— Спасибо, Ола. Да. Нет, ничего. Просто не забудьте сообщить.
Она снова посмотрела на Джима и Моллена.
— С доктором Нейсом вы скоро познакомитесь, Джим. Теперь он будет за вами присматривать. Обращайтесь к нему с любыми медицинскими проблемами, даже если порежетесь бумагой, открывая конверт.
— Ты понял, Джим? — поинтересовался Моллен. — Это приказ. И вообще, запоминай все, что Мэри велит тебе сделать; с настоящего момента это имеет силу моего приказа.
— Да, сэр, — сказал Джим. — Но... — Он прервался и начал заново: — Извините, — обратился он к Мэри, — но я не понимаю, зачем мне сближать мой разум с вашим, или как вы это называете.
— Просто чтобы я могла как можно ближе наблюдать ваш контакт с Пенаром. — Ее прервало переговорное устройство, из которого снова донеслись неразборчивые звуки.
— Да? — сказала она. — Ну так пригласите его.
Дверь из приемной открылась, и в кабинет вошел невысокий худой мужчина лет тридцати с прямыми черными волосами и резкими чертами лица. При ходьбе он слегка наклонял верхнюю часть тела вперед, словно бы упрямо стараясь выжать как можно больше из своего роста.
— Это доктор Эймос Нейс, — представила его Мэри. Джим поднялся на ноги, не зная, как следует приветствовать вновь пришедшего. Нейс подошел к нему, и они пожали друг другу руки. Рукопожатие у Нейса было твердое и энергичное до нервозности, как и весь его облик.
— Так вы Джим Уандер, — сказал Нейс. В его выговоре слышался акцент восточного побережья.
— Верно, — ответил Джим.
Они снова сели, Нейс справа от Джима.
— Ну так мы готовы? — спросил Нейс у Мэри.
— Да, готовы, — ответила Мэри. — Это не значит, что мы можем начать в ближайшие пять минут...
Ее снова прервало переговорное устройство.
— Ах да, — сказала она секретарше, — я забыла вас предупредить, что попросила его тоже зайти сегодня утром. Попросите его войти.
Дверь опять открылась. Вошел крупный мужчина с избытком веса даже для своего роста. Лицо у него было квадратное, со вздернутым носом, каштановые волосы подернуты сединой.
— Присядьте, Колин, — сказала Мэри с куда большей теплотой, чем при обращении к Нейсу. — Это Джим Уандер. Джим, это Колин Истои. Он будет занимать мое место, пока я сконцентрируюсь на работе с вами и доктором.
Колин тяжелой поступью подошел к Джиму, пожал ему руку и сел с другой стороны.
— Итак, — сказал он. Голос у него был неожиданно низкий для такой дружелюбно-легкомысленной внешности. — Мы готовы начать?
— Эймос как раз об этом спрашивал, — отозвалась Мэри. — Спасибо, что подошел. Как скоро ты можешь подменить меня?
— Да хоть сейчас, если хочешь, — уверил ее Колин. — Мой отдел уже несколько недель функционирует сам по себе. Тебе, конечно, придется просветить меня насчет новейших данных, если появилось что-то, что мне нужно знать.
— Мы займемся этим сегодня, — сказала Мэри. — А завтра... — Она перевела взгляд на Эймоса Нейса. — ...мы с Джимом начнем работать с вами.
— Я мог бы сегодня провести несколько предварительных тестов с полковником Уандером, — предложил Нейс. — Таким образом...
— Нет, не надо, — возразила Мэри. — Он живой человек, и ему, как и всем нам, нужно время, чтобы переориентироваться. Но вы можете пообедать с ним и распланировать наше расписание работы, чтобы учесть его предложения. Джим, вы должны целиком погрузиться в нашу работу. Если в предложениях Эймоса вас что-то не устраивает, вы так и скажите; если это можно исправить, то мы исправим. Не забывайте, Эймос — мы подстраиваемся под Джима. Не под меня, и уж никак не под вас и вашу команду.
— Как скажете, — ответил Эймос.
Краем глаза Джим наблюдал за Нейсом. Его манера поведения и тон говорили, что вряд ли он так легко примет указания.
— В таком случае, — сказала Мэри, взглянув на Моллена, — я готова закончить эту встречу. Генерал?
— Я согласен, — буркнул Моллен, поднимаясь на ноги. Джим еще никогда не видел его таким усталым и постаревшим.
Джим провел утро, бегая и тренируясь в свое удовольствие, а напоследок сыграл в гандбол. Потом, ощущая, как его переполняет хорошее самочувствие, он отправился в клуб обедать с Эймосом Нейсом.
Джиму любопытно было пообщаться с человеком, который, похоже, отвечал за подготовку и его, и Мэри. Но за обедом Нейс был все так же резок и говорил он только об одном — о том, что ему потребуется от Джима.
— Вы все поняли? — спросил он, закончив свой монолог, продолжавшийся весь обед вплоть до самого десерта.
— Да. Тут только одна проблема, — сказал Джим. — Вам придется выделить мне время для упражнении каждый день.
— Упражнений? Ну, — задумался Нейс, — это, наверное, возможно. Мы можем выделить вам час по утрам до начала работы.
— Мне понадобится часа три, — ответил Джим. Он почувствовал, что торгуется со специалистом.
— Ну нет, мы не можем вам позволить тратить столько времени на игры, — отреагировал Нейс. — Вы не понимаете, насколько важны эти тесты. Да, насчет тестов — я поговорил с Мэри после того, как вы ушли. Зайдите в лабораторию после обеда — мы сможем сегодня начать тесты для вашего примерного профиля...
— Да? Отлично, — сказал Джим. — Извините, мне надо отойти. Я забыл предупредить оператора в вестибюле клуба, что буду в столовой. Я жду звонка. Может быть, мне уже позвонили и оставили сообщение. Я сейчас вернусь.
Он встал и вышел прежде, чем Нейс смог возразить. Выйдя из столовой, он направился к телефонам и позвонил в офис Мэри.
— Извините, полковник, она обедает, — ответила седовласая секретарша.
— Слушайте, — ответил Джим, — если вдруг она там и просто не отвечает на звонки, скажите ей, что мне чрезвычайно важно поговорить с ней именно сейчас. Это Джим Уандер. Она знает, что я не стал бы звонить без повода.
— Ну... подождите минуту...
На том конце провода воцарилось молчание. Экран, на котором видна была секретарша, стал серебристым и непрозрачным. Джим подождал.
Внезапно экран прояснился и показалось лицо Мэри.
— В чем дело, Джим? — с легким раздражением поинтересовалась она.
— Эймос Нейс только что сказал мне, что вы согласились вызвать меня для тестов сегодня днем. Я просто хотел проверить, действительно ли вы согласились: он не сказал этого прямо.
— Ах, он вам так сказал? Черт бы его побрал, — воскликнула Мэри. — Ну что ж, ему надо с самого начала кое-что усвоить. Где вы сейчас?
— Все еще обедаем в клубе. Я у телефона, а он за столом — я ему сказал, что пойду получить сообщение в вестибюле.
— Отлично. Когда вернетесь за стол, скажите Эймосу, что там было сообщение и для него, с просьбой позвонить мне.
— Ладно.
— Замечательно. А сегодня делайте что хотите — это я вам говорю.
— Спасибо, — ответил Джим.
Мэри повесила трубку, и он вернулся к Нейсу.
— Да, кстати, — сказал он, садясь за стол, — там и для вас было сообщение. Вам нужно срочно позвонить Мэри в лабораторию.
— О боже! — воскликнул Нейс, вскочив на ноги. — Что-то с оборудованием? Она сказала, в чем дело?
— Не знаю, — ответил Джим с невинным видом. — Просто она просила позвонить.
Нейс буквально выбежал из столовой. Вернулся он не то чтобы злой, но заметно недовольный.
— Похоже, нам все-таки придется отложить сегодняшние тесты, — резко произнес он, садясь на место.
— А, понятно, — отозвался Джим.
Эймос недружелюбно взглянул на него. Недружелюбие, впрочем, было безличное, как у медведя, которого ужалил слепень, а он в отместку дает оплеуху медведю, собирающему чернику по соседству.
На следующий день они взялись за дело всерьез. Похоже было, что Нейсу требовалось, или по крайней мере хотелось, иметь полный медицинский отчет о состоянии здоровья Джима. Как-то раз Джим сказал ему, что большая часть анализов и снимков повторяет данные на всех пограничных пилотов, хранящиеся в медицинском отделе базы, но Нейс на это не прореагировал. Первые несколько дней были посвящены тестированию Джима. Если Мэри и тестировали, то делали это другие люди в другом месте. Сотрудники Нейса целиком и полностью занимались Джимом.
Но как только тестирование закончилось, началась работа. К полному удивлению Джима, она заключалась, как и прежде, в повторении разговоров с Пенаром. Только на сей раз, когда Джим повторял свои записанные реплики, Мэри повторяла свои тоже. Единственный голос, звучавший в записи, принадлежал Раулю.
Против этого Джим особенно не возражал, раз воссоединение с «ИДругом» было не за горами. Но когда Нейс и его сотрудники занялись одним Джимом, используя при этом наркотики, он воспротивился, хоть и безуспешно. Поскольку они уже составили его физический портрет, теперь, похоже, считали, что пора заняться психикой.
Этот процесс заключался в том, что его мозг начинили электродами, тестируя рефлексы и память, исследуя подсознание, особенно сны. Джиму была ненавистна мысль о том, что кто-то вроде Эймоса имеет доступ в его мозг и видит его привязанность к «ИДругу» и стремление в космос. Плюс к тому сам процесс использования наркотиков был ему неприятен. Джим не выносил таблетки и предпочитал не находиться под их воздействием. Вещества, которые вводили ему в вену сотрудники Эймоса, нравились ему еще меньше. Многие коктейли имели побочные эффекты, затуманивая разум или приводя к физическим расстройствам на сутки, а то и больше.
Мэри выделила ему полтора часа по утрам для тренировок, плюс он мог заниматься в свободное время. Это было лучше всего: несмотря на возражения Моллена, Мэри настояла на том, чтобы Джим работал не больше восьми часов в день. Похоже, последнее слово в таких вопросах было за ней, и каждый вечер не позже пяти его отпускали восвояси.
Он все еще не мог покидать базу без специального разрешения, которого до сих пор не получил. Но зато, думал Джим, при желании у него полно свободных вечеров. Единственным недостатком были побочные эффекты лекарств, из-за которых он иногда не мог или не хотел тренироваться вечером, и еще кое-что неожиданное.
Неожиданность заключалась в том, что ему самому расхотелось тратить время на тренировки. Он больше не хотел убивать время; он хотел как можно быстрее выполнить задачу, и задачей этой было завершение обучения, которого от него требовали Мэри, Моллен и остальные.
Начал проясняться общий план работы. С каждым днем он действительно ощущал себя ближе к Пенару. Не то чтобы он чувствовал свою идентичность с разумом человека в «Охотнике на бабочек», бесконечные потоки рассуждений которого он теперь регулярно слушал через передатчик, установленный на месте прежнего в развалинах корабля. Скорее, он начинал ощущать, что Рауль и он были одни во вселенной, полной людей, которые их не понимали; иногда ему казалось, что он понимал в речах Рауля нечто не выражаемое словами, чего не воспринимали остальные слушатели.
Глава восьмая
Она любила орехи, поздно вставать, почти любые блюда из курицы, ездить верхом, поэзию, пламя свечей, из композиторов-классиков — Моцарта и Прокофьева, из художников-классиков — Дега и Шагала и пуантилистов вообще. Она не любила перец, не особенно любила бифштексы, большую часть абстракционистской живописи, музыку, играющую, когда она работала, — да и вообще малейшие помехи, отвлекавшие от задачи, — и любые неудачи и ошибки.
А еще, думал Джим, она была влюблена в Рауля, но понимала, что это безнадежно. Если она и влюбилась, то в образ человека, который сама и составила из звука его голоса и выбранных им стихов. Все это открылось Джиму постепенно, пока они с Мэри работали вместе или бок о бок под руководством сотрудников Эймоса. Ни Эймос, ни Мэри, ни он сам не стремились к этому, но понимание индивидуальных особенностей неизменно приходило вместе с информацией о том, что она выяснила о Пенаре, и о ее отрасли деятельности — а все это ему пришлось узнать.
В результате всего этого он постепенно обнаружил, что перестал ее недолюбливать. Он все еще не чувствовал особой близости к ней, но симпатия была — симпатия, которой он не мог себе и представить до своего бдения в приемной Моллена.
Какие выводы сделала Мэри о нем, Джим не знал, да и не хотел знать. По крайней мере, он верил, что она оставит эти выводы при себе, как он не распространялся о том, что узнал о ней.
Оба они признавали это молчаливое соглашение, и оно сближало их. Еще одной причиной их сближения стала привычка обедать вместе, только они двое и больше никого. Официально это было для того, как объявила Мэри, чтобы держать Джима в курсе вопросов, которые были засекречены даже от Эймоса и его команды. Неофициально, как прекрасно понимал Джим, это был шанс для них обоих отдохнуть от Нейса, который, сознательно или нет, раздражал всех, с кем имел дело.
Они как раз говорили об этой особенности Нейса во время третьей недели их совместных обедов у Мэри — ее просторная квартира явно была предназначена и для официальных приемов.
— Ему бы хоть раз, — заметила Мэри, — перестать давить на людей, хоть на пять минут дать всем передохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Она снова посмотрела на Джима и Моллена.
— С доктором Нейсом вы скоро познакомитесь, Джим. Теперь он будет за вами присматривать. Обращайтесь к нему с любыми медицинскими проблемами, даже если порежетесь бумагой, открывая конверт.
— Ты понял, Джим? — поинтересовался Моллен. — Это приказ. И вообще, запоминай все, что Мэри велит тебе сделать; с настоящего момента это имеет силу моего приказа.
— Да, сэр, — сказал Джим. — Но... — Он прервался и начал заново: — Извините, — обратился он к Мэри, — но я не понимаю, зачем мне сближать мой разум с вашим, или как вы это называете.
— Просто чтобы я могла как можно ближе наблюдать ваш контакт с Пенаром. — Ее прервало переговорное устройство, из которого снова донеслись неразборчивые звуки.
— Да? — сказала она. — Ну так пригласите его.
Дверь из приемной открылась, и в кабинет вошел невысокий худой мужчина лет тридцати с прямыми черными волосами и резкими чертами лица. При ходьбе он слегка наклонял верхнюю часть тела вперед, словно бы упрямо стараясь выжать как можно больше из своего роста.
— Это доктор Эймос Нейс, — представила его Мэри. Джим поднялся на ноги, не зная, как следует приветствовать вновь пришедшего. Нейс подошел к нему, и они пожали друг другу руки. Рукопожатие у Нейса было твердое и энергичное до нервозности, как и весь его облик.
— Так вы Джим Уандер, — сказал Нейс. В его выговоре слышался акцент восточного побережья.
— Верно, — ответил Джим.
Они снова сели, Нейс справа от Джима.
— Ну так мы готовы? — спросил Нейс у Мэри.
— Да, готовы, — ответила Мэри. — Это не значит, что мы можем начать в ближайшие пять минут...
Ее снова прервало переговорное устройство.
— Ах да, — сказала она секретарше, — я забыла вас предупредить, что попросила его тоже зайти сегодня утром. Попросите его войти.
Дверь опять открылась. Вошел крупный мужчина с избытком веса даже для своего роста. Лицо у него было квадратное, со вздернутым носом, каштановые волосы подернуты сединой.
— Присядьте, Колин, — сказала Мэри с куда большей теплотой, чем при обращении к Нейсу. — Это Джим Уандер. Джим, это Колин Истои. Он будет занимать мое место, пока я сконцентрируюсь на работе с вами и доктором.
Колин тяжелой поступью подошел к Джиму, пожал ему руку и сел с другой стороны.
— Итак, — сказал он. Голос у него был неожиданно низкий для такой дружелюбно-легкомысленной внешности. — Мы готовы начать?
— Эймос как раз об этом спрашивал, — отозвалась Мэри. — Спасибо, что подошел. Как скоро ты можешь подменить меня?
— Да хоть сейчас, если хочешь, — уверил ее Колин. — Мой отдел уже несколько недель функционирует сам по себе. Тебе, конечно, придется просветить меня насчет новейших данных, если появилось что-то, что мне нужно знать.
— Мы займемся этим сегодня, — сказала Мэри. — А завтра... — Она перевела взгляд на Эймоса Нейса. — ...мы с Джимом начнем работать с вами.
— Я мог бы сегодня провести несколько предварительных тестов с полковником Уандером, — предложил Нейс. — Таким образом...
— Нет, не надо, — возразила Мэри. — Он живой человек, и ему, как и всем нам, нужно время, чтобы переориентироваться. Но вы можете пообедать с ним и распланировать наше расписание работы, чтобы учесть его предложения. Джим, вы должны целиком погрузиться в нашу работу. Если в предложениях Эймоса вас что-то не устраивает, вы так и скажите; если это можно исправить, то мы исправим. Не забывайте, Эймос — мы подстраиваемся под Джима. Не под меня, и уж никак не под вас и вашу команду.
— Как скажете, — ответил Эймос.
Краем глаза Джим наблюдал за Нейсом. Его манера поведения и тон говорили, что вряд ли он так легко примет указания.
— В таком случае, — сказала Мэри, взглянув на Моллена, — я готова закончить эту встречу. Генерал?
— Я согласен, — буркнул Моллен, поднимаясь на ноги. Джим еще никогда не видел его таким усталым и постаревшим.
Джим провел утро, бегая и тренируясь в свое удовольствие, а напоследок сыграл в гандбол. Потом, ощущая, как его переполняет хорошее самочувствие, он отправился в клуб обедать с Эймосом Нейсом.
Джиму любопытно было пообщаться с человеком, который, похоже, отвечал за подготовку и его, и Мэри. Но за обедом Нейс был все так же резок и говорил он только об одном — о том, что ему потребуется от Джима.
— Вы все поняли? — спросил он, закончив свой монолог, продолжавшийся весь обед вплоть до самого десерта.
— Да. Тут только одна проблема, — сказал Джим. — Вам придется выделить мне время для упражнении каждый день.
— Упражнений? Ну, — задумался Нейс, — это, наверное, возможно. Мы можем выделить вам час по утрам до начала работы.
— Мне понадобится часа три, — ответил Джим. Он почувствовал, что торгуется со специалистом.
— Ну нет, мы не можем вам позволить тратить столько времени на игры, — отреагировал Нейс. — Вы не понимаете, насколько важны эти тесты. Да, насчет тестов — я поговорил с Мэри после того, как вы ушли. Зайдите в лабораторию после обеда — мы сможем сегодня начать тесты для вашего примерного профиля...
— Да? Отлично, — сказал Джим. — Извините, мне надо отойти. Я забыл предупредить оператора в вестибюле клуба, что буду в столовой. Я жду звонка. Может быть, мне уже позвонили и оставили сообщение. Я сейчас вернусь.
Он встал и вышел прежде, чем Нейс смог возразить. Выйдя из столовой, он направился к телефонам и позвонил в офис Мэри.
— Извините, полковник, она обедает, — ответила седовласая секретарша.
— Слушайте, — ответил Джим, — если вдруг она там и просто не отвечает на звонки, скажите ей, что мне чрезвычайно важно поговорить с ней именно сейчас. Это Джим Уандер. Она знает, что я не стал бы звонить без повода.
— Ну... подождите минуту...
На том конце провода воцарилось молчание. Экран, на котором видна была секретарша, стал серебристым и непрозрачным. Джим подождал.
Внезапно экран прояснился и показалось лицо Мэри.
— В чем дело, Джим? — с легким раздражением поинтересовалась она.
— Эймос Нейс только что сказал мне, что вы согласились вызвать меня для тестов сегодня днем. Я просто хотел проверить, действительно ли вы согласились: он не сказал этого прямо.
— Ах, он вам так сказал? Черт бы его побрал, — воскликнула Мэри. — Ну что ж, ему надо с самого начала кое-что усвоить. Где вы сейчас?
— Все еще обедаем в клубе. Я у телефона, а он за столом — я ему сказал, что пойду получить сообщение в вестибюле.
— Отлично. Когда вернетесь за стол, скажите Эймосу, что там было сообщение и для него, с просьбой позвонить мне.
— Ладно.
— Замечательно. А сегодня делайте что хотите — это я вам говорю.
— Спасибо, — ответил Джим.
Мэри повесила трубку, и он вернулся к Нейсу.
— Да, кстати, — сказал он, садясь за стол, — там и для вас было сообщение. Вам нужно срочно позвонить Мэри в лабораторию.
— О боже! — воскликнул Нейс, вскочив на ноги. — Что-то с оборудованием? Она сказала, в чем дело?
— Не знаю, — ответил Джим с невинным видом. — Просто она просила позвонить.
Нейс буквально выбежал из столовой. Вернулся он не то чтобы злой, но заметно недовольный.
— Похоже, нам все-таки придется отложить сегодняшние тесты, — резко произнес он, садясь на место.
— А, понятно, — отозвался Джим.
Эймос недружелюбно взглянул на него. Недружелюбие, впрочем, было безличное, как у медведя, которого ужалил слепень, а он в отместку дает оплеуху медведю, собирающему чернику по соседству.
На следующий день они взялись за дело всерьез. Похоже было, что Нейсу требовалось, или по крайней мере хотелось, иметь полный медицинский отчет о состоянии здоровья Джима. Как-то раз Джим сказал ему, что большая часть анализов и снимков повторяет данные на всех пограничных пилотов, хранящиеся в медицинском отделе базы, но Нейс на это не прореагировал. Первые несколько дней были посвящены тестированию Джима. Если Мэри и тестировали, то делали это другие люди в другом месте. Сотрудники Нейса целиком и полностью занимались Джимом.
Но как только тестирование закончилось, началась работа. К полному удивлению Джима, она заключалась, как и прежде, в повторении разговоров с Пенаром. Только на сей раз, когда Джим повторял свои записанные реплики, Мэри повторяла свои тоже. Единственный голос, звучавший в записи, принадлежал Раулю.
Против этого Джим особенно не возражал, раз воссоединение с «ИДругом» было не за горами. Но когда Нейс и его сотрудники занялись одним Джимом, используя при этом наркотики, он воспротивился, хоть и безуспешно. Поскольку они уже составили его физический портрет, теперь, похоже, считали, что пора заняться психикой.
Этот процесс заключался в том, что его мозг начинили электродами, тестируя рефлексы и память, исследуя подсознание, особенно сны. Джиму была ненавистна мысль о том, что кто-то вроде Эймоса имеет доступ в его мозг и видит его привязанность к «ИДругу» и стремление в космос. Плюс к тому сам процесс использования наркотиков был ему неприятен. Джим не выносил таблетки и предпочитал не находиться под их воздействием. Вещества, которые вводили ему в вену сотрудники Эймоса, нравились ему еще меньше. Многие коктейли имели побочные эффекты, затуманивая разум или приводя к физическим расстройствам на сутки, а то и больше.
Мэри выделила ему полтора часа по утрам для тренировок, плюс он мог заниматься в свободное время. Это было лучше всего: несмотря на возражения Моллена, Мэри настояла на том, чтобы Джим работал не больше восьми часов в день. Похоже, последнее слово в таких вопросах было за ней, и каждый вечер не позже пяти его отпускали восвояси.
Он все еще не мог покидать базу без специального разрешения, которого до сих пор не получил. Но зато, думал Джим, при желании у него полно свободных вечеров. Единственным недостатком были побочные эффекты лекарств, из-за которых он иногда не мог или не хотел тренироваться вечером, и еще кое-что неожиданное.
Неожиданность заключалась в том, что ему самому расхотелось тратить время на тренировки. Он больше не хотел убивать время; он хотел как можно быстрее выполнить задачу, и задачей этой было завершение обучения, которого от него требовали Мэри, Моллен и остальные.
Начал проясняться общий план работы. С каждым днем он действительно ощущал себя ближе к Пенару. Не то чтобы он чувствовал свою идентичность с разумом человека в «Охотнике на бабочек», бесконечные потоки рассуждений которого он теперь регулярно слушал через передатчик, установленный на месте прежнего в развалинах корабля. Скорее, он начинал ощущать, что Рауль и он были одни во вселенной, полной людей, которые их не понимали; иногда ему казалось, что он понимал в речах Рауля нечто не выражаемое словами, чего не воспринимали остальные слушатели.
Глава восьмая
Она любила орехи, поздно вставать, почти любые блюда из курицы, ездить верхом, поэзию, пламя свечей, из композиторов-классиков — Моцарта и Прокофьева, из художников-классиков — Дега и Шагала и пуантилистов вообще. Она не любила перец, не особенно любила бифштексы, большую часть абстракционистской живописи, музыку, играющую, когда она работала, — да и вообще малейшие помехи, отвлекавшие от задачи, — и любые неудачи и ошибки.
А еще, думал Джим, она была влюблена в Рауля, но понимала, что это безнадежно. Если она и влюбилась, то в образ человека, который сама и составила из звука его голоса и выбранных им стихов. Все это открылось Джиму постепенно, пока они с Мэри работали вместе или бок о бок под руководством сотрудников Эймоса. Ни Эймос, ни Мэри, ни он сам не стремились к этому, но понимание индивидуальных особенностей неизменно приходило вместе с информацией о том, что она выяснила о Пенаре, и о ее отрасли деятельности — а все это ему пришлось узнать.
В результате всего этого он постепенно обнаружил, что перестал ее недолюбливать. Он все еще не чувствовал особой близости к ней, но симпатия была — симпатия, которой он не мог себе и представить до своего бдения в приемной Моллена.
Какие выводы сделала Мэри о нем, Джим не знал, да и не хотел знать. По крайней мере, он верил, что она оставит эти выводы при себе, как он не распространялся о том, что узнал о ней.
Оба они признавали это молчаливое соглашение, и оно сближало их. Еще одной причиной их сближения стала привычка обедать вместе, только они двое и больше никого. Официально это было для того, как объявила Мэри, чтобы держать Джима в курсе вопросов, которые были засекречены даже от Эймоса и его команды. Неофициально, как прекрасно понимал Джим, это был шанс для них обоих отдохнуть от Нейса, который, сознательно или нет, раздражал всех, с кем имел дело.
Они как раз говорили об этой особенности Нейса во время третьей недели их совместных обедов у Мэри — ее просторная квартира явно была предназначена и для официальных приемов.
— Ему бы хоть раз, — заметила Мэри, — перестать давить на людей, хоть на пять минут дать всем передохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47