Представляю, сколько тебе потребовалось терпения, чтобы не возникнуть с вопросами, — улыбнулся Артур, — наверняка, они так и вертелись у тебя на языке, да, малыш?
Я молча кивнул. Любопытство распирало меня.
— Также ты не мог не слышать того, о чем болтают во Фритауне, — продолжил Артур, — болтают обо мне, об Арчере, о ребятах. Чтобы прояснить тебе мозги, малыш, Чарли расскажет тебе кое-что.
Артур закурил. Чарли, до этого момента смотревший в окно, повернулся ко мне:
— Ты знаешь, кто управляет Городом, Алекс?
— Короли, — ответил я.
Лис ухмыльнулся, но промолчал. Чарли отрицательно покачал головой.
— Нет. Люди, живущие в Верхнем Городе, не короли, они просто люди, наделенные силой. Они обладают властью, подкрепленной оружием. Сто семьдесят лет назад они захватили власть над людьми. Они набрали из числа людей Корабля армию и победили остальных. Каждый из них стал хозяином и выбрал себе помощников, те, в свою очередь, еще помощников и так далее. Те, кто живут в Верхнем Городе и Крепости, живут за счет своих слуг и работников. За них все делают другие. По большому счету им наплевать, что происходит в Нижнем Городе. Им все равно, лишь бы им платили положенные им деньги. Во Фритауне три тайных хозяина, у них нет никаких официальных должностей, но зато есть власть. Первый, Виктор Треви — хозяин Гавани, Росс — хозяин Рыбного рынка, третий — Чарльз Торио.
Чарли почему-то хмуро посмотрел на меня.
— Он — наш хозяин.
— Что же вы делаете для него? — тихо спросил я.
— Все, что он скажет, — также тихо ответил Чарли.
— Он говорит нам собрать долги с должников — мы собираем долги, — говорит Артур, глядя в пол и глубоко затягиваясь.
— Он говорит нам разобраться с кем-нибудь — мы разбираемся. Он говорит нам — и мы идем.
Они молча смотрели на меня.
— Кто он? — спрашиваю я у замолчавшего Артура.
Он медленно поднимается со стула, идет к окну, выбрасывает окурок. Садится на стул, закуривает, медленно потирая лоб, как будто у него болит голова. Он невесело усмехается:
— Не знаю, почему я рассказываю тебе это, малыш. Хотя, — он устало смотрит на меня, — ты заслужил это. В конце концов, тебя покалечили именно из-за того, чем мы занимаемся. Это было десять лет назад. Мне было столько же, сколько и тебе, когда Никиш встретил тебя. Я уже год жил на улице, разносил газеты и жил вместе с тремя десятками «газетчиков» в старых сараях позади рынка Росса. Тогда у меня появился друг. Он вступился за меня перед строккерской шпаной, выбивавшей из нас наши жалкие гроши, и нас на пару здорово избили. Это был Арчер.
Арчер сидит и смотрит мимо меня, словно это его не касается.
— Мы жили впроголодь. Иногда нам удавалось украсть на рынке что-нибудь из еды, но этого было мало. Работы для нас не было никакой, на любое место было десять таких же, как мы. Там, где требовалась сила, над нами просто смеялись — в городе было множество сильных, здоровых мужчин, согласных работать просто за еду. В нас постоянно горела ненависть ко всем, кто мог есть досыта. Мы согласны были на все, что угодно, лишь бы поесть. Мы пережили холодную и голодную зиму. Весна, на наше счастье, была теплой. Мы шли по улице Меркар, в центре Фритауна, за башней Судьбы. Дело шло к вечеру и мы спешили в Южный район, чтобы найти место для ночлега. Мы проходили мимо конторы «Гринберг и Грайер» — сейчас ее уже нет, — когда дверь распахнулась и на улицу вылетел парень, как нам показалось, года на два старше нас, довольно прилично одетый. Швейцар, выбросивший его, закрыл дверь. Парень поднялся, сплюнул, засунул руки в карманы плаща и медленно пошел по улице.
Артур медленно и сумрачно улыбается. Ни лице Арчера мелькает тень улыбки, тут же пропавшая.
— Тогда мы с Арчером были готовы на все. Мы пошли за ним. Один нож на двоих, нож за пазухой у Арчера. Мы шли за ним, дожидаясь, когда он свернет в переулок. Плащ можно было загнать и пару дней протянуть без судорог в животе. Мы шли за ним. Он остановился под фонарем и сказал, как бы разговаривая сам с собой: «Только один человек! Только один! Кто сможет мне помочь?! Кто?»
Артур медленно качает головой и закуривает новую сигарету.
— Словно дьявол толкнул меня в спину. Я вышел в свет фонаря и сказал: «Мы можем помочь тебе». Он медленно обернулся. Он не выглядел удивленным или испуганным. Он просто посмотрел мне в глаза и сказал: «Хорошо».
Артур сидит на стуле и сигарета медленно тлеет в его пальцах. Белый дымок, медленно змеясь, плывет к потолку.
— Это был Чарльз Торио. Тогда он был никто и мы были никем — полуголодными, злобными крысами. Он был племянником богача, у которого проси сто лет — не допросишься. Его мать жила на подачки богатых родственников, он унижался, чтобы получить работу. Деньги были совсем рядом с ним, их можно было потрогать, но нельзя было взять. И он нанял нас в долг, представляешь, малыш, — улыбается Артур невеселой улыбкой, — он нанял нас в долг. Мы вошли в дело. Через неделю нас было уже восемь человек. Три банковских конторы рухнуло и обанкротилось потому, что их документы были уничтожены в пожаре. Несколько складов, под завязку набитых хлопком, вылетели в небо. Огонь сопровождал нас повсюду.
Я только молча киваю. О пожарах я слышал, об этом нельзя было не слышать, когда живешь в банде Артура.
— Что дальше? — спрашиваю я.
— Дальше все просто. Чарльз Торио становится наследником дядюшкиных денег и становится доном Торио. Мы становимся его силой. Он платит Закону и Закон закрывает на нас глаза. Мы выполняем для дона Торио всю необходимую работу. Он постепенно перемещается в тень, нанимает собственных людей, становится одним из сильных людей Фритауна, но не лишает нас своей поддержки. Мы начинаем работать по домам зажиточных людишек, регулярно выплачивая необходимый процент участку Закона в башне Судьбы. Иногда дон Торио поручает нам выполнить кое-какие дела. Он не забывает, кто сделал его таким, какой он есть сейчас.
Артур умолкает.
— Люди, убившие Любо, были связаны с теми, кто начал войну с Торио, — говорит Чарли, — нам пришлось воевать с ними. Мы полагаем, что Никиша наняли специально для того, чтобы свалить нас. К сожалению, под удар попал именно ты.
Я снова киваю:
— Значит, оружие у вас и разрешение на него — это все от хозяина?
— Да, — отвечает мне Чарли.
Все становится на свои места. Они молча смотрят на меня и словно ждут чего-то.
— Зачем ты рассказываешь мне об этом, Артур? — спрашиваю я.
— Мы потеряли троих. Я хочу восполнить потери.
Теперь моя очередь криво усмехаться:
— Если ты помнишь, я — хромой, Артур.
— Придет время — посмотрим, — невозмутимо отвечает мне. — Я дождусь, когда ты встанешь на ноги и тогда я скажу тебе, хромой ты или нет.
Каждый хлопает меня по плечу, они выходят из комнаты. Чарли задерживается на минуту:
— Пойми, Алекс, Артур рассказывает тебе то, о чем знали немногие — мы и Марта, больше никто.
— Зачем он делает это? — растерянно шепчу я.
Сил говорить не осталось. Сегодня на меня свалилось слишком много слов, я тону в них. Мне надо в них разобраться.
— Он думает, что ты имеешь на это право, — мягко говорит Чарли, — ты заслужил это.
Он выходит из комнаты, а я думаю, что сломанная нога — довольно дорогая цена для того, чтобы узнать, как Артур стал таким. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Может, это начало чего-то большего, чем все, что происходило со мной до этого?
Я закрываю глаза. Почему-то я устал, устал так, что не могу думать. Я засыпаю и снова просыпаюсь посреди ночи. Сжав зубы, я шепчу своему врагу:
— Будь ты проклят!
Я смотрю в темноту. Цветные пятна прыгают у меня перед глазами в бешеном танце. Я упорно всматриваюсь в темноту. В комнате так темно, что я не вижу своих рук, даже когда подношу их к лицу. Темные, тяжелые мысли в моей голове. Я размышляю над тем, как люди становятся такими, как они есть. Я думаю над тем, как люди могут измениться. Впервые в жизни я думаю о том, что я сам могу измениться и стать другим. Почему-то мне хочется выть.
Я не хочу спать, потому что знаю, что, когда я закрою глаза, мой враг будет ждать меня там, по ту сторону темноты...
Первый день я стою на ногах пять минут. После этого левая нога горит огнем. Я падаю обратно на кровать. Боль сильная, кажется, что в голове, как раз за глазами, протягивают раскаленную проволоку. Ногу дергает, как гнилой зуб. Боль выметает из головы остатки мыслей. Хочется только одного — чтобы боль ушла. Ради этого я готов на все. Я специально выбрал момент, чтобы в комнате никого не было и теперь лежу на кровати один. Костыли стоят рядом, их отполированное дерево доводит меня до бешенства.
За окнами — весенний пасмурный день. Я сделал все тридцать два шага на костылях, но успел добраться до окна. Никогда не думал, что буду так рад увидеть то, что видел тысячу раз — тропинку, убегающую за холм, обрыв и серую грудь океана. Солнце — за тучами, но я знаю, что оно есть. Боль постепенно отпускает и меня пришибает холодный пот.
Скрипит дверь и входит Марта — я слышу это по звуку шагов. Я закрываю глаза. Я не хочу показывать, что мне больно. Я считаю до десяти, потом медленно открываю глаза.
Марта стоит у окна.
— Вот и весна.
Он некоторое время стоит неподвижно и смотрит в окно. Затем оборачивается ко мне:
— Как ты?
— Нормально, — отвечаю.
— Есть хочешь?
— Неплохо бы.
— Спустишься вниз?
Она улыбается, глядя на меня. Я прищуриваю левый глаз и смотрю на костыли. По-прежнему уродливый вид. Закрываю правый. Картина не изменилась. «Господи», проскакивает в голове, «как же я буду дальше?» Ответ всплывает голосом Арчера: «Будешь». И я соглашаюсь: «Конечно, буду».
Я улыбаюсь Марте в ответ:
— Вряд ли.
— Тогда я принесу, — говорит она и, не дожидаясь ответа, выходит из комнаты.
Улыбка сползает с моего лица, как резиновая. Я беру костыли и ставлю перед собой.
Встать — это как прыгнуть в пропасть...
Каждый день я хожу все больше. Хожу до тех пор, пока раскаленный прут не вонзается мне в ногу. Я отсчитываю положенное число шагов и каждый день прибавляю еще десяток. Я могу уже спускаться вниз по лестнице, более того — я могу взобраться наверх без посторонней помощи...
Прошел месяц. В тот день, когда я отбросил за ненадобностью правый костыль, в мою комнату вошел Арчер. В его руках была массивная, тяжелая на вид, трость. Ее рукоять была покрыта потускневшей от времени причудливой гравировкой. Он поставил трость рядом с кроватью.
— Это мне? — спросил я.
Арчер молча кивнул и сел рядом со мной.
— Когда почувствуешь, что костыли тебе больше не нужны, возьмешь трость.
Я потянулся к ней. Рукоять казалась прохладной на ощупь.
— Завтра будешь учиться работать с ней, — сказал Арчер, глядя на то, как я прикидываю ее вес.
Я удивленно посмотрел на него.
— Это не только подпорка, — хмуро улыбнулся Арчер, — при случае лучше оружия тебе не найти. Трость будет с тобой постоянно, она не будет привлекать внимания. Когда понадобится, ты воспользуешься ею. Я научу тебя как.
Он встал и вышел.
Я сидел на кровати и долго держал в руках костыли. Их отполированное множеством рук дерево впитало тепло и моих рук. Они были моими ногами. Я ненавидел их, я с яростью отбрасывал их, когда боль ослепляла меня. Сотни раз я хотел сломать их, разбить о стену. Теперь мне грустно оставлять их. Эти неуклюжие деревянные подпорки (Арчер нашел отличное слово) долгое время были частью меня, казалось, даже частью моего тела, необходимой и неотъемлемой частью.
Я пробил свою скорлупу и вырос из нее. Моя старая скорлупа, казавшаяся такой уютной и теплой, стала сухой и старой. В эту скорлупу уже нельзя вернуться.
Вечером этого же дня Марта унесла костыли и я их больше никогда не видел...
Весь следующий день я привыкал к своей новой подпорке. Арчер наверняка знал мой рост — трость оказалась как раз впору. С наступлением вечера я спустился вниз. Девушки накрывали на стол, горели свечи в подсвечниках, затейливо разукрашенных стеарином. Наши вернулись из города полчаса назад. Я слышал их голоса в коридоре. Я сидел на своем месте за столом, поставив трость перед собой и опершись на нее подбородком.
Я смотрел на пламя свечи. С некоторых пор мне нравилось смотреть на огонь. Он завораживал меня. В темноте — пятно света, живое в мертвом, танцующее в неподвижном. Он не может без воздуха, но боится ветра. Он несет тепло, но может обжечь. Может умереть, если не будешь заботиться о нем, а может и убить, если позабудешь его.
Я смотрел на огонь и в неясных бликах света видел людей, которых не было здесь.
Саймон сидит в кресле, его глаза смотрят на меня. Они не видят, но маленькие точки света дрожат, отражаясь в них.
Любо сидит на стуле, поджав под себя ноги. Он тихо бормочет себе под нос, это бормотание похоже на урчание кота. «Огонь, огонь всегда один. Он наш слуга и господин. Он нас жалеет и хранит. Он мою душу бередит. Я вижу пляску желтых змей, сплетенье солнечных огней. Я вижу жизнь и смерть в огне, вот только кто поверит мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Я молча кивнул. Любопытство распирало меня.
— Также ты не мог не слышать того, о чем болтают во Фритауне, — продолжил Артур, — болтают обо мне, об Арчере, о ребятах. Чтобы прояснить тебе мозги, малыш, Чарли расскажет тебе кое-что.
Артур закурил. Чарли, до этого момента смотревший в окно, повернулся ко мне:
— Ты знаешь, кто управляет Городом, Алекс?
— Короли, — ответил я.
Лис ухмыльнулся, но промолчал. Чарли отрицательно покачал головой.
— Нет. Люди, живущие в Верхнем Городе, не короли, они просто люди, наделенные силой. Они обладают властью, подкрепленной оружием. Сто семьдесят лет назад они захватили власть над людьми. Они набрали из числа людей Корабля армию и победили остальных. Каждый из них стал хозяином и выбрал себе помощников, те, в свою очередь, еще помощников и так далее. Те, кто живут в Верхнем Городе и Крепости, живут за счет своих слуг и работников. За них все делают другие. По большому счету им наплевать, что происходит в Нижнем Городе. Им все равно, лишь бы им платили положенные им деньги. Во Фритауне три тайных хозяина, у них нет никаких официальных должностей, но зато есть власть. Первый, Виктор Треви — хозяин Гавани, Росс — хозяин Рыбного рынка, третий — Чарльз Торио.
Чарли почему-то хмуро посмотрел на меня.
— Он — наш хозяин.
— Что же вы делаете для него? — тихо спросил я.
— Все, что он скажет, — также тихо ответил Чарли.
— Он говорит нам собрать долги с должников — мы собираем долги, — говорит Артур, глядя в пол и глубоко затягиваясь.
— Он говорит нам разобраться с кем-нибудь — мы разбираемся. Он говорит нам — и мы идем.
Они молча смотрели на меня.
— Кто он? — спрашиваю я у замолчавшего Артура.
Он медленно поднимается со стула, идет к окну, выбрасывает окурок. Садится на стул, закуривает, медленно потирая лоб, как будто у него болит голова. Он невесело усмехается:
— Не знаю, почему я рассказываю тебе это, малыш. Хотя, — он устало смотрит на меня, — ты заслужил это. В конце концов, тебя покалечили именно из-за того, чем мы занимаемся. Это было десять лет назад. Мне было столько же, сколько и тебе, когда Никиш встретил тебя. Я уже год жил на улице, разносил газеты и жил вместе с тремя десятками «газетчиков» в старых сараях позади рынка Росса. Тогда у меня появился друг. Он вступился за меня перед строккерской шпаной, выбивавшей из нас наши жалкие гроши, и нас на пару здорово избили. Это был Арчер.
Арчер сидит и смотрит мимо меня, словно это его не касается.
— Мы жили впроголодь. Иногда нам удавалось украсть на рынке что-нибудь из еды, но этого было мало. Работы для нас не было никакой, на любое место было десять таких же, как мы. Там, где требовалась сила, над нами просто смеялись — в городе было множество сильных, здоровых мужчин, согласных работать просто за еду. В нас постоянно горела ненависть ко всем, кто мог есть досыта. Мы согласны были на все, что угодно, лишь бы поесть. Мы пережили холодную и голодную зиму. Весна, на наше счастье, была теплой. Мы шли по улице Меркар, в центре Фритауна, за башней Судьбы. Дело шло к вечеру и мы спешили в Южный район, чтобы найти место для ночлега. Мы проходили мимо конторы «Гринберг и Грайер» — сейчас ее уже нет, — когда дверь распахнулась и на улицу вылетел парень, как нам показалось, года на два старше нас, довольно прилично одетый. Швейцар, выбросивший его, закрыл дверь. Парень поднялся, сплюнул, засунул руки в карманы плаща и медленно пошел по улице.
Артур медленно и сумрачно улыбается. Ни лице Арчера мелькает тень улыбки, тут же пропавшая.
— Тогда мы с Арчером были готовы на все. Мы пошли за ним. Один нож на двоих, нож за пазухой у Арчера. Мы шли за ним, дожидаясь, когда он свернет в переулок. Плащ можно было загнать и пару дней протянуть без судорог в животе. Мы шли за ним. Он остановился под фонарем и сказал, как бы разговаривая сам с собой: «Только один человек! Только один! Кто сможет мне помочь?! Кто?»
Артур медленно качает головой и закуривает новую сигарету.
— Словно дьявол толкнул меня в спину. Я вышел в свет фонаря и сказал: «Мы можем помочь тебе». Он медленно обернулся. Он не выглядел удивленным или испуганным. Он просто посмотрел мне в глаза и сказал: «Хорошо».
Артур сидит на стуле и сигарета медленно тлеет в его пальцах. Белый дымок, медленно змеясь, плывет к потолку.
— Это был Чарльз Торио. Тогда он был никто и мы были никем — полуголодными, злобными крысами. Он был племянником богача, у которого проси сто лет — не допросишься. Его мать жила на подачки богатых родственников, он унижался, чтобы получить работу. Деньги были совсем рядом с ним, их можно было потрогать, но нельзя было взять. И он нанял нас в долг, представляешь, малыш, — улыбается Артур невеселой улыбкой, — он нанял нас в долг. Мы вошли в дело. Через неделю нас было уже восемь человек. Три банковских конторы рухнуло и обанкротилось потому, что их документы были уничтожены в пожаре. Несколько складов, под завязку набитых хлопком, вылетели в небо. Огонь сопровождал нас повсюду.
Я только молча киваю. О пожарах я слышал, об этом нельзя было не слышать, когда живешь в банде Артура.
— Что дальше? — спрашиваю я.
— Дальше все просто. Чарльз Торио становится наследником дядюшкиных денег и становится доном Торио. Мы становимся его силой. Он платит Закону и Закон закрывает на нас глаза. Мы выполняем для дона Торио всю необходимую работу. Он постепенно перемещается в тень, нанимает собственных людей, становится одним из сильных людей Фритауна, но не лишает нас своей поддержки. Мы начинаем работать по домам зажиточных людишек, регулярно выплачивая необходимый процент участку Закона в башне Судьбы. Иногда дон Торио поручает нам выполнить кое-какие дела. Он не забывает, кто сделал его таким, какой он есть сейчас.
Артур умолкает.
— Люди, убившие Любо, были связаны с теми, кто начал войну с Торио, — говорит Чарли, — нам пришлось воевать с ними. Мы полагаем, что Никиша наняли специально для того, чтобы свалить нас. К сожалению, под удар попал именно ты.
Я снова киваю:
— Значит, оружие у вас и разрешение на него — это все от хозяина?
— Да, — отвечает мне Чарли.
Все становится на свои места. Они молча смотрят на меня и словно ждут чего-то.
— Зачем ты рассказываешь мне об этом, Артур? — спрашиваю я.
— Мы потеряли троих. Я хочу восполнить потери.
Теперь моя очередь криво усмехаться:
— Если ты помнишь, я — хромой, Артур.
— Придет время — посмотрим, — невозмутимо отвечает мне. — Я дождусь, когда ты встанешь на ноги и тогда я скажу тебе, хромой ты или нет.
Каждый хлопает меня по плечу, они выходят из комнаты. Чарли задерживается на минуту:
— Пойми, Алекс, Артур рассказывает тебе то, о чем знали немногие — мы и Марта, больше никто.
— Зачем он делает это? — растерянно шепчу я.
Сил говорить не осталось. Сегодня на меня свалилось слишком много слов, я тону в них. Мне надо в них разобраться.
— Он думает, что ты имеешь на это право, — мягко говорит Чарли, — ты заслужил это.
Он выходит из комнаты, а я думаю, что сломанная нога — довольно дорогая цена для того, чтобы узнать, как Артур стал таким. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Может, это начало чего-то большего, чем все, что происходило со мной до этого?
Я закрываю глаза. Почему-то я устал, устал так, что не могу думать. Я засыпаю и снова просыпаюсь посреди ночи. Сжав зубы, я шепчу своему врагу:
— Будь ты проклят!
Я смотрю в темноту. Цветные пятна прыгают у меня перед глазами в бешеном танце. Я упорно всматриваюсь в темноту. В комнате так темно, что я не вижу своих рук, даже когда подношу их к лицу. Темные, тяжелые мысли в моей голове. Я размышляю над тем, как люди становятся такими, как они есть. Я думаю над тем, как люди могут измениться. Впервые в жизни я думаю о том, что я сам могу измениться и стать другим. Почему-то мне хочется выть.
Я не хочу спать, потому что знаю, что, когда я закрою глаза, мой враг будет ждать меня там, по ту сторону темноты...
Первый день я стою на ногах пять минут. После этого левая нога горит огнем. Я падаю обратно на кровать. Боль сильная, кажется, что в голове, как раз за глазами, протягивают раскаленную проволоку. Ногу дергает, как гнилой зуб. Боль выметает из головы остатки мыслей. Хочется только одного — чтобы боль ушла. Ради этого я готов на все. Я специально выбрал момент, чтобы в комнате никого не было и теперь лежу на кровати один. Костыли стоят рядом, их отполированное дерево доводит меня до бешенства.
За окнами — весенний пасмурный день. Я сделал все тридцать два шага на костылях, но успел добраться до окна. Никогда не думал, что буду так рад увидеть то, что видел тысячу раз — тропинку, убегающую за холм, обрыв и серую грудь океана. Солнце — за тучами, но я знаю, что оно есть. Боль постепенно отпускает и меня пришибает холодный пот.
Скрипит дверь и входит Марта — я слышу это по звуку шагов. Я закрываю глаза. Я не хочу показывать, что мне больно. Я считаю до десяти, потом медленно открываю глаза.
Марта стоит у окна.
— Вот и весна.
Он некоторое время стоит неподвижно и смотрит в окно. Затем оборачивается ко мне:
— Как ты?
— Нормально, — отвечаю.
— Есть хочешь?
— Неплохо бы.
— Спустишься вниз?
Она улыбается, глядя на меня. Я прищуриваю левый глаз и смотрю на костыли. По-прежнему уродливый вид. Закрываю правый. Картина не изменилась. «Господи», проскакивает в голове, «как же я буду дальше?» Ответ всплывает голосом Арчера: «Будешь». И я соглашаюсь: «Конечно, буду».
Я улыбаюсь Марте в ответ:
— Вряд ли.
— Тогда я принесу, — говорит она и, не дожидаясь ответа, выходит из комнаты.
Улыбка сползает с моего лица, как резиновая. Я беру костыли и ставлю перед собой.
Встать — это как прыгнуть в пропасть...
Каждый день я хожу все больше. Хожу до тех пор, пока раскаленный прут не вонзается мне в ногу. Я отсчитываю положенное число шагов и каждый день прибавляю еще десяток. Я могу уже спускаться вниз по лестнице, более того — я могу взобраться наверх без посторонней помощи...
Прошел месяц. В тот день, когда я отбросил за ненадобностью правый костыль, в мою комнату вошел Арчер. В его руках была массивная, тяжелая на вид, трость. Ее рукоять была покрыта потускневшей от времени причудливой гравировкой. Он поставил трость рядом с кроватью.
— Это мне? — спросил я.
Арчер молча кивнул и сел рядом со мной.
— Когда почувствуешь, что костыли тебе больше не нужны, возьмешь трость.
Я потянулся к ней. Рукоять казалась прохладной на ощупь.
— Завтра будешь учиться работать с ней, — сказал Арчер, глядя на то, как я прикидываю ее вес.
Я удивленно посмотрел на него.
— Это не только подпорка, — хмуро улыбнулся Арчер, — при случае лучше оружия тебе не найти. Трость будет с тобой постоянно, она не будет привлекать внимания. Когда понадобится, ты воспользуешься ею. Я научу тебя как.
Он встал и вышел.
Я сидел на кровати и долго держал в руках костыли. Их отполированное множеством рук дерево впитало тепло и моих рук. Они были моими ногами. Я ненавидел их, я с яростью отбрасывал их, когда боль ослепляла меня. Сотни раз я хотел сломать их, разбить о стену. Теперь мне грустно оставлять их. Эти неуклюжие деревянные подпорки (Арчер нашел отличное слово) долгое время были частью меня, казалось, даже частью моего тела, необходимой и неотъемлемой частью.
Я пробил свою скорлупу и вырос из нее. Моя старая скорлупа, казавшаяся такой уютной и теплой, стала сухой и старой. В эту скорлупу уже нельзя вернуться.
Вечером этого же дня Марта унесла костыли и я их больше никогда не видел...
Весь следующий день я привыкал к своей новой подпорке. Арчер наверняка знал мой рост — трость оказалась как раз впору. С наступлением вечера я спустился вниз. Девушки накрывали на стол, горели свечи в подсвечниках, затейливо разукрашенных стеарином. Наши вернулись из города полчаса назад. Я слышал их голоса в коридоре. Я сидел на своем месте за столом, поставив трость перед собой и опершись на нее подбородком.
Я смотрел на пламя свечи. С некоторых пор мне нравилось смотреть на огонь. Он завораживал меня. В темноте — пятно света, живое в мертвом, танцующее в неподвижном. Он не может без воздуха, но боится ветра. Он несет тепло, но может обжечь. Может умереть, если не будешь заботиться о нем, а может и убить, если позабудешь его.
Я смотрел на огонь и в неясных бликах света видел людей, которых не было здесь.
Саймон сидит в кресле, его глаза смотрят на меня. Они не видят, но маленькие точки света дрожат, отражаясь в них.
Любо сидит на стуле, поджав под себя ноги. Он тихо бормочет себе под нос, это бормотание похоже на урчание кота. «Огонь, огонь всегда один. Он наш слуга и господин. Он нас жалеет и хранит. Он мою душу бередит. Я вижу пляску желтых змей, сплетенье солнечных огней. Я вижу жизнь и смерть в огне, вот только кто поверит мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51