Весьма скоро я сбилась со счету, пытаясь понять, сколько залов, анфилад, балконов и апартаментов мы осмотрели. Обстановка везде была до дикости непривычной – нигде ни кусочка пластика, никаких терминалов, вся мебель максимально простая и никаких кричащих цветов, никаких вычурных орнаментов. Все это казалось огромной хижиной, построенной в лесу… Из леса. Но при этом – не срубая и не трогая ни одного дерева, ни одной травинки, просто выплетая из дикой природы то, что тебе нужно. Посреди первого церемониального зала стоял небольшой вулкан. Он слабо дымился, и его красный дым утекал в очередной мерцающий портал под потолком. Я думала, что вулкан потухший, но провожатый объяснил, что он вполне действующий, просто поле, сдерживающее лаву, отключают только во время коронации – должно быть, чертовски красиво. Хотя и кажется очередным безумием.
Мы прошли еще несколько узких каменных коридоров, напоминавших дно ущелья. Стены сходились на умопомрачительной высоте, так что потолка я так и не разглядела. Когда посреди коридора мы встретили какое-то суховатое, но все еще живое дерево, я даже не удивилась. Здесь у каждой детали была своя история и легенда, связанная с ней, – дерево звали Раучи. Его плоды в знак доверия планеты колонисты вкусили первыми. Легенда рассказывает, что дерево само протянуло плод капитану. Тот принял его с поклоном, насытился, а потом трое суток истязал себя тяжелыми тренировками под сенью Раучи, пока почва не впитала всю влагу его тела – так он отплатил за дар древа. А когда капитан свалился без сил в объятие могучих корней, океан послал самую высокую волну, которая захлестнула берег и луг, где рос Раучи. Потом волна отступила, унося с собой капитана. На закате он вышел из моря обратно к своим людям, и они увидели, что он больше не испытывает жажды и совсем не изможден. А кипящие волны больше не обжигают его кожу – именно от него и пошел род ци-шиманцев, которые были в родстве с океаном, впоследствии передавших всему народу благословение древней планеты… Я выслушала с десяток подобных легенд по поводу Холодной Стены – пласта нетающего льда, заменявшего одну из стен третьего церемониального зала, и по поводу Горы Прощаний – вулкана, в который они бросают тела умерших, вместе с дорогими им вещами, которые вмещают части их души. Легенды сопровождали практически каждую деталь, которую мы встречали. Дворец одновременно был и музеем всего Красного Мира, объясняющим суть этого народа.
Из всего этого сумасшедшего калейдоскопа мне больше всего запомнился Раучи и Сад Перерождений – наверное, потому, что это было мне ближе всего. Садом Перерождений называлась одна из стен дворца, напоминавшая грань пирамиды – ее широкие «ступени» были полностью засажены насуцзимой – изящными деревьями с тонкими стволами и ветвистой кроной, которая спускалась до самой земли, делая каждое дерево похожим на полукруглую хижину или на столик, накрытый ажурной скатертью. Молодые ветки были желто-зелеными, а старые, отмершие – тускло-белыми, словно дерево когда-то горело. Это было очень красиво – кружевные белые скорлупки с венчиком нежных зеленых веток. Мелкие плоды, больше напоминавшие ягоды, росли на отдельных ветках, расходящихся от ствола раньше, чем остальная крона. Эти ветви были мягкими и очень хрупкими – похоже, купол предназначался именно для защиты этих недотрог от крупных травоядных. Оказалось – не только. Проводник сказал, что в период цветения белые, внешние ветки заращивают все отверстия в куполе тонкой мутноватой пленкой, напоминающей папирус, но гораздо более гибкой – таким образом они защищают ломкие ветви от ветра и создают естественный парник для вызревания плода. Меня это восхитило. Я дотронулась кончиками пальцев до одной из внешних ветвей и пустила пару корней – но ветка хранила молчание. Это не была совсем отмершая ткань, но она будто спала, погруженная в анабиоз до периода цветения, когда нужно будет протягивать защитную пленку. Скорее всего, я бы узнала побольше, если бы дотянулась корнем до ствола или внутренних ветвей – но до них было слишком далеко, чтобы сделать это незаметно.
Проводник провел меня по всей верхней ступени сада – она простиралась на две сотни метров в длину и на сотню в ширину – потом подвел меня к краю, и я посмотрела вниз. Голова тут же закружилась. От ближайшей ступени нас отделял десяток метров, а за ней была видна следующая, за ней – еще одна – и эта огромная лестница шла до самой земли. С каждым шагом ступени становились все длиннее, и последняя, лежащая у основания этой гигантской трапеции, растянулась где-то на километр. Остальные стены дворца были почти отвесными, поэтому этот пологий спуск делал дворец похожим на стройную фигуру, закутанную в развевающийся на ветру плащ.
Огромная лестница была усеяна белоснежными шатрами насуцзимы, над которыми, как зеленые факелы, раскачивались на ветру гибкие молодые ветки, еще не опустившиеся к земле. Они «поклонятся» и побелеют уже через несколько лет, а их место займет новая поросль.
Проводник объяснил, что каждый такой шатер принадлежит определенному роду – мы как раз проходили мимо огромного разросшегося купола семьи Властителей, восходившей к тому самому капитану, что первым принял дарственный плод Раучи. Дерево было гораздо крупнее и древнее остальных, а пробелов в шатре его кроны почти не осталось – так плотно свисали могучие внешние ветви. На них еще были видны обрывки старой пленки, оставшейся с периода цветения. Как сказал проводник, каждая высокородная семья Ци-Шимы имеет свое дерево на этом склоне, и чем древнее их род, тем выше растет их насуцзима. По традиции, когда рождается ребенок, его приносят сюда, в Сад Перерождений. Родители входят с ним в фамильный шатер и срывают один из плодов. Его соком они выводят на теле младенца иероглифы, а последнюю каплю ребенок должен выпить. Каждый цветок соответствует своему предку и когда ребенок проглатывает последнюю каплю плода, к нему переходит душа его предка. Таким образом, род живет вечно, принимая к себе дочерей и отдавая своих другим семьям. Проводник также заметил, что число плодов всегда соответствует количеству доселе невоплощенных в новом перерождении умерших предков, а к моменту рождения ребенка один из них созревает раньше – так дерево само определяет, кому отправиться обратно под красное небо первым. Когда я вслух поразмышляла над тем, что процессы формирования завязи можно ускорять и замедлять с помощью определенных препаратов, а «лишние» плоды вовремя убирать, проводник лишь улыбнулся и предложил продолжить экскурсию по верхним этажам дворца.
Пока мы шли до Рассветной Веранды, я рассказала своему проводнику легенду о Тайном, которого выращивает цветок крови, собирая новую ДНК из пролитой на него крови всех членов рода. О своей причастности к этой истории я, правда, не упомянула. Проводник был восхищен культурой Флоры – по крайней мере, это все, что можно было вычленить из его витиеватого ответа. Но, как я уже сказала, эти люди редко говорят то, что думают.
Рассветная Веранда представляла собой полукруглую площадку, висящую на высоте семисот метров. Голубоватый пол искрился под сантиметровым слоем воды, которая срывалась с края площадки сверкающим водопадом. Веранда была абсолютно открытой, перил не было. Рассветной она называлась потому, что выходила на восток, и с нее предписывалось наблюдать восход солнца, сидя в горячей воде, «омывающей тело и уносящей невзгоды и горести прошедших суток для свершений нового дня». Как я поняла, от бушующего ветра и разреженного воздуха нас спасало силовое поле. Это еще один повод убедиться в превосходстве их технологий – поле было абсолютно невидимым и нисколько не искажало открывающийся пейзаж. У меня возникли подозрения, не ретранслируется ли пейзаж голограммой. Я подошла к краю – и бросила вниз батарейку анализатора. Мне удалось проследить за ее полетом: если это и была голограмма, то интерактивная – она экстраполировала полет нового объекта. Если это и впрямь поле, то оно никак не повлияло ни на глиссаду, ни на скорость полета, что поразило меня еще больше. Я не удержалась и спросила проводника, используются ли вообще голограммы для украшения, как элемент обстановки и прочее. Он лишь улыбнулся и ответил, что иллюзия красоты порождает лишь иллюзию восхищения.
Еще раз посмотрев вниз, я полюбовалась, как разбивается, пролетев больше семи сотен метров, искристый водопад, омывающий мои ноги. Повернувшись к проводнику, я спросила, какая легенда связана с этим водопадом. Он на секунду замешкался и ответил, что никакой. Потом он пожал плечами и произнес это твое «для красоты», Фло. Он вообще здорово напомнил мне тебя.
Мы вошли в узкий коридор, и проводник попросил взять его за руку. Света становилось все меньше и меньше, пока мы не оказались в полной темноте. После нескольких поворотов коридор снова стал светлеть, и мы наконец вышли в одну из тех огромных галерей с высоченными потолками. Когда я узнала дверь, ведущую в зал с Холодной Стеной – сердцевиной древнейшего ледника – я поняла, что мы каким-то образом переместились обратно на нижние этажи дворца. Значит, в темном коридоре был портал, но я даже не заметила момент перехода. Ни привычного мерцания, ни секундного ощущения невесомости, ни пересохшего горла – честно говоря, мне стало жутковато. Технология не страшнее сломанного ногтя, но только до тех пор, пока ты понимаешь принципы ее работы. Телепортация, которую нельзя ощутить, казалась чем-то вроде магии. Но раз в коридоре было темно, значит, свет каким-то образом разоблачил бы телепортационный колодец – это меня успокоило.
Повернув в перпендикулярный коридор, мы впервые за всю экскурсию наткнулись на обитателей дворца. Да еще на каких – процессия из семи ци-шиманцев что-то выкрикивала на своем языке белокурой девушке, сидящей на спине огромного белого тигра. Того самого, что сказал мне «мяу». Зверь приковал мое внимание надолго – я не допускала мысли о существовании таких чудовищ на обитаемых планетах. Всех крупных хищников, способных причинить вред человеку, обычно запирали в резервациях и заповедниках, часть – возили по Империи на кораблях-зоопарках. Но жирной пятиметровой кошки я не встречала даже там. Я вздрогнула, когда ее кудлатая голова повернулась в мою сторону и зевнула. В эту пасть можно было усесться, как в кресло, вот только огромные зубы отбивали всякое желание это делать.
Тигр двинулся по коридору в нашу сторону, и голосистая процессия кинулась за ним. Тигр на секунду остановился, и все крикуны замолчали как по команде. Блестящий трехметровый хвост нервно дернулся, смахнув на пол одну из стоящих вдоль стены огромных фарфоровых ваз. Повисла тишина, только металось где-то в вышине эхо грохота бьющегося фарфора. Потом лидер процессии медленно подошел к вазе, смиренно собрал все черепки и вместе со своими людьми засеменил прочь. Когда они скрылись за поворотом, девушка оторвалась от заплетания косичек на загривке своего транспортного средства и тихо произнесла:
– Эту вазу уже не склеить… Хотя это лишь отразило реальное положение вещей. Ваза их рода в Галерее Преданных – символ нашего терпения, но не их поддержки.
Она съехала с его спины, и тигр сноровисто подставил переднюю лапу, чтобы не дать ей упасть. Девушка ловко приземлилась и подошла к нам.
– Ты кто?
Я попыталась выстроить какую-нибудь церемониальную фразу, которые здесь так ценятся, но девушка замотала головой.
– Нет, стой, сама догадаюсь.
Она прищурилась.
– Ну, то, что ты из Империи, из той комиссии, – это самая сложная часть загадки, но мы с ней справились. Что дальше? Не с Иолы, вижу. Дурацкий их загар… Ни татуировок, ни украшений – первый пояс отпадает. Окраины. Второй, третий? Не с ресурсных – иначе была бы вся дохлая от нехватки солнца. Да и кожа от скафандра шелушится… Значит, больше 500 по Шимеру – что у нас там во втором поясе?.. Ну-ка, покажи уши.
Я, ошарашенная, послушно откинула назад волосы и повернулась к ней в профиль.
– Не с Фетры, вижу. Видела их уши – у них там атмосфера бушует, акустика – кошмар, вот и ходят все с локаторами, кто коренной. Зато семьсот по Шимеру – дурацкая же система оценки, скажи? Солнце у вас не жесткое, кожа… Дай руку.
Я на секунду замешкалась, выбирая, какую руку ей подать, словно боялась, что она ее откусит. В конце концов протянула левую, настороженно следя за действиями девушки. Та пробежалась тонкими горячими пальцами по ладони, всмотрелась в рисунок линий, будто хотела нагадать мне что-нибудь, потом ее пальцы сомкнулись на запястье и задержались, высчитывая пульс, потом она закатала рукав моей куртки и бросила взгляд на еле заметную сетку вен. Затем она чиркнула ногтем по моей коже, внимательно глядя мне в глаза. Я моргнула. Девушка расслабленно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54