Она пока ничего не сказала. Было около десяти, и воздух позднего лета был приятно прохладен. Ронни не особенно раздумывал – завтра на корабле, а потом на самолете времени для этого будет с избытком. Он без любопытства глянул в окно и увидел луну, скалы, деревья, море. Вид был, пожалуй, претенциозно ПУАНТИЛИСТСКИМ из-за проволочной сетки. Ладно, какой есть. Он разделся, почистил зубы и лег в постель. Симон повернулась к нему.
– Прости, что я расстроил твою мать.
– Она не расстроена, просто рассердилась. Молчи.
Трепещет, но напряжения нет. И трепещет не по-старому. Она коротко поцеловала его и вздохнула. Судорожно глотнула. Потом обвила себя его рукой и прижала ее к своей груди. Сделав это, затрепетала еще больше, но снова не так, как прежде, и не напрягаясь. Ронни хотел верить, но он мог только сомневаться. Все шло очень быстро и необыкновенно до заключительной фазы, которая была очень медленной и тоже необыкновенной. Потом Ронни обнаружил, что вспотел, как толстяк в турецкой бане, а дышит, словно пробежал в гору милю, спасаясь от разъяренного быка. Потребовалось минут сорок, чтобы тело успокоилось, и он был изумлен. Вспомнил, как боролся с собою, чтобы сделать это насколько мог быстрее и безболезненней для Симон, – подобно, скажем, короткой утренней прогулке по английскому лугу. Тогда почему?… Возможно, он стареет. Нет. Уж если что-нибудь чувствует, так вернувшуюся молодость. Словно в старые времена, в эпоху мисс Дженингхэм и ее сверстниц.
– Ну как? – спросил он, когда мог спросить. Хотел напомнить договор в Пустосе, но в последний миг удержался.
– О, Ронни, чудесно. Я хочу сказать, что сделала тебе приятно.
– А самой было приятно?
– В первый раз за все время это не было ужасно.
– Но нисколько не приятно?
– По-настоящему нет. Но я не против, и ты ведь тоже. Это было так не ужасно, что почти, почти потрясающе хорошо. И только подумай, Ронни. Если это совсем не ужасно, то когда-нибудь может понравиться, верно?
– Конечно. Должно! Теперь каждый раз будет все лучше и лучше. Увидишь.
– О, Ронни, я хочу спросить кое-что, пока не забыла. Почему ты сказал маме, что я не знаю, чего хочу?
– Да, меня это тоже заботит. Я, по правде, не знаю, почему сказал так, но мне казалось, что сказать нужно именно это. Плохо, когда говоришь банальности, верно? Ты ведь считаешь, что знаешь, что тебе надо?
– Спорю, что знаю. И всегда знала. Хорошего парня, чтобы весь был мой. Что может быть проще? Хотеть, конечно. Получить – другое дело.
– Ну, ты пыталась получить его чертовски глупым способом, нет?
– Я знаю, я знала все время, но другого пути не нашла. Я так боялась, что заметят, как меня страшит эта штука, и старалась казаться неистовой. Все равно как если продаешь очень надежную машину, то разъезжаешь туда и сюда, чтобы показать, какая она безопасная. Ну, так делают.
– Да, делают. Я хочу закурить.
– Давай. И ты знаешь, получилось. В каком-то смысле. Вот что забавно.
– Да? Что получилось?
– Ну, хочу сказать, никто не замечал. Что я считаю это ужасным. Пока не пришел ты, Ронни, разве не досадно, что люди должны заниматься сексом?
– Нет. Как бы то ни было, что ты хочешь сказать?
– Было бы куда легче, если б каждый занимался сексом сам, а потом можно было разговаривать и любить друг друга. Вроде еды. Еда ведь не та штука, которую нужно ДЕЛАТЬ кому-то.
Ронни опустил сигарету:
– Слушай, милая.
– О, милый! Да?
– Это все вздор. Верно?
– Да, должно быть.
– Потому что ты получила парня, и он весь твой. Надеюсь, он тебе нравится.
– О да, он чудесный. Но будет нелегко.
– Да, я знаю.
– Понимаешь, есть мама.
– Знаю.
III. Форт-Чарльз
РОННИ Апплиард стоял возле своей пары чемоданов в аэропорту «Форт-Чарльз», ища взглядом рыжего Дворецкого. Не было и следа его. Пять часов вечера – рановато для того, кто начал пить, даже для того, кто готов напиться и медлит выполнить намек сэра Сесиля: «Ээ, вы бы, ээ». Вряд ли сэр Сесиль или еще кто-нибудь из Малакоса ожидались здесь сейчас или через полгода, разве что они сопровождают леди Болдок в поездках почти без отдыха, чтобы у леди всегда под рукой были толстосумы. Но и Симон не видать. Это было естественно и немного зловеще.
Рядом дюжина белых садились в «лимузин» – длинный автомобиль, хитро отталкивающий всякую мысль о выродившейся модели омнибуса. Раскрашенные, как игрушки, машины заполнялись и отъезжали. Несколько пожилых пар, прибывших сюда ради Дня благодарения, как, в сущности, сам Ронни, в сопровождении своих несчастных отпрысков ковыляли к стоянке. За ними следовали чудовищно нагруженные негры-носильщики. Трое из них поравнялись с Ронни, дружно повернулись и поглядели. Казалось, они, уверенные, что он не черный, сомневались, какого же он цвета. Зеленого, наверно. В прыжке через океан тошнотворнее всего была реакция стюардессы, узнавшей, что он, как она и догадывалась, Ронни Апплиард. Она спросила, знает ли он Билла Хамера. Но некоторое время назад, когда пересекали горы, была гнусная болтанка, а капитан еще больше напугал пассажиров, заявив, что все нормально.
Ронни почти болезненно переносил вопросы о Хамере, ублюдок стал уже частью его жизни. Хотя не совсем. Пришлось подавить стон, увидев Хамера самого в сопровождении носильщика. Он уверенно вынырнул из вращающейся двери, огляделся, увидел Ронни, дружески улыбнулся и зашагал навстречу. Ронни кивал, махал рукой, улыбался в ответ и пережевывал воспоминание о том, как осчастливил стюардессу, сказав, что встречает Хамера в Кеннеди и летит с ним на Юг, но она огорчилась, узнав, что расписание не позволит и взглянуть на него.
– В порядке? – спросил Ронни.
– Именно. Чемодан чуть не заслали в Нэшвил.
– Где это?
– Нэшвил… Господи, не знаю. Флорида, Миссури или еще где-то.
– Нэшвил – это в Теннесса, сэр, – сказал носильщик.
– Без сомнения, дружище, – сказал Хамер, недоплачивая ему с шиком богача, – без сомнения. А как насчет транспорта?
– Взять вам машину, сэр?
– Нет, нет. Все. По крайней мере надеюсь. Ронни, вы говорили…
– Он будет здесь.
Через пять минут «он» был, с ним шофер-негр в сиреневых перчатках. Сам дворецкий был в тартановой, удивительно скромной куртке, ее клетки и полосы терялись в синем пуху, не ослепляя наблюдателя. Он сорвал попытку Ронни показать, какие они старые друзья, бурно приветствуя Хамера и сказав, как наслаждается его передачами, когда удается посмотреть. Плохое предзнаменование! Ронни слышал, что недалеко отсюда южане понесли одно из ужасных поражений в Гражданской войне, и чувствовал, что обречен идти по их стопам.
Ронни и Хамер уселись сзади в черном «ягуаре», как некогда в смиренном «гауке» в вечер приема у Райхенбергеров. Три месяца прошло; казалось, не очень много, но сам вечер представлялся ужасно далеким. Ронни подсчитал, что после встречи с мисс Квик проделал больше десяти тысяч миль. Если идти очень быстро, двадцать четыре часа в сутки, на это и уйдет как раз три месяца. Время от времени он так и чувствовал. Сейчас тоже. Бросить передачу дважды с коротким уведомлением было не только жестоко по отношению к бородатому вельветовому Эрику, но и означало кучу настоящей работы для головы и для ног. Что он найдет в итоге своей поездки – другой вопрос.
Ронни гадал, сколько придется ждать, пока удастся это выяснить. Оставив аэропорт, машины взобрались на великолепное шоссе, по которому неслись бесчисленные авто к Мексиканскому заливу. Остановка в пути казалась маловероятной. Зданий не было видно. Только зелень, рекламные щиты, немного деревьев и в отдалении огромные выпуклые конструкции из белого металла инопланетного вида.
– Громадная страна, – сказал Хамер. – Слушайте, скоро ли я смогу отсюда смыться?
– Не знаю. Я – в воскресенье утром.
– Мне надо быть в Нью-Йорке в субботу, чтобы наладить эту штуку – «Марго и Руди».
– Я думал, вы сделали это вчера.
– Только часть. Тут, понимаете, не Би-би-си, или Редфузион, или старая L.C.M. Великое Американское Телевидение все пытается ухватить то, что у нас было десять лет назад, гадает, что делать с принципом «реакция – кадр» и прочим. Много с ними работали, Ронни?
– Нет, не очень.
– Счастливчик. Я, во всяком случае, постарался сделать, что мог, а то бы сюда не приехал.
– Да, так вы говорили. Когда вы это используете?
– Смотря как пойдет. Что вы думаете?
– О чем?
– Ну, я не могу сказать, что разбираюсь по-настоящему в НИХ, не знаю, с какого бока подойти к НИМ. Я уж думал, может быть, вы…
– Я ни с кем из них никогда не встречался.
– А-а. Сколько еще этой чертовой езды, по-вашему?
– Мы въедем в город через минуту, сэр, – сказал дворецкий, повернувшись на сиденье настолько, что казалось, будто он, как ребенок, стоит на коленках. – Будет центр, а за ним всего две мили. Можно, мистер Хамер, если вы не против, спросить вас, какие главные технические проблемы у лица, ответственного за телепрограмму вроде вашей?
Хамер прищурился:
– Вы имеете в виду подготовку к передаче или во время передачи?
Ронни не слушал. Несколько секунд он ожидал, что Хамер мягко, но решительно уклонится от беседы. Потом понял, что ублюдок воспользуется очевидным шансом подмаслить человека, наверняка распоряжающегося выпивкой в ближайшие трое суток. Затем спросил себя, почему Хамер из кожи вон лезет, чтобы счет в их борьбе стал 2:0? Не для того же, чтобы показать дворецкому соотношение Хамера и Апплиарда – оно уже выявлено во всем блеске. Ради шофера? Что бы Хамер ни болтал об АПАРТЕИДЕ и все такое, сомнительно, чтобы какой-то негр показался ему человеком, у которого на руках козыри. Привычка? Или желание подчеркнуть высоту, с которой он спустился, чтобы сдержать обещание?
Конечно, любой, приезжая сюда, спускается с какой-то высоты. Внезапно появился город; вернее, они двигались по дороге в шесть рядов мимо кемпингов, бензоколонок, закусочных, похоронных бюро, клубов здоровья, коктейль-холдов, кондитерских и прочих заведений, немыслимых в Англии, как всем известно. Многоцветный неон нападал и обольщал с такой силой, что опровергал мнение, будто звуковая реклама вытеснила зрительную. СОТНИ ЯРДОВ ЭТОГО ЧТИВА хватит на много часов. Все это выглядело гнусно, и Ронни поклялся бы, что видел такое прежде как часть беспристрастного отчета об американской цивилизации. Они проехали синагогу в стиле ранчо, деловые районы, остались только жилые кварталы среди лужаек.
Хамер решил, что сделал достаточно, чтобы стакан его не пустовал. Он не знал, как трудно добиться у леди Болдок выпивки вне установленного времени – чтобы получить в этом случае немного бренди, требуется всестороннее обследование и надежное медицинское заключение о сердечном приступе. Теперь Хамер хотел выяснить кое-что у сидящего рядом юного пройдохи. Он не ответил на вопрос дворецкого о будущей роли ти-ви в образовании и прошептал:
– Слушайте, Ронни, мы через минуту, наверно, приедем – зачем эта баба меня пригласила?
– Я сказал вам все, что знаю. Она хочет, чтобы вы сделали свою передачу о толстосумах снова и вставили туда этого греческого засранца так, чтобы он знал, что обязан этим ей.
– Все равно не пойму, зачем мне приезжать в такую дыру из-за пятиминутного разговора, который можно великолепно провести в баре «Ритца» или в ее берлоге на Итон-сквер.
– Ей не важно, сколько стоит другим сделать то, что она хочет. И, кстати, вам это не стоит ничего, во всяком случае, деньгами. Не говорите только, что потратились на дорогу.
– И не мечтал сказать вам это, Рон. Но вы в игре!
Ронни засмеялся.
– Вы не знаете таких, как она, Билл, – сказал он, подчеркивая интонацией двусмысленность фразы и улучшая счет до 2:1. – Всю жизнь учится беречь свои деньги.
– Мм. И вся эта каша, только чтобы ошарашить Васи – как его там?
– Превзойти его. Стать звездой. Понимаете?
– Мм. Подозреваю нечто побольше. Как бы то ни было, с ее деньгами и делами в Европе и повсюду зачем ей тратить время на эту духовную пустыню? Судя по тому, что я вижу, это нечто вроде дождливого уик-энда в Уотфорде. Вы, вероятно, знаете, я – из Южной Англии и удеру, как только куплю билет на поезд, подняв такую пыль, что зада моего не увидите.
– Согласен. Но дело в том, что она ужасно богата лишь по нашим меркам, не по-настоящему несметно, как, скажем, Василикос. Я делаю вывод – я, пожалуй, делаю вывод, – сказал Ронни, подчеркивая свою способность ДЕЛАТЬ ВЫВОД, – что она выложила за акции такую кучу денег – у вас волосы стали бы дыбом. Умная баба, но твердолобая.
– Ну и что?
– Здесь она – королева. Много денег не получит, но все же что-то получит, а славы будет больше: Европа! Замужем за английским лордом! Понимаете, Билл?
Хамер, видимо, задумался. Наступали сумерки, оживляемые уличными фонарями, автомобильными фарами и прочими источниками света, стоявшими там и сям у домов, мимо которых авто проезжало. Дома постепенно становились выше и отступали от шоссе вглубь, и вдруг чуть ли не на горизонте показался дом, с виду губернаторский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Прости, что я расстроил твою мать.
– Она не расстроена, просто рассердилась. Молчи.
Трепещет, но напряжения нет. И трепещет не по-старому. Она коротко поцеловала его и вздохнула. Судорожно глотнула. Потом обвила себя его рукой и прижала ее к своей груди. Сделав это, затрепетала еще больше, но снова не так, как прежде, и не напрягаясь. Ронни хотел верить, но он мог только сомневаться. Все шло очень быстро и необыкновенно до заключительной фазы, которая была очень медленной и тоже необыкновенной. Потом Ронни обнаружил, что вспотел, как толстяк в турецкой бане, а дышит, словно пробежал в гору милю, спасаясь от разъяренного быка. Потребовалось минут сорок, чтобы тело успокоилось, и он был изумлен. Вспомнил, как боролся с собою, чтобы сделать это насколько мог быстрее и безболезненней для Симон, – подобно, скажем, короткой утренней прогулке по английскому лугу. Тогда почему?… Возможно, он стареет. Нет. Уж если что-нибудь чувствует, так вернувшуюся молодость. Словно в старые времена, в эпоху мисс Дженингхэм и ее сверстниц.
– Ну как? – спросил он, когда мог спросить. Хотел напомнить договор в Пустосе, но в последний миг удержался.
– О, Ронни, чудесно. Я хочу сказать, что сделала тебе приятно.
– А самой было приятно?
– В первый раз за все время это не было ужасно.
– Но нисколько не приятно?
– По-настоящему нет. Но я не против, и ты ведь тоже. Это было так не ужасно, что почти, почти потрясающе хорошо. И только подумай, Ронни. Если это совсем не ужасно, то когда-нибудь может понравиться, верно?
– Конечно. Должно! Теперь каждый раз будет все лучше и лучше. Увидишь.
– О, Ронни, я хочу спросить кое-что, пока не забыла. Почему ты сказал маме, что я не знаю, чего хочу?
– Да, меня это тоже заботит. Я, по правде, не знаю, почему сказал так, но мне казалось, что сказать нужно именно это. Плохо, когда говоришь банальности, верно? Ты ведь считаешь, что знаешь, что тебе надо?
– Спорю, что знаю. И всегда знала. Хорошего парня, чтобы весь был мой. Что может быть проще? Хотеть, конечно. Получить – другое дело.
– Ну, ты пыталась получить его чертовски глупым способом, нет?
– Я знаю, я знала все время, но другого пути не нашла. Я так боялась, что заметят, как меня страшит эта штука, и старалась казаться неистовой. Все равно как если продаешь очень надежную машину, то разъезжаешь туда и сюда, чтобы показать, какая она безопасная. Ну, так делают.
– Да, делают. Я хочу закурить.
– Давай. И ты знаешь, получилось. В каком-то смысле. Вот что забавно.
– Да? Что получилось?
– Ну, хочу сказать, никто не замечал. Что я считаю это ужасным. Пока не пришел ты, Ронни, разве не досадно, что люди должны заниматься сексом?
– Нет. Как бы то ни было, что ты хочешь сказать?
– Было бы куда легче, если б каждый занимался сексом сам, а потом можно было разговаривать и любить друг друга. Вроде еды. Еда ведь не та штука, которую нужно ДЕЛАТЬ кому-то.
Ронни опустил сигарету:
– Слушай, милая.
– О, милый! Да?
– Это все вздор. Верно?
– Да, должно быть.
– Потому что ты получила парня, и он весь твой. Надеюсь, он тебе нравится.
– О да, он чудесный. Но будет нелегко.
– Да, я знаю.
– Понимаешь, есть мама.
– Знаю.
III. Форт-Чарльз
РОННИ Апплиард стоял возле своей пары чемоданов в аэропорту «Форт-Чарльз», ища взглядом рыжего Дворецкого. Не было и следа его. Пять часов вечера – рановато для того, кто начал пить, даже для того, кто готов напиться и медлит выполнить намек сэра Сесиля: «Ээ, вы бы, ээ». Вряд ли сэр Сесиль или еще кто-нибудь из Малакоса ожидались здесь сейчас или через полгода, разве что они сопровождают леди Болдок в поездках почти без отдыха, чтобы у леди всегда под рукой были толстосумы. Но и Симон не видать. Это было естественно и немного зловеще.
Рядом дюжина белых садились в «лимузин» – длинный автомобиль, хитро отталкивающий всякую мысль о выродившейся модели омнибуса. Раскрашенные, как игрушки, машины заполнялись и отъезжали. Несколько пожилых пар, прибывших сюда ради Дня благодарения, как, в сущности, сам Ронни, в сопровождении своих несчастных отпрысков ковыляли к стоянке. За ними следовали чудовищно нагруженные негры-носильщики. Трое из них поравнялись с Ронни, дружно повернулись и поглядели. Казалось, они, уверенные, что он не черный, сомневались, какого же он цвета. Зеленого, наверно. В прыжке через океан тошнотворнее всего была реакция стюардессы, узнавшей, что он, как она и догадывалась, Ронни Апплиард. Она спросила, знает ли он Билла Хамера. Но некоторое время назад, когда пересекали горы, была гнусная болтанка, а капитан еще больше напугал пассажиров, заявив, что все нормально.
Ронни почти болезненно переносил вопросы о Хамере, ублюдок стал уже частью его жизни. Хотя не совсем. Пришлось подавить стон, увидев Хамера самого в сопровождении носильщика. Он уверенно вынырнул из вращающейся двери, огляделся, увидел Ронни, дружески улыбнулся и зашагал навстречу. Ронни кивал, махал рукой, улыбался в ответ и пережевывал воспоминание о том, как осчастливил стюардессу, сказав, что встречает Хамера в Кеннеди и летит с ним на Юг, но она огорчилась, узнав, что расписание не позволит и взглянуть на него.
– В порядке? – спросил Ронни.
– Именно. Чемодан чуть не заслали в Нэшвил.
– Где это?
– Нэшвил… Господи, не знаю. Флорида, Миссури или еще где-то.
– Нэшвил – это в Теннесса, сэр, – сказал носильщик.
– Без сомнения, дружище, – сказал Хамер, недоплачивая ему с шиком богача, – без сомнения. А как насчет транспорта?
– Взять вам машину, сэр?
– Нет, нет. Все. По крайней мере надеюсь. Ронни, вы говорили…
– Он будет здесь.
Через пять минут «он» был, с ним шофер-негр в сиреневых перчатках. Сам дворецкий был в тартановой, удивительно скромной куртке, ее клетки и полосы терялись в синем пуху, не ослепляя наблюдателя. Он сорвал попытку Ронни показать, какие они старые друзья, бурно приветствуя Хамера и сказав, как наслаждается его передачами, когда удается посмотреть. Плохое предзнаменование! Ронни слышал, что недалеко отсюда южане понесли одно из ужасных поражений в Гражданской войне, и чувствовал, что обречен идти по их стопам.
Ронни и Хамер уселись сзади в черном «ягуаре», как некогда в смиренном «гауке» в вечер приема у Райхенбергеров. Три месяца прошло; казалось, не очень много, но сам вечер представлялся ужасно далеким. Ронни подсчитал, что после встречи с мисс Квик проделал больше десяти тысяч миль. Если идти очень быстро, двадцать четыре часа в сутки, на это и уйдет как раз три месяца. Время от времени он так и чувствовал. Сейчас тоже. Бросить передачу дважды с коротким уведомлением было не только жестоко по отношению к бородатому вельветовому Эрику, но и означало кучу настоящей работы для головы и для ног. Что он найдет в итоге своей поездки – другой вопрос.
Ронни гадал, сколько придется ждать, пока удастся это выяснить. Оставив аэропорт, машины взобрались на великолепное шоссе, по которому неслись бесчисленные авто к Мексиканскому заливу. Остановка в пути казалась маловероятной. Зданий не было видно. Только зелень, рекламные щиты, немного деревьев и в отдалении огромные выпуклые конструкции из белого металла инопланетного вида.
– Громадная страна, – сказал Хамер. – Слушайте, скоро ли я смогу отсюда смыться?
– Не знаю. Я – в воскресенье утром.
– Мне надо быть в Нью-Йорке в субботу, чтобы наладить эту штуку – «Марго и Руди».
– Я думал, вы сделали это вчера.
– Только часть. Тут, понимаете, не Би-би-си, или Редфузион, или старая L.C.M. Великое Американское Телевидение все пытается ухватить то, что у нас было десять лет назад, гадает, что делать с принципом «реакция – кадр» и прочим. Много с ними работали, Ронни?
– Нет, не очень.
– Счастливчик. Я, во всяком случае, постарался сделать, что мог, а то бы сюда не приехал.
– Да, так вы говорили. Когда вы это используете?
– Смотря как пойдет. Что вы думаете?
– О чем?
– Ну, я не могу сказать, что разбираюсь по-настоящему в НИХ, не знаю, с какого бока подойти к НИМ. Я уж думал, может быть, вы…
– Я ни с кем из них никогда не встречался.
– А-а. Сколько еще этой чертовой езды, по-вашему?
– Мы въедем в город через минуту, сэр, – сказал дворецкий, повернувшись на сиденье настолько, что казалось, будто он, как ребенок, стоит на коленках. – Будет центр, а за ним всего две мили. Можно, мистер Хамер, если вы не против, спросить вас, какие главные технические проблемы у лица, ответственного за телепрограмму вроде вашей?
Хамер прищурился:
– Вы имеете в виду подготовку к передаче или во время передачи?
Ронни не слушал. Несколько секунд он ожидал, что Хамер мягко, но решительно уклонится от беседы. Потом понял, что ублюдок воспользуется очевидным шансом подмаслить человека, наверняка распоряжающегося выпивкой в ближайшие трое суток. Затем спросил себя, почему Хамер из кожи вон лезет, чтобы счет в их борьбе стал 2:0? Не для того же, чтобы показать дворецкому соотношение Хамера и Апплиарда – оно уже выявлено во всем блеске. Ради шофера? Что бы Хамер ни болтал об АПАРТЕИДЕ и все такое, сомнительно, чтобы какой-то негр показался ему человеком, у которого на руках козыри. Привычка? Или желание подчеркнуть высоту, с которой он спустился, чтобы сдержать обещание?
Конечно, любой, приезжая сюда, спускается с какой-то высоты. Внезапно появился город; вернее, они двигались по дороге в шесть рядов мимо кемпингов, бензоколонок, закусочных, похоронных бюро, клубов здоровья, коктейль-холдов, кондитерских и прочих заведений, немыслимых в Англии, как всем известно. Многоцветный неон нападал и обольщал с такой силой, что опровергал мнение, будто звуковая реклама вытеснила зрительную. СОТНИ ЯРДОВ ЭТОГО ЧТИВА хватит на много часов. Все это выглядело гнусно, и Ронни поклялся бы, что видел такое прежде как часть беспристрастного отчета об американской цивилизации. Они проехали синагогу в стиле ранчо, деловые районы, остались только жилые кварталы среди лужаек.
Хамер решил, что сделал достаточно, чтобы стакан его не пустовал. Он не знал, как трудно добиться у леди Болдок выпивки вне установленного времени – чтобы получить в этом случае немного бренди, требуется всестороннее обследование и надежное медицинское заключение о сердечном приступе. Теперь Хамер хотел выяснить кое-что у сидящего рядом юного пройдохи. Он не ответил на вопрос дворецкого о будущей роли ти-ви в образовании и прошептал:
– Слушайте, Ронни, мы через минуту, наверно, приедем – зачем эта баба меня пригласила?
– Я сказал вам все, что знаю. Она хочет, чтобы вы сделали свою передачу о толстосумах снова и вставили туда этого греческого засранца так, чтобы он знал, что обязан этим ей.
– Все равно не пойму, зачем мне приезжать в такую дыру из-за пятиминутного разговора, который можно великолепно провести в баре «Ритца» или в ее берлоге на Итон-сквер.
– Ей не важно, сколько стоит другим сделать то, что она хочет. И, кстати, вам это не стоит ничего, во всяком случае, деньгами. Не говорите только, что потратились на дорогу.
– И не мечтал сказать вам это, Рон. Но вы в игре!
Ронни засмеялся.
– Вы не знаете таких, как она, Билл, – сказал он, подчеркивая интонацией двусмысленность фразы и улучшая счет до 2:1. – Всю жизнь учится беречь свои деньги.
– Мм. И вся эта каша, только чтобы ошарашить Васи – как его там?
– Превзойти его. Стать звездой. Понимаете?
– Мм. Подозреваю нечто побольше. Как бы то ни было, с ее деньгами и делами в Европе и повсюду зачем ей тратить время на эту духовную пустыню? Судя по тому, что я вижу, это нечто вроде дождливого уик-энда в Уотфорде. Вы, вероятно, знаете, я – из Южной Англии и удеру, как только куплю билет на поезд, подняв такую пыль, что зада моего не увидите.
– Согласен. Но дело в том, что она ужасно богата лишь по нашим меркам, не по-настоящему несметно, как, скажем, Василикос. Я делаю вывод – я, пожалуй, делаю вывод, – сказал Ронни, подчеркивая свою способность ДЕЛАТЬ ВЫВОД, – что она выложила за акции такую кучу денег – у вас волосы стали бы дыбом. Умная баба, но твердолобая.
– Ну и что?
– Здесь она – королева. Много денег не получит, но все же что-то получит, а славы будет больше: Европа! Замужем за английским лордом! Понимаете, Билл?
Хамер, видимо, задумался. Наступали сумерки, оживляемые уличными фонарями, автомобильными фарами и прочими источниками света, стоявшими там и сям у домов, мимо которых авто проезжало. Дома постепенно становились выше и отступали от шоссе вглубь, и вдруг чуть ли не на горизонте показался дом, с виду губернаторский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27