на заднем сиденье медузой растеклось нечто женского пола, в просторечии именуемое «бечевкой».
Замызганая вязанная шапка сползла на глаза; из пьяно перекошенного рта тянулась струйка слюны, оседая на заляпанном объедками пальто. Худые ноги с варикозными венами болтались в потрепанных войлочных ботах. Широко раздвинутые колени и сбившаяся ситцевая юбка открывали для обозрения грязные байковые штаны.
Виктор брезгливо передернулся и прошел в середину салона, заняв место ближе к поворотному кругу.
Автобус затормозил и впустую клацнул дверями - здесь его не ждали. Зато на следующей остановке ввалились трое «хозяев мира» в кожаных куртках и с бритыми складчатыми загривками, наполнив атмосферу бессмысленным матом и самодовольным смехом.
- Только этого не хватало для полноты счастья, - обреченно прошептал Виктор себе под нос, стараясь втиснуться поглубже в сиденье и прикинуться деталью обстановки. Вероятно, удачно - компания его игнорировала.
Не зная, чем занять себя, боясь рассматривать кожаные спины, Виктор уткнулся носом в окно. Дождь сменился мокрым снегом, начисто скрыв дома и тусклый свет фонарей, и поворот на Героев-Североморцев Виктор определил по ушедшей вбок головной части автобуса.
Позади завозилась, отклеиваясь от сиденья, пародия на женщину и, шатаясь, прошла на выход, дохнув на прощание застарелым перегаром. Виктор почувствовал себя испачканным, ему захотелось немедленно отмыться. Чтобы отвлечься, он бросил тщетные попытки насладиться урбанистическим пейзажем, принялся рассматривать салон.
«Икарус» знавал лучшие времена. Две трети светильников не работали, и полутьма, царившая вокруг, в сочетании с промозглой сыростью и холодом напоминала могильник, готовый к приему постояльца. По-крысиному изъеденная временем и вандалами микропора сидений и прохудившаяся гофра переходника дополняли картину разрухи.
Единственным ярким пятном выделялся плакат, украшающий стекло водительской кабины: на фоне груды окровавленных тел стояла Смерть, у ног которой расположилась омерзительная помесь собаки и ящера. Оскаленные клыки твари и горящие неутолимой ненавистью глаза выглядели чересчур реалистично.
- Реклама, - пренебрежительно скривил губы Виктор и отвернулся, стараясь избавиться от пробежавшего по спине холодка. - Рок-группа какая-нибудь. Расчет на эпатаж… Оправданный расчет, надо заметить.
Автобус распахнул двери на остановке. Утруждать себя объявлениями водитель не собирался, но кожаные куртки заторопились на выход. Шедший последним обернулся и зачем-то подмигнул Виктору.
С исчезновением этой, пусть и не особо приятной компании, Виктор оставался наедине с ночью… и неопределенностью.
Мысль о неопределенности своего будущего появилась одновременно с внезапно возникшим ощущением тревоги и дискомфорта. Виктор решил встать и размяться, но не смог шевельнуться. Он скосил глаза вниз и задохнулся от омерзения: поверхность сиденья оказалась покрытой сплошным ковром мертвено-бледных лениво шевелящихся тонких стебельков. Множество червеподобных отростков проросли сквозь ткань плаща и, чудилось ему, кое-где подбирались к телу. Виктор испуганно рванулся, и с треском отрывающихся пуговиц вырвался из тошнотворного плена. Он упал, поскользнувшись на мокром полу и коснувшись щекой липкого плевка, но его внимание сосредоточилось на другом! Прямо напротив глаз Виктора оказалась все еще открытая автобусная дверь.
До сих пор он не имел шанса выглянуть наружу. Впрочем, и сейчас он тоже не увидел ничего. Кроме тьмы. Нет, не темноты ночного города, даже искусственно созданный мрак не мог создать такого эффекта. Ирреальность Тьмы за дверью не вызывала сомнений! Она казалась бесконечной и первозданной. И где-то в бесконечности, шевельнулось нечто, издав низкий рокочущий гул, прокатившийся через мозг Виктора раскатом отдаленного грома.
Таящийся во Тьме приближался. Виктор чувствовал это, и ледяные кристаллы страха острыми иглами пронзили его сердце.
Дверь закрывалась долго, с трудом преодолевая гипнотическую силу мрака. Виктор лежал, не в силах шевельнуться, прислушиваясь к рокоту двигателя и успокаивая расходившиеся нервы. Лежать было холодно и сыро. Он поднялся, машинально вытирая щеку и отряхиваясь. Позывы к рвоте наполнили рот желчной горечью, Виктор потянулся к окну в надежде глотнуть свежего воздуха. Окно не открывалось, что не казалось удивительным, но вызывало досаду. Отчаявшись, Виктор ударил по стеклу кулаком.
Младенчески слабый удар возымел странные последствия: почти не встретив сопротивления, кулак провалился будто в густой сироп и завяз. Виктор вытянул кисть лодочкой и потянул руку на себя, но тут на пальцах сомкнулся чей-то невидимый рот и извивающийся длинный язык утрированно эротично пощекотал пальцы. Виктор вскрикнул и рванулся изо всех сил, освобождаясь от кошмарной ласки. Из медленно зарастающей дыры в стекле донесся разочарованный сладострастный стон.
- Что это? 3-зачем? - теряя остатки самообладания, прошептал Виктор, по-рыбьи жадно глотая воздух. - Я хочу выйти! И дальше пешком, только пешком…
Он подскочил к задней двери, осторожно потрогал узкое темное стекло, ощутил привычно-гладкую холодную поверхность и приник к ней, загородившись ладонями от бликов.
Дождь за окном сменился снегом. Вихри бросались на стекло, как цепные кобели на прохожих, бессмысленно и остервенело. Зарево неоновых огней неясно вырисовывало контуры современной автозаправки.
- «Статойл», - вспомнил Виктор название фирмы-владельца. - За перекрестком остановка. Конец моим мучениям! Ну скорее же, скорее!
Автобус подпрыгнул, наехав задним колесом на кирпич, выпавший из проехавшего минуту назад самосвала, и Виктор сильно ударился о зачем-то приваренный к двери ржавый угольник. Из носа тугими струйками потекла кровь, пачкая и без того донельзя грязный костюм.
Да что там костюм! Виктор нетерпеливо спустился на нижнюю ступеньку и нежно погладил закрытую створку двери, за которой лежала свобода и безопасность.
Автобус остановился, в дверных пневмоцилиндрах зашипел воздух… но открылись только двери в передней части салона.
Несколько секунд Виктор неверяще смотрел перед собой в надежде, что створки все же распахнутся, потом развернулся и ринулся к передней двери, забыв подняться на площадку. Ребро ступени врезалось в голень. Виктор упал и забарахтался, пытаясь подняться. Ноги разъезжались, как на зеркальном льду. Виктор оставил попытки встать и бросился вперед на четвереньках.
Он успел добраться до поворотного круга, когда двери закрылись и автобус покинул остановку. Виктор сел на пол, прижавшись спиной к запасному колесу, воткнутому за поручень, и разрыдался. Он плакал, некрасиво распялив рот, и слезы размывали потеки крови, измазавшей лицо.
- Это сон! Я скоро проснусь, вот сейчас и проснусь… сейчас…
Пробуждение не наступало. В перерывах между всхлипами откуда-то из далекого детства прорывалось:
- Мама! Мамочка! За что? Не надо! Я не виноват! Я больше не буду-у!!!
Он сидел, сжавшись в комочек, с подтянутыми к подбородку коленями и спрятанными на груди руками, и дрожал. Душу наполняли безысходность и неверие в происходящее. Мысли бессвязными обрывками скользили, наползая одна на другую.
- Так не бывает! Я не в Голливуде! Это Мурманск, замерзший ночной Мурманск! Вот сейчас открою глаза, и все будет нормально. Все, как всегда…
Но страх не позволял оглядеться. Виктор уже не всхлипывал, а лишь беззвучно шевелил губами. Из-под крепко зажмуренных век безостановочно текли слезы. Один только слух напряженно следил за окружающим, выискивая необычные шумы.
Доносящиеся звуки сопровождали его в сотнях предыдущих поездок, но взбаламученному сознанию даже обычный рокот дизеля казался голодным урчанием ищущего жертву зверя.
Долгое время ничего не менялось, кошмары отступили, и вслед за перевозбуждением наступил спад. Мысли утихомирились и потихоньку стали покидать измученную голову, пока в мозгу не осталась одна рефреном повторяющаяся короткая фраза:
- Вот и все; вот и все; вот и все…
Расслабились плотно сжатые веки, обмякли мышцы рук, подошвы ботинок скользнули по мокрому полу, ноги разъехались, заняв всю ширину прохода. Торможение и тихое открытие дверей могли пройти незамеченными, но все же часть его мозга не поддалась нахлынувшей неестественной сонливости, или сквозняк из распахнутых дверей пробудил сторожевые центры, но Виктор вскинулся и открыл глаза… только затем, чтобы увидеть, как вдали, за сходящимися створками, умирающей звездой мигнул багрово светящийся огонек.
Автобус резко сорвался с места. В надсадном реве двигателя отчетливо слышались злорадно-торжествующие нотки.
Сонливость прошла. Остались опустошенность и безразличие к своей дальнейшей судьбе. Виктор неторопливо поднялся на ноги и шаткой походкой сомнамбулы поплелся по проходу в сторону водительской кабины. Потухший взгляд блуждал по салону, пока не остановился на расклеенных над окнами открытках.
Пестрота выбора напоминала лотки уличных книготорговцев, где полуобнаженные красотки соседствовали с инопланетными монстрами и сияющими шедеврами автостроения. Оскомину набившая рекламная чепуха, но какой по-домашнему милой и уютной казалась она на фоне пережитого! Виктор улыбнулся открыткам как старым знакомым. Его взгляд опустился чуть ниже и - о чудо! - форточка под ними оказалась не закрытой до конца!
Узкая, всего в пару сантиметров щелка, но за ней спал город, не подвластный окружающей чертовщине. Виктор бросился к ней и приник губами и разбитым носом, стараясь вдохнуть аромат обыденности. Ни ветерка, ни свежести. Наоборот, из щели пахнуло тошнотворно сладким запахом гнили и разложения.
«Это чудится, - возникло новое убеждение, - бывают же обонятельные галлюцинации!»
Виктор приник к щели глазом - ни единой искорки в заоконной мгле. Он подставил ухо и отшатнулся, оглушенный грохотом, еще недавно столь далеким, а теперь приблизившимся вплотную. Нет, на гром это больше не походило. Скорее, так мог реветь взбесившийся бульдозер, и рев его сливался с предсмертными воплями истязаемых животных.
- Бред. Ничего подобного на самом деле нет, - убеждал себя Виктор, отшатнувшись от окна. - Следующая остановка совсем рядом. Я сойду, а кошмары останутся здесь. Домой идти не надо. Надо в больницу, она совсем недалеко. Там помогут. Обязательно помогут. Всем помогают, и мне помогут…
Он вновь зациклился на последней фразе, цепляясь за ее успокаивающее воздействие, как за спасательный круг.
Рычание двигателя стихло, Виктор закрыл глаза, боясь вспугнуть капризный механизм дверей и молясь об их открытии.
Вопли и лязг становились громче и громче, почти заглушив тихий стук распахнувшихся створок. Какофония достигла своей кульминации, и Виктор, готовый выпрыгнуть из автобуса, рискнул посмотреть на творящееся снаружи. Это спасло ему жизнь: в считанных сантиметрах от выхода вращались вертикальные шипастые цилиндры, напоминающие камнедробилку. Изъязвленную от долгого использования поверхность покрывали обрывки дымящихся внутренностей, свисающие с тупых конических шипов. Вопли прекратились со смертью последней жертвы.
Полметра, отделяющие его от ужасного конца, лишили веры в возможность тривиального сумасшествия - он протянул руку, коснувшись цилиндра, пальцы окрасились кровью погибших. Запах парного мяса удушливо кружил голову. Пугаться сил не осталось. Виктор медленно отвернулся, побрел к казавшемуся безопасным месту на поворотном круге и снова сел, привалившись спиной к запасному колесу.
«Может, заснуть попробовать? - промелькнуло в стоящем на пороге безумия рассудке. - Авось поможет…»
Виктор расслабился, не обращая внимания на подрагивание набирающего ход автобуса. Хотелось отключиться от чудовищной непонятности окружающего, бессмысленного и невыносимого.
«Музычку бы какую… Негромко, для души… Отдохнуть, отвлечься…» - уныло протекло в мыслях.
И музыка возникла. Тихая, томно-тягучая мелодия, ласкающая слух слегка подчеркнутой вялостью. Виктор улыбнулся, слушая, как постепенно убыстряется ритм, как становятся явственней четкие точки ударника, появляются эротичные вздохи саксофона, дополняемые высоким чистым женским голосом.
Виктор приподнял веки. Напротив него, нежно обняв вертикальную стойку поручня, танцевала обнаженная девица, удивительно похожая на одну из див с открыток над окном.
В ее грациозных извивах восточная нега причудливо смешивалась с яростным зовом манящей плоти, будоража древние и вечные инстинкты. Виктор, забыв обо всем, потянулся к незнакомке. Его порыв почти не отразился внешне, но танцовщице хватило и этого неуловимого «почти». Бездонная глубь ее огромных зеленых глаз обратилась к Виктору, руки чарующими жестами умоляли приблизиться, обнять, слиться в гейзере страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68