Заметили, да?.. Таки удалось стать ВАМ костью поперек горла?!. И к тому же опустились до банальнейших угроз, которые вряд ли собираетесь выполнять, — иначе Сережки уже не было бы в живых… тьфу-тьфу. Ни на что ВЫ не способны, Но зашевелились — значит боитесь. Уважаете!..
Могли бы, кстати, обратиться и ко мне лично, А то ведь этот младенец по невинности своей мог ничего и не передать. Вот был бы облом.
Просветил:
— Это гриф-мессидж.
* * *
Они уже кружили над городом — в обычном режиме, настраиваясь на координаты точечной телепортации, — когда грянул первый беззвучный залп.
Серега, кажется, и не сообразил сразу, ЧТО произошло, — однако сработал профессионально, с молниеносной реакцией телепортера-спортсмена. В точке пространства, которую только что занимала их машина, в ослепительной вспышке исчезла случайная птица,
ОНИ вовсе не играли в пустые угрозы.
Снова вспышка у самого борта.
Сергей бросал телепорткатер туда-сюда, лихорадочно менял режимы, заставляя машину бешено метаться в воздухе, — и был прав: только так и можно обмануть аннигиляционную установку, вырваться на какое-то время из-под направленного луча. Но у пилота не оставалось даже доли секунды, чтобы повернуться к нему, командиру, задать хоть один вопрос, получить хоть малейшие инструкции, И Александр кожей чувствовал, что парня надолго не хватит: не выдержит, сломается, стормозит — и всё. Но и у него самого не было ни четверти мгновения, чтобы перехватить рулевой пульт…
Они проваливались в черные пространственные коридоры и пробкой выскакивали в стратосферу, выходили из пике на сумасшедших виражах и телепортали за сотни километров; Александр уже не имел ни малейшего представления, где находится. Впрочем, для аннигиляционного луча расстояние ничего не значит: все решает скорость изменения угла, под которым он направлен. Хорошо — если человеком. Этаким охотником в пылу азарта; но, кажется, у НИХ таких не держат. Девяносто восемь из ста, что все параметры катера давно загнали в киберсистему, и луч меняет направление автоматически. Вопрос на засыпку: кто быстрее устанет — навороченная компьютерная установка или желторотый пацан за пультом управления?!.
Но ведь ОНИ могли сделать это гораздо раньше, И без предупреждения — ладно, пускай с таковым, из чистой любви к красивым жестам. Пускай уже после окончания молниеносной войны против всех и завоевания мира: допустим, раньше не было времени отвлекаться по мелочам. Но — почему не до того, как он, Александр, организовал и провел операцию по освобождению Андрея Багалия?..
А может быть, ОНИ — знали?! Может, ИХ вполне устраивало, что Александр Линичук, выпускник МИИСУРО, поступит именно так и никак иначе? Потому что это был единственно верный выбор. А на неправильный он, участник проекта «Миссури», изначально не способен…
Он привык думать о себе как о свободном человеке. Как о проценте погрешности.
С чего он это взял?!!..
Однако сейчас он явно делает не то, чего от него ждут. Не то, что ИМ нужно; в противном случае его не стремились бы уничтожить. Жестко, всерьез, на поражение. ОНИ не допустят, чтобы он долетел.
А значит, он ОБЯЗАН…
Они снова нырнули в смежное пространство, потом вошли в крутой вираж, потом метнулись туда-сюда челноком, потом резко взмыли вертикально вверх… Запредельный звон в ушах и стремительно сгущающаяся черная сетка перед глазами. Черт возьми, сорок восемь лет не самого здорового образа жизни… но он не может, не имеет права!.. расширенные глаза Сереги в пол-лица… держись… только держись…
…Первое, что он увидел, — собственные скрюченные пальцы на клавишах рулевого пульта. Сергей лежал без сознания, откинувшись на спинку кресла; слава богу, пульс прощупывался отчетливо. И вряд ли когда-нибудь удастся вспомнить, спас ли он, Александр, их обоих, перехватив управление, или, наоборот, фатально помешал Сереге, свалившись мертвым грузом между пилотом и пультом…
Во всяком случае, они были живы, Висели в воздухе в промежуточном режиме, причем, судя по вирт-карте, где-то неподалеку от столицы. И, кажется, уже не находились под прицелом аннигиляционного луча.
Александр потянулся за аптечкой, высыпал на ладонь несколько полигранул. Эта для Сережки, чтобы привести в чувство, — молодец все-таки парень, не подвел… А себе не помешает штук пять самых убойных стимуляторов. Сегодня еще многое предстоит успеть. И сколько, интересно, времени ушло на ту дурацкую болтанку?..
Проверить не успел. Шею щекотнул сигнал мобил-чипа; так, уже любопытно.
— Привет, Гэндальф. — Да, более чем любопытно, тут он не ошибся. — Я слышал, ты решил созвать встречу наших выпускников? Это похвально. Только почему без меня?
РУСЛАН
Секретарша принесла кофе, сигару и распечатки последних новостей внутренней пресс-службы. Перед уходом слегка скорректировала режим кондиционера; действительно, в кабинете становилось душно. Глухие бронежалюзи на окнах тихонько зашептались под воздушной струей.
Руслан закурил, поднес к губам чашку и взял в руки тонкие шелестящие листки. Он никогда не читал с монитора и не экономил на бумажной роскоши. Привычка — еще с тех пор, до операции, когда приходилось носить очки и беречь глаза.
В сообщениях его пресс-службы не было ни эмоций, ни канцелярского многословия: только факты, цифры и географические названия. Достаточно широкая география. Достаточно многозначные числа. И факты — именно те, которых он ожидал. Кивнул в подтверждение своих мыслей, отложил распечатки на край стола, снова затянулся сигарой и допил кофе.
Пресс-служба утверждала, что в радиусе полукилометра вокруг офиса пожары уже потушены, а пострадавшие доставлены в больницы. Однако и бронежалюзи, и звуконепроницаемые стекла пока оставались нелишними: Руслан не любил нечистого воздуха и посторонних шумов. Все внутренние рецепторы в кабинете он тоже отключил, поскольку намеревался переждать промежуточный период спокойно, никому не позволяя дергать себя по пустякам. А желающие бы нашлись, в этом не было сомнений.
На белом полисофте коврового покрытия медленно распрямлялись следы от каблуков-кинжалов секретарши. Уволить, если еще хоть раз придет на работу на таких каблуках.
Набрал ее код, но делать внушение передумал:
— Соедините меня с хосписом.
Он лично распорядился, чтобы округ, на территории которого располагался хоспис, не был зацеплен даже косвенными проявлениями конфликта. Принял все меры: от многослойных застав с силовыми заслонами повышенной непроходимости — и до стопроцентного снабжения не только самого хосписа, но и всех близлежащих пунктов. Но человеческая природа, как известно, изначально не допускает обеспечения абсолютного порядка. Даже комбинаторированная; что ж говорить о…
— Хоспис на линии, Руслан Константинович.
Вспыхнул монитор визиофона. У главврача было серое, помятое лицо; конечно, о каком порядке может идти речь? Наверняка не спал, наверняка пострадавшие близкие или отсутствие информации об оных: разве приходится ожидать, что такой человек будет нормально исполнять свои непосредственные обязанности?! Руслан мысленно выругался, стараясь не шевелить губами.
— Здравствуйте, Руслан Константинович. — Голос доктора звучал устало и глухо. — Состояние Константина Олеговича стабильно. Я бы даже сказал, налицо некоторая позитивная динамика. Сегодня вы можете без риска пообщаться с ним. Я переключаю, да?
— Да, переключите.
В те две с половиной секунды, пока монитор мигал коммутаторной заставкой, Руслан машинально провел рукой по безупречно уложенным волосам. И до скрежета в зубах возненавидел себя за это.
— Добрый день, отец.
Тот смотрел на него в упор прозрачными, как дистиллированная вода, глазами. Изогнул невидимые губы в полуулыбке: не потому что узнал, это была его обычная реакция на звук обращенного к нему голоса. От угла рта потянулась нитка слюны; из-за края монитора вынырнула рука медсестры с гигросалфеткой.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? — Самое мерзостное было осознавать, что этот спектакль он, Руслан, разыгрывает прежде всего для обладательницы медицинской руки и прочих особей в белых комбинезонах, сгрудившихся за кадром. — У нас все хорошо. Анастасия передает тебе привет. И, знаешь, отец…
Он должен был сказать ему. Пускай пустопорожней человеческой оболочке с бесцветными глазами — но должен был. Ему, прежнему. ОТЦУ.
Хотя какое, к черту… сколько можно?!
Ровно, с улыбкой:
— Я почти завершил наше дело. Конечно, все вышло не совсем так, как мы… как ты задумывал, Но — получилось. Ты был тогда прав.
Моргнули веки с редкими ресницами; и снова взгляд в упор. Без всякого выражения.
Отключившись, он почувствовал одно лишь непобедимое раздражение. Раздражал главврач, явно не обеспечивавший должного порядка в хосписе; медперсонал, который игнорировал конфиденциальность визиофонных свиданий якобы в интересах больного, а на самом деле — из патологической жажды заглянуть в замочную скважину жизни сильных мира сего. Сволочи!
Но особенно раздражало бессмысленное растение, вот уже четвертый год презиравшее как все инновации современной медицины, так и бренность земного существования. Отец!.. Тьфу ты, черт, это уже смешно, И более всего — раздражал себя он сам, до сих пор превращаясь под взглядом этого растения в сопливого беспомощного мальчишку.
К счастью, подвернулась возможность разом сбросить всю лавину раздражения: в кабинет опять постучалась секретарша. Новая пачка распечаток — теперь узко по линии проекта «Миссури».
Минуты через три, глотая слезы и прижимая к груди туфли на кинжальных каблуках, босая барышня пробкой выскочила на пока еще свое рабочее место. Руслан прикрыл глаза; понемногу возвращалось спокойствие. Просмотреть эти бумаги действительно необходимо — особенно сегодня. Сегодня не самый обычный день.
«Миссуровские» распечатки присутствовали в его жизни уже почти три десятка лет. Когда-то отец традиционно сваливал на него эту рутину: раз в неделю или две, в зависимости от ситуации в стране, систематизировать досье на каждого из участников проекта. В переломные моменты он, конечно, занимался участниками проекта сам; но переломные моменты — вещь редкая по определению.
Хочешь не хочешь, Руслану приходилось знать о них всё. Кто, чего и какими средствами достиг на данный момент; кто уже на самом верху, кто подбирается к верху, кто силен нереализованным потенциалом, а кто, судя по всему, попадает в процент погрешности. Отслеживал, сортировал, сверялся с каталогом нейронных карт. Время от времени доводилось встречаться с кем-то вживую, иногда — выходить на связь.
При этом он испытывал странное чувство. Люди, жизнь которых лежит перед тобой как на ладони. Ты даже можешь принять в ней участие, изменить ее в мелочах или по-крупному; конечно, исключительно в интересах проекта «Миссури». Казалось бы… но он не находил в себе ни малейшего ощущения превосходства. Тщательно скрывал это. И — не мог понять.
Жаль, нереально проверить, — но Руслан был убежден, что, не знай он наизусть длинного списка выпускников МИИСУРО, все равно мог бы определить в толпе комбинаторированную личность. Они… другие. Совершенно другие.
Подопытные кролики, усмехался отец. Марионетки. На их плечах придем к власти МЫ. К подлинной власти: сначала в отдельно взятой стране, затем — над миром. Но за всю жизнь — ту, что была до теперешнего растительного существования, — так и не успел толком объяснить, в чем конкретно она будет заключаться, эта власть. В чем — лично для его сына, Руслана Цыбы?!
Мама хотела, чтобы он получил образование за границей, в Кембридже или Оксфорде: тогда, смешно вспомнить, это считалось престижным. Сам восемнадцатилетний Руслан, отличник и медалист, никаких предпочтений на этот счет не имел. А учиться иначе, нежели с блеском, он просто не умел. И попал на курс третьего набора МИИСУРО почти на общих основаниях, более чем успешно сдав все экзамены — однако ненавязчиво пройдя мимо тестовой проверки на подверженность комбинаторике.
Позже он понял, что отец засунул его в этот вуз с единственной целью: замаскировать собственный интерес к данному учебному заведению. Проект «Миссури» набирал обороты. После третьего набора накопление материала было приостановлено, что, помнится, вызвало тихую панику в среде инвесторов и прочих причастных к проекту. Однако он вовсе не был свернут, видимость чего Константин Цыба виртуозно создал, чтобы отсечь лишние хвосты, — а просто вошел в следующую стадию. Долгосрочную, работавшую на перспективу.
Вокруг Руслана обретались пацаны и девчонки, которым и в самом деле суждено было изменить Будущее. Для ТЕБЯ, дурачок, — внушал отец. На них, комбинаторированных, следовало смотреть сверху вниз. Руслан так и делал. Тогда.
Через пятнадцать лет проект «Миссури» вступил в третью стадию, динамичную и продуктивную настолько, что кое-кто из координаторов заговорил о неподконтрольности процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Могли бы, кстати, обратиться и ко мне лично, А то ведь этот младенец по невинности своей мог ничего и не передать. Вот был бы облом.
Просветил:
— Это гриф-мессидж.
* * *
Они уже кружили над городом — в обычном режиме, настраиваясь на координаты точечной телепортации, — когда грянул первый беззвучный залп.
Серега, кажется, и не сообразил сразу, ЧТО произошло, — однако сработал профессионально, с молниеносной реакцией телепортера-спортсмена. В точке пространства, которую только что занимала их машина, в ослепительной вспышке исчезла случайная птица,
ОНИ вовсе не играли в пустые угрозы.
Снова вспышка у самого борта.
Сергей бросал телепорткатер туда-сюда, лихорадочно менял режимы, заставляя машину бешено метаться в воздухе, — и был прав: только так и можно обмануть аннигиляционную установку, вырваться на какое-то время из-под направленного луча. Но у пилота не оставалось даже доли секунды, чтобы повернуться к нему, командиру, задать хоть один вопрос, получить хоть малейшие инструкции, И Александр кожей чувствовал, что парня надолго не хватит: не выдержит, сломается, стормозит — и всё. Но и у него самого не было ни четверти мгновения, чтобы перехватить рулевой пульт…
Они проваливались в черные пространственные коридоры и пробкой выскакивали в стратосферу, выходили из пике на сумасшедших виражах и телепортали за сотни километров; Александр уже не имел ни малейшего представления, где находится. Впрочем, для аннигиляционного луча расстояние ничего не значит: все решает скорость изменения угла, под которым он направлен. Хорошо — если человеком. Этаким охотником в пылу азарта; но, кажется, у НИХ таких не держат. Девяносто восемь из ста, что все параметры катера давно загнали в киберсистему, и луч меняет направление автоматически. Вопрос на засыпку: кто быстрее устанет — навороченная компьютерная установка или желторотый пацан за пультом управления?!.
Но ведь ОНИ могли сделать это гораздо раньше, И без предупреждения — ладно, пускай с таковым, из чистой любви к красивым жестам. Пускай уже после окончания молниеносной войны против всех и завоевания мира: допустим, раньше не было времени отвлекаться по мелочам. Но — почему не до того, как он, Александр, организовал и провел операцию по освобождению Андрея Багалия?..
А может быть, ОНИ — знали?! Может, ИХ вполне устраивало, что Александр Линичук, выпускник МИИСУРО, поступит именно так и никак иначе? Потому что это был единственно верный выбор. А на неправильный он, участник проекта «Миссури», изначально не способен…
Он привык думать о себе как о свободном человеке. Как о проценте погрешности.
С чего он это взял?!!..
Однако сейчас он явно делает не то, чего от него ждут. Не то, что ИМ нужно; в противном случае его не стремились бы уничтожить. Жестко, всерьез, на поражение. ОНИ не допустят, чтобы он долетел.
А значит, он ОБЯЗАН…
Они снова нырнули в смежное пространство, потом вошли в крутой вираж, потом метнулись туда-сюда челноком, потом резко взмыли вертикально вверх… Запредельный звон в ушах и стремительно сгущающаяся черная сетка перед глазами. Черт возьми, сорок восемь лет не самого здорового образа жизни… но он не может, не имеет права!.. расширенные глаза Сереги в пол-лица… держись… только держись…
…Первое, что он увидел, — собственные скрюченные пальцы на клавишах рулевого пульта. Сергей лежал без сознания, откинувшись на спинку кресла; слава богу, пульс прощупывался отчетливо. И вряд ли когда-нибудь удастся вспомнить, спас ли он, Александр, их обоих, перехватив управление, или, наоборот, фатально помешал Сереге, свалившись мертвым грузом между пилотом и пультом…
Во всяком случае, они были живы, Висели в воздухе в промежуточном режиме, причем, судя по вирт-карте, где-то неподалеку от столицы. И, кажется, уже не находились под прицелом аннигиляционного луча.
Александр потянулся за аптечкой, высыпал на ладонь несколько полигранул. Эта для Сережки, чтобы привести в чувство, — молодец все-таки парень, не подвел… А себе не помешает штук пять самых убойных стимуляторов. Сегодня еще многое предстоит успеть. И сколько, интересно, времени ушло на ту дурацкую болтанку?..
Проверить не успел. Шею щекотнул сигнал мобил-чипа; так, уже любопытно.
— Привет, Гэндальф. — Да, более чем любопытно, тут он не ошибся. — Я слышал, ты решил созвать встречу наших выпускников? Это похвально. Только почему без меня?
РУСЛАН
Секретарша принесла кофе, сигару и распечатки последних новостей внутренней пресс-службы. Перед уходом слегка скорректировала режим кондиционера; действительно, в кабинете становилось душно. Глухие бронежалюзи на окнах тихонько зашептались под воздушной струей.
Руслан закурил, поднес к губам чашку и взял в руки тонкие шелестящие листки. Он никогда не читал с монитора и не экономил на бумажной роскоши. Привычка — еще с тех пор, до операции, когда приходилось носить очки и беречь глаза.
В сообщениях его пресс-службы не было ни эмоций, ни канцелярского многословия: только факты, цифры и географические названия. Достаточно широкая география. Достаточно многозначные числа. И факты — именно те, которых он ожидал. Кивнул в подтверждение своих мыслей, отложил распечатки на край стола, снова затянулся сигарой и допил кофе.
Пресс-служба утверждала, что в радиусе полукилометра вокруг офиса пожары уже потушены, а пострадавшие доставлены в больницы. Однако и бронежалюзи, и звуконепроницаемые стекла пока оставались нелишними: Руслан не любил нечистого воздуха и посторонних шумов. Все внутренние рецепторы в кабинете он тоже отключил, поскольку намеревался переждать промежуточный период спокойно, никому не позволяя дергать себя по пустякам. А желающие бы нашлись, в этом не было сомнений.
На белом полисофте коврового покрытия медленно распрямлялись следы от каблуков-кинжалов секретарши. Уволить, если еще хоть раз придет на работу на таких каблуках.
Набрал ее код, но делать внушение передумал:
— Соедините меня с хосписом.
Он лично распорядился, чтобы округ, на территории которого располагался хоспис, не был зацеплен даже косвенными проявлениями конфликта. Принял все меры: от многослойных застав с силовыми заслонами повышенной непроходимости — и до стопроцентного снабжения не только самого хосписа, но и всех близлежащих пунктов. Но человеческая природа, как известно, изначально не допускает обеспечения абсолютного порядка. Даже комбинаторированная; что ж говорить о…
— Хоспис на линии, Руслан Константинович.
Вспыхнул монитор визиофона. У главврача было серое, помятое лицо; конечно, о каком порядке может идти речь? Наверняка не спал, наверняка пострадавшие близкие или отсутствие информации об оных: разве приходится ожидать, что такой человек будет нормально исполнять свои непосредственные обязанности?! Руслан мысленно выругался, стараясь не шевелить губами.
— Здравствуйте, Руслан Константинович. — Голос доктора звучал устало и глухо. — Состояние Константина Олеговича стабильно. Я бы даже сказал, налицо некоторая позитивная динамика. Сегодня вы можете без риска пообщаться с ним. Я переключаю, да?
— Да, переключите.
В те две с половиной секунды, пока монитор мигал коммутаторной заставкой, Руслан машинально провел рукой по безупречно уложенным волосам. И до скрежета в зубах возненавидел себя за это.
— Добрый день, отец.
Тот смотрел на него в упор прозрачными, как дистиллированная вода, глазами. Изогнул невидимые губы в полуулыбке: не потому что узнал, это была его обычная реакция на звук обращенного к нему голоса. От угла рта потянулась нитка слюны; из-за края монитора вынырнула рука медсестры с гигросалфеткой.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? — Самое мерзостное было осознавать, что этот спектакль он, Руслан, разыгрывает прежде всего для обладательницы медицинской руки и прочих особей в белых комбинезонах, сгрудившихся за кадром. — У нас все хорошо. Анастасия передает тебе привет. И, знаешь, отец…
Он должен был сказать ему. Пускай пустопорожней человеческой оболочке с бесцветными глазами — но должен был. Ему, прежнему. ОТЦУ.
Хотя какое, к черту… сколько можно?!
Ровно, с улыбкой:
— Я почти завершил наше дело. Конечно, все вышло не совсем так, как мы… как ты задумывал, Но — получилось. Ты был тогда прав.
Моргнули веки с редкими ресницами; и снова взгляд в упор. Без всякого выражения.
Отключившись, он почувствовал одно лишь непобедимое раздражение. Раздражал главврач, явно не обеспечивавший должного порядка в хосписе; медперсонал, который игнорировал конфиденциальность визиофонных свиданий якобы в интересах больного, а на самом деле — из патологической жажды заглянуть в замочную скважину жизни сильных мира сего. Сволочи!
Но особенно раздражало бессмысленное растение, вот уже четвертый год презиравшее как все инновации современной медицины, так и бренность земного существования. Отец!.. Тьфу ты, черт, это уже смешно, И более всего — раздражал себя он сам, до сих пор превращаясь под взглядом этого растения в сопливого беспомощного мальчишку.
К счастью, подвернулась возможность разом сбросить всю лавину раздражения: в кабинет опять постучалась секретарша. Новая пачка распечаток — теперь узко по линии проекта «Миссури».
Минуты через три, глотая слезы и прижимая к груди туфли на кинжальных каблуках, босая барышня пробкой выскочила на пока еще свое рабочее место. Руслан прикрыл глаза; понемногу возвращалось спокойствие. Просмотреть эти бумаги действительно необходимо — особенно сегодня. Сегодня не самый обычный день.
«Миссуровские» распечатки присутствовали в его жизни уже почти три десятка лет. Когда-то отец традиционно сваливал на него эту рутину: раз в неделю или две, в зависимости от ситуации в стране, систематизировать досье на каждого из участников проекта. В переломные моменты он, конечно, занимался участниками проекта сам; но переломные моменты — вещь редкая по определению.
Хочешь не хочешь, Руслану приходилось знать о них всё. Кто, чего и какими средствами достиг на данный момент; кто уже на самом верху, кто подбирается к верху, кто силен нереализованным потенциалом, а кто, судя по всему, попадает в процент погрешности. Отслеживал, сортировал, сверялся с каталогом нейронных карт. Время от времени доводилось встречаться с кем-то вживую, иногда — выходить на связь.
При этом он испытывал странное чувство. Люди, жизнь которых лежит перед тобой как на ладони. Ты даже можешь принять в ней участие, изменить ее в мелочах или по-крупному; конечно, исключительно в интересах проекта «Миссури». Казалось бы… но он не находил в себе ни малейшего ощущения превосходства. Тщательно скрывал это. И — не мог понять.
Жаль, нереально проверить, — но Руслан был убежден, что, не знай он наизусть длинного списка выпускников МИИСУРО, все равно мог бы определить в толпе комбинаторированную личность. Они… другие. Совершенно другие.
Подопытные кролики, усмехался отец. Марионетки. На их плечах придем к власти МЫ. К подлинной власти: сначала в отдельно взятой стране, затем — над миром. Но за всю жизнь — ту, что была до теперешнего растительного существования, — так и не успел толком объяснить, в чем конкретно она будет заключаться, эта власть. В чем — лично для его сына, Руслана Цыбы?!
Мама хотела, чтобы он получил образование за границей, в Кембридже или Оксфорде: тогда, смешно вспомнить, это считалось престижным. Сам восемнадцатилетний Руслан, отличник и медалист, никаких предпочтений на этот счет не имел. А учиться иначе, нежели с блеском, он просто не умел. И попал на курс третьего набора МИИСУРО почти на общих основаниях, более чем успешно сдав все экзамены — однако ненавязчиво пройдя мимо тестовой проверки на подверженность комбинаторике.
Позже он понял, что отец засунул его в этот вуз с единственной целью: замаскировать собственный интерес к данному учебному заведению. Проект «Миссури» набирал обороты. После третьего набора накопление материала было приостановлено, что, помнится, вызвало тихую панику в среде инвесторов и прочих причастных к проекту. Однако он вовсе не был свернут, видимость чего Константин Цыба виртуозно создал, чтобы отсечь лишние хвосты, — а просто вошел в следующую стадию. Долгосрочную, работавшую на перспективу.
Вокруг Руслана обретались пацаны и девчонки, которым и в самом деле суждено было изменить Будущее. Для ТЕБЯ, дурачок, — внушал отец. На них, комбинаторированных, следовало смотреть сверху вниз. Руслан так и делал. Тогда.
Через пятнадцать лет проект «Миссури» вступил в третью стадию, динамичную и продуктивную настолько, что кое-кто из координаторов заговорил о неподконтрольности процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62