Вас интересует, что с ними стало? Сейчас наблюдение снято, но, похоже, они и по сей день там, на Регерштрассе, в фундаменте одного из домов. Так что если вы не охладели еще к тем сенсационным в кавычках пометкам, – Септимус посмотрел на профессора Гарамана, – поезжайте в Мюнхен и занимайтесь раскопками.
Напрашивается только один вывод – там кто-то попытался уничтожить книги, например, сжечь. Поняв же, что они не горят, он замуровал их в бетон. А поскольку никто из нас к этому акту не причастен, остается предположить, что это та самая подчистка из будущего, о существовании которой мы подчас так жарко спорим. И сделана она, вероятно, руками Белова или дочери профессора Эрны.
Септимус подошел и отпер своим ключом дверь кабинета.
– Вот и все, что я имел вам сообщить, господа. А теперь прошу простить – меня ждут в парламентском комитете по науке.
XXXIII
Тринадцатого мая к дверям одной из берлинских квартир на Ольденбургерштрассе осторожно подошел человек. Он был одет в гражданский костюм и тонкий зеленоватый плащ и держал в руках полупустой обшарпанный портфель. На вид человеку было далеко за шестьдесят. Он выглядел утомленным и был не меньше недели не брит.
Выбитая дверь болталась на одной петле. Человек прислушался и, стараясь не запачкаться, вошел в прихожую. Царящий внутри погром вполне соответствовал состоянию двери.
Пришелец прошел, на кухню и осмотрелся. Заметив на полу среди осколков стекла и всякого мусора затоптанный сапогами тетрадный листок, он нагнулся и поднял его.
«Генрих, сегодня, 2 мая, в 23.00 мы с Эрной ушли в надежде выйти из города. Попытаемся добраться до Эльбы. Днем в колонне военнопленных я видела Пауля. Он сказал, что Петер погиб вчера, 1 мая, в районе Тиргартена. Изольда».
Уже после подписи было добавлено: «Прощай» .
Человек положил портфель и записку на стол и прошел в ванную комнату. Там он с некоторым усилием опустился на колени и почти в полной темноте стал шарить рукой под чугунной ванной среди стопок кафельной плитки и прочего хлама. Наконец он нашел, что искал: небольшой сверток в пергаментной бумаге. Он вышел в комнату, поставил на ножки единственный уцелевший стул, сел и начал разворачивать сверток. Из бумаги, целлофана и куска черной ткани он извлек маленький «зауэр». На защитной дужке пистолета было выгравировано: «Г.Кристиан. 28.01.35». Больше десяти лет назад его подарили штурмбаннфюреру Кристиану подчиненные одного из отделений Дахау, когда он получил новое назначение в Веймар.
Человек опустил руку с пистолетом и задумался.
* * *
Когда примерно в середине войны Главное управление суда СС начало чистку руководства концлагерей, погрязшего в воровстве и коррупции, был арестован и непосредственный начальник Кристиана, комендант Бухенвальда Карл Кох. Личность настолько одиозная, что его сторонились все: и подчиненные, и те, кому по службе подчинялся штандартенфюрер СС Кох.
Впрочем, тогда, в 1942 году, Коха вместе с женой-садисткой, прозванной в лагере «бухенвальдской сукой» (она любила травить узников своей овчаркой), оправдали. Генриха Кристиана вызывали в Берлин свидетелем. Он отвечал на вопросы лично Францу Брейтгаупту, шефу Верховного эсэсовского суда. Обергруппенфюрера интересовали факты неоправданной жестокости супружеской четы Кох, невероятные легенды о которой черными тенями бродили уже далеко за воротами лагеря и его филиалов. Сам Кристиан не имел отношения к абажурам из человеческой кожи, но хорошо знал о слабости к подобного рода изделиям Ильзы Кох. Он прямо заявил, что считает их обоих патологическими садистами и психически больными людьми, заслуживающими, хотя бы уже поэтому, смерти.
Коха перевели комендантом Майданека. Каким-то образом до него дошли сведения о показаниях Кристиана, и он искал только случая, чтобы отомстить. Пока же такой случай не представился, на штурмбаннфюрера сыпались доносы. От кадрового управления СС они рикошетили к новому коменданту Бухенвальда принцу Вальдеку, который прекрасно понимал, что за разложившийся тип автор этих пасквилей
Возможно, именно принц Вальдек инициировал повторный арест обоих Кохов в августе сорок четвертого. На этот раз им открыто вменили в вину серию незаконных убийств узников, одного охранника из СС, а также некоего пастора, привлеченного к делу в качестве свидетеля и умерщвленного ядом уже во время следствия. Учитывая еще и финансовые преступления, нанесшие значительный ущерб рейху, штандартенфюрера СС Карла Коха разжаловали, лишили всех наград и приговорили к смерти Его жену – фрау Абажур (еще одно прозвище Ильзы Кох) – отпустили на все четыре стороны, как недолжностное лицо.
В апреле, меньше месяца тому назад, когда уже по всем швам трещал Одерский фронт, Кристиана вызвал в Берлин принц Вальдек, бывший одно время его начальником, потом шефом полиции и СС на территории 9-го военного округа, а теперь, после перевода своей штаб-квартиры в столицу, руководивший непонятно чем.
– Садитесь, Кристиан, – начал обергруппенфюрер. – Времени мало, поэтому сразу к делу. Речь пойдет о вашем бывшем патроне Кохе.
Принц рассказал удивленному штурмбаннфюреру о суде и приговоре, вынесенном Карлу Коху, а также о том, что приговор до сих пор не приведен в исполнение.
– Более того, этот подонок собирается выскользнуть еще раз, – продолжал он, предлагая собеседнику сигару. – Сейчас он в Мюнхене, в тамошней тюрьме. Ждет решения о замене смертной казни отправкой на Восточный фронт. У него опять появились благожелатели. Думаю, этот тип припрятал не один килограмм золотых зубов, выдранных им у мертвецов Майданека и Любека, так что ему есть чем расплатиться за услуги.
Сорокадевятилетний потомок венценосного рода выжидающе посмотрел на сидящего перед ним утомленного эсэсовца в давно не стиранной рубашке. Тот молчал.
– Как дела в вашем отделении, Кристиан?
– Через день-два все закончим, обергруппенфюрер Заключенные отправлены в Нойбранденбург, документация частично уничтожается согласно полученных инструкций, частично перевозится в Берлин. Оставшийся персонал готов выполнить любой приказ.
– Хорошо, Кристиан. Но к вам у меня не приказ, а просьба. – Принц Вальдек встал, подошел к большому сейфу в углу кабинета и достал из него папку. – Это заверенная копия приговора Коха. – Он положил на стол лист жесткой бумаги желтоватого цвета. – Здесь имеется и моя подпись. Так вот, приговор должен быть исполнен любой ценой.
– Вы хотите, чтобы это сделал я? – совершенно спокойно спросил Кристиан.
Вальдек кивнул.
– Вас интересует, почему вы? Просто я вам доверяю. Здесь в Берлине у меня совсем нет людей, на которых можно стопроцентно положиться. К тому же есть еще один нюанс. – Он вытащил из стола другую папку и достал из нее несколько бумажек. – Можете взять и почитать потом на досуге. Это доносы Коха на вас. Я даю их вам вовсе не для того, чтобы возбудить жажду мести, так что вы вправе отказаться, и мне придется поискать другого.
Кристиан взял в руки одну из бумажек, испещренную визами и штампиками, и бегло просмотрел ее содержимое.
– А почему бы просто не дать команду мюнхенскому гестапо?
– Потому, что я хочу быть уверен в ее исполнении, а это значит, что все равно придется посылать человека для проверки.
– Когда я должен выехать, обергруппенфюрер?
– Немедленно. Через несколько часов в Мюнхен из Темпельхофа вылетает самолет. Железная дорога в том направлении скорее всего неисправна, американцы отсекли уже весь север Баварии. Четыре дня назад взят Нюрнберг. Мюнхен продержится не больше недели, и ваша задача состоит в том, чтобы Кох не попал в руки американцев, а уж тем более русских живым. Прежде чем они вздернут этого негодяя, он станет для них козырной картой в очернительстве национал-социализма.
Вечером двадцать четвертого апреля Кристиан вылетел на юг. Когда уже в сумерках они огибали с востока Нюрнберг, их «хейнкель» был атакован истребителями. От неминуемого расстрела спасла низкая облачность. Летчики нырнули в тучу и посадили изрешеченный пулями самолет на каком-то поле. Дальше пришлось добираться на чем попало, и только к утру двадцать шестого на грузовике с фольксштурмистами Кристиан въехал в туманный от окрестных пожаров Мюнхен со стороны Людвигштрассе.
Его подбросили к городскому отделению гестапо, где Кристиан попросил на полдня машину или на худой конец мотоцикл. С машиной проблем не было: по всему городу стояли сотни автомобилей с пустыми баками. Но вот бензин… Впрочем, в кармане забрызганного грязью плаща Генриха Кристиана лежала заверенная в канцелярии личного штаба рейхсфюрера СС бумажка об оказании всяческой помощи «подателю сего». Так что нашли и горючее.
– Я только что из Берлина, – говорил штурмбаннфюрер, снимая грязный плащ в кабинете коменданта тюрьмы Штадельхейм. – Вот мои верительные грамоты.
Одноглазый комендант, взглянув на предъявленные бумаги, встал, одернул китель и вытянулся по стойке «смирно».
– Слушаю вас, штурмбаннфюрер.
– Карл Отто Кох, осужденный судом СС осенью сорок четвертого года, у вас? Отлично. – Кристиан опустился на стул, предлагая сделать то же самое и тюремщику. – Я прислан выполнить приговор. Дайте мне двоих охранников и проводите к нему.
– Но у меня насчет Коха другие инструкции…
– Все инструкции отменяются. Теперь я для вас главная инструкция. Исполняйте.
Через несколько минут комендант лично отпер дверь в большую камеру для привилегированных узников. Это была та самая комната, где в конце февраля сорок третьего года провела свою последнюю ночь Софи Шолль. На той самой кровати теперь лежал упитанный человек лет пятидесяти в светло-сером открытом кителе эсэсовского образца. Знаков различия на нем не было, только серебристый орел на рукаве и черный воротник со следами от споротых петлиц указывали на то, что это бывший эсэсовский чин.
На столике возле кровати стояли стакан с чаем, две тарелки с остатками пищи, рядом валялись огрызок яблока, печенье.
Увидев входящих, заключенный приподнялся на локте и удивленно уставился на штурмбаннфюрера с массивным раздвоенным подбородком.
– Кристиан? Генрих?
Штурмбаннфюрер сделал знак коменданту и охранникам остаться снаружи и прикрыл дверь. Он прошел и сел на кровать напротив.
– Собирайся, Карл. Меня прислали за тобой.
– Кто?
Кох продолжал полулежать, приподнявшись на левом локте, настороженно всматриваясь в лицо старого знакомого. Этот человек мог означать для него две вещи: смерть или… На все остальное Карл Кох был согласен.
– Собирайся, времени мало. Нас ждет самолет.
Гроза Бухенвальда, Майданека и Любека сразу обмяк и повеселел. Самолет – это не смерть. Он сел, принялся натягивать сапоги и одновременно расспрашивать Кристиана:
– Где фронт? От этих дармоедов ничего не добьешься, – кивок в сторону двери. – Их ничего не интересует. Куда мы вылетаем? В Берлин?
– Дальше. Гораздо дальше.
– На север?
– Я жду тебя в коридоре,
Кристиан вышел и закрыл дверь.
– Вы можете показать мне камеру, где застрелили Рема? – обратился он к ожидавшему коменданту.
– Конечно. Она как раз свободна. Это здесь, дальше по коридору.
– Пусть ваши люди пройдут вперед и, когда мы к ней приблизимся, откроют дверь. Да, и вот еще что: пошлите-ка за фотографом.
Кох вышел из своей комнаты с большим чемоданом в руках. Он походил скорее на командированного чиновника, нежели на узника. Увидев коменданта, он весело сказал:
– А, одноглазый! Прощай. Ты приготовил уже камеру, в которую тебя посадят американцы? Рекомендую эту. Ха-ха!
Не ожидая приглашения, Кох, который еще недавно был бы среди присутствующих старшим по званию, бодро зашагал по коридору. Он знал, что в такое тяжелое время не станут бросаться верными людьми и что его дубовые листья уже завтра займут свое место на черном воротнике.
Неожиданно перед самым его носом со скрежетом распахнулась железная дверь. С разбегу он чуть было не ударился в нее лбом. Оказавшийся тут же второй охранник подхватил из рук оторопевшего Коха чемодан и легонько подтолкнул его в камеру.
– Давай-давай, – подбодрил Кристиан. – тебе сюда.
– Генрих… а самолет?
– Туда, куда тебе нужно, самолеты не летают. – С этими словами Кристиан достал из кобуры пистолет и уже с силой толкнул обмякшее тело толстяка в дверной проем. – Знаешь, что это за место? – спросил он. – Тут застрелили Рема, которого я когда-то уважал, а потом перестал уважать. И все равно – ты ему не чета.
Кристиан еще раз подтолкнул своего бывшего шефа и осмотрелся. «Заложит уши», – подумал он, глядя на каменные стены тесного помещения. Одноглазый комендант и охранники толпились снаружи. Он поднял пистолет.
– Подожди, Генрих! – закрываясь руками, закричал Кох. – У меня много золота и камней… У меня счета в Швейцарии… Через три дня здесь все равно будут американцы и война закончится! Помоги мне выбраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Напрашивается только один вывод – там кто-то попытался уничтожить книги, например, сжечь. Поняв же, что они не горят, он замуровал их в бетон. А поскольку никто из нас к этому акту не причастен, остается предположить, что это та самая подчистка из будущего, о существовании которой мы подчас так жарко спорим. И сделана она, вероятно, руками Белова или дочери профессора Эрны.
Септимус подошел и отпер своим ключом дверь кабинета.
– Вот и все, что я имел вам сообщить, господа. А теперь прошу простить – меня ждут в парламентском комитете по науке.
XXXIII
Тринадцатого мая к дверям одной из берлинских квартир на Ольденбургерштрассе осторожно подошел человек. Он был одет в гражданский костюм и тонкий зеленоватый плащ и держал в руках полупустой обшарпанный портфель. На вид человеку было далеко за шестьдесят. Он выглядел утомленным и был не меньше недели не брит.
Выбитая дверь болталась на одной петле. Человек прислушался и, стараясь не запачкаться, вошел в прихожую. Царящий внутри погром вполне соответствовал состоянию двери.
Пришелец прошел, на кухню и осмотрелся. Заметив на полу среди осколков стекла и всякого мусора затоптанный сапогами тетрадный листок, он нагнулся и поднял его.
«Генрих, сегодня, 2 мая, в 23.00 мы с Эрной ушли в надежде выйти из города. Попытаемся добраться до Эльбы. Днем в колонне военнопленных я видела Пауля. Он сказал, что Петер погиб вчера, 1 мая, в районе Тиргартена. Изольда».
Уже после подписи было добавлено: «Прощай» .
Человек положил портфель и записку на стол и прошел в ванную комнату. Там он с некоторым усилием опустился на колени и почти в полной темноте стал шарить рукой под чугунной ванной среди стопок кафельной плитки и прочего хлама. Наконец он нашел, что искал: небольшой сверток в пергаментной бумаге. Он вышел в комнату, поставил на ножки единственный уцелевший стул, сел и начал разворачивать сверток. Из бумаги, целлофана и куска черной ткани он извлек маленький «зауэр». На защитной дужке пистолета было выгравировано: «Г.Кристиан. 28.01.35». Больше десяти лет назад его подарили штурмбаннфюреру Кристиану подчиненные одного из отделений Дахау, когда он получил новое назначение в Веймар.
Человек опустил руку с пистолетом и задумался.
* * *
Когда примерно в середине войны Главное управление суда СС начало чистку руководства концлагерей, погрязшего в воровстве и коррупции, был арестован и непосредственный начальник Кристиана, комендант Бухенвальда Карл Кох. Личность настолько одиозная, что его сторонились все: и подчиненные, и те, кому по службе подчинялся штандартенфюрер СС Кох.
Впрочем, тогда, в 1942 году, Коха вместе с женой-садисткой, прозванной в лагере «бухенвальдской сукой» (она любила травить узников своей овчаркой), оправдали. Генриха Кристиана вызывали в Берлин свидетелем. Он отвечал на вопросы лично Францу Брейтгаупту, шефу Верховного эсэсовского суда. Обергруппенфюрера интересовали факты неоправданной жестокости супружеской четы Кох, невероятные легенды о которой черными тенями бродили уже далеко за воротами лагеря и его филиалов. Сам Кристиан не имел отношения к абажурам из человеческой кожи, но хорошо знал о слабости к подобного рода изделиям Ильзы Кох. Он прямо заявил, что считает их обоих патологическими садистами и психически больными людьми, заслуживающими, хотя бы уже поэтому, смерти.
Коха перевели комендантом Майданека. Каким-то образом до него дошли сведения о показаниях Кристиана, и он искал только случая, чтобы отомстить. Пока же такой случай не представился, на штурмбаннфюрера сыпались доносы. От кадрового управления СС они рикошетили к новому коменданту Бухенвальда принцу Вальдеку, который прекрасно понимал, что за разложившийся тип автор этих пасквилей
Возможно, именно принц Вальдек инициировал повторный арест обоих Кохов в августе сорок четвертого. На этот раз им открыто вменили в вину серию незаконных убийств узников, одного охранника из СС, а также некоего пастора, привлеченного к делу в качестве свидетеля и умерщвленного ядом уже во время следствия. Учитывая еще и финансовые преступления, нанесшие значительный ущерб рейху, штандартенфюрера СС Карла Коха разжаловали, лишили всех наград и приговорили к смерти Его жену – фрау Абажур (еще одно прозвище Ильзы Кох) – отпустили на все четыре стороны, как недолжностное лицо.
В апреле, меньше месяца тому назад, когда уже по всем швам трещал Одерский фронт, Кристиана вызвал в Берлин принц Вальдек, бывший одно время его начальником, потом шефом полиции и СС на территории 9-го военного округа, а теперь, после перевода своей штаб-квартиры в столицу, руководивший непонятно чем.
– Садитесь, Кристиан, – начал обергруппенфюрер. – Времени мало, поэтому сразу к делу. Речь пойдет о вашем бывшем патроне Кохе.
Принц рассказал удивленному штурмбаннфюреру о суде и приговоре, вынесенном Карлу Коху, а также о том, что приговор до сих пор не приведен в исполнение.
– Более того, этот подонок собирается выскользнуть еще раз, – продолжал он, предлагая собеседнику сигару. – Сейчас он в Мюнхене, в тамошней тюрьме. Ждет решения о замене смертной казни отправкой на Восточный фронт. У него опять появились благожелатели. Думаю, этот тип припрятал не один килограмм золотых зубов, выдранных им у мертвецов Майданека и Любека, так что ему есть чем расплатиться за услуги.
Сорокадевятилетний потомок венценосного рода выжидающе посмотрел на сидящего перед ним утомленного эсэсовца в давно не стиранной рубашке. Тот молчал.
– Как дела в вашем отделении, Кристиан?
– Через день-два все закончим, обергруппенфюрер Заключенные отправлены в Нойбранденбург, документация частично уничтожается согласно полученных инструкций, частично перевозится в Берлин. Оставшийся персонал готов выполнить любой приказ.
– Хорошо, Кристиан. Но к вам у меня не приказ, а просьба. – Принц Вальдек встал, подошел к большому сейфу в углу кабинета и достал из него папку. – Это заверенная копия приговора Коха. – Он положил на стол лист жесткой бумаги желтоватого цвета. – Здесь имеется и моя подпись. Так вот, приговор должен быть исполнен любой ценой.
– Вы хотите, чтобы это сделал я? – совершенно спокойно спросил Кристиан.
Вальдек кивнул.
– Вас интересует, почему вы? Просто я вам доверяю. Здесь в Берлине у меня совсем нет людей, на которых можно стопроцентно положиться. К тому же есть еще один нюанс. – Он вытащил из стола другую папку и достал из нее несколько бумажек. – Можете взять и почитать потом на досуге. Это доносы Коха на вас. Я даю их вам вовсе не для того, чтобы возбудить жажду мести, так что вы вправе отказаться, и мне придется поискать другого.
Кристиан взял в руки одну из бумажек, испещренную визами и штампиками, и бегло просмотрел ее содержимое.
– А почему бы просто не дать команду мюнхенскому гестапо?
– Потому, что я хочу быть уверен в ее исполнении, а это значит, что все равно придется посылать человека для проверки.
– Когда я должен выехать, обергруппенфюрер?
– Немедленно. Через несколько часов в Мюнхен из Темпельхофа вылетает самолет. Железная дорога в том направлении скорее всего неисправна, американцы отсекли уже весь север Баварии. Четыре дня назад взят Нюрнберг. Мюнхен продержится не больше недели, и ваша задача состоит в том, чтобы Кох не попал в руки американцев, а уж тем более русских живым. Прежде чем они вздернут этого негодяя, он станет для них козырной картой в очернительстве национал-социализма.
Вечером двадцать четвертого апреля Кристиан вылетел на юг. Когда уже в сумерках они огибали с востока Нюрнберг, их «хейнкель» был атакован истребителями. От неминуемого расстрела спасла низкая облачность. Летчики нырнули в тучу и посадили изрешеченный пулями самолет на каком-то поле. Дальше пришлось добираться на чем попало, и только к утру двадцать шестого на грузовике с фольксштурмистами Кристиан въехал в туманный от окрестных пожаров Мюнхен со стороны Людвигштрассе.
Его подбросили к городскому отделению гестапо, где Кристиан попросил на полдня машину или на худой конец мотоцикл. С машиной проблем не было: по всему городу стояли сотни автомобилей с пустыми баками. Но вот бензин… Впрочем, в кармане забрызганного грязью плаща Генриха Кристиана лежала заверенная в канцелярии личного штаба рейхсфюрера СС бумажка об оказании всяческой помощи «подателю сего». Так что нашли и горючее.
– Я только что из Берлина, – говорил штурмбаннфюрер, снимая грязный плащ в кабинете коменданта тюрьмы Штадельхейм. – Вот мои верительные грамоты.
Одноглазый комендант, взглянув на предъявленные бумаги, встал, одернул китель и вытянулся по стойке «смирно».
– Слушаю вас, штурмбаннфюрер.
– Карл Отто Кох, осужденный судом СС осенью сорок четвертого года, у вас? Отлично. – Кристиан опустился на стул, предлагая сделать то же самое и тюремщику. – Я прислан выполнить приговор. Дайте мне двоих охранников и проводите к нему.
– Но у меня насчет Коха другие инструкции…
– Все инструкции отменяются. Теперь я для вас главная инструкция. Исполняйте.
Через несколько минут комендант лично отпер дверь в большую камеру для привилегированных узников. Это была та самая комната, где в конце февраля сорок третьего года провела свою последнюю ночь Софи Шолль. На той самой кровати теперь лежал упитанный человек лет пятидесяти в светло-сером открытом кителе эсэсовского образца. Знаков различия на нем не было, только серебристый орел на рукаве и черный воротник со следами от споротых петлиц указывали на то, что это бывший эсэсовский чин.
На столике возле кровати стояли стакан с чаем, две тарелки с остатками пищи, рядом валялись огрызок яблока, печенье.
Увидев входящих, заключенный приподнялся на локте и удивленно уставился на штурмбаннфюрера с массивным раздвоенным подбородком.
– Кристиан? Генрих?
Штурмбаннфюрер сделал знак коменданту и охранникам остаться снаружи и прикрыл дверь. Он прошел и сел на кровать напротив.
– Собирайся, Карл. Меня прислали за тобой.
– Кто?
Кох продолжал полулежать, приподнявшись на левом локте, настороженно всматриваясь в лицо старого знакомого. Этот человек мог означать для него две вещи: смерть или… На все остальное Карл Кох был согласен.
– Собирайся, времени мало. Нас ждет самолет.
Гроза Бухенвальда, Майданека и Любека сразу обмяк и повеселел. Самолет – это не смерть. Он сел, принялся натягивать сапоги и одновременно расспрашивать Кристиана:
– Где фронт? От этих дармоедов ничего не добьешься, – кивок в сторону двери. – Их ничего не интересует. Куда мы вылетаем? В Берлин?
– Дальше. Гораздо дальше.
– На север?
– Я жду тебя в коридоре,
Кристиан вышел и закрыл дверь.
– Вы можете показать мне камеру, где застрелили Рема? – обратился он к ожидавшему коменданту.
– Конечно. Она как раз свободна. Это здесь, дальше по коридору.
– Пусть ваши люди пройдут вперед и, когда мы к ней приблизимся, откроют дверь. Да, и вот еще что: пошлите-ка за фотографом.
Кох вышел из своей комнаты с большим чемоданом в руках. Он походил скорее на командированного чиновника, нежели на узника. Увидев коменданта, он весело сказал:
– А, одноглазый! Прощай. Ты приготовил уже камеру, в которую тебя посадят американцы? Рекомендую эту. Ха-ха!
Не ожидая приглашения, Кох, который еще недавно был бы среди присутствующих старшим по званию, бодро зашагал по коридору. Он знал, что в такое тяжелое время не станут бросаться верными людьми и что его дубовые листья уже завтра займут свое место на черном воротнике.
Неожиданно перед самым его носом со скрежетом распахнулась железная дверь. С разбегу он чуть было не ударился в нее лбом. Оказавшийся тут же второй охранник подхватил из рук оторопевшего Коха чемодан и легонько подтолкнул его в камеру.
– Давай-давай, – подбодрил Кристиан. – тебе сюда.
– Генрих… а самолет?
– Туда, куда тебе нужно, самолеты не летают. – С этими словами Кристиан достал из кобуры пистолет и уже с силой толкнул обмякшее тело толстяка в дверной проем. – Знаешь, что это за место? – спросил он. – Тут застрелили Рема, которого я когда-то уважал, а потом перестал уважать. И все равно – ты ему не чета.
Кристиан еще раз подтолкнул своего бывшего шефа и осмотрелся. «Заложит уши», – подумал он, глядя на каменные стены тесного помещения. Одноглазый комендант и охранники толпились снаружи. Он поднял пистолет.
– Подожди, Генрих! – закрываясь руками, закричал Кох. – У меня много золота и камней… У меня счета в Швейцарии… Через три дня здесь все равно будут американцы и война закончится! Помоги мне выбраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82