Только один раз я решилась протянуть к нему свой корень, коснуться узловатой сухой коры, провести по многовековым листьям, которые он не сбрасывал с того самого дня, когда первый человек встал на землю Ци-Шимы. Но я так и не осмелилась врасти, Фло. Не решилась заговорить с ним. Наверное, мне было страшно – что он мог сказать такой, как я? Умеют ли деревья плевать в лицо?
Три дня назад я отправила полковнику свой последний, семьдесят четвертый отчет. Два с половиной месяца я вымучивала эти ежедневные рапорты, бесконечно взвешивая каждое слово. Где-то врала, где-то умалчивала, где-то писала правду, пытаясь не предать ни «своих» де-юре, ни «своих» де-факто. Но в какой-то момент я сломалась. Не было никаких размышлений, взвешиваний и вычисление последствий, никаких хождений взад-вперед и попыток понять. Я просто не смогла его написать. До смерти устала от всего этого. Было пусто и как-то легко, словно все наконец решилось и я увидела свою дорогу из желтого кирпича. Осталось только идти вперед по этим кирпичикам: обвинение, дезертирство, депортация, трибунал… От, до, без права… Но ведь когда-нибудь это все равно кончится.
Феникс не отвечал. Ни по официальным каналам, ни по внутренним. Глухое молчание. Развязки нужно ждать со дня на день. Я и ждала – почти с нетерпением. Чертовски соскучилась по определенности.
Я отправилась к Рассветной Веранде. Оставшиеся до восхода пять часов я решила провести там. Присев на залитый водой пол, я уставилась в темное небо. Звезд не было.
Последнее время я стала мерзнуть. То и дело вздрагивать от холода. На горячей Ци-Шиме, во дворце, где нет сквозняков, на веранде, защищенной от ветра. Мои скрещенные ноги омывал кипяток, я ежилась от холода.
Спустя час, а может, больше, я услышала ее шаги за спиной. Она не пряталась, медленно шлепала по воде к краю. Потом легла в воду, свесив голову вниз, будто пытаясь разглядеть дно этого семисотметрового бокала с темнотой.
Оми поднялась, аккуратно отжала вымокший топ и присела рядом, так же внимательно вглядываясь в непроницаемую тьму. Она достала из кармана мундштук, включила и затянулась. Выпустила тяжелый золотистый дым, и он, словно облако пыльцы, полетел вперед, пока не коснулся воды и не растворился в ней без следа. Принцесса передала мундштук мне. Я так и не сообразила, как они уменьшили кальян до палочки размером с палец, – не то это миниатюрный синтезатор смеси, не то дело в микротелепортах, перебрасывающих дым откуда-нибудь еще, как обычно перебрасывают данные, пучки электронов или фотонов. Не знаю…
Дым был тяжелым и сильно сушил горло, и все же я сделала три глубоких затяжки, прежде чем вернуть Оми мундштук. Она отмахнулась и достала из кармана еще один.
– Не думала, что ты отправишься ночью на Рассветную Веранду.
Что поделаешь, Оми? У вас есть места для встречи нового дня, места для размышлений, для расслабленного отдохновения, для проникновенного созерцания, есть мосты озарений и галереи возвышенных воспоминаний, есть сады для поминания предков, есть высокие синие башни вдохновленного творчества, есть темные сырые казематы для закалки духа и разговоров с собой. Есть вознесенные в небо поляны для переполнения бесконечностью космоса и ледяные стены для напоминания о неизбежном – то, что было кипящей волной, когда-нибудь станет вечным льдом, который не тает даже над озером лавы. У вас есть вулканы для прощания с ушедшими есть дорожки твердого воздуха для избавления от лишних мыслей… Но у вас нет Балкона Предателей, Флигеля Лжецов Беседки Злоупотребивших Гостеприимством. Нет Залы Никчемных Самокопаний. Поэтому я здесь – жду рассвет, который наступит нескоро.
– Вы зря прекратили посылать рапорты, майор Сильветти… Не думаю, что они бы правильно это поняли.
Я вздрогнула. Глупо было верить, что Ци не сможет перехватить связь. Глупо верить, что принцесса не просчитала все дальнейшие действия Феникса, как только решила нанять меня на работу. Глупо, но я верила.
– Плевать.
Из меня и впрямь получился никчемный шпион – даже хуже чем хранительница рода или телохранитель принцессы. Наверное, чаевница, которая на дух не переносит чай, – самое удачное мое амплуа.
– Мы решили дать вам время подумать, майор. Эти три дня рапорты за вас отправлял Ци.
Я усмехнулась. Сделала очередную затяжку, потом наклонилась к самой воде и выдохнула дым. Он поплыл над ней густым туманом, устремляясь к краю, и, влекомый потоком, сорвался вниз вместе с ним.
– Как вам будет угодно, принцесса.
– Я же просила…
– А зачем ты швыряешься в меня этим нелепым «майором»? Думаешь, мне…
– Чтобы ты не забывала, кто ты.
– Тогда зови меня Вандой.
Подул прохладный ветер, неизвестно как прорвавшийся через поле.
– Зачем тебе все это было нужно, Оми? Ты ведь и взяла меня сюда, чтобы Феникс получил эти отчеты. Сколько в них моего вранья – сколько вашего?
– Как грубо… Если думаешь, что нам с тигренком больше нечем заняться, кроме как разыгрывать спектакли перед собственными шпиками и кормить дезой огненных птичек… Вот же чушь.
– Тогда зачем это? Зачем вам утечка информации?
Она рассмеялась.
– Да какой информации – сколько раз в день я мою руки? Что надеваю к бирюзовым туфлям? Кто подбирает по дворцу шерсть нашей старой кошки? Что? Нам не жалко, а Фениксу так спокойнее. А чем спокойнее птички, тем спокойнее нам. Мысль о том, что их шпион свободно разгуливает по цитадели врага, греет им душу, а теплые они не так опасны.
– Думаешь, они долго будут кормиться моей чепухой? Пока они не принуждали меня к рискованным вылазкам, но их терпение может закончиться.
– И что? Ванда, не думай, что за твоей спиной мы проводим заседания какого-нибудь Серого Совета, плетем паутину интриг, закусив язык, рисуем планы вторжения, запивая тягучую ненависть кровью имперских младенцев. Все два грамма наших Страшных Секретов спрятаны где-то на кончике кошачьего хвоста – и я знаю о них не больше, чем ты. Я и не стремлюсь дергать тигра за хвост, мне это не интересно.
Оми легла на спину, положив голову мне на колени. Белые волосы свесились в воду, и поток играл ими, словно колышущимися на ветру колосками. Она повернула голову, выдыхая в сторону очередное облако золотой пыльцы, потом заворочалась, пуская круги по бегущей воде. Ее ровное дыхание щекотало мне живот.
– Ванда, не думай, что я позвала тебя сюда только для того, чтобы дать Фениксу поклевать успокоительного.
Я попыталась выпустить кольцо, но ничего не вышло – дым выплыл изо рта расплывающимся ворохом грязного белья. Сколько всего ты не сказала мне, Оми? Сколько мы обе не говорили друг другу?
– Ты думала, что будет с твоей планетой, если мутация обнаружится?
Я пожала плечами.
– Феникс давно в курсе. Но только высшие чины знают, что это правда. Остальные слышали об этом на уровне неподтвержденных слухов. Они не верят. Разведка не допустит утечки информации, но если кто-то решит улететь с Флоры, пройдет генный анализ, делу дадут ход раньше, чем это заметит Феникс… Если информация дойдет до открытых источников, а официальное опровержение запоздает или не даст результатов… Толпа не любит мутантов, благородные граждане Империи не захотят иметь под боком планету непонятных существ, способных убить их прикосновением белого корешка. И им плевать, что человек и без всяких мутаций способен на то же самое, их испугает то, что их убьют не «нормально» – металлом, плазмой, сверхгравитацией, а так «ужасно» – коснувшись какой-то непонятной дрянью, вырастающей прямо из тела. Геноцид, митинги, открытые письма Совету… Гадко будет.
– Если я предложу протекторат, ты сможешь договориться с остальными?
– Им плевать – что они будут в составе Империи, что примкнут к Красному Миру. У нас люди не рвутся к звездам и не интересуются тем, что происходит не на Флоре.
– Так ты сможешь?
– Да. Зачем тебе это, Оми?
– Ты прекрасно показала, что дети сангре – отличные ребята. Почему не принять в семью целую планету отличных ребят?
– Хочешь пополнить оранжерею?
– Ванда, чем я дала тебе повод?..
Я замолчала. Нечаянно дохнула дымом ей в лицо, и принцесса зажмурилась.
– Ты дашь протекторат Флоре?
– Как только появится возможность – да. До коронации еще восемь лет – вряд ли что-то получится сделать раньше.
Она затянулась последний раз и выбросила мундштук вниз.
– Все лишнее – вон…
Я всматривалась в темноту. До боли. Притворно пытаясь что-то разглядеть. Или наоборот – изо всех сил стараясь не видеть чего-то.
– Оми, если бы я не бросила писать рапорты, ты бы так ни черта бы мне и не рассказала? Я два с половиной месяца схожу с ума…
Она села, обернулась ко мне, потом придвинулась вплотную. Я смотрела на миниатюрные волны, натыкающиеся на ее тонкие пальцы. Ее лицо было совсем близко.
– Прости… Вот за это – прости.
Я всхлипнула.
– Ты…
Она молчала, а меня трясло все больше. Сорвалась. От простенькой мысли сорвалась – что больше не надо врать. Что нет никакого Балкона Предателей, не было никогда, и меня там не будет. Я так и твердила это про себя: «Не дождетесь меня там», раскачивалась взад-вперед, как мелкий маятник…
– Простишь?
Куда я денусь? Пальцы дрожали, мундштук упал в воду и его поволокло к краю. Я губы кусала – все пыталась сдержаться, но знаешь, Фло, ничего не вышло. Захлестнуло и поволокло к краю… В общем, не буду врать, что решилась, – черта с два я решилась. Просто как-то качнуло меня вперед… Думала, она выскользнет, но она только отшатнулась немного, задержала дыхание. И глаза… словно витражи разбились – перестали в них мелькать эти кадры следующих секунд. Наверное, единственное мгновение во всей ее жизни, когда она растерялась, упала в «здесь и сейчас». И я попыталась снова – не спрашивай, как мне хватило наглости. Просто сделала и все. Она не шелохнулась. Секунда, две, три… они лопались прямо на языке. А потом она ответила. Робко, поначалу – робко. Я нашла в воде ее ладонь, сжала, будто боялась потерять ее в темноте.
Все вышло так скомканно, сорванная одежда, поцелуи, лопающиеся, как хрустальные вазы, звонко и влажно. Помню мелкие волны, разбегающиеся от пальцев. Помню, как вдруг перестала дрожать, считала ожоги от ее губ на своих плечах. И когда вспоминаю сейчас – кожа вспыхивает снова, словно на плечи падают мягкие угольки.
Знаешь, каково это, когда вся ты – только кончик языка и горячие подушечки пальцев, но на них можно удержать весь мир, одним нежным касанием, как подтолкнуть в небо воздушный шарик или отпустить птиц – они срываются с кончиков пальцев сотнями, каждое мгновение, а ты слышишь шепот их крыльев…
Я выпустила корни прямо в ее ладонь, опрокинула ее, потянулась под кожей, пробираясь все дальше и дальше, пока не услышала, как бьется ее сердце – так явно, будто оно билось в моей груди. Чувствовать, как пульсирует ее кровь, как напрягаются мышцы, от тех волн, что ты пускаешь по ее телу, – каково это, Фло, ты знаешь? А потом… словно вода рывком затопляет веранду, поднимается все выше – живот, потом грудь и вот уже обжигает шею и мочки ушей, потом вспыхивают щеки, и ты никак не можешь надышаться, понимая, что через мгновенье эта волна захлестнет тебя с головой.
Наверное, Фло, я пропала, когда впервые посмотрела в эти глаза. Весь океан Ци-Шимы – он там. Поэтому всегда чуточку страшно – смотреться в этот ультрамарин. Вся бесконечная вселенная выглядит фальшивой абстракцией, ярмарочной мишурой по сравнению с ними, с настоящей бесконечностью. Становится не по себе и хочется поскорее забраться в скафандр, а лучше взять парусник и нырнуть туда, в эти глаза, ведь там не меньше сотни галактик, мириады миров, главное – набраться терпения и долететь до них. Там живут люди, за тонкой блестящей пленкой, за занавесом радужки, за отражением твоего собственного испуганного лица – они там. Миллиарды похожих и непохожих на нас, но все они неизменно прекрасны и мудры, и в это тоже безоговорочно веришь, смотришь в ее глаза, дрожишь на пороге синей бесконечности, плачешь, да, похоже, плачешь… И это почему-то хорошо. Главное зажмуриться посильнее и прижаться к ее плечу.
Кажется, я наконец доплела тот венок, Наставник. Четыре года. Такой огромный, что его можно надеть на солнце. И, пожалуй, я не буду начинать новый.
> Resume playback from the last scene
Яхту повел Эммади. Аарх так и не пришел в сознание, поэтому мы просто перенесли его на корабль и уложили в одной из кают.
Мы с Вандой уселись за деактивированные до поры до времени боевые пульты рубки, я бестолково покрутил отключенный рычажок наводки, потом активировал свой пульт, подключился к левому пульсару и стал выстраивать траектории выстрела. Взял на «мушку» удаляющуюся Итту и сказал: «Кх-х-х».
Пульсары, правда, стреляют бесшумно, но меня все это до дикости раздражало. Куда делась вся романтика? Кораблики идеальной геометрической формы, цивилизованные и скучные пираты, «паруса» из силовых полей, ветер, который нельзя почувствовать, пушки, которые стреляют бесшумно, мечи, которые тушат звезды, – для меня и моего сказочного происхождения все это было перчаткой в лицо… Дуэлей тут, кстати, тоже нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54