Уайет опустился на сиденье рядом с Ребел.
— Как прошел день? — спросила она.
— Нам все-таки удалось выгнать людей из орхидеи. — Пьеро поставил перед Уайетом поднос, он взял палочки для еды. — Ужасно. Я все время удерживал эту мисс Живоглотку от смертоубийства. Она хотела дать жителям деревень час на сборы, а потом откачать воздух.
— Не может быть!
— А что тут удивительного?
Розовый Бутон поставила на стол поднос и заняла место рядом с Уайетом. Фрибой и какой-то негражданин (Ребел не знала его, он носил накидку в черно-белую полоску и красный жилет с двумя рядами медных пуговиц) сели напротив.
— Поделитесь с нами.
— Это они так шутят, — заметил Уайет. — Привет, Фрибой. Кто это с тобой?
— Меня зовут Борс, сэр. — Ослепительная улыбка. Голову Борса украшали длинные тонкие косички, концы которых были упрятаны в серебряные шарики. Лоб пересекала узкая, непонятного смысла желтая линия.
— Я коммивояжер из Временной республики Амальтеи, с неприсоединившихся спутников Юпитера. Торгую антикварной информацией.
Уайет представился и представил Ребел, а затем произнес:
— Вы проделали долгий путь.
— Это лишь полпути. Через несколько дней мой холодильный корабль отправится на Землю; Деймос для меня только промежуточная станция. Подвернулась возможность выгодно продать горнодобывающую технологию, и я не устоял.
Нетерпеливо слушавший Фрибой резко наклонился вперед и обратился к Ребел:
— В жизни не догадаешься, кто сегодня принял гражданство. Вот попробуй.
Ребел недоуменно покачала головой.
— Твой дружок Максвелл, вот кто.
Фрибой был явно доволен произведенным эффектом.
— Максвелл? — переспросила Ребел. Фрибой кивнул. — Такой стройный, смуглый, легкомысленный, гедонического склада? Мы говорим об одном и том же парне?
— Трудно поверить, — сказал Уайет. — Он что, добровольно?
— Добровольно, не беспокойтесь. Он сказал…
— Все это очень интересно, — заявила Розовый Бутон. — Но теперь позвольте мне кое-что показать.
Она отодвинула поднос и стала выкладывать на стол карточки голограмм. Положила фотографию красного, безжизненного Марса в эпоху до появления человека, затем накрыла ее второй карточкой. Планета вздрогнула и заколебалась от взрывов. Ледяные шапки потемнели от забрасываемой с Фобоса пыли и стали съеживаться. В кратере горы Олимп блеснула зеленая полоска.
— Вы видите наши достижения. Олимпийский рай, микроэкологическая система, показывающая, каким будет в конце концов весь Марс, этот участок еще не готов для колонизации. — Розовый Бутон быстро разложила следующие карточки. — Через пятьдесят лет, через сто, через сто пятьдесят. К этому времени вечная мерзлота растает, и атмосфера станет настолько плотной, что люди смогут дышать через респираторы. Но мы на этом не остановимся. Через двести лет. — Плавающий в пространстве шар усеивали пятнышки зелени. Появились тонкие облака. — Через триста лет. — Планета преобразилась. Все пространство, от одного полюса до другого, покрывала нежная зелень. То там, то здесь сверкали холодной голубизной крошечные озера. — Заметьте, что здесь нет океанов. Окружающая среда Марса будет более хрупкой и в то же время более подходящей для жизни человека, чем земная. На Земле океаны придают экосфере громадную устойчивость, но вместе с тем большая часть ресурсов планеты уходит на поддержание их жизни. Общая площадь пригодной для колонизации суши Марса будет равна площади суши Земли, и вся эта территория будет использована на благо Народа.
— Не понимаю, какая польза делать планету похожей на Землю, — с сомнением в голосе проговорила Ребел. — Затраченных вами усилий хватило бы на то, чтобы построить тысячи контейнерных городов, засеять огромное количество комет.
— Поверхность планеты — лучшее место для развития постиндустриальной культуры. Во-первых, бесплатный воздух. Во-вторых, при такой большой территории нет смысла брать плату за пользование землей. Можно жить где угодно. Пахотные земли в действующей экосфере самоосушаются и самоудобряются. В общем, на поверхности планеты любая деятельность требует гораздо меньше труда. — Розовый Бутон выложила на стол еще несколько карточек. — Вот так будут выглядеть пахотные угодья. А вот леса. Вот одно из крупных озер. Оно такое большое, что противоположный берег еле виден. В озере будет водиться рыба, угри, мидии. По берегам будет расти рис, пшеница, клюква. Вот парки…
— Это крайне примитивная структура, — сказал Фрибой. — Понимаете, вы полностью переносите на другую планету земные экосистемы. Но немного подумав, можно приспособить к местным условиям океанскую рыбу, моллюсков, может быть, вновь превратить в водоросли некоторые наземные растения, соорудить на поверхности мостик из лишайника, и не успеете оглянуться, как у вас возникнет гораздо более интересная и сложная система. Почему бы вашим биологам не создать что-нибудь такое?
— Посмотрите вокруг, — возразила Розовый Бутон. — Вы видите какие-нибудь растения? Мы не можем себе позволить тратить ресурсы на вспомогательные отрасли, без которых невозможно становление биоинженерии. И все же, как вы отметили, потребность в биотехнологиях велика. Вы найдете что делать, когда примете гражданство.
— Нет, нет, чур не я! — Фрибой рассмеялся и поднял руки. — Я возвращаюсь в Гибразиль с жалованьем, полученным за наше турне по Системе, и еще кое с какой мелочью. По правде говоря, я сегодня заработал кучу денег на валютной бирже.
— Неужели вы обменяли валюту на Народные кредитки? — У Борса сделался озабоченный вид.
— А что? — спросил Фрибой, улыбка слетела с его лица.
— Наша общественная система построена так, чтобы прививать идеал самоотверженного гражданина, коллективиста, — разъяснила Розовый Бутон. — Поскольку личное обогащение гибельно для самой личности, мы нашли средства его предотвращать. В частности, мы каждый день переселяемся в другие ниши. Если вам приходится ежедневно переезжать со всем нажитым имуществом, вы оставляете себе только то, что имеет истинную ценность. Таким же образом в нашей экономике установлен темп инфляции десять тысяч процентов в день. Фрибой повернулся к Борсу:
— Что это значит?
— Это значит, что Народные кредитки надо тратить мгновенно. А то они пропадут. Если вы подержите их в течение часа, они уже ничего не будут стоить.
Фрибой поднялся, бледный от возмущения.
— Я… — Он погрозил пальцем Уайету. — Сколько я пережил, работая на вас! И.., я… — Он чуть не задохнулся от обиды, повернулся и убежал.
Выкладывая следующую карточку. Розовый Бутон сказала:
— Это вид наших общежитий в новой цивилизации.
Уайет прикрыл карточки ладонью:
— Я хотел бы узнать, как вы относитесь к комбинам. Я понаблюдал, и мне стало ясно, что вы не принимаете против них должных мер предосторожности. Я даже видел, как они пользуются вашими справочными окнами. Вы определенно недооцениваете, насколько они опасны.
— Народу не может угрожать опасность, так как Народ нельзя подкупить, — изрекла Розовый Бутон. Она сгребла в кучу голограммы и встала. — Однако я вижу, что никто из вас еще по-настоящему не желает стать гражданином. Мы обсудим этот вопрос снова, в другое время.
Она ушла, но подошли двое других граждан: один сел на ее место, другой рядом.
— Вы уже пользовались здешними удобствами? — улыбаясь, спросил Борс у Ребел.
— О Боже! Только я села на унитаз, подошел мужчина и сел около меня. Я чуть не умерла. Он увидел, что я покраснела, и спросил, что со мной.
Ребел засмеялась, Борс и Уайет тоже.
Граждане пришли в недоумение.
— Я не понял, — сказал один и, когда Ребел попробовала объяснить, спросил:
— А что тут смешного?
Ребел только покачала головой.
Через несколько минут граждане забрали свои подносы и ушли.
— Люди здесь так быстро едят, — удивилась Ребел.
— Это потому, что они могут общаться лишь в обеденный перерыв, — внес ясность Борс. — Весь день они чем-нибудь заняты. Если не работают, значит, учатся. Если не работают и не учатся, значит, спят. Это единственная для них возможность просто поговорить.
— Вы, кажется, хорошо знаете местные обычаи.
— Да, — с довольным видом ответил Борс.
* * *
Когда Ребел вернулась с Уайетом в Синий ромб No17, он мельком взглянул на коробки и сказал:
— Уютно, правда? — И потом продолжил голосом воина:
— Послушай, я хочу немного поразнюхать, насколько комбины внедрились в общедоступный банк данных. Подождешь меня здесь? Я скоро.
У Ребел хватало ума не спорить с Уайетом-воином. Она села на вырубленную в скале лежанку. Делать было нечего, оставалось только слушать неумолчное шарканье граждан по коридору. Через десять минут Ребел стала понимать, какой мощной мотивационной силой является скука. Сейчас она бы с радостью вызвалась собирать вакуумные цветы, только бы не сидеть без дела.
На пороге появилась Розовый Бутон. Она молча стояла в распахнутой накидке.
— Уайета нет, — угрюмо сказала Ребел. — И в любом случае вы его не получите.
Розовый Бутон сбросила накидку и вошла. Она оставила обувь у двери и села подле Ребел.
— Я пришла не за ним. — Она положила руку на колено Ребел. — Ставка очень беспокоится за вас. Я доложила, что вас воспитала отступница, и они волнуются, что вы выросли противницей секса, собственницей и дикаркой.
Ее рука скользнула вверх по бедру Ребел. Розовый Бутон говорила так сухо, что, только когда она начала снимать с Ребел трусики, та поняла, о чем речь. С испуганным криком Ребел отшатнулась от женщины, рывком натянула трусы и подняла колени к подбородку: это была преграда между Розовым Бутоном и ней.
— Эй! Минутку, я не такая…
— Мы можем поговорить, — сказала Розовый Бутон. — Это одна из причин, почему к вам прислали женщину. Чтобы помочь вам исцелиться. Вы без нужды лишаете себя многих удовольствий.
— Да, хорошо, сейчас придет Уайет, так что, наверно, вам лучше уйти.
— Для него хватит места тоже. Возможно, это лучший способ избавить вас от собственнических инстинктов. — Она подняла ногу, нежно провела пяткой по телу Ребел, зажала мочку ее уха между пальцами ноги: и ласково потрепала. — Наслаждение — достояние общее. Расслабьтесь. Получите удовольствие.
— Не нужны мне удовольствия! — крикнула Ребел. — Такие удовольствия! Мне никто не нужен, кроме Уайета, и.., и…
— А какой вам от него толк? — презрительно спросила Розовый Бутон. — Посмотрите на себя. Вы боитесь. Вы что думаете, я возьму вас силой? Позвольте вам кое-что сказать. Я вижу, как вы глумитесь над великой мечтой терраформации Марса, как вы глумитесь над Народом. Вы считаете, что наша жизнь обеднена, но она гораздо богаче вашей. Программа делает граждан полноценными человеческими существами. Гражданин знает, что такое долг, секс, работа, удовольствие, дружба и жертвенность, и с радостью пользуется своими правами. Я пять раз летала на поверхность Марса, это очень опасное место. Я видела смерть так же близко, как вижу сейчас вас, но никогда я не проявляла страха. Вы потешаетесь над Народом, потому что мы все одинаковые. Но мы все герои, каждый из нас. И я тоже, и я это знаю!
Она натянула сапоги и ушла.
* * *
Когда вернулся Уайет, они занялись любовью. Этим страстным, лихорадочным объятиям Ребел отдалась целиком. «Я не боюсь, — говорила она себе, — и не упускаю никаких удовольствий». В мгновение оргазма, когда она крепко сжала Уайета внутри себя и так глубоко вонзила ногти ему в спину, что выступила кровь, он прошептал ей в ухо:
— Я люблю тебя.
— А? Что? — недоуменно спросила Ребел.
— Я люблю тебя. — Уставший и выдохшийся Уайет лежал рядом и терся щекой о ее щеку. — Я правда люблю тебя.
— О чем ты? — Это было слишком нелепо, чтобы быть правдой. — Кто меня любит? Или лучше сказать, сколько вас меня любит?
— Послушай меня. — Уайет навалился на нее и заглянул ей в глаза. — Я.., не думаю, что любовь зависит от внешней стороны личности или от внутренней. Я считаю, что это глубже. — Он ударил себя в грудь. — Я люблю тебя, тебя, Ребел Элизабет Мадларк. И уверен, буду любить тебя, кем бы я ни был.
Ребел молча смотрела на него немигающим взглядом, пока не почувствовала, что в глазах у нее плывет; она моргнула и сказала, чтобы что-то сказать:
— Почему ты заговорил об этом сейчас?
Она не подчеркнула последнее слово, но оно зависло между ними, холодное и сухое, как сама правда. Времени почти не осталось. Воспоминания Эвкрейши вернулись, значит, скоро вернется и ее личность. И тогда Ребел растает в океане души и перестанет существовать.
— Почему сейчас? — повторила она.
Может, для него неважно, кто она: Ребел или Эвкрейша. Как ни горько так думать.
Уайет прочитал ее мысли.
— Я люблю не Эвкрейшу. Не это тело. Я всегда буду любить именно тебя. Послушай. Я знаю, скоро ты.., уйдешь, и я не хочу, чтобы ты.., о Господи, как же это сказать?., я не хочу, чтобы ты растворилась, не зная, что я тебя люблю. Я бы этого не вынес. Может, я слишком жадный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Как прошел день? — спросила она.
— Нам все-таки удалось выгнать людей из орхидеи. — Пьеро поставил перед Уайетом поднос, он взял палочки для еды. — Ужасно. Я все время удерживал эту мисс Живоглотку от смертоубийства. Она хотела дать жителям деревень час на сборы, а потом откачать воздух.
— Не может быть!
— А что тут удивительного?
Розовый Бутон поставила на стол поднос и заняла место рядом с Уайетом. Фрибой и какой-то негражданин (Ребел не знала его, он носил накидку в черно-белую полоску и красный жилет с двумя рядами медных пуговиц) сели напротив.
— Поделитесь с нами.
— Это они так шутят, — заметил Уайет. — Привет, Фрибой. Кто это с тобой?
— Меня зовут Борс, сэр. — Ослепительная улыбка. Голову Борса украшали длинные тонкие косички, концы которых были упрятаны в серебряные шарики. Лоб пересекала узкая, непонятного смысла желтая линия.
— Я коммивояжер из Временной республики Амальтеи, с неприсоединившихся спутников Юпитера. Торгую антикварной информацией.
Уайет представился и представил Ребел, а затем произнес:
— Вы проделали долгий путь.
— Это лишь полпути. Через несколько дней мой холодильный корабль отправится на Землю; Деймос для меня только промежуточная станция. Подвернулась возможность выгодно продать горнодобывающую технологию, и я не устоял.
Нетерпеливо слушавший Фрибой резко наклонился вперед и обратился к Ребел:
— В жизни не догадаешься, кто сегодня принял гражданство. Вот попробуй.
Ребел недоуменно покачала головой.
— Твой дружок Максвелл, вот кто.
Фрибой был явно доволен произведенным эффектом.
— Максвелл? — переспросила Ребел. Фрибой кивнул. — Такой стройный, смуглый, легкомысленный, гедонического склада? Мы говорим об одном и том же парне?
— Трудно поверить, — сказал Уайет. — Он что, добровольно?
— Добровольно, не беспокойтесь. Он сказал…
— Все это очень интересно, — заявила Розовый Бутон. — Но теперь позвольте мне кое-что показать.
Она отодвинула поднос и стала выкладывать на стол карточки голограмм. Положила фотографию красного, безжизненного Марса в эпоху до появления человека, затем накрыла ее второй карточкой. Планета вздрогнула и заколебалась от взрывов. Ледяные шапки потемнели от забрасываемой с Фобоса пыли и стали съеживаться. В кратере горы Олимп блеснула зеленая полоска.
— Вы видите наши достижения. Олимпийский рай, микроэкологическая система, показывающая, каким будет в конце концов весь Марс, этот участок еще не готов для колонизации. — Розовый Бутон быстро разложила следующие карточки. — Через пятьдесят лет, через сто, через сто пятьдесят. К этому времени вечная мерзлота растает, и атмосфера станет настолько плотной, что люди смогут дышать через респираторы. Но мы на этом не остановимся. Через двести лет. — Плавающий в пространстве шар усеивали пятнышки зелени. Появились тонкие облака. — Через триста лет. — Планета преобразилась. Все пространство, от одного полюса до другого, покрывала нежная зелень. То там, то здесь сверкали холодной голубизной крошечные озера. — Заметьте, что здесь нет океанов. Окружающая среда Марса будет более хрупкой и в то же время более подходящей для жизни человека, чем земная. На Земле океаны придают экосфере громадную устойчивость, но вместе с тем большая часть ресурсов планеты уходит на поддержание их жизни. Общая площадь пригодной для колонизации суши Марса будет равна площади суши Земли, и вся эта территория будет использована на благо Народа.
— Не понимаю, какая польза делать планету похожей на Землю, — с сомнением в голосе проговорила Ребел. — Затраченных вами усилий хватило бы на то, чтобы построить тысячи контейнерных городов, засеять огромное количество комет.
— Поверхность планеты — лучшее место для развития постиндустриальной культуры. Во-первых, бесплатный воздух. Во-вторых, при такой большой территории нет смысла брать плату за пользование землей. Можно жить где угодно. Пахотные земли в действующей экосфере самоосушаются и самоудобряются. В общем, на поверхности планеты любая деятельность требует гораздо меньше труда. — Розовый Бутон выложила на стол еще несколько карточек. — Вот так будут выглядеть пахотные угодья. А вот леса. Вот одно из крупных озер. Оно такое большое, что противоположный берег еле виден. В озере будет водиться рыба, угри, мидии. По берегам будет расти рис, пшеница, клюква. Вот парки…
— Это крайне примитивная структура, — сказал Фрибой. — Понимаете, вы полностью переносите на другую планету земные экосистемы. Но немного подумав, можно приспособить к местным условиям океанскую рыбу, моллюсков, может быть, вновь превратить в водоросли некоторые наземные растения, соорудить на поверхности мостик из лишайника, и не успеете оглянуться, как у вас возникнет гораздо более интересная и сложная система. Почему бы вашим биологам не создать что-нибудь такое?
— Посмотрите вокруг, — возразила Розовый Бутон. — Вы видите какие-нибудь растения? Мы не можем себе позволить тратить ресурсы на вспомогательные отрасли, без которых невозможно становление биоинженерии. И все же, как вы отметили, потребность в биотехнологиях велика. Вы найдете что делать, когда примете гражданство.
— Нет, нет, чур не я! — Фрибой рассмеялся и поднял руки. — Я возвращаюсь в Гибразиль с жалованьем, полученным за наше турне по Системе, и еще кое с какой мелочью. По правде говоря, я сегодня заработал кучу денег на валютной бирже.
— Неужели вы обменяли валюту на Народные кредитки? — У Борса сделался озабоченный вид.
— А что? — спросил Фрибой, улыбка слетела с его лица.
— Наша общественная система построена так, чтобы прививать идеал самоотверженного гражданина, коллективиста, — разъяснила Розовый Бутон. — Поскольку личное обогащение гибельно для самой личности, мы нашли средства его предотвращать. В частности, мы каждый день переселяемся в другие ниши. Если вам приходится ежедневно переезжать со всем нажитым имуществом, вы оставляете себе только то, что имеет истинную ценность. Таким же образом в нашей экономике установлен темп инфляции десять тысяч процентов в день. Фрибой повернулся к Борсу:
— Что это значит?
— Это значит, что Народные кредитки надо тратить мгновенно. А то они пропадут. Если вы подержите их в течение часа, они уже ничего не будут стоить.
Фрибой поднялся, бледный от возмущения.
— Я… — Он погрозил пальцем Уайету. — Сколько я пережил, работая на вас! И.., я… — Он чуть не задохнулся от обиды, повернулся и убежал.
Выкладывая следующую карточку. Розовый Бутон сказала:
— Это вид наших общежитий в новой цивилизации.
Уайет прикрыл карточки ладонью:
— Я хотел бы узнать, как вы относитесь к комбинам. Я понаблюдал, и мне стало ясно, что вы не принимаете против них должных мер предосторожности. Я даже видел, как они пользуются вашими справочными окнами. Вы определенно недооцениваете, насколько они опасны.
— Народу не может угрожать опасность, так как Народ нельзя подкупить, — изрекла Розовый Бутон. Она сгребла в кучу голограммы и встала. — Однако я вижу, что никто из вас еще по-настоящему не желает стать гражданином. Мы обсудим этот вопрос снова, в другое время.
Она ушла, но подошли двое других граждан: один сел на ее место, другой рядом.
— Вы уже пользовались здешними удобствами? — улыбаясь, спросил Борс у Ребел.
— О Боже! Только я села на унитаз, подошел мужчина и сел около меня. Я чуть не умерла. Он увидел, что я покраснела, и спросил, что со мной.
Ребел засмеялась, Борс и Уайет тоже.
Граждане пришли в недоумение.
— Я не понял, — сказал один и, когда Ребел попробовала объяснить, спросил:
— А что тут смешного?
Ребел только покачала головой.
Через несколько минут граждане забрали свои подносы и ушли.
— Люди здесь так быстро едят, — удивилась Ребел.
— Это потому, что они могут общаться лишь в обеденный перерыв, — внес ясность Борс. — Весь день они чем-нибудь заняты. Если не работают, значит, учатся. Если не работают и не учатся, значит, спят. Это единственная для них возможность просто поговорить.
— Вы, кажется, хорошо знаете местные обычаи.
— Да, — с довольным видом ответил Борс.
* * *
Когда Ребел вернулась с Уайетом в Синий ромб No17, он мельком взглянул на коробки и сказал:
— Уютно, правда? — И потом продолжил голосом воина:
— Послушай, я хочу немного поразнюхать, насколько комбины внедрились в общедоступный банк данных. Подождешь меня здесь? Я скоро.
У Ребел хватало ума не спорить с Уайетом-воином. Она села на вырубленную в скале лежанку. Делать было нечего, оставалось только слушать неумолчное шарканье граждан по коридору. Через десять минут Ребел стала понимать, какой мощной мотивационной силой является скука. Сейчас она бы с радостью вызвалась собирать вакуумные цветы, только бы не сидеть без дела.
На пороге появилась Розовый Бутон. Она молча стояла в распахнутой накидке.
— Уайета нет, — угрюмо сказала Ребел. — И в любом случае вы его не получите.
Розовый Бутон сбросила накидку и вошла. Она оставила обувь у двери и села подле Ребел.
— Я пришла не за ним. — Она положила руку на колено Ребел. — Ставка очень беспокоится за вас. Я доложила, что вас воспитала отступница, и они волнуются, что вы выросли противницей секса, собственницей и дикаркой.
Ее рука скользнула вверх по бедру Ребел. Розовый Бутон говорила так сухо, что, только когда она начала снимать с Ребел трусики, та поняла, о чем речь. С испуганным криком Ребел отшатнулась от женщины, рывком натянула трусы и подняла колени к подбородку: это была преграда между Розовым Бутоном и ней.
— Эй! Минутку, я не такая…
— Мы можем поговорить, — сказала Розовый Бутон. — Это одна из причин, почему к вам прислали женщину. Чтобы помочь вам исцелиться. Вы без нужды лишаете себя многих удовольствий.
— Да, хорошо, сейчас придет Уайет, так что, наверно, вам лучше уйти.
— Для него хватит места тоже. Возможно, это лучший способ избавить вас от собственнических инстинктов. — Она подняла ногу, нежно провела пяткой по телу Ребел, зажала мочку ее уха между пальцами ноги: и ласково потрепала. — Наслаждение — достояние общее. Расслабьтесь. Получите удовольствие.
— Не нужны мне удовольствия! — крикнула Ребел. — Такие удовольствия! Мне никто не нужен, кроме Уайета, и.., и…
— А какой вам от него толк? — презрительно спросила Розовый Бутон. — Посмотрите на себя. Вы боитесь. Вы что думаете, я возьму вас силой? Позвольте вам кое-что сказать. Я вижу, как вы глумитесь над великой мечтой терраформации Марса, как вы глумитесь над Народом. Вы считаете, что наша жизнь обеднена, но она гораздо богаче вашей. Программа делает граждан полноценными человеческими существами. Гражданин знает, что такое долг, секс, работа, удовольствие, дружба и жертвенность, и с радостью пользуется своими правами. Я пять раз летала на поверхность Марса, это очень опасное место. Я видела смерть так же близко, как вижу сейчас вас, но никогда я не проявляла страха. Вы потешаетесь над Народом, потому что мы все одинаковые. Но мы все герои, каждый из нас. И я тоже, и я это знаю!
Она натянула сапоги и ушла.
* * *
Когда вернулся Уайет, они занялись любовью. Этим страстным, лихорадочным объятиям Ребел отдалась целиком. «Я не боюсь, — говорила она себе, — и не упускаю никаких удовольствий». В мгновение оргазма, когда она крепко сжала Уайета внутри себя и так глубоко вонзила ногти ему в спину, что выступила кровь, он прошептал ей в ухо:
— Я люблю тебя.
— А? Что? — недоуменно спросила Ребел.
— Я люблю тебя. — Уставший и выдохшийся Уайет лежал рядом и терся щекой о ее щеку. — Я правда люблю тебя.
— О чем ты? — Это было слишком нелепо, чтобы быть правдой. — Кто меня любит? Или лучше сказать, сколько вас меня любит?
— Послушай меня. — Уайет навалился на нее и заглянул ей в глаза. — Я.., не думаю, что любовь зависит от внешней стороны личности или от внутренней. Я считаю, что это глубже. — Он ударил себя в грудь. — Я люблю тебя, тебя, Ребел Элизабет Мадларк. И уверен, буду любить тебя, кем бы я ни был.
Ребел молча смотрела на него немигающим взглядом, пока не почувствовала, что в глазах у нее плывет; она моргнула и сказала, чтобы что-то сказать:
— Почему ты заговорил об этом сейчас?
Она не подчеркнула последнее слово, но оно зависло между ними, холодное и сухое, как сама правда. Времени почти не осталось. Воспоминания Эвкрейши вернулись, значит, скоро вернется и ее личность. И тогда Ребел растает в океане души и перестанет существовать.
— Почему сейчас? — повторила она.
Может, для него неважно, кто она: Ребел или Эвкрейша. Как ни горько так думать.
Уайет прочитал ее мысли.
— Я люблю не Эвкрейшу. Не это тело. Я всегда буду любить именно тебя. Послушай. Я знаю, скоро ты.., уйдешь, и я не хочу, чтобы ты.., о Господи, как же это сказать?., я не хочу, чтобы ты растворилась, не зная, что я тебя люблю. Я бы этого не вынес. Может, я слишком жадный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41