– Иваныч! Мы его видим!
На мостике теплохода приглушенно звучала музыка – только что окончилась речь фюрера по случаю праздничной даты, и по радио начали передавать гимн и марши.
– Ладно, капитан, пойдемте выпьем кофе. Скорей бы доползти до Штеттина, а там, считай, мы уже дома.
В это время первая торпеда с шипением вырвалась из носового аппарата последней советской подлодки серии «С», еще остававшейся в строю. Не успела она преодолеть отделявшие ее от цели семьсот метров, как следом пошла вторая. Затем третья. Открылась крышка и четвертого аппарата, но торпеда с надписью «За Сталина!» застряла.
Корпус судна содрогнулся от мощного взрыва в районе носовой части. Все, кто находился на мостике, замерли. Рука капитана потянулась к трубке переговорного устройства, но тут раздался новый взрыв – ближе к корме. Машины остановились, и погас свет. Еще через несколько секунд – третий взрыв где-то по центру. Свет загорелся снова – видимо, заработал аварийный дизель.
Незадолго до того, как прогремел первый взрыв, проснувшийся Юлинг пытался сообразить, который час. Оберлейтенант разговаривал со своим соседом слева, повернувшись к нему, насколько позволяла раненая грудь. Его не хотелось беспокоить. Вошедшие медсестры обходили больных, раздавая таблетки, ставя уколы и градусники. «Спрошу у них, когда подойдут», – решил Юлинг, и в этот момент первая торпеда вспорола обшивку недалеко от форштевня. Удар был не очень сильным. Все испуганно замерли. Молоденькая медсестра державшая в руках лоток с лекарствами и заправленными шприцами, вскрикнула. В следующую секунду обе женщины полетели на пол, роняя пузырьки и градусники.
Второй удар пришелся прямо под их отделением. Кого-то из раненых даже сбросило с кровати, и в наступившей следом темноте послышались стоны и крики. Когда ударило в третий раз, свет зажегся, погас, зажегся снова и, померцав, наконец успокоился, став гораздо более тусклым, чем прежде. Лампы сначала горели вполнакала. Через минуту напряжение восстановилось. В наступившей вскоре относительной тишине многие поняли, что не слышат больше привычного гудения машин,
Сестры бросились поднимать упавших. Затем, хрустя раздавленными шприцами и градусниками, они выбежали в коридор.
«Вот и всё, – подумал Юлинг, закрыв глаза. – Дворжак не ошибся и на этот раз».
Он решил ничего не делать, поскольку ничего сделать не мог. Нужно просто дождаться, когда сюда хлынет вода, и не цепляться за последние секунды жизни. Это только продлит мучения. Он где-то слышал, что, резко вдохнув воду, человек мгновенно теряет сознание. Один вдох – и нет ни тебя, ни тонущего корабля, ни всех этих криков и бесполезных барахтаний. Так и нужно поступить.
– Эй, оберлейтенант, – повернулся он к соседу. – Как хоть тебя зовут?
– Фриц. Фриц Дан. Я подводник из 4-й флотилии. Наша база в Штеттине.
Он был встревожен, но, вероятно, еще не знал, что их ожидает. Эти ненужные подробности выдавали волнение. Он был явно рад, что с ним заговорили и задали такой простой житейский вопрос.
– А я Вильгельм Юлинг. – «Гестапо, город Фленсбург», – добавил Юлинг уже про себя. – Ну и как ты оцениваешь наши шансы?
– Не знаю. Вообще-то это очень надежное судно.
Они оба замолчали, ощущая, что изголовья их кроватей медленно приподнимаются. «Густлов» принимал через пробоины левого борта сотни тонн воды и уже кренился на ту сторону.
– Надежные суда просто дольше тонут, – совершенно спокойным голосом прервал молчание Юлинг.
В это время в палату заскочили лысый оберфельдарцт и кто-то еще.
– Как тут дела? – крикнул он, обводя взглядом вокруг. – Оставайтесь на своих местах! Ничего страшного нам пока не грозит.
Десяток человек попытались его о чем-то спросить, но врач, махнув рукой, выбежал прочь.
Он бросился в свою каюту. Там в тесном закутке, который они делили с Терресом на двоих, он принялся лихорадочно собирать в свой портфель кое-какие вещи. Он то всовывал в него книгу или какой-нибудь другой предмет, то выбрасывал их. Кончилось тем, что, отшвырнув портфель в сторону, он стал срывать с себя халат. В это время вбежал запыхавшийся Террес.
– Ты где был? Что говорят? – бросился к нему оберфельдарцт.
– Я из радиорубки. Еле прорвался обратно. – Террес сел на койку, стараясь прийти в себя и отдышаться.
– Ну?! Что ты слышал? Где Бергер?
– Уничтожают шифрсредства… Начали спускать шлюпки. Говорят, что к нам идет помощь. Краем уха я слышал о «Хиппере». Он вроде бы уже недалеко. Бергер куда-то подевался.
Оберфельдарцт сел напротив коллеги и стал комкать в руках свой врачебный халат, не зная, что с ним делать. Машинально он проверил карманы и наткнулся на сложенный вчетверо клочок бумаги, который ему недавно передал санитар. Он хотел было отшвырнуть записку этого эсэсовца с гипсовой рукой, но… Что он там нес про важное сообщение для капитана?
Лысый подполковник развернул бумажку и прочел написанный страшными каракулями текст: «Сегодня нас атакует русская подводная лодка. Смените курс!»
– Черт! – пробормотал оберфельдарцт. – Где же ты раньше-то был, мерзавец!
Сразу после взрывов в эфир полетели призывы о помощи, а в воздух – сигнальные ракеты. В это время несколько сот человек уже были убиты. В носовых отсеках погибла большая часть хорватского экипажа, включая всю спасательную команду. В осушенном плавательном бассейне лежало более ста искромсанных женских трупов в темно-синих морских шинелях. Вперемешку с ними валялась сотня оглушенных девушек. В этом кровавом месиве, иссеченном осколками кафельной плитки, ползали те, кто был еще жив и не потерял сознания. К таким последствиям привели взрывы двух первых торпед. Третья, взорвавшаяся вблизи машинного отделения, уничтожила почти всех мотористов и вывела из строя двигатели.
Но главным следствием трех взрывов было то, что все вместе они нанесли «Вильгельму Густлову» смертельное ранение, не оставляя никаких шансов на то, что он останется на плаву. Счет сразу пошел на минуты, и все четыре капитана это скоро поняли.
Взрывы торпед и полетевшие в эфир сигналы «SОS» были тут же услышаны акустиками и радистами всех шести подводных лодок XXI проекта. Две из них даже засекли советскую субмарину, находившуюся в полумиле от терпящего бедствие транспорта. Обо всём этом было немедленно сообщено командованию подводных сил, на что последовал категорический приказ следовать прежним курсом и ни во что не вмешиваться. Ценность новейших секретных лодок, которым не было равных в мире, была выше всех прочих обстоятельств.
Крен на левый борт медленно, но неуклонно увеличивался. С замиранием сердца прикованные к кроватям люди чувствовали всё более возрастающий наклон. Те, кто лежал на койках, стоявших у бортовой стенки, ощущали подъем изголовья. Противоположный ряд раненых, лежавших головами к коридорной перегородке, испытывал более неприятные ощущения. Они постепенно переворачивались головой вниз.
Долгое время к ним никто не приходил. Из коридора, а также сверху и снизу доносился топот ног и крики. Были слышны выстрелы – возможно, это пускали сигнальные ракеты. Был слышен скрип талей и удары о борт спускаемых шлюпок.
– Если крен на ту сторону возрастет градусов до двадцати, шлюпки с этого борта спустить уже будет нельзя, – сказал полушепотом Фриц, повернувшись к Юлингу.
– А сколько здесь, по-твоему, человек? – так же полушепотом спросил его Юлинг.
– Не знаю. Раньше он брал на борт полторы тысячи пассажиров.
– Значит, и шлюпок здесь максимум на полторы тысячи?
– Да.
– Вчера люди шли по трапу несколько часов.
– Я слышал, что на «Дойчланд» загрузили позавчера двенадцать тысяч, а ведь он меньше нашего «Густлова».
В это время прозвучал резкий хлопок, скрежет и всплеск, за которыми последовали отчаянные крики, раздавшиеся совсем рядом за стенкой, отгораживающей их от ледяных волн моря.
– Что это? – спросил Юлинг.
– Похоже, оборвалась шлюпка.
– А сколько их всего?
– Двадцать две. В корме есть еще несколько катеров и плотики.
В палату зашел моряк в фуражке младшего офицера. Он осмотрел раненых, что-то прикидывая, и уже собирался уходить, но его окликнули:
– Лейтенант! Как там дела? Что с судном? – Лейтенант остановился, снял фуражку и вытер ладонью мокрый лоб.
– Нас торпедировали, мы тонем. – Он снова надел фуражку. – Через несколько минут вас станут выносить к шлюпкам. Приготовьтесь.
Он не стал говорить раненым, которые почти все были военными моряками, что здесь мелко и они уже садятся на грунт. Этой сказкой сейчас пытались успокоить гражданских пассажиров, чтобы предотвратить панику. Каждому в этой палате было ясно, что они шли глубоководным фарватером и мели находятся левее, ближе к побережью. Правда, некоторые из экипажа еще надеялись, что «Густлов» останется на плаву или хотя бы продержится несколько часов.
С момента первого взрыва прошло двадцать минут.
Юлинг не знал, как ему относиться к тому, что его станут спасать. Он уже приготовился к смерти, а ему бросают соломинку. Он не знал также, что на самом деле творится за пределами их госпитального отсека. Это, конечно, можно было представить, но реальность всё же была несравнима с возникающими в сознании образами. Пусть и порождаемыми даже очень развитым воображением.
Три тысячи женщин и четыре с половиной тысячи детей метались по коридорам и палубам. Так же беспорядочно бегали, падали и карабкались по лежащим телам мужчины. Стоял такой крик, что давно сорвавшие голос моряки, которые еще пытались делать что-то рациональное, только открывали рты и жестикулировали. Иногда были слышны автоматные очереди, проклятия и отборная брань. И меньше всего был слышен плач детей, оглушенных всем происходящим. Они прижимались к матерям и отцам, к братьям и сестрам, просто к незнакомым людям, не понимая, что происходит, и хотели только одного – спрятаться где-нибудь в укромном месте. Почему их тащат наверх, где холодно и страшно?
Неопытная команда, пытаясь спускать шлюпки, роняла их одну за другой. Они шли вниз неровно, обледеневшие блоки и канаты заклинивало и рвало. Люди высыпались в волны, и сверху на них рушились обломки спасательных шлюпок.
Многие стали прыгать за борт, хотя можно было еще несколько десятков минут оставаться на корабле. Вода, температура которой лишь немного превышала нулевую, убивала большинство попавших в ее объятия в течение двух-трех минут. Ужас, сковавший рассудок тысяч слабых людей, постепенно распространялся на остальных. Он парализовал волю некоторых из тех, кто, забыв о долге, прокладывал себе путь к шлюпкам и плотикам с пистолетом в руке. Все четыре капитана, управлявшие судном, выжили в этой чудовищной катастрофе.
И всё же военные моряки в большинстве своем самоотверженно спасали раненых, женщин и детей. Когда наконец была дана команда, они бросились в госпитальное отделение. Раненых заворачивали в одеяла и выносили в сторону кормы. Там удалось спустить два больших катера.
Юлинг лежал, упершись ногами в спинку привинченной к полу кровати. Если бы ее не было, он уже скатился бы на пол. Крен на левый борт достиг тридцати градусов. Кроме него, явно увеличивался дифферент на нос. Лайнер «Вильгельм Густлов», названный так в память убитого человека, просто не мог иметь счастливую судьбу. По-прежнему освещенный огнями, он всё более заваливался набок и зарывался носом в накатывающиеся волны.
Когда очередь дошла до безучастного ко всему Юлинга, наклон пола уже превышал тридцать пять градусов. Двое курсантов схватили его вместе с одеялом и побежали по проходу к дверям. Вдруг тот, что держал раненого за плечи, поскользнулся на покатом и чем-то облитом полу и упал, залетев под боковую койку. Ударившись о пол раненым плечом и головой, Юлинг потерял сознание.
Наклон судна на левый борт стал резко увеличиваться, о дальнейшем спуске шлюпок или катеров уже не могло быть и речи. Свет погас. Еще через несколько минут все девять палуб «Вильгельма Густлова» приняли вертикальное положение, и он стал быстро погружаться. Вокруг корпуса забурлила черная вода. Из отверстий со свистом вырывался воздух, В некоторых местах вверх взметнулись водяные фонтаны, и через минуту всё было кончено. Сразу наступила тишина.
На поверхности осталось несколько шлюпок и катеров. И тысячи плавающих тел. Подоспевший незадолго до этого передовой эсминец из охранения шедшего следом крейсера вместе с «Леве» подбирал тех, кто еще был жив. Вскоре им на помощь подошли три тральщика. Тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер», шедший из Данцига с беженцами на борту, оказался на этом месте вслед за своим эскортным эсминцем «Т-36». Он остановился на минуту, переговорил с береговым командованием, после чего устремился дальше на запад со скоростью тридцать два узла. Он был гораздо дороже шести лодок XXI проекта, которыми тоже нельзя было рисковать. Та тысяча человек, что он мог бы спасти, не стоила даже сотой доли его стали, пушек и торпедных аппаратов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73