Не чистокровных, конечно, но тем не менее. Для старого адмирала Кюленталя, например, полуеврея и вдобавок женатого на еврейке, он вырвал у Гитлера индульгенцию и даже выбил, рискуя своим гросс-адмиральством, полагавшуюся тому пенсию.
Несколько раз после того разговора профессор Вангер покупал в киоске у Эриха газеты и журналы. Он присматривался к киоскеру, не решаясь представиться, пытался разобраться, что это за человек, тот ли это журналист, чьи статьи вызывали споры в начале тридцатых и у них на кафедре. И все же, покупая как-то «Рейхсгезецблатт», он не удержался.
– Вы ведь господин Белов? – спросил профессор протягивая мелочь.
Рука киоскера дрогнула и замерла. Он настороженно посмотрел на покупателя и молча кивнул.
– Меня зовут Готфрид Вангер, – как можно приветливее поспешил добавить профессор, окончательно раскрывая карты. – Мне рассказала о вас моя жена, и мы вспомнили некоторые ваши статьи начала тридцатых, Нет-нет, вы не должны ничего опасаться. Я только хотел предложить вам посмотреть несколько русских книг из моей библиотеки. Сам я в языках не силен, а книги, должно быть, представляют известную библиографическую ценность. В одной из них есть портреты Тургенева, Толстого, Чайковского и других. Некоторые я бы мог даже предложить вам насовсем, если хотите. Печатное слово на родном языке для вас теперь особенная редкость.
– Очень признателен, господин Вангер. – Киоскер успокоился и отсчитал сдачу. – Я с удовольствием…
– Прекрасно! Тогда записывайте адрес. Брудерштрассе, 14, квартира 6. Послезавтра, в воскресенье, часам к пяти вам удобно?
– Я приду. Еще раз поблагодарите вашу супругу.
К первому появлению Эриха в их доме фрау Вангер отнеслась настороженно. Однако уже через час общения с ним ее напряжение постепенно развеялось. Русский оказался очень спокойным, доброжелательным человеком. Он был опрятно одет, чисто выбрит и в разговоре совершенно не упоминал о лагере и других своих жизненных невзгодах. Она не смогла уловить в нем даже тени обиды на судьбу или немцев. Нет, он определенно не был настроен плакаться. Казалось также, что он намеренно избегал затрагивать вопросы войны и политики, зато о немецкой литературе XVIII-XIX веков, в которой превосходно разбирался, был готов говорить совершенно раскрепощенно.
Потом пришла Эрна. И с нею Эрих, несмотря на свой уже преклонный возраст, сразу нашел общий язык. Поинтересовался ее успехами в университете, вспомнил несколько интересных историй из жизни петербургского студенчества. Потом они пили чай, и профессор расспрашивал гостя об обстоятельствах его пленения в четырнадцатом году, о том, как русская общественность восприняла начало той войны с Германией. Говорили о Мюнхене и Петербурге, о том, что это истинные духовные центры двух великих государств и что благодаря своим достижениям именно в области музыки, литературы и поэзии Россия и Германия занимают в мировой истории места в первом ряду, а вовсе не в результате войн и политического могущества.
Затем профессор провел Эриха в свой просторный кабинет, и они занялись раскопками в его богатой библиотеке. На столе Вангера уже лежало несколько книг на русском языке, специально приготовленных для бывшего журналиста
– Давно хочу побывать в России, – сказал профессор, стоя на лестнице и ища что-то на верхней полке. – Как вы думаете, теперь это возможно? Разумеется, после окончательного прекращения всех военных действий.
Эрих замер с раскрытой книгой в руках.
– После прекращения каких военных действий? – спросил он настороженно, с какой-то странной интонацией в голосе.
– В Южной Европе. Должно же когда-то все это закончиться, господин Белов. Поймут же наконец англичане, что худой мир лучше доброй ссоры. Или вы так не думаете? – Вангер протянул ему сверху тонкий пыльный томик в коленкоровом переплете с причудливыми серыми разводами на срезах страничного блока, модными в прошлом веке. – Вот, взгляните-ка на это: английское издание русской поэзии. Если память мне не изменяет, здесь есть Пушкин. Сам-то я в английском не силен.
Он спустился вниз, и они вместе начали листать книгу.
Вопрос Вангера о возможности поездки в Россию был праздным. Как профессор древней истории, он не мог в свое время не побывать в Риме, Афинах и некоторых других местах поблизости. Несколько раз порывался посетить раскопанную Шлиманом в Турции Трою, но это уже больше на словах, чем на деле. Что же касалось России, вернее Советского Союза, то этот разговор он завел исключительно ради гостя.
– И все же, господин Белов, каковы ваши прогнозы относительно англичан?
– Они не сдадутся.
Эти слова были произнесены тихо, без малейшего колебания и так безапелляционно твердо, что профессор оторвался от книги и удивленно посмотрел на Эриха.
– Серьезно? Вы так считаете?
– Настоящая война еще не начиналась – Эрих стал собираться. – Уже поздно, господин Вангер. Как говорят у нас: пора и честь знать. Значит, эти три книги я могу взять? Огромное вам спасибо.
Когда он прощался с фрау Вангер, из своей комнаты вышла Эрна.
– Вы к нам еще придете, дядя Эрих? – спросила она так, будто была знакома с ним с детства.
– Непременно, дочка. Через две недели.
– Тогда напомните мне рассказать вам, как наш Мартин дрался на дуэли, – обрадовалась она.
– Эрна, ты всем уже надоела с этой историей, – смутилась фрау Вангер. – Не слушайте ее. Когда это было.
С этого дня Эрих стал регулярно посещать Вангеров. Вскоре они с профессором, несмотря на некоторую разницу в возрасте, перешли на «ты». Белов по-прежнему всячески обходил в разговорах тему войны. Высадка немецкой танковой дивизии в Тунисе и первые победы Роммеля, занимавшие всех в начале весны сорок первого года, его совершенно не трогали.
– Он сознательно дистанцируется от современной действительности, – сказал как-то Вангер жене. – Особенно от всего, связанного с нашими победами.
– Неудивительно. Это реакция человека, с которым не только поступили жестоко, но не хотят платить даже мизерную пенсию.
В начале лета Эрих пропал. Через две недели после его последнего визита Германия атаковала границы СССР, и профессор в который уже раз зачитывал дома всякие обращения и речи. В этот момент он вспомнил слова русского, произнесенные им осенью 40-го: «Настоящая война еще не начиналась».
«Надо будет попытать Эриха, когда он появится снова», – решил Вангер. Но тот больше не приходил.
* * *
Авл Элианий подрезал ветки розового куста в своем дворе.
– Так ты, говоришь, они казнили Юлия Цезаря? Ты, верно, что-то напутал, Кратил.
– Я ничего не напутал, доминус. Об этом знает весь город. Вчера утром его умертвили в Мамертинской тюрьме.
– Гая Юлия Цезаря? Того самого, что на каждом углу рассказывал о своем божественном происхождении? Одна из прабабок которого сама богиня Венера?
– Да. Того самого молодого патриция Теперь его тело доплыло уже, должно быть, до Остии.
– Да чушь собачья!
Элианий повернулся и направился в дом.
«Казнили Цезаря! – восклицал он про себя. – Цезаря, который еще только скажет, что лучше быть первым в маленькой деревне, чем вторым в Риме. Того, кто еще не выдвигался даже на должность городского эдила, кого ждут не дождутся великие дела и вселенская слава… В чью же теперь спину бедные Брут и Кассий воткнут свои ножи пятнадцатого марта?.. Да, но зачем они это сделали? – Профессор Вангер имел в виду авторов сновидения. – Ну сперли Сивиллину книгу, ну засунули ее мне под кровать. Скоро, верно, явятся с обыском. Все это как-то ещё можно объяснить, хотя тоже умного мало. Но убивать молодого Цезаря – это уже фантасмагория какая-то».
Он прошел в свои апартаменты, вынул из-под кушетки большой потертый кожаный пенал и, открыв его, еще раз извлек тугой свиток. Пожелтевший, а местами покрытый коричневыми пятнами пергамент был мелко исписан колонками текстов на греческом или на каком-то другом, похожем по графике языке. «А ведь Кратил должен понимать по-гречески», – подумал Элианий и крикнул в окно:
– Кратил!
Когда раб появился, Элианий усадил его за стол и ткнул пальцем в развернутый свиток.
– Сможешь прочесть?
Изобразив на лице смесь страха, удивления и благоговения, грек уставился на древний пергамент.
– Доминус, это та самая…
– Читай!
Элианий отошел к окну, отвернулся и приготовился услышать какую-нибудь древнюю галиматью, растолковать которую могли только хитроумные и плутоватые децемвиры. Кратил между тем склонился над свитком и стал водить пальцем по строчкам, беззвучно шевеля губами.
– Ну!
– Сейчас, сейчас… так… «Перси Фоссет был человеком практического склада ума и… отличился как солдат, инженер и спортсмен. Его рисунки получили признание Королевской академии. Он играл в… крикет, защищая честь своего графства. В двадцать лет без посторонней помощи Фоссет построил две великолепные гоночные яхты и получил патент на открытый им принцип сооружения судов, известный под названием „ихтоидная кривая“…»
– Постой, постой, ты чего мелешь? – остановил его Элианий. – Какой еще Фоссет? Какая там кривая?
– Здесь так написано.
Элианий несколько секунд осмысливал услышанное, затем промотал свиток дальше и снова ткнул пальцем в текст наугад.
– А здесь?
– Так… «перуанский лес, позволив заглянуть в свою душу, потребовал взамен плату – жизнь Перси Фоссета…»
– Достаточно, – прервал его хозяин. – Все ясно. Ты свободен.
Кратил поднялся, отошел и в нерешительности остановился возле двери. Он хотел что-то спросить.
– Это не то, о чем ты подумал, – сказал ему Элианий, убирая свиток в пенал и бесцеремонно зашвыривая его обратно под кушетку. – Ступай. Сходи-ка на рынок да купи чего-нибудь. И обязательно несколько бутылок «баварского».
«Где бы лучше всего спалить жизнеописание этого английского джентльмена? – размышлял Вангер-Элианий, когда раб удалился. – В очаге на кухне или с кучей старых листьев в саду?»
* * *
– Пап, а па-а-ап! Расскажи, как ты попадаешь в прошлое.
– Это сложно, Кай. Ты еще маленький и не поймешь.
– Пойму. Я уже в третьем классе. Ну расскажи-и-и!
Карел отложил электронный справочник и посмотрел на сына.
– Ладно, только чур не отвлекаться. – Он взял лист бумаги и карандаш и провел длинную прямую линию со стрелкой на конце. – Вот смотри: это модель одномерного пространства, в котором живут существа в виде точек. Они могут перемещаться только вдоль этой оси и совершенно не имеют понятия о других измерениях. Понятно?
– Ну?
– Что «ну»? – Карел пририсовал на листе вторую прямую линию со стрелкой, перпендикулярную первой.
– Знаю, знаю! – закричал Кай. – Это двумерный мир! В нем тоже живут существа, которые могут ползать по плоскости, как клопики, и не имеют понятия о третьем измерении и объеме.
Карел с удивлением посмотрел на сына.
– Ты в каком классе учишься?
– В третьем.
– Да? Ну… ладно. Так вот, в отличие от одномерного пространства, где нельзя произвольно попадать в любую точку оси, – если, например тебя сзади подпирают другие существа, обойти их невозможно, – на плоскости такой проблемы нет. Более того, двумерный клопик, как ты их назвал, может видеть сразу целый отрезок вот этой первой оси. Так?
– Ну?
– Опять «ну».
– Ну дальше-то что? Переходим к трехмерному пространству?
– Нет, достаточно первых двух.
«Ну и дети пошли, – подумал инженер по перемещениям, – интересно, что они там в школе проходят?»
– А теперь представь, что мы с тобой живем в мире одномерного времени. Не пространства, а времени. При этом мы можем двигаться только вперед по этой единственной оси, да еще и с постоянной, независящей от нас скоростью. Другими словами, из прошлого в будущее. Представил?
– Я понял, к чему ты клонишь.
– Да ты просто уже читал об этом или фильмы смотрел. Ну, неважно, раз спросил, так уж выслушай до конца. Короче говоря, однажды, очень давно, умные головы задались вопросом, не существует ли второго измерения времени. Второй координаты, оси и тому подобное, называй как хочешь. Мы ее не ощущаем и даже с трудом можем себе представить, для чего она вообще нужна. А уж как выглядит мир двумерного времени… Об этом можно бесконечно много говорить, но, по-моему, с тем же успехом, что пытаться одному слепому от рождения объяснить другому такому же слепому, чем красный цвет отличается от зеленого.
Маленький Кай, нарисовавший к тому времени на листке с координатными осями каких-то паучков, произнес:
– А дальше?
– Дальше ученые стали разрабатывать математическую модель такого мира. Вторую ось условно назвали осью вариантов и в конце концов смогли описать все это хозяйство с помощью многомерного тензора.
– Мировой тензор?
– Да. Понятно, что Абсолютный мировой тензор для нас совершенно неподъемен, а вот частные его случаи, особенно когда появилось поколение компьютеров с плазменными процессорами и накопителями типа «один электрон – один бит», мы научились и составлять, и решать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Несколько раз после того разговора профессор Вангер покупал в киоске у Эриха газеты и журналы. Он присматривался к киоскеру, не решаясь представиться, пытался разобраться, что это за человек, тот ли это журналист, чьи статьи вызывали споры в начале тридцатых и у них на кафедре. И все же, покупая как-то «Рейхсгезецблатт», он не удержался.
– Вы ведь господин Белов? – спросил профессор протягивая мелочь.
Рука киоскера дрогнула и замерла. Он настороженно посмотрел на покупателя и молча кивнул.
– Меня зовут Готфрид Вангер, – как можно приветливее поспешил добавить профессор, окончательно раскрывая карты. – Мне рассказала о вас моя жена, и мы вспомнили некоторые ваши статьи начала тридцатых, Нет-нет, вы не должны ничего опасаться. Я только хотел предложить вам посмотреть несколько русских книг из моей библиотеки. Сам я в языках не силен, а книги, должно быть, представляют известную библиографическую ценность. В одной из них есть портреты Тургенева, Толстого, Чайковского и других. Некоторые я бы мог даже предложить вам насовсем, если хотите. Печатное слово на родном языке для вас теперь особенная редкость.
– Очень признателен, господин Вангер. – Киоскер успокоился и отсчитал сдачу. – Я с удовольствием…
– Прекрасно! Тогда записывайте адрес. Брудерштрассе, 14, квартира 6. Послезавтра, в воскресенье, часам к пяти вам удобно?
– Я приду. Еще раз поблагодарите вашу супругу.
К первому появлению Эриха в их доме фрау Вангер отнеслась настороженно. Однако уже через час общения с ним ее напряжение постепенно развеялось. Русский оказался очень спокойным, доброжелательным человеком. Он был опрятно одет, чисто выбрит и в разговоре совершенно не упоминал о лагере и других своих жизненных невзгодах. Она не смогла уловить в нем даже тени обиды на судьбу или немцев. Нет, он определенно не был настроен плакаться. Казалось также, что он намеренно избегал затрагивать вопросы войны и политики, зато о немецкой литературе XVIII-XIX веков, в которой превосходно разбирался, был готов говорить совершенно раскрепощенно.
Потом пришла Эрна. И с нею Эрих, несмотря на свой уже преклонный возраст, сразу нашел общий язык. Поинтересовался ее успехами в университете, вспомнил несколько интересных историй из жизни петербургского студенчества. Потом они пили чай, и профессор расспрашивал гостя об обстоятельствах его пленения в четырнадцатом году, о том, как русская общественность восприняла начало той войны с Германией. Говорили о Мюнхене и Петербурге, о том, что это истинные духовные центры двух великих государств и что благодаря своим достижениям именно в области музыки, литературы и поэзии Россия и Германия занимают в мировой истории места в первом ряду, а вовсе не в результате войн и политического могущества.
Затем профессор провел Эриха в свой просторный кабинет, и они занялись раскопками в его богатой библиотеке. На столе Вангера уже лежало несколько книг на русском языке, специально приготовленных для бывшего журналиста
– Давно хочу побывать в России, – сказал профессор, стоя на лестнице и ища что-то на верхней полке. – Как вы думаете, теперь это возможно? Разумеется, после окончательного прекращения всех военных действий.
Эрих замер с раскрытой книгой в руках.
– После прекращения каких военных действий? – спросил он настороженно, с какой-то странной интонацией в голосе.
– В Южной Европе. Должно же когда-то все это закончиться, господин Белов. Поймут же наконец англичане, что худой мир лучше доброй ссоры. Или вы так не думаете? – Вангер протянул ему сверху тонкий пыльный томик в коленкоровом переплете с причудливыми серыми разводами на срезах страничного блока, модными в прошлом веке. – Вот, взгляните-ка на это: английское издание русской поэзии. Если память мне не изменяет, здесь есть Пушкин. Сам-то я в английском не силен.
Он спустился вниз, и они вместе начали листать книгу.
Вопрос Вангера о возможности поездки в Россию был праздным. Как профессор древней истории, он не мог в свое время не побывать в Риме, Афинах и некоторых других местах поблизости. Несколько раз порывался посетить раскопанную Шлиманом в Турции Трою, но это уже больше на словах, чем на деле. Что же касалось России, вернее Советского Союза, то этот разговор он завел исключительно ради гостя.
– И все же, господин Белов, каковы ваши прогнозы относительно англичан?
– Они не сдадутся.
Эти слова были произнесены тихо, без малейшего колебания и так безапелляционно твердо, что профессор оторвался от книги и удивленно посмотрел на Эриха.
– Серьезно? Вы так считаете?
– Настоящая война еще не начиналась – Эрих стал собираться. – Уже поздно, господин Вангер. Как говорят у нас: пора и честь знать. Значит, эти три книги я могу взять? Огромное вам спасибо.
Когда он прощался с фрау Вангер, из своей комнаты вышла Эрна.
– Вы к нам еще придете, дядя Эрих? – спросила она так, будто была знакома с ним с детства.
– Непременно, дочка. Через две недели.
– Тогда напомните мне рассказать вам, как наш Мартин дрался на дуэли, – обрадовалась она.
– Эрна, ты всем уже надоела с этой историей, – смутилась фрау Вангер. – Не слушайте ее. Когда это было.
С этого дня Эрих стал регулярно посещать Вангеров. Вскоре они с профессором, несмотря на некоторую разницу в возрасте, перешли на «ты». Белов по-прежнему всячески обходил в разговорах тему войны. Высадка немецкой танковой дивизии в Тунисе и первые победы Роммеля, занимавшие всех в начале весны сорок первого года, его совершенно не трогали.
– Он сознательно дистанцируется от современной действительности, – сказал как-то Вангер жене. – Особенно от всего, связанного с нашими победами.
– Неудивительно. Это реакция человека, с которым не только поступили жестоко, но не хотят платить даже мизерную пенсию.
В начале лета Эрих пропал. Через две недели после его последнего визита Германия атаковала границы СССР, и профессор в который уже раз зачитывал дома всякие обращения и речи. В этот момент он вспомнил слова русского, произнесенные им осенью 40-го: «Настоящая война еще не начиналась».
«Надо будет попытать Эриха, когда он появится снова», – решил Вангер. Но тот больше не приходил.
* * *
Авл Элианий подрезал ветки розового куста в своем дворе.
– Так ты, говоришь, они казнили Юлия Цезаря? Ты, верно, что-то напутал, Кратил.
– Я ничего не напутал, доминус. Об этом знает весь город. Вчера утром его умертвили в Мамертинской тюрьме.
– Гая Юлия Цезаря? Того самого, что на каждом углу рассказывал о своем божественном происхождении? Одна из прабабок которого сама богиня Венера?
– Да. Того самого молодого патриция Теперь его тело доплыло уже, должно быть, до Остии.
– Да чушь собачья!
Элианий повернулся и направился в дом.
«Казнили Цезаря! – восклицал он про себя. – Цезаря, который еще только скажет, что лучше быть первым в маленькой деревне, чем вторым в Риме. Того, кто еще не выдвигался даже на должность городского эдила, кого ждут не дождутся великие дела и вселенская слава… В чью же теперь спину бедные Брут и Кассий воткнут свои ножи пятнадцатого марта?.. Да, но зачем они это сделали? – Профессор Вангер имел в виду авторов сновидения. – Ну сперли Сивиллину книгу, ну засунули ее мне под кровать. Скоро, верно, явятся с обыском. Все это как-то ещё можно объяснить, хотя тоже умного мало. Но убивать молодого Цезаря – это уже фантасмагория какая-то».
Он прошел в свои апартаменты, вынул из-под кушетки большой потертый кожаный пенал и, открыв его, еще раз извлек тугой свиток. Пожелтевший, а местами покрытый коричневыми пятнами пергамент был мелко исписан колонками текстов на греческом или на каком-то другом, похожем по графике языке. «А ведь Кратил должен понимать по-гречески», – подумал Элианий и крикнул в окно:
– Кратил!
Когда раб появился, Элианий усадил его за стол и ткнул пальцем в развернутый свиток.
– Сможешь прочесть?
Изобразив на лице смесь страха, удивления и благоговения, грек уставился на древний пергамент.
– Доминус, это та самая…
– Читай!
Элианий отошел к окну, отвернулся и приготовился услышать какую-нибудь древнюю галиматью, растолковать которую могли только хитроумные и плутоватые децемвиры. Кратил между тем склонился над свитком и стал водить пальцем по строчкам, беззвучно шевеля губами.
– Ну!
– Сейчас, сейчас… так… «Перси Фоссет был человеком практического склада ума и… отличился как солдат, инженер и спортсмен. Его рисунки получили признание Королевской академии. Он играл в… крикет, защищая честь своего графства. В двадцать лет без посторонней помощи Фоссет построил две великолепные гоночные яхты и получил патент на открытый им принцип сооружения судов, известный под названием „ихтоидная кривая“…»
– Постой, постой, ты чего мелешь? – остановил его Элианий. – Какой еще Фоссет? Какая там кривая?
– Здесь так написано.
Элианий несколько секунд осмысливал услышанное, затем промотал свиток дальше и снова ткнул пальцем в текст наугад.
– А здесь?
– Так… «перуанский лес, позволив заглянуть в свою душу, потребовал взамен плату – жизнь Перси Фоссета…»
– Достаточно, – прервал его хозяин. – Все ясно. Ты свободен.
Кратил поднялся, отошел и в нерешительности остановился возле двери. Он хотел что-то спросить.
– Это не то, о чем ты подумал, – сказал ему Элианий, убирая свиток в пенал и бесцеремонно зашвыривая его обратно под кушетку. – Ступай. Сходи-ка на рынок да купи чего-нибудь. И обязательно несколько бутылок «баварского».
«Где бы лучше всего спалить жизнеописание этого английского джентльмена? – размышлял Вангер-Элианий, когда раб удалился. – В очаге на кухне или с кучей старых листьев в саду?»
* * *
– Пап, а па-а-ап! Расскажи, как ты попадаешь в прошлое.
– Это сложно, Кай. Ты еще маленький и не поймешь.
– Пойму. Я уже в третьем классе. Ну расскажи-и-и!
Карел отложил электронный справочник и посмотрел на сына.
– Ладно, только чур не отвлекаться. – Он взял лист бумаги и карандаш и провел длинную прямую линию со стрелкой на конце. – Вот смотри: это модель одномерного пространства, в котором живут существа в виде точек. Они могут перемещаться только вдоль этой оси и совершенно не имеют понятия о других измерениях. Понятно?
– Ну?
– Что «ну»? – Карел пририсовал на листе вторую прямую линию со стрелкой, перпендикулярную первой.
– Знаю, знаю! – закричал Кай. – Это двумерный мир! В нем тоже живут существа, которые могут ползать по плоскости, как клопики, и не имеют понятия о третьем измерении и объеме.
Карел с удивлением посмотрел на сына.
– Ты в каком классе учишься?
– В третьем.
– Да? Ну… ладно. Так вот, в отличие от одномерного пространства, где нельзя произвольно попадать в любую точку оси, – если, например тебя сзади подпирают другие существа, обойти их невозможно, – на плоскости такой проблемы нет. Более того, двумерный клопик, как ты их назвал, может видеть сразу целый отрезок вот этой первой оси. Так?
– Ну?
– Опять «ну».
– Ну дальше-то что? Переходим к трехмерному пространству?
– Нет, достаточно первых двух.
«Ну и дети пошли, – подумал инженер по перемещениям, – интересно, что они там в школе проходят?»
– А теперь представь, что мы с тобой живем в мире одномерного времени. Не пространства, а времени. При этом мы можем двигаться только вперед по этой единственной оси, да еще и с постоянной, независящей от нас скоростью. Другими словами, из прошлого в будущее. Представил?
– Я понял, к чему ты клонишь.
– Да ты просто уже читал об этом или фильмы смотрел. Ну, неважно, раз спросил, так уж выслушай до конца. Короче говоря, однажды, очень давно, умные головы задались вопросом, не существует ли второго измерения времени. Второй координаты, оси и тому подобное, называй как хочешь. Мы ее не ощущаем и даже с трудом можем себе представить, для чего она вообще нужна. А уж как выглядит мир двумерного времени… Об этом можно бесконечно много говорить, но, по-моему, с тем же успехом, что пытаться одному слепому от рождения объяснить другому такому же слепому, чем красный цвет отличается от зеленого.
Маленький Кай, нарисовавший к тому времени на листке с координатными осями каких-то паучков, произнес:
– А дальше?
– Дальше ученые стали разрабатывать математическую модель такого мира. Вторую ось условно назвали осью вариантов и в конце концов смогли описать все это хозяйство с помощью многомерного тензора.
– Мировой тензор?
– Да. Понятно, что Абсолютный мировой тензор для нас совершенно неподъемен, а вот частные его случаи, особенно когда появилось поколение компьютеров с плазменными процессорами и накопителями типа «один электрон – один бит», мы научились и составлять, и решать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82