Петер, конечно же, знал, о чем идет речь. В Берлине было построено несколько здоровенных зенитных башен, самой большой из которых была башня «G» в зоопарке. Их стали возводить еще в сорок втором году, когда начались интенсивные воздушные налеты на столицу.
– Так мы идем в Зоо?
– Да.
Перешагивая через останки людей возле водокачки, они двинулись на юго-запад в сторону Тиргартена. Только минут через пятнадцать Петер отметил, что воздух стал относительно чистым от пыли. На постоянный запах гари и примеси различного рода дымов он уже давно не обращал внимания.
Скоро они шли через Тиргартен. Кругом лежали или стояли, склонившись набок, расщепленные стволы дубов и вязов. Иногда встречались огромные воронки от трех– или шеститонных бомб. Обломки «ланкастера», перевернутый и полностью выгоревший «Фольксваген», воткнувшаяся в землю неразорвавшаяся советская ракета. В одном месте им попалось несколько вздувшихся лошадиных трупов со сгоревшими гривами и хвостами.
– Красота, – говорил Пауль, озираясь крутом. – Говорят, из этих божьих коровок, – он показал на останки «народного авто», – фольксштурмисты сделали что-то вроде противотанкового батальона. Сажают в машину пару дедов с панцерфаустами, и полюбуйтесь – новый «штурмгешутц», гроза советских танков.
Петер едва поспевал за братом, перешагивая через поваленные деревья.
– Я слышал сегодня утром, что к нам идет Венк и что…
– …он придет и отбросит все русские армии от Берлина, – закончил с сарказмом Пауль. – Прочитал эту чушь в «Панцербэре»? Не надо тешить себя иллюзиями, брат. Венк не всемогущий джинн из бутылки, а то, что называют его армией, наверняка уже не тянет на приличный корпус, а то и дивизию. Кстати, – он показал рукой в сторону моста, возле которого стояла группа фельджандармов с бляхами на груди, – представь, что ты попался сейчас им один. Что бы ты сказал? «Господа, вы не подскажете, где здесь армия „Гнейзенау“? Она затерялась где-то в Вильмерсдорфе или Шарлоттенбурге. Меня, рядового Кристиана, как раз послали ее разыскать». Ха-ха!
Миновав военных полицейских, они перешли по мосту через Ландверканал и вышли к зоопарку. Еще через несколько минут перед взором Петера предстала сорокаметровая бетонная громада зенитного форта Зоо. Он стоял здесь как скала, как будто был высечен из цельного монолита. Бронированные ставни на многих окнах его шести этажей были сейчас открыты. Самый верхний, седьмой этаж, надстроенный над основным корпусом, окон и амбразур не имел. Он представлял собой четыре восьмиугольных угловых башенки, соединенных общим центром. Внизу, вдоль дорожек, ведущих к башне, в обе стороны шли люди. Подъезжали легковые и грузовые машины, санитарные автобусы. На фоне бетонного колосса все они казались игрушечными.
Они подошли к небольшой, едва заметной двери, возле которой стоял часовой. Из дверей вышел офицер во флигерблузе с желтыми петлицами на воротнике.
– Ну что? Как съездили? А где машина? – набросился он на Пауля.
– В одном из переулков у Альт-Моабита. Лежит вверх колесами.
– Шутишь?
– Какие шутки, Ганс! Вот, даже свидетеля привел. Кстати, мой родной брат, Петер Кристиан. – Пауль кивнул в сторону Петера. – Побудет пока у нас. А это, – он кивнул на офицера, – оберлейтенант Ганс Кюстер.
Оберлейтенант протянул Петеру руку и быстро спросил:
– Вы не были в «Томаскеллере»? Я имею в виду, последние сутки?
– Нет.
– Я узнал у санитаров, – оберлейтенант повернулся к Паулю, – что туда свозили вчерашних пострадавших из района Потсдамерплац. Я должен съездить. Возможно, мои там.
– Скоро стемнеет, – сказал Пауль, – а света нет уже, пожалуй, нигде. Даже если они там, ты не найдешь их в темноте среди нескольких тысяч раненых. Я бы на твоем месте дождался утра.
Кюстер вздохнул и согласно покивал головой.
– Завтра сюда приедет шеф артиллерии из штаба Вейдлинга. Неизвестно, что это окажется за фрукт.
– А кто конкретно?
– Не имею понятия. Но точно не из наших.
Под «нашими» Кюстер подразумевал персонал люфтваффе. В эти дни, когда обороной Берлина руководил Геббельс, гарнизоном командовал генерал Вейдлинг, зенитные батареи люфтваффе продолжали частично подчиняться своему Генеральному штабу, частично выполнять приказы штаба обороны, а также некоторых важных персон из бункера рейхсканцелярии. Прибытие командующего артиллерией могло иметь положительное значение, а могло и не иметь. Все зависело от того, что это окажется за человек, кому лично он предан, как владеет обстановкой.
Через несколько минут оба Кристиана были на крыше башни. Они поднялись туда на лифте, тоже охраняемом часовым. Пока лифт полз наверх, Пауль инструктировал брата:
– На первые два этажа не ходи. Там раненые и гражданские, и туда часто наведываются патрули в поисках дезертиров. В качестве бункера башня рассчитана на пятнадцать тысяч человек, но, на мой взгляд, их тут сейчас больше. Некоторые окончательно здесь поселились и даже не ходят домой. Наши казармы на шестом этаже прямо под батареями. На четвертом – госпиталь и жилые помещения для разных особ, на пятом – хранилище ценностей, на третьем – склады и кухня.
– А что за хранилище ценностей?
– Сам толком не знаю. Говорят, там наиболее ценные экспонаты из берлинских музеев. Сокровища Приама, вывезенные Шлиманом из Трои, и все такое. Туда тоже не суйся, если не хочешь напороться на неприятные вопросы. Я подберу тебе куртку с красными петлицами, так что в случае чего – ты мой артиллерист.
Они вышли на большую бетонную площадку крыши, где на лафетах кругового обстрела стояло восемь огромных 127-мм зенитных пушек. Вокруг каждой из них лежали мешки с песком, образуя многослойную круговую защиту от пуль и шрапнели высотой в полтора метра. Места наводчиков были защищены бронированными колпаками. Рядом с каждым орудием располагалось устройство автоматической подачи снарядов и удаления стреляных гильз.
– У нас свой электрогенератор, так что снаряды подаются к каждой пушке по индивидуальному элеватору через все этажи прямо из подвала. Этим мы больше напоминаем боевой корабль, что-то вроде посаженного на мель линкора. Запас топлива, боеприпасов, продуктов питания, лекарств и воды рассчитан на год полной автономии. Вот только люди не рассчитаны и на треть этого срока.
Примерно в центре площадки Петер увидел ведущую вниз железную лестницу.
– Здесь центральный пост управления огнем, – пояснил Пауль. – С каждым орудием телефонная связь. А вон там, – он указал сначала на северный угол, а затем на южный, – трехметровые дальномеры. Мы пользуемся ими не часто, предпочитая снимать данные с карты. Отсюда сверху местоположение большинства наземных целей легко определяется по тысячам окружающих нас и нанесенных на карту ориентиров.
Петер прошел между орудий к ограничивающему северный край площадки парапету. Перед ним впервые за все последнее время открылась панорама Берлина. До сих пор он видел изуродованные улицы только изнутри и знал, что так повсюду. Но то, что он увидел с высоты зенитного форта, потрясло его.
Повисшее в дымке над западным горизонтом багровое солнце, увеличенное оптической иллюзией атмосферы, освещало море полуразрушенных стен, за которыми ничего не было. Они стояли сами по себе, как ширмы, без крыш и внутренних перегородок. В десятках мест виднелись пожары. Некоторые участки города просто зияли пустотой. Недавно здесь были парки, заполненные густыми кронами вековых деревьев, теперь – пустота. Только водные ленты Ландверканала и Шпрее по-прежнему искрились в свете закатного солнца, отраженном от вечерних облаков. Но и они во многих местах были затянуты шлейфами черного дыма.
– Там, на угловых площадках, счетверенные 20-мм пушки, – продолжал Пауль. – Кюстер как раз работает наводчиком на одной из них. Здесь несколько офицеров выполняют обязанности нижних чинов. Кстати, рядом с нами, вон там за деревьями, находится башня «L». Она много меньше нашей, и вместо пушек на ней стоят радары. Там располагаются радиостанция и наш коммутатор…
– Пауль, ты посмотри на город! – Петер показал рукой на северо-восток в сторону Рейхстага, Королевского дворца и Кроль-оперы. – Ведь ты почти что коренной берлинец!
Майор Кристиан щелчком выбил из пачки сигарету и закурил.
– Я здесь несколько месяцев. Как сиделка у постели умирающего, которому день ото дня становится все хуже и хуже. И вид этого умирающего меня уже как-то не трогает. Как, впрочем, и всех остальных на этой башне. Дня через три привыкнешь и ты.
Он закурил, затянулся и, выпустив дым, сказал:
– Берлин уже в коме. Он впал в нее двадцать первого апреля, когда по нему впервые ударила русская фронтовая артиллерия. Теперь дни его сочтены.
В это время они услышали крик или команду и отдаленный гул. Многие находившиеся на батарее бросились к пушкам. Пауль и еще несколько человек побежали к южному краю площадки. Вдали, где-то на восточной кромке леса Грюневальд, на самой границе с кварталами Далема, в небо устремились десятки дымных следов. Они были короткими и обрывались метрах в пятидесяти над землей. Ветер сносил их в сторону, но на этом же месте появлялись все новые и новые полосы дыма.
– Вот те самые реактивные установки, что накрыли нас сегодня, – сказал Пауль, приникая к биноклю. – Не меньше дивизиона, пять тысяч метров, восемнадцатый сектор, – говорил он уже подбежавшему унтер-офицеру, – установки по тридцать второму реперу, левее три, ближе двести. Четвертому – беглый огонь!
Петер услыхал за своей спиной жужжание электромоторов. Он обернулся и увидел, что все восемь высоко задранных стволов синхронно поворачиваются в направлении вражеской батареи, ведущей огонь с западной окраины столичного района Далем.
– Посмотрим, куда они бьют на этот раз.
Пауль стал оглядывать панораму дымящегося города.
– Это в районе Бель-Алиансеплац, – сказал кто-то рядом, показывая рукой.
– Ближе. Метров триста южнее Ангальтского вокзала, – поправил другой.
По клубам поднимающейся пыли все увидели это место.
– Закрой уши ладонями, а лучше спустись в центральный пост, – крикнул Пауль и побежал к одному из орудий.
Последовавший за этим грохот ошеломил Петера. С короткими интервалами забухала одна из пушек. Неколебимая бетонная скала, которой казался форт, вздрагивала при каждом выстреле. Петер зажал уши ладонями, открыл рот и присел возле парапета.
Через минуту подключились остальные орудия. В шестой раз за сегодняшний день форт «G» Зообункера открыл огонь по наземной цели, стремясь подавить очередную русскую батарею. Пушки зенитной башни предназначались для борьбы с воздушным противником. Их стволы невозможно было опустить ниже определенного угла, вследствие чего они не могли стрелять прямой наводкой по близким наземным целям. Это снижало эффективность огня, требуя предварительной пристрелки по крутой гаубичной траектории. Снаряды сначала по одной ветви параболы уходили высоко вверх, а затем, получив значительное рассеивание, по другой ее ветви падали на район цели.
Грохот от восьми стволов стоял такой, что расслышать что-либо еще казалось невозможным. И все же Петер скорее почувствовал кожей, чем уловил слухом новые звуки. Сначала застрочили автоматы на угловых башенках. Потом донесся шипящий звук и гром откуда-то сверху. Петер увидел пролетающие над башней самолеты и облачка разрывов.
Кто-то схватил его за рукав и потащил. Это был один из тех солдат, что ехали с Паулем в кубельвагене. Он запихал Петера в какую-то железную будку, зашел в нее сам и закрыл тяжелую дверь. Стало почти темно, но в стенках будки на высоте глаз имелись узкие смотровые щели, через которые поступало немного света. В этот момент по крыше словно звонко ударили молотком. Удары стали периодически повторяться, однако солдат на них никак не реагировал. На его голове были надеты большие наушники. Несколько таких же наушников висели на крючках вдоль одной из стен будки.
Солдат снял одни из них, знаком велел Петеру убрать руки от ушей и, разжав тугую стальную дужку, надел на него наушники, прямо поверх пилотки. Мягкие подушки плотно сдавили голову. Звук сразу стал глухим, однако дрожь бетона под ногами и ударные воздушные волны, сотрясавшие стены железной коробки, от этого не ослабели.
Несмотря на атаку советских штурмовиков и рвущуюся над башней шрапнель, пушки Зообункера еще долго не смолкали. Подавив первую цель и обработав снарядами возможные пути отхода «катюш», они перенесли огонь на следующую. По просьбам и приказам, поступавшим из штаба обороны города, зенитчики прикрывали залпами южные подступы к физическому институту кайзера Вильгельма, поддерживали дивизию «Мюнхеберг», оборонявшую аэродром Темпельхоф, накрывали северную границу Тиргартена, к которой уже прорвалась 3-я ударная армия противника.
Длинные дымящиеся гильзы 127-мм снарядов проваливались в специальные шахты и с высоты более сорока метров падали в приемные бункеры подвала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82