Тактика себя оправдывала – за последние три дня его кошмарный преследователь так и не смог подобраться на расстояние видимости, хотя и кружил где-то недалеко. Может быть, тот внутренний радар, которым обладал ставший живым зеркалом Витек, дал сбой?
Погрузившись в тягостные раздумья, бездумно смотревший на сероватый асфальт Мельников вдруг на кого-то наткнулся. С трудом удержался на ногах, подавил заковыристое проклятье – годы бомжевания приучили его не высказывать свои эмоции на улице, можно и побоев огрести.
– Ты видел?! – выкрикнули ему в лицо.
Мельников посмотрел на встречного и невольно отшатнулся, но Евлампий Хоноров привык к такой реакции окружающих.
– Ты ведь видел, да?! – вопросил он, пытливо вглядываясь Василию в лицо.
Тот хотел было обойти странного заполошного типа, но наткнулся на его горящий взгляд и повременил. Что-то знакомое было в лице этого человека, в том, как глаза его то бегали беспокойно по сторонам, то замирали стеклянисто. Перекошенный безвольный рот, нездоровое лицо – нет, это явно не бездомный, но вместе с тем обладает их повадками.
Впрочем, потом он сообразил – Василий не так уж часто мог посмотреться в зеркало, да и с годами он совершенно утратил эту потребность. Но этот тип был отражением его самого. Так солдаты на войне выглядят почти братьями, сроднившимися в обстановке постоянной близости смерти.
А эти двое были дичью – оба от кого-то бежали, и оба пережили что-то страшное.
– Что я должен был увидеть? – спросил Васек. Встречный назидательно поднял палец, указав им прямо в вечереющий зенит, а потом провозгласил громко:
– Того, кого ты ужаснулся и в страхе бежал! Шедший мимо прохожий – лет двадцати пяти, в вытертой кожаной куртке, бросил взгляд на говорившего, пробурчал себе под нос: «Чертовы психи...», – и пошел дальше. Но Василий его даже не заметил.
– В страхе бежал... – повторил он, – да, я встретил. Я убежал. Я бегу до сих пор.
Взгляд встречного потеплел, и он положил руку на плечо Мельникова, сделав это приличествующим разве что царю жестом.
– Ты не один, – тихо и доверительно произнес он. – Евлампий Хоноров.
– Кто? – удивился Василий. – Я?
– Да не ты, – сморщился встречный, – Евлампий Хоноров – так меня зовут.
– А... – произнес Васек, – странное какое-то имя.
– Не суть, – сказал Хоноров. – Важно, что нас таких много. Тех, кто встретил своего монстра. Пойдем... – И он увлек Василия с улицы в полутьму глухого, закрытого со всех сторон двора.
Здесь было тихо, и даже остатки поломанных каруселей не доламывала окрестная ребятня. Только сидел на лавочке возле подъезда древний дед да созерцал пустым взглядом здание напротив. По невозмутимости он явно давно сравнялся с индийскими йогами. В ограниченном серыми громадами домов небе кружили птицы.
Хоноров прошел через двор и сел на вросшее в землю сиденьице некрутящейся карусели. Махнул рукой на соседнее:
– Присаживайся. Не стесняйся.
Василий сел. Он, не отрываясь, глазел на человека, который верит в существование монстров.
– Город сходит с ума! – сказал Хоноров, слегка раскачивая головой, что придавало ему вид окончательно рехнувшегося китайского болванчика. – Может быть, уже сошел. Но никто этого не видит. Люди, которые здесь живут, они пытаются скрыться от происходящего в пучине мелочных дел. Натянуть их на голову, как натягивают одеяло малые дети, думая, что это спасет от ночных страшилищ. Эдакое одеяло, что прикрывает многочисленные страхи – только страхов становится все больше и больше – они возятся там, под одеялом, и это пугает нас до смерти. Мы сейчас видим не сами страхи – мы видим лишь их силуэты!
– Что-то я не понял... – пробормотал Василий.
– Ничего удивительного, – отрешенно заметил Хоноров, – я ведь кандидат наук, а ты – судя по всему, до перерождения бомжевал.
– Перерождения? – спросил туповато Василий.
– Ты же встретил своего монстра. Свой страх. А после этого уже никто не остается прежним. Мы меняемся, становимся дичью. Учимся выживать. Слушай, как тебя зовут?
– Василий... Мельников...
– Так вот, Василий! – грозно сказал Евлампий Хоноров. – В город пришли монстры. Не знаю, откуда они появились, да и неважно это. Важно, что до поры они не давали о себе знать. Но теперь... теперь одеяло натянулось до предела! – голос Хонорова вдруг опустился на октаву, обрел глубину. – И когда оно прорвется, а это случится, конец неминуем. Так что я, в некотором роде, вестник монстров, первый глашатай Апокалипсиса!
Василий не очень понял, о чем речь. Но его сейчас гораздо больше волновал другой вопрос – он больше не был один. А значит, значит, появились шансы на спасение.
– Многие люди, – меж тем продолжил глашатай Апокалипсиса, – встречают монстров. Это не простые монстры, хотя тоже несут зло. Эти монстры привязаны к конкретным личностям, подобраны для того, чтобы вызывать в своих жертвах наибольший страх. Они как будто твои близнецы, твои половины, знающие тебя досконально. Плохие половины. Знаешь, как при шизофрении – одна половина деструктивна, зато другая любит детей и цветы.
– Зеркало, – сказал Мельников.
– Что? – переспросил удивленно его словоблудствующий собеседник.
– Его поглотило зеркало. И если у каждого свой монстр, то почему у меня было зеркало?
– Ты бы рассказал... – произнес Хоноров.
И Василий рассказал историю превращения его напарника в зеркало. На середине рассказа он вынужден был остановиться и перевести дыхание, почему-то вспоминать было нелегко. Хоноров внимательно слушал, все так же раскачиваясь на сиденье. Древний дед у подъезда взирал на это с невозмутимостью горных вершин Памира.
– У тебя в детстве с этими стекляшками ничего не было связано? – внимательно выслушав рассказ, спросил Хоноров. – Учти, я тебе не просто так это говорю, ты должен вспомнить, что именно тебя пугает. Только так можно бороться с чудовищем у тебя на шее.
Мельников послушно напряг память, рылся в ней, как все предыдущие годы рылся в мусорных баках – среди гниющих отбросов нет-нет да и найдется нечто ценное. Но так ничего и не обнаружил. Много было гадостей в его памяти, много горя, а вот чего-то хорошего – так, на самом донышке. Приняв это, как очередное подтверждение своей неудавшейся жизни, Васек приуныл.
– Не вспоминается? – участливо спросил Евлампий Хоноров. – Это ничего, вспомнится. Такое, оно знаешь, всегда на дне памяти обретается. Копни поглубже – обнаружишь его, эдакую черную склизкую корягу.
Поводив бездумно глазами по сухой вытоптанной земле вокруг карусели, Василий спросил:
– А у тебя тоже есть монстр?
– Есть! – хохотнул Евлампий. – Только у него кишка тонка меня догнать. Уже целый месяц гоняется, а поймать не может.
– Какой он?
Вот тут Хоноров замялся, поправил нервно очки:
– Ну, знаешь... В общем, тебе это не должно быть интересно. В конце концов, его целью являюсь только я, так ведь? – Он порывисто поднялся с сиденья.
– Постой, – сказал Мельников, – ты говоришь, их уже много, таких монстров?
– Много. Больше, чем ты думаешь. Наверное, даже больше, чем я себе представляю. Может быть, весь этот город состоит из монстров, а?
На улице стало темнее – очередной летний вечер на кошачьих лапах вступал в город. На востоке небо потемнело до фиолетово-синего удивительно нежного оттенка, а потом вдруг эта пастельная благость ощетинилась колючей и пронзительной звездочкой. По улице пробегали смутные тени, порождения сумрака. Редкие машины зажгли фары, и улицы наполнились вечной битвой тьмы и электрического света.
Окна домов тоже зажигались одно за другим – желтым светом электрических ламп и белым мерцающим ламп газоразрядных. Толстые шторы закрывали эти окна от мира, и свет, проходя через них, преобразовывался в десятки разных оттенков – зеленый, синий и багрово-красный. А иногда из-за них на тротуар падали сотни маленьких игривых радуг – от люстр с хрустальными лепестками. Одно из окон неритмично мерцало синеватым неопределенным цветом – там смотрели телевизор, и диалоги громко доносились через открытую форточку.
Где-то далеко разговаривали люди, спорили, кричали. Может быть – все та же нерассасывающаяся очередь у колонок. Лаяли собаки, и на пределе слышимости стучали колеса пригородной электрички.
– Так куда мы теперь? – спросил Мельников, шагая вслед за Хоноровым вдоль Покаянной улицы. Дорога здесь была на редкость ухабиста и зачастую радовала водителей узкими провалами почти полуметровой глубины, которые, наполнившись водой во время дождя, коварно притворялись неглубокими лужицами.
– Как я уже говорил, нас – не один и не два. Нас много. Часть я в меру сил смог объединить, и мы образовали нечто вроде группы, потому что заметили – когда мы рядом, монстры на время оставляют нас в покое. Ведь много людей – это сила, Васек. И не только физического плана, – Хоноров покосился на поотставшего Василия и быстро заметил: – Да не боись ты так! Мы сейчас пойдем на квартиру, где собираются пострадавшие. Никакое ходячее зеркало до тебя уже не доберется. И потом, я... – И в этот момент над головами идущих с резким щелчком включился фонарь. Помигал нежно-розовой точкой, а потом стал разгораться, крепчать, наливаться естественным голубоватым светом.
Фонари зажглись по всей улице – тоже разноцветные, розовые, оранжевые и синие, мигом придав обшарпанной Покаянной какой-то праздничный и веселый вид. Это было красиво, уходящая вдаль улица, расцвеченная цепочкой разгорающихся фонарей, – а над ней светлое закатное небо.
Однако на освещенном синим мерцающим светом лице Хонорова была только нервозность и озабоченность. Он вздрогнул, когда включился фонарь, а теперь оглянулся назад в образовавшуюся густую тень между домами.
«А ведь он боится, – подумал вдруг Мельников. – Тоже боится!»
– Говоришь, город полон чудовищ? – спросил он вслух.
– Да, – откликнулся его спутник слегка отстранение, – прибавим шагу. Сейчас ночь, а они очень любят темноту.
– Кто – они? – спросил Василий.
Но Хоноров только нервно качнул головой.
– Смотри на небо! – приказал он резко. Василий поднял голову и вгляделся в закатное небо. Ничего.
– Не туда, правее, вон над крышей того дома. Ты видишь его?
Приглядевшись внимательнее к указанному строению, Мельников различил на крыше какое-то шевеление. Он, не отрываясь, смотрел, как что-то черное ползет по крытому шифером скату, а потом вдруг соскальзывает вниз и вместо того, чтобы упасть, распахивает широченные слабо обрисованные крылья и взмывает в небо стремительным силуэтом.
– Кто это? – спросил Мельников.
– Откуда я знаю, – пожал плечами его спутник. – Чей-то страх. Чей-то вечный спутник.
Они быстрым шагом шли дальше и на перекрестке свернули с Покаянной на Ратную улицу, еще более запущенную и обшарпанную.
– Они везде, их все больше и больше. Вон смотри, кто там роется в мусорном баке? Бомж? Бродяга?
– Нет, – тихо сказал Мельников, – их больше не осталось в городе.
– А ну, пшла! – рявкнул Хоноров на смутно виднеющуюся в темноте тень.
Та проворно выскочила на свет, на миг замерла – крупная серая собака. Она смерила двоих потревоживших ее зеленоватыми дикими глазами, а потом заскользила легко прочь.
– Зверь, принявший обличье пса! – провозгласил Хоноров и двинулся дальше. Василий последовал за ним с некоторым сомнением, ему все меньше начинала нравиться эта темная улица, эти шевеления в густой тени зданий.
– Послушай... – сказал было он, но тут Хоноров остановился. Замер, как изваяние. Потом обернулся к Мельникову – глаза его растерянно бегали, голова смешно наклонена.
– Ты что-нибудь слышишь?
Ваську стало смешно, смешно до истерики. Этот спаситель рода человеческого стоит и прислушивается ко тьме, как малый ребенок, который впервые отважился гулять во дворе до темноты.
– Я много чего слышу, – сказал Василий, – я слышу, как лают собаки и шумит вода у плотины. Еще музыка где-то... далеко.
– Нет, – напряженно сказал Хоноров, – такие характерные звуки. Хлюпающие...
Мельников честно послушал, но ничего не уловил.
– Пойдем, пойдем! – торопил Хоноров. – Если успеем дойти до квартиры – считай, спасены.
Они ускорили шаг. Фонари здесь не просто не горели, а были разбиты и зачастую осколки ламп валялись прямо под ними.
Впереди на асфальте что-то чернело. Вблизи обнаружилось, что это давешняя собака. Вернее – труп давешней собаки. Псина лежала свободно вытянувшись, на боку, словно прилегла сладко подремать на самой середине дороги. Но пустые глазницы рассеивали иллюзию сна – животное было мертво.
Как только Хоноров увидел эти кровавые неглубокие ямки, он остановился и обхватил голову руками.
– Эта тварь меня выследила. Она здесь! Она где-то рядом!! – Он обернулся к Василию, и теперь на лице его озабоченность уступила место откровенному страху.
Оглянулся и Мельников – абсолютно пустая улица уходила во тьму. Только сейчас он заметил, что кроме них, на ней нет ни одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63