг костра нечто вроде ритуальной пляски. После чего, взявшись за руки, отправилась на зеленый луг, подыскала подходящий стог и четверть часа предавалась любви в различных позах. В заключение молодые вместе вошли в переливающееся солнечными бликами море. Конец.
— Господи, — простонал Скакке. — Подумать только, что на таких вещах можно заработать миллионы. Как, по-твоему, во сколько обошлась Петрусу эта макулатура?
— Немногим больше того, что ушло на пленку, проявление и размножение, — ответил Мартин Бек. — Студия не нужна, реквизит минимальный, режиссуру, если можно говорить о таковой, он осуществлял сам. Оператору, конечно, заплатил, и подбросил немного денег так называемым актерам.
— Лосось, понятно, дороговат, — заметил Скакке. — Могла бы и сосиски поджарить.
Заведующий сбытом акционерного общества «Петрус-фильм» предложил показать еще какой-нибудь кассовый фильм из той же серии, например «Любовь и вожделение в Швеции» или «Три ночи с шведской Евой», но Мартин Бек и Скакке были сыты по горло и вежливо отказались. Им объяснили, что «Любовь при полуночном солнце» — один из боевиков фирмы, продан в восемь стран.
Исполнительница главной роли теперь находилась в одной из этих стран, кажется в Италии, продолжая делать карьеру. Другой девушке директор Петрус устроил контракт с западногерманской фирмой. По мнению заведующего сбытом, девчонки тем самым были щедро вознаграждены сверх тысячи крон, которые обычно получала героиня.
Мартин Бек предоставил Скакке рыться дальше в грязном белье фирмы «Петрус-фильм», а сам решил, что пора уже навестить ближайших родственников покойного. Он еще в пятницу звонил на дачу в Юрсхольме, но взявший трубку врач тоном, не допускающим возражений, сухо ответил, что госпожа Петрус не в состоянии принимать посетителей, тем более из полиции. И дал понять, что было бы возмутительной бесцеремонностью помешать несчастной вдове хотя бы в субботу и воскресенье немного отдохнуть.
Теперь настал понедельник, десятое июня, и солнце ярко светило, когда Мартин Бек вышел на улицу из конторы Петруса. Близились каникулы и отпуска, и тротуары были заполнены более или менее озабоченным людом.
Мартин Бек направился в сторону Эстермальмской площади. Поравнявшись с новым помещением седьмого полицейского участка, он зашел туда, чтобы позвонить по телефону.
Трубку на даче Петруса взяла женщина. Она попросила подождать, после долгого перерыва вернулась и сообщила, что госпожа Петрус готова принять его при условии, что визит будет коротким. Он обещал не засиживаться.
Потом вызвал такси.
Дачу в Юрсхольме окружал большой сад, чуть ли не парк; вдоль дороги, ведущей к дому, стояли высокие тополя. Железные ворота были распахнуты, и водитель приготовился въехать на участок, но Мартин Бек попросил его остановиться у ворот, расплатился и вышел из машины.
Идя по хрустящей разровненным гравием аллее, он разглядывал дачу и сад. Со стороны улицы участок окаймляла искусно подстриженная, плотная живая изгородь в рост человека. Дорога разветвлялась, и правая ветвь оканчивалась у большого гаража. Огромный сад был прекрасно ухожен, идеально ровная линия разделяла газоны и узкие дорожки, которые извивались между декоративными кустами и клумбами. Судя по высоте тополей и возрасту фруктовых деревьев, сад был заложен очень давно.
К такому обрамлению подошел бы старинный дом, каких было немало в этом аристократическом дачном поселке. Но перед Мартином Беком стояло современное строение в два этажа, с плоской крышей и огромными окнами.
Пожилая женщина в черном платье и белом переднике открыла дверь раньше, чем он успел нажать кнопку звонка. Она молча провела его через просторный холл, мимо широкой лестницы, ведущей на второй этаж, еще через две комнаты и остановилась в сводчатом проеме у входа в большую солнечную гостиную, противоположная стена которой была сплошь застеклена. Светлый пол из сосновых досок блестел от лака. Мартин Бек не заметил ступеньку и чуть не упал, входя в гостиную, в углу которой, около стеклянной стены, возлежала на шезлонге вдова Петруса. На террасе за стеной стояли еще шезлонги, словно на палубе пассажирского парохода.
— Гопля, — сочувственно произнесла госпожа Петрус, отпуская в то же время женщину в черном таким движением руки, будто прогоняла муху.
Та повернулась, чтобы уходить, однако хозяйка остановила ее:
— Хотя нет, погодите, госпожа Петтерссон. Она обратилась к Мартину Беку:
— Может быть, господин комиссар хочет пить? Кофе, чай, пиво или что-нибудь спиртное? Лично я предпочитаю бокал хереса.
— Спасибо, — сказал Мартин Бек. — С удовольствием выпью пива.
— Пива и бокал хереса, — распорядилась хозяйка. — И принесите голландского печенья с сыром.
Мартин Бек подумал о том, что у вдовы Вальтера Петруса Петтерссона такая же фамилия, как у ее домашней работницы — кажется, так называют представительниц этой, слава Богу, все более редкой профессии. И возраст у них примерно одинаковый.
Он заранее навел справки и знал, в частности, что фамилия хозяйки и до замужества была Петтерссон, что звать ее Кристина-Эльвира, хотя она предпочитает называться Крис, что ей пятьдесят семь лет и она состояла в браке с Петрусом двадцать восемь лет. В молодости служила в конторе и перед замужеством была секретаршей в фирме, которой тогда заправлял Петрус. Продюсер Уолтер Петрус появился сравнительно недавно; много лет он был известен как Вальтер Петтерссон и торговал слегка подновленными старыми автомашинами. Занятие доходное, но не очень честное; строгие законы и усилившийся контроль вынудили его перейти в другую отрасль.
Стоя посреди гостиной, Мартин Бек продолжал рассматривать женщину в шезлонге.
Крашеная блондинка с модными мелкими кудряшками; под гримом угадывался загар; одета в черную чесучовую блузу и элегантные черные полотняные брюки. Очень худая; изможденное, болезненное лицо.
Он подошел к ней, и она милостиво подала ему тонкую морщинистую руку. В привычных выражениях, которые он, наверно, сто раз употреблял в подобных ситуациях, Мартин Бек выразил свое сочувствие и попросил извинить за навязчивость.
Он не знал, куда себя деть, — кроме шезлонга хозяйки, в этом углу не на что было сесть, но она наконец встала и прошла к огромным кожаным диванам, которые стояли в центре гостиной по обе стороны длинного стола с мраморной столешницей. Госпожа Петрус села на один диван, Мартин Бек на другой.
За стеклянной стеной с раздвижными дверями простиралась каменная терраса; ниже поблескивал плавательный бассейн. От бассейна широкий зеленый откос спускался к шеренге высоких прямых берез метрах в пятидесяти от дома. Сквозь кружевную зелень берез просвечивало голубое зеркало морского залива.
— Что верно, то верно, вид у нас красивый, — сказала Крис Петрус, проследив взгляд Мартина Бека. — Жаль, прибрежный участок не наш. Я велела бы срубить березы, чтобы лучше было видно воду.
— Березы тоже хороши, — заметил Мартин Бек.
Вошла госпожа Петтерссон, поставила на стол поднос, подала Мартину Беку пиво, а госпоже Петрус — бокал с хересом и вазу с печеньем. Забрала поднос и, не говоря ни слова, вышла.
Хозяйка подняла свой бокал и кивнула Мартину Беку. Сделав глоток, поставила бокал и сказала:
— Мы тут так уютно устроились. Когда купили участок шесть лет назад, здесь стояла какая-то жуткая старая развалюха, но мы ее снесли и построили взамен этот дом. Проект делал один из знакомых Уолтера, архитектор.
Мартин Бек подумал, что старая развалюха, несомненно, была уютнее. Помещения, которые он пока что видел, выглядели холодно и неприветливо, а сверхсовременная и, несомненно, весьма дорогая обстановка была рассчитана скорее на то, чтобы производить впечатление, чем на то, чтобы обеспечить тепло и уют.
— Вы не мерзнете зимой с такими большими окнами? — спросил он учтиво.
— Нет, что вы, у нас отопление в потолке и под полом. На террасе тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Конечно, тот факт, что наружная дверь была отперта, помог убийце войти в дом и застичь Петруса врасплох в ванной, но самым загадочным было, как он вообще мог подобраться к дому незамеченным. Приехал ли он на машине — вероятнее всего — или поездом, все равно казалось странным, что никто из соседей не видел его.
В дачном поселке, где все знают друг друга, во всяком случае, знают ближайших соседей и их машины, именно утром, от половины седьмого до девяти, больше всего шансов быть увиденным. В это время все на ногах, мужчины отправляются на службу, дети идут в школу, домашние хозяйки заняты уборкой или работают в саду.
Несколько дней продолжался обход той части Рутебру, которая прилегала к дому Мод Лундин, и когда были опрошены практически все, оставалось только заключить, что никто не заметил ничего подозрительного. Перссон и его сотрудники, преимущественно Оса Турелль, разрабатывали версию, по которой убийца жил по соседству, однако пока не нашли никого, кто знал бы Петруса или имел причины убивать его.
Мартин Бек и Скакке изучали личную жизнь, деятельность и материальное положение Вальтера Петруса.
Это было не так-то просто, особенно в части материального положения. Петрус явно набил руку на обмане налоговых органов, свою продукцию он сбывал за границей и, надо думать, держал немалые деньги в швейцарских банках. Не приходилось сомневаться, что он занижал свои доходы и пользовался консультацией опытных юристов. Мартин Бек в этих делах не разбирался и охотно предоставил экспертам распутывать клубок.
Акционерное общество «Петрус-фильм» помещалось в старом доме на Нюбругатан, занимая капитально переоборудованную квартиру из шести комнат и кухни. У каждого из трех постоянных сотрудников был отдельный кабинет; правда, современная конторская мебель плохо вязалась с кафельными печами, дубовыми панелями и лепными карнизами. Сам Вальтер Петрус при жизни восседал за огромным письменным столом из дорогого дерева в красивой, просторной угловой комнате с высокими окнами. Одна комната служила просмотровым залом на десять мест, еще одна — складом и архивом.
Мартин Бек и Скакке провели два утренних часа в просмотровом зале, чтобы составить себе представление о кинопродукции Вальтера Петруса. Они посмотрели один фильм целиком и отрывки еще из семи фильмов, один гнуснее другого.
Скакке поначалу смущенно ерзал в кресле, потом начал зевать. Технически все фильмы были очень слабые, и называть их, как это сделала Мод Лундин, высокохудожественными было даже не преувеличением, а явной ложью. Мартин Бек заключил, что тут она покривила душой, — или же совершенно не разбирается в этом предмете.
Актеры — если вообще можно было называть так представленных на экране исполнителей — выступали преимущественно нагишом. Расходы на костюмы явно были минимальными. Если кто-то и появлялся одетым, то лишь для того, чтобы поскорее раздеться.
Во всех фильмах фигурировали три юные девушки, когда порознь, когда вместе. Одна из них заметно смущалась и неуверенно косилась на объектив, по чьей-то команде высовывая язык, вращая глазами и извиваясь всем телом. Молодые люди, за исключением одного негра, были все рослыми блондинами. Реквизит — весьма скудный, б ?льшая часть действия происходила на одной и той же старой кушетке, только покрывало менялось.
Лишь один из фильмов можно было назвать сюжетным — тот самый, который упоминала Мод Лундин: «Любовь при полуночном солнце».
Судя по всему, он был снят в стокгольмских шхерах. Героиня, пятнадцатилетняя девочка, отправилась на байдарке на остров, чтобы отпраздновать иванов день на шведский лад. В корзине у нее лежали бутылка водки, бокал, тарелка, вилка и нож, булка хлеба, салат и белая полотняная скатерть. Вынеся на берег корзину и спиннинг, она принялась неторопливо раздеваться, сопровождая этот процесс нелепыми ужимками, томными гримасами и непристойными жестами. Мотнув головой и издав глухой стон, героиня забросила блесну и сразу же извлекла из воды здоровенного дохлого лосося. Обрадованная уловом, она прыгала по камню, вскидывала ноги, вращала бедрами и выпячивала груди. Потом живо развела огромный костер из очень кстати очутившейся на берегу кучи плавника и поджарила на нем рыбу. Разостлала скатерть и налила себе водки в бокал, из какого обычно пьют шампанское. Едва она осушила бокал, как из моря появился юный голый блондин. Она пригласила его разделить с ней трапезу, они пили водку из одного бокала и закусывали лососем, который вдруг оказался копченым и аккуратно нарезанным, словно его купили в магазине самообслуживания. Наступила ночь, хотя июньское солнце стояло высоко в небе, и юная пара исполнила вокруг костра нечто вроде ритуальной пляски. После чего, взявшись за руки, отправилась на зеленый луг, подыскала подходящий стог и четверть часа предавалась любви в различных позах. В заключение молодые вместе вошли в переливающееся солнечными бликами море. Конец.
— Господи, — простонал Скакке. — Подумать только, что на таких вещах можно заработать миллионы. Как, по-твоему, во сколько обошлась Петрусу эта макулатура?
— Немногим больше того, что ушло на пленку, проявление и размножение, — ответил Мартин Бек. — Студия не нужна, реквизит минимальный, режиссуру, если можно говорить о таковой, он осуществлял сам. Оператору, конечно, заплатил, и подбросил немного денег так называемым актерам.
— Лосось, понятно, дороговат, — заметил Скакке. — Могла бы и сосиски поджарить.
Заведующий сбытом акционерного общества «Петрус-фильм» предложил показать еще какой-нибудь кассовый фильм из той же серии, например «Любовь и вожделение в Швеции» или «Три ночи с шведской Евой», но Мартин Бек и Скакке были сыты по горло и вежливо отказались. Им объяснили, что «Любовь при полуночном солнце» — один из боевиков фирмы, продан в восемь стран.
Исполнительница главной роли теперь находилась в одной из этих стран, кажется в Италии, продолжая делать карьеру. Другой девушке директор Петрус устроил контракт с западногерманской фирмой. По мнению заведующего сбытом, девчонки тем самым были щедро вознаграждены сверх тысячи крон, которые обычно получала героиня.
Мартин Бек предоставил Скакке рыться дальше в грязном белье фирмы «Петрус-фильм», а сам решил, что пора уже навестить ближайших родственников покойного. Он еще в пятницу звонил на дачу в Юрсхольме, но взявший трубку врач тоном, не допускающим возражений, сухо ответил, что госпожа Петрус не в состоянии принимать посетителей, тем более из полиции. И дал понять, что было бы возмутительной бесцеремонностью помешать несчастной вдове хотя бы в субботу и воскресенье немного отдохнуть.
Теперь настал понедельник, десятое июня, и солнце ярко светило, когда Мартин Бек вышел на улицу из конторы Петруса. Близились каникулы и отпуска, и тротуары были заполнены более или менее озабоченным людом.
Мартин Бек направился в сторону Эстермальмской площади. Поравнявшись с новым помещением седьмого полицейского участка, он зашел туда, чтобы позвонить по телефону.
Трубку на даче Петруса взяла женщина. Она попросила подождать, после долгого перерыва вернулась и сообщила, что госпожа Петрус готова принять его при условии, что визит будет коротким. Он обещал не засиживаться.
Потом вызвал такси.
Дачу в Юрсхольме окружал большой сад, чуть ли не парк; вдоль дороги, ведущей к дому, стояли высокие тополя. Железные ворота были распахнуты, и водитель приготовился въехать на участок, но Мартин Бек попросил его остановиться у ворот, расплатился и вышел из машины.
Идя по хрустящей разровненным гравием аллее, он разглядывал дачу и сад. Со стороны улицы участок окаймляла искусно подстриженная, плотная живая изгородь в рост человека. Дорога разветвлялась, и правая ветвь оканчивалась у большого гаража. Огромный сад был прекрасно ухожен, идеально ровная линия разделяла газоны и узкие дорожки, которые извивались между декоративными кустами и клумбами. Судя по высоте тополей и возрасту фруктовых деревьев, сад был заложен очень давно.
К такому обрамлению подошел бы старинный дом, каких было немало в этом аристократическом дачном поселке. Но перед Мартином Беком стояло современное строение в два этажа, с плоской крышей и огромными окнами.
Пожилая женщина в черном платье и белом переднике открыла дверь раньше, чем он успел нажать кнопку звонка. Она молча провела его через просторный холл, мимо широкой лестницы, ведущей на второй этаж, еще через две комнаты и остановилась в сводчатом проеме у входа в большую солнечную гостиную, противоположная стена которой была сплошь застеклена. Светлый пол из сосновых досок блестел от лака. Мартин Бек не заметил ступеньку и чуть не упал, входя в гостиную, в углу которой, около стеклянной стены, возлежала на шезлонге вдова Петруса. На террасе за стеной стояли еще шезлонги, словно на палубе пассажирского парохода.
— Гопля, — сочувственно произнесла госпожа Петрус, отпуская в то же время женщину в черном таким движением руки, будто прогоняла муху.
Та повернулась, чтобы уходить, однако хозяйка остановила ее:
— Хотя нет, погодите, госпожа Петтерссон. Она обратилась к Мартину Беку:
— Может быть, господин комиссар хочет пить? Кофе, чай, пиво или что-нибудь спиртное? Лично я предпочитаю бокал хереса.
— Спасибо, — сказал Мартин Бек. — С удовольствием выпью пива.
— Пива и бокал хереса, — распорядилась хозяйка. — И принесите голландского печенья с сыром.
Мартин Бек подумал о том, что у вдовы Вальтера Петруса Петтерссона такая же фамилия, как у ее домашней работницы — кажется, так называют представительниц этой, слава Богу, все более редкой профессии. И возраст у них примерно одинаковый.
Он заранее навел справки и знал, в частности, что фамилия хозяйки и до замужества была Петтерссон, что звать ее Кристина-Эльвира, хотя она предпочитает называться Крис, что ей пятьдесят семь лет и она состояла в браке с Петрусом двадцать восемь лет. В молодости служила в конторе и перед замужеством была секретаршей в фирме, которой тогда заправлял Петрус. Продюсер Уолтер Петрус появился сравнительно недавно; много лет он был известен как Вальтер Петтерссон и торговал слегка подновленными старыми автомашинами. Занятие доходное, но не очень честное; строгие законы и усилившийся контроль вынудили его перейти в другую отрасль.
Стоя посреди гостиной, Мартин Бек продолжал рассматривать женщину в шезлонге.
Крашеная блондинка с модными мелкими кудряшками; под гримом угадывался загар; одета в черную чесучовую блузу и элегантные черные полотняные брюки. Очень худая; изможденное, болезненное лицо.
Он подошел к ней, и она милостиво подала ему тонкую морщинистую руку. В привычных выражениях, которые он, наверно, сто раз употреблял в подобных ситуациях, Мартин Бек выразил свое сочувствие и попросил извинить за навязчивость.
Он не знал, куда себя деть, — кроме шезлонга хозяйки, в этом углу не на что было сесть, но она наконец встала и прошла к огромным кожаным диванам, которые стояли в центре гостиной по обе стороны длинного стола с мраморной столешницей. Госпожа Петрус села на один диван, Мартин Бек на другой.
За стеклянной стеной с раздвижными дверями простиралась каменная терраса; ниже поблескивал плавательный бассейн. От бассейна широкий зеленый откос спускался к шеренге высоких прямых берез метрах в пятидесяти от дома. Сквозь кружевную зелень берез просвечивало голубое зеркало морского залива.
— Что верно, то верно, вид у нас красивый, — сказала Крис Петрус, проследив взгляд Мартина Бека. — Жаль, прибрежный участок не наш. Я велела бы срубить березы, чтобы лучше было видно воду.
— Березы тоже хороши, — заметил Мартин Бек.
Вошла госпожа Петтерссон, поставила на стол поднос, подала Мартину Беку пиво, а госпоже Петрус — бокал с хересом и вазу с печеньем. Забрала поднос и, не говоря ни слова, вышла.
Хозяйка подняла свой бокал и кивнула Мартину Беку. Сделав глоток, поставила бокал и сказала:
— Мы тут так уютно устроились. Когда купили участок шесть лет назад, здесь стояла какая-то жуткая старая развалюха, но мы ее снесли и построили взамен этот дом. Проект делал один из знакомых Уолтера, архитектор.
Мартин Бек подумал, что старая развалюха, несомненно, была уютнее. Помещения, которые он пока что видел, выглядели холодно и неприветливо, а сверхсовременная и, несомненно, весьма дорогая обстановка была рассчитана скорее на то, чтобы производить впечатление, чем на то, чтобы обеспечить тепло и уют.
— Вы не мерзнете зимой с такими большими окнами? — спросил он учтиво.
— Нет, что вы, у нас отопление в потолке и под полом. На террасе тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50