Он отшвырнул вилку в сторону, и она зазвенела где-то в темноте. – Держи ее, Серый!
Лариса не успела рассмотреть Серого. Он был медленнее ее – выиграв секунду, Лариса выдернула кол из-под куртки, сдернув полоски скотча, и ткнула им врага, куда пришлось.
Привилось – в живот. Кол вошел легко, как в скисшее тесто. Тварь издала утробный рык, грохнулась навзничь и забилась, пытаясь выдернуть деревяшку, но не в силах это сделать. Из ее разинутой пасти фонтаном хлестала черная кровь, воняющая дохлым псом. Лариса ухватилась за второй кол, перехватила его поудобнее, как пику или копье – ив этот момент поняла, что силы весьма неравны.
Темные тени вышли из всех углов. Их было, по меньшей мере, десять – мертвых мужиков, одетых, как одеваются живые бандиты, с жадным красным огнем в прищуренных глазках. Душная вонь старой падали сделалась нестерпимой.
– Только не покалечьте! – хрипел охранник, зажимая истекающее гноем горло дымящейся лапищей. – Босс башки поотрывает!
Лариса рассмеялась, занеся кол, как нож.
– Вот круто! Вам нельзя меня калечить, а мне вас – можно!
– Не рыпайся, девочка, – прогнусил голос, опознанный, как голос главного менеджера. – Все равно никуда не денешься.
– Конечно, не денусь, – Лариса сделала шаг – тень менеджера отступила назад. – Так иди сюда, чего ж ты?
Мертвец, стоящий в стороне, внезапно ринулся на Ларису. Ее тело среагировало быстрее разума – Лариса шагнула навстречу и воткнула кол в красный горящий глаз. Хрястнуло, будто кто арбуз уронил.
Труп рухнул на грязный асфальт, заливая его гнилой кровью и остатками мозга, судорожно дернулся и замер. Остальные на мгновение оцепенели, Лариса уже приготовилась рвануться с места в темноту, но тут менеджер завопил:
– Держите ее, у нее больше нет!
Ее схватило сразу множество рук. Их прикосновения были так омерзительны, что Ларису вырвало. Она дергалась, как могла, но чувствовала неживую, тупую, необоримую силу, будто попала под асфальтовый каток. Царапаться и кусаться не было возможности – одна мысль, что можно коснуться мертвой кожи ртом или набрать ее под ногти, вызывала рвотные спазмы.
Кричать было унизительно – и Лариса молчала. Ее связали липкой лентой – действительно, старались не покалечить, сжимали крепко, но не до боли, как, вероятно, стальные захваты держат животное на бойне. Потом один из них перекинул Ларису через плечо. Вся мертвая банда направилась к выходу со двора, бросив валяться в темноте два тела – одно, еще дергающееся и хрипящее, и второе, неподвижную черную груду.
От запаха гнили у Ларисы темнело в глазах и сжималась грудь. Но в машине, куда ее впихнули, стало чуть полегче.
К удивлению Ларисы, у выхода со двора стоял не тот черный, глянцевый автомобиль-катафалк, который приснился ей в тревожном сне, а обшарпанный «жигуль» в пятнах ржавчины, с единственной уцелевшей фарой. Впрочем, подумала Лариса, «шестеркам», живым или мертвым, не по чину разъезжать по городу на роскошных лимузинах хозяев. Этот экипаж, вероятно, подобрали на автомобильной свалке, а потом подняли к жизни методами колдовства вуду. Как и подавляющее большинство его пассажиров.
Ларису на заднем сиденье зажали с двух сторон два оживших трупа. Она несколько притерпелась к запаху падали, и сейчас чувствовала себя настолько комфортно, что даже смогла рассматривать своих конвоиров.
Лариса знала, что надо бояться. Что любая женщина на ее месте сошла бы с ума от одного только ужаса. Но страха не было. Была злость, надежда, отвращение – появилось некоторое даже любопытство, но не было ни тени страха.
Только курить хотелось.
А мертвяк, сидящий справа от нее, курил, козлина, и выпускал дым в приоткрытое окошко. Он был коротко стрижен, почти брит, одет в дешевую кожу, а на виске, повернутом к Ларисе, была отчетливо видна дыра размером с пятак, заросшая синеватой плотью. Этот тип ей в клубе не встречался. И Лариса мучилась страшной дилеммой: насколько ее унизит просьба закурить, с которой она обратится к неспокойному трупу.
В конце концов, соблазн победил. Слаб человек, подумала Лариса. Наркоманы мы с тобой, Ворон. Где-то ты сейчас, Ворон? Слышишь ли? Чувствуешь ли, куда дура-баба снова вляпалась?
Лариса вздохнула и сказала мертвяку с дырой:
– Дай закурить.
Он обернулся к ней, осклабился – ухмылка была бессмысленная, но Лариса видала и поотвратительнее. Вытащил из кармана синюю пачку «Союз-Апполон» – дурных сигарет, но все сойдет при бедности нашей. Выщелкнул одну, стукнув пальцем по донышку, и протянул Ларисе, не прикасаясь руками. Поднес зажигалку.
– Спасибо, – усмехнулась Лариса. – Гламурно.
– А че я? – труп оскалился еще шире, что дало Ларисе возможность оценить его зубы, ровные, но желтые, с двумя довольно-таки тупыми клыками в верхней челюсти. – Ты, типа, мне ниче плохого не сделала. И пахнет от тебя вкусно, – и хохотнул.
Лариса решила, что обижаться не стоит – во-первых, что возьмешь с «шестерки», а во-вторых, может, это своего рода попытка комплимента.
– Тебе голову прострелили, да? – спросила она светски, с удовольствием затягиваясь. – Ты от этого умер?
– Да там, типа, разборка была, – сказал труп самодовольно. На запах из его рта, кошмарный букет гнили и мятной жвачки, Лариса пыталась не обращать внимания, к тому же благословенный сигаретный дым отчасти его заглушал. – Он мне в живот, типа, выстрелил, прикинь? А потом в башку добил. Падла, да?
– Падла, – согласилась Лариса. Ей было смешно.
– Заткнись уже, Тухлый, – негромко сказал мертвец слева. Он был упакован куда лучше: под плащом виднелся воротник рубашки и галстук. Лариса не могла разобрать, от чего он умер – видимые части его тела не несли следов насильственной смерти. На землистой физиономии трупа даже виднелась некоторая тень интеллекта, но он был, почему-то, гораздо отвратительнее Ларисе, чем дурной мертвяк с дырой в башке. И дело было не в сигарете.
Но, к сожалению, Тухлый послушался и заткнулся. Вероятно, труп при галстуке был старше по званию. За хамское вмешательство в светскую беседу Лариса выплюнула хабарик ему на плащ. А что ты мне сделаешь?
Мертвец поднял бычок и хотел что-то сказать, но тут машина остановилась.
– Приехали, – обернулся назад труп водителя. Ларису вытащили из машины. Над ней, в черном небе, горел синий контур Паромщика и гребень волны Стикса. А я сегодня выходная, подумала она и усмехнулась.
Не каждому везет немного поработать… в аду?
Антон все-таки сорвался проверить, как там Лариса, минут через десять после того, как она вошла в эту кошмарную подворотню.
– Антоша, тебе не надо туда ходить, – попыталась воспротивиться Римма, но даже ненаблюдательный Антон уловил в ее голосе нотки не только неуверенности, но и паники.
– Нет, я схожу. Она уже давно там. И ничего не слышно.
Римма покачала головой. Антон вдруг понял, что она не столько боится за Ларису или за него самого, сколько – остаться одной в машине, здесь, посреди темной пустынной улицы. Антон ее пожалел.
– Я сейчас, Римма Борисовна, – сказал он самым бодрым тоном, на который был способен. – Слетаю, позову ее – и тут же обратно.
Римма кивнула. Ее щеки побелели сквозь румяна.
Антон пошел в темноту, чувствуя, как подкашиваются ноги, страстно жалея, что при нем нет фонарика. А лучше – прожектора. Темень тут была – глаз выколи. Какой-то маленький зверь – котенок или крыса, шмыгнув из-под самых ног, чуть не остановил Антону сердце.
А самое худшее было – что этот мрак вокруг был просто набит темными астральными сущностями. Антон не чувствовал их, не видел аур, не прозревал тонкий мир, как Римма, но даже он чувствовал зло, которое выжимало из пор холодный пот и стискивало мышцы судорожными спазмами.
С чего это Римме так нервничать, если все чисто? Нет, нечисто, очень нечисто.
Двор был темен, как могила, только лунный свет, призрачный и неверный, освещал его, не ярче, чем одинокая свеча освещает огромный зал. Антон пробирался ощупью, волоча ноги, слыша, как в ушах грохочет собственное сердце, шаря глазами во мраке в поисках высокой тонкой Ларисиной фигуры, но вдруг увидел…
Антон замер на месте.
Лариса лежала ничком на мокром асфальте. Бледный лунный отблеск едва обрисовывал ее беспомощно разметанное тело, руку, отброшенную в сторону, вцепившуюся пальцами в грязную наледь.
Этот ужас, плотский, реальный, настоящий ужас мгновенно вытеснил из головы Актона все потусторонние страхи. Он подбежал, кинулся на землю рядом с ней, ушиб колени – перевернул ее лицом вверх. Впустил в свой разум только полосу грязи на Ларисиной щеке и ее слипшиеся светлые ресницы. Расстегнутую куртку. Тающий снег на сером пушистом джемпере.
Прижал два пальца к ее шее. Чудовищно долго ждал, пока не почувствовал еле-еле заметное биение иссякающего ручейка жизни. Дыхания было не слышно вовсе.
Прокусил губу, чтобы не завыть в тоске и ужасе. Поднял обмякшее тело, показавшееся слишком тяжелым. Уже не обращая внимания ни на колдобины, ни на темноту, потащил Ларису к машине. Ее голова прислонилась к его плечу. Его слезы текли на ее волосы, а волосы пахли ладаном.
Холодной ночью и ладаном.
Римма выскочила из машины, когда увидела его.
– Что случилось, Антоша? – спросила она, и вопрос вместе с неуверенным тоном Антона взбесил.
– Это вы мне скажите, что случилось! – рявкнул он и шмыгнул носом. – Это вы ее туда послали!
– Антоша, понимаешь… – забормотала Римма, как-то смешавшись, поблекнув, потеряв обычный апломб, и Антон, осторожно, насколько смог, опуская Ларису на капот машины, бросил еще резче:
– Да что вы раскудахтались?! «Скорую» вызывайте! «Скорую», слышите!
– Да, Антоша, да, – Римма крутила в руках сумочку, но не предпринимала ни малейших попыток вытащить оттуда телефон. – Надо вызывать «скорую», но как мы объясним…
– Да какая разница! – закричал Антон в отчаянии.
Он стер слезы рукавом, размазывая грязь, и хотел забрать сумочку из Римминых рук, но Римма его отстранила. Она как-то быстрее пришла в себя.
– Антоша, отсюда звонить не надо, – сказала она твердо. – Мало ли что могут подумать. Наверное, лучше отвести ее ко мне. И «скорую» вызвать ко мне домой. А врачам сказать, что она – наша знакомая, была у нас в гостях, ты пошел ее проводить и она упала во дворе. Это будет лучше.
– Это же… – ее речь ошарашила Антона, как удар в лицо. – Зачем?
– Знаешь, врачи обычно – такие циники…
– Римма Борисовна, но ведь если…
– Хватит, Антон, – сказала Римма уже чуть раздраженно. – В конце концов, обычно я лучше знаю, что делать.
– А в этот раз…
– Вот что, милый. Вытри-ка лицо и пойми простую вещь. Я ее предупреждала. Она знала, на что идет. А теперь помоги мне устроить ее сзади.
Антон обнял Ларису, чтобы снова поднять, и в смертной тоске подумал, что обнимает ее только потому, что она ничего не сознает и не видит. И что мир несправедлив и жесток. И что если Лариса умрет по дороге к Римминому дому, Римма будет виновата. О репутации заботится, подумаешь… Ведьма!
Но встретившись с Риммой глазами, Антон устыдился собственных мыслей. Может, все как-нибудь обойдется, подумал он, укладывая Ларису на сиденье.
Может, Римма сделает так, что все обойдется. Не судите да не судимы будете.
Лариса висела на плече у мертвяка, который шел по воняющему хлоркой коридору. Вся загробная команда перла сзади, топала, сопела и пыхтела, распространяя зловоние. Вот зачем им хлорка, подумала Лариса отстраненно.
Ее вонь отбивает почти любую другую вонь. Дерьма или дохлятины – все равно. Какое славное местечко – наш замечательный клуб.
Менеджер – как жаль, что на него кольев не хватило, подумала Лариса – отпер дверь с надписью «Посторонним вход строго запрещен». Угу. То самое место. Живые здесь не ходят.
Их сюда носят, подумала Лариса, и впервые холодок тихого ужаса прополз вдоль ее спины. Зачем?
Ее пронесли по коридору из сна, ужасному коридору, с оштукатуренными стенами и полом, выложенным плиткой, мимо оцинкованных дверей, из-за которых тянуло свежим мясом, кровью и падалью. Ей казалось, что сейчас коридор свернет – и она увидит огромное окно с пыльным стеклом, а за ним – кладбище с блуждающими огоньками, но этого не произошло.
Вместо окна за поворотом случилась монументальная дубовая дверь. Резной готический орнамент придавал двери такой вид, будто мертвецы украли ее из оскверненной католической церкви. Или со старинного склепа сняли. Лариса поморщилась, когда ее проносили между распахнутых створок.
Рассмотреть помещение за дверью, вися на плече трупа вниз головой, было сложно – Ларису только чрезвычайно удивили тряпичные ароматизированные лепестки, какие продаются в «Рив-Гош» по рублю за штуку для ношения в сумочках. Тут весь пол был засыпан этими лепестками, темно-красными, распространяющими запах искусственных роз, таким толстым слоем, что мертвяки шли по ним, как по ковру. Жалкая попытка освежить несвежую атмосферу?
Мертвец, который нес Ларису, сбросил ее с плеча на что-то, довольно жесткое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Лариса не успела рассмотреть Серого. Он был медленнее ее – выиграв секунду, Лариса выдернула кол из-под куртки, сдернув полоски скотча, и ткнула им врага, куда пришлось.
Привилось – в живот. Кол вошел легко, как в скисшее тесто. Тварь издала утробный рык, грохнулась навзничь и забилась, пытаясь выдернуть деревяшку, но не в силах это сделать. Из ее разинутой пасти фонтаном хлестала черная кровь, воняющая дохлым псом. Лариса ухватилась за второй кол, перехватила его поудобнее, как пику или копье – ив этот момент поняла, что силы весьма неравны.
Темные тени вышли из всех углов. Их было, по меньшей мере, десять – мертвых мужиков, одетых, как одеваются живые бандиты, с жадным красным огнем в прищуренных глазках. Душная вонь старой падали сделалась нестерпимой.
– Только не покалечьте! – хрипел охранник, зажимая истекающее гноем горло дымящейся лапищей. – Босс башки поотрывает!
Лариса рассмеялась, занеся кол, как нож.
– Вот круто! Вам нельзя меня калечить, а мне вас – можно!
– Не рыпайся, девочка, – прогнусил голос, опознанный, как голос главного менеджера. – Все равно никуда не денешься.
– Конечно, не денусь, – Лариса сделала шаг – тень менеджера отступила назад. – Так иди сюда, чего ж ты?
Мертвец, стоящий в стороне, внезапно ринулся на Ларису. Ее тело среагировало быстрее разума – Лариса шагнула навстречу и воткнула кол в красный горящий глаз. Хрястнуло, будто кто арбуз уронил.
Труп рухнул на грязный асфальт, заливая его гнилой кровью и остатками мозга, судорожно дернулся и замер. Остальные на мгновение оцепенели, Лариса уже приготовилась рвануться с места в темноту, но тут менеджер завопил:
– Держите ее, у нее больше нет!
Ее схватило сразу множество рук. Их прикосновения были так омерзительны, что Ларису вырвало. Она дергалась, как могла, но чувствовала неживую, тупую, необоримую силу, будто попала под асфальтовый каток. Царапаться и кусаться не было возможности – одна мысль, что можно коснуться мертвой кожи ртом или набрать ее под ногти, вызывала рвотные спазмы.
Кричать было унизительно – и Лариса молчала. Ее связали липкой лентой – действительно, старались не покалечить, сжимали крепко, но не до боли, как, вероятно, стальные захваты держат животное на бойне. Потом один из них перекинул Ларису через плечо. Вся мертвая банда направилась к выходу со двора, бросив валяться в темноте два тела – одно, еще дергающееся и хрипящее, и второе, неподвижную черную груду.
От запаха гнили у Ларисы темнело в глазах и сжималась грудь. Но в машине, куда ее впихнули, стало чуть полегче.
К удивлению Ларисы, у выхода со двора стоял не тот черный, глянцевый автомобиль-катафалк, который приснился ей в тревожном сне, а обшарпанный «жигуль» в пятнах ржавчины, с единственной уцелевшей фарой. Впрочем, подумала Лариса, «шестеркам», живым или мертвым, не по чину разъезжать по городу на роскошных лимузинах хозяев. Этот экипаж, вероятно, подобрали на автомобильной свалке, а потом подняли к жизни методами колдовства вуду. Как и подавляющее большинство его пассажиров.
Ларису на заднем сиденье зажали с двух сторон два оживших трупа. Она несколько притерпелась к запаху падали, и сейчас чувствовала себя настолько комфортно, что даже смогла рассматривать своих конвоиров.
Лариса знала, что надо бояться. Что любая женщина на ее месте сошла бы с ума от одного только ужаса. Но страха не было. Была злость, надежда, отвращение – появилось некоторое даже любопытство, но не было ни тени страха.
Только курить хотелось.
А мертвяк, сидящий справа от нее, курил, козлина, и выпускал дым в приоткрытое окошко. Он был коротко стрижен, почти брит, одет в дешевую кожу, а на виске, повернутом к Ларисе, была отчетливо видна дыра размером с пятак, заросшая синеватой плотью. Этот тип ей в клубе не встречался. И Лариса мучилась страшной дилеммой: насколько ее унизит просьба закурить, с которой она обратится к неспокойному трупу.
В конце концов, соблазн победил. Слаб человек, подумала Лариса. Наркоманы мы с тобой, Ворон. Где-то ты сейчас, Ворон? Слышишь ли? Чувствуешь ли, куда дура-баба снова вляпалась?
Лариса вздохнула и сказала мертвяку с дырой:
– Дай закурить.
Он обернулся к ней, осклабился – ухмылка была бессмысленная, но Лариса видала и поотвратительнее. Вытащил из кармана синюю пачку «Союз-Апполон» – дурных сигарет, но все сойдет при бедности нашей. Выщелкнул одну, стукнув пальцем по донышку, и протянул Ларисе, не прикасаясь руками. Поднес зажигалку.
– Спасибо, – усмехнулась Лариса. – Гламурно.
– А че я? – труп оскалился еще шире, что дало Ларисе возможность оценить его зубы, ровные, но желтые, с двумя довольно-таки тупыми клыками в верхней челюсти. – Ты, типа, мне ниче плохого не сделала. И пахнет от тебя вкусно, – и хохотнул.
Лариса решила, что обижаться не стоит – во-первых, что возьмешь с «шестерки», а во-вторых, может, это своего рода попытка комплимента.
– Тебе голову прострелили, да? – спросила она светски, с удовольствием затягиваясь. – Ты от этого умер?
– Да там, типа, разборка была, – сказал труп самодовольно. На запах из его рта, кошмарный букет гнили и мятной жвачки, Лариса пыталась не обращать внимания, к тому же благословенный сигаретный дым отчасти его заглушал. – Он мне в живот, типа, выстрелил, прикинь? А потом в башку добил. Падла, да?
– Падла, – согласилась Лариса. Ей было смешно.
– Заткнись уже, Тухлый, – негромко сказал мертвец слева. Он был упакован куда лучше: под плащом виднелся воротник рубашки и галстук. Лариса не могла разобрать, от чего он умер – видимые части его тела не несли следов насильственной смерти. На землистой физиономии трупа даже виднелась некоторая тень интеллекта, но он был, почему-то, гораздо отвратительнее Ларисе, чем дурной мертвяк с дырой в башке. И дело было не в сигарете.
Но, к сожалению, Тухлый послушался и заткнулся. Вероятно, труп при галстуке был старше по званию. За хамское вмешательство в светскую беседу Лариса выплюнула хабарик ему на плащ. А что ты мне сделаешь?
Мертвец поднял бычок и хотел что-то сказать, но тут машина остановилась.
– Приехали, – обернулся назад труп водителя. Ларису вытащили из машины. Над ней, в черном небе, горел синий контур Паромщика и гребень волны Стикса. А я сегодня выходная, подумала она и усмехнулась.
Не каждому везет немного поработать… в аду?
Антон все-таки сорвался проверить, как там Лариса, минут через десять после того, как она вошла в эту кошмарную подворотню.
– Антоша, тебе не надо туда ходить, – попыталась воспротивиться Римма, но даже ненаблюдательный Антон уловил в ее голосе нотки не только неуверенности, но и паники.
– Нет, я схожу. Она уже давно там. И ничего не слышно.
Римма покачала головой. Антон вдруг понял, что она не столько боится за Ларису или за него самого, сколько – остаться одной в машине, здесь, посреди темной пустынной улицы. Антон ее пожалел.
– Я сейчас, Римма Борисовна, – сказал он самым бодрым тоном, на который был способен. – Слетаю, позову ее – и тут же обратно.
Римма кивнула. Ее щеки побелели сквозь румяна.
Антон пошел в темноту, чувствуя, как подкашиваются ноги, страстно жалея, что при нем нет фонарика. А лучше – прожектора. Темень тут была – глаз выколи. Какой-то маленький зверь – котенок или крыса, шмыгнув из-под самых ног, чуть не остановил Антону сердце.
А самое худшее было – что этот мрак вокруг был просто набит темными астральными сущностями. Антон не чувствовал их, не видел аур, не прозревал тонкий мир, как Римма, но даже он чувствовал зло, которое выжимало из пор холодный пот и стискивало мышцы судорожными спазмами.
С чего это Римме так нервничать, если все чисто? Нет, нечисто, очень нечисто.
Двор был темен, как могила, только лунный свет, призрачный и неверный, освещал его, не ярче, чем одинокая свеча освещает огромный зал. Антон пробирался ощупью, волоча ноги, слыша, как в ушах грохочет собственное сердце, шаря глазами во мраке в поисках высокой тонкой Ларисиной фигуры, но вдруг увидел…
Антон замер на месте.
Лариса лежала ничком на мокром асфальте. Бледный лунный отблеск едва обрисовывал ее беспомощно разметанное тело, руку, отброшенную в сторону, вцепившуюся пальцами в грязную наледь.
Этот ужас, плотский, реальный, настоящий ужас мгновенно вытеснил из головы Актона все потусторонние страхи. Он подбежал, кинулся на землю рядом с ней, ушиб колени – перевернул ее лицом вверх. Впустил в свой разум только полосу грязи на Ларисиной щеке и ее слипшиеся светлые ресницы. Расстегнутую куртку. Тающий снег на сером пушистом джемпере.
Прижал два пальца к ее шее. Чудовищно долго ждал, пока не почувствовал еле-еле заметное биение иссякающего ручейка жизни. Дыхания было не слышно вовсе.
Прокусил губу, чтобы не завыть в тоске и ужасе. Поднял обмякшее тело, показавшееся слишком тяжелым. Уже не обращая внимания ни на колдобины, ни на темноту, потащил Ларису к машине. Ее голова прислонилась к его плечу. Его слезы текли на ее волосы, а волосы пахли ладаном.
Холодной ночью и ладаном.
Римма выскочила из машины, когда увидела его.
– Что случилось, Антоша? – спросила она, и вопрос вместе с неуверенным тоном Антона взбесил.
– Это вы мне скажите, что случилось! – рявкнул он и шмыгнул носом. – Это вы ее туда послали!
– Антоша, понимаешь… – забормотала Римма, как-то смешавшись, поблекнув, потеряв обычный апломб, и Антон, осторожно, насколько смог, опуская Ларису на капот машины, бросил еще резче:
– Да что вы раскудахтались?! «Скорую» вызывайте! «Скорую», слышите!
– Да, Антоша, да, – Римма крутила в руках сумочку, но не предпринимала ни малейших попыток вытащить оттуда телефон. – Надо вызывать «скорую», но как мы объясним…
– Да какая разница! – закричал Антон в отчаянии.
Он стер слезы рукавом, размазывая грязь, и хотел забрать сумочку из Римминых рук, но Римма его отстранила. Она как-то быстрее пришла в себя.
– Антоша, отсюда звонить не надо, – сказала она твердо. – Мало ли что могут подумать. Наверное, лучше отвести ее ко мне. И «скорую» вызвать ко мне домой. А врачам сказать, что она – наша знакомая, была у нас в гостях, ты пошел ее проводить и она упала во дворе. Это будет лучше.
– Это же… – ее речь ошарашила Антона, как удар в лицо. – Зачем?
– Знаешь, врачи обычно – такие циники…
– Римма Борисовна, но ведь если…
– Хватит, Антон, – сказала Римма уже чуть раздраженно. – В конце концов, обычно я лучше знаю, что делать.
– А в этот раз…
– Вот что, милый. Вытри-ка лицо и пойми простую вещь. Я ее предупреждала. Она знала, на что идет. А теперь помоги мне устроить ее сзади.
Антон обнял Ларису, чтобы снова поднять, и в смертной тоске подумал, что обнимает ее только потому, что она ничего не сознает и не видит. И что мир несправедлив и жесток. И что если Лариса умрет по дороге к Римминому дому, Римма будет виновата. О репутации заботится, подумаешь… Ведьма!
Но встретившись с Риммой глазами, Антон устыдился собственных мыслей. Может, все как-нибудь обойдется, подумал он, укладывая Ларису на сиденье.
Может, Римма сделает так, что все обойдется. Не судите да не судимы будете.
Лариса висела на плече у мертвяка, который шел по воняющему хлоркой коридору. Вся загробная команда перла сзади, топала, сопела и пыхтела, распространяя зловоние. Вот зачем им хлорка, подумала Лариса отстраненно.
Ее вонь отбивает почти любую другую вонь. Дерьма или дохлятины – все равно. Какое славное местечко – наш замечательный клуб.
Менеджер – как жаль, что на него кольев не хватило, подумала Лариса – отпер дверь с надписью «Посторонним вход строго запрещен». Угу. То самое место. Живые здесь не ходят.
Их сюда носят, подумала Лариса, и впервые холодок тихого ужаса прополз вдоль ее спины. Зачем?
Ее пронесли по коридору из сна, ужасному коридору, с оштукатуренными стенами и полом, выложенным плиткой, мимо оцинкованных дверей, из-за которых тянуло свежим мясом, кровью и падалью. Ей казалось, что сейчас коридор свернет – и она увидит огромное окно с пыльным стеклом, а за ним – кладбище с блуждающими огоньками, но этого не произошло.
Вместо окна за поворотом случилась монументальная дубовая дверь. Резной готический орнамент придавал двери такой вид, будто мертвецы украли ее из оскверненной католической церкви. Или со старинного склепа сняли. Лариса поморщилась, когда ее проносили между распахнутых створок.
Рассмотреть помещение за дверью, вися на плече трупа вниз головой, было сложно – Ларису только чрезвычайно удивили тряпичные ароматизированные лепестки, какие продаются в «Рив-Гош» по рублю за штуку для ношения в сумочках. Тут весь пол был засыпан этими лепестками, темно-красными, распространяющими запах искусственных роз, таким толстым слоем, что мертвяки шли по ним, как по ковру. Жалкая попытка освежить несвежую атмосферу?
Мертвец, который нес Ларису, сбросил ее с плеча на что-то, довольно жесткое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37