Греби давай!
Косолапый, перекособоченный Боос выразительно щелкнул бичом. Олег выстроил трехэтажную конструкцию из самых отборных матов, но на Удо с Боосом его монолог не произвел особого впечатления.
– А с тобой что делать будем? – повернулся Удо к Пончику.
– Пончик! – крикнул Олег на русском образца двадцатого века. – Прогибайся!
– Не вели казнить! – завопил Пончик, падая на колени. – Лекарь я! Пригожусь тебе!
– Лекарь, говоришь?.. Правду ли баешь?
– Проверь!
– Хм… – глубокомысленно выразился Удо, поискал и нашел решение вопроса: – А вот у меня в горле першит! Лечи, давай!
– Это мы мигом! – засуетился Пончев.
Бросившись к своей сумке, изрядно похудевшей за время пути, он нашел сушеную малину и потребовал:
– Вода потребна! Чашу хорошую, и чтобы кипяток!
– Борис! – гаркнул Удо. – Нагрей лекарю воды!
– Много ли? – раздалось тягуче из тумана.
– С полкотелиа!
– Подождать надобно…
Олег сцепил зубы и стал тягать весло. Прямо перед ним шевелились лопатки впередисидящего гребца. Всякий раз, наклоняясь вперед, гребец сгибался так, что у него проступали все позвонки, напоминая гребень земноводного. А когда разгибался, на Олега накатывал тяжелый дух давно не мытого тела.
– А мы точно в Старигард идем? – спросил Сухов.
Впередисидящий глянул на него краем глаза.
– Точно… – буркнул он.
– Тогда ладно! – сказал Олег. – Потерпим!
Солнце поднялось повыше, и туман стал редеть, открывая морские дали. Кнорр шел, забирая к северо-западу. Берег по правому борту не пропадал из виду, так и тянулся волнистой полосой, а слева стелилась песчаная коса, близнец Неринги, и казалось, будто покрывшие ее сосны росли прямо на волнах. Задул ветер с юга. Боос с длинным как жердь Чамотой поднял парус, и гребцы убрали весла.
– Вскипело! – высунулся из-за мачты мордатый Борис. – Кому тут полкотелка?
– Мне! – отозвался Пончик. – Чашки есть?
– А то!
Борис покопался в сундучке с посудой, погремел и достал глиняную чару.
– Во!
– Пойдет! – бодро сказал Пончик.
Запарив в чаре малину, он дал выпить настою Удо и велел купцу закутаться.
– Ух ты! – изумился тот, выхлебав снадобье. – Враз потом прошибло!
– Вот сиди и потей! – сказал Пончев назидательно. – С потом хворь выходит!
– Ладно тогда, – смилостивился хозяин корабля. – Живи!
– Благодарствуем! – поклонился Шурик, пряча гримасу.
Потекли часы плавания. Кнорр обогнул широкую песчаную косу, прикрывавшую Эстмере, и вышел в открытое море. Там сменили курс, повернув на запад, и парус пришлось опустить.
– Весла на воду! – распорядился Удо, потея под толстой кошмой. – Живо!
Гребцы мигом окунули весла и налегли.
Последним к работе приступил Олег. Сидел он ближе всех к форштевню, потому и весло ему досталось самое длинное и тяжелое. На варяжской лодье место это считается почетным, его занимают лучшие бойцы, а на кнорре такая «честь» больше схожа с наказанием. Со своей скамьи Сухов видел всю палубу, до самой кормы, где горбатились такие же рабы, как и он. Рабы? «Мы не рабы, – усмехнулся Олег, откидываясь с веслом, – рабы не мы! Я вам еще устрою…»
Кнорр не уходил далеко в море, не удалялся от берега, занесенного дюнами, с островками сосновых лесков. Поморье. Померания. Поляки пока только принюхиваются к запаху моря, но скоро уже предки заносчивых шляхтичей устремятся к этим берегам.
Ветер переменился, дунул с севера. Рей толчками пополз на мачту, хлопая раздуваемым парусом, и гребцы снова убрали весла, откинулись к бортам, сипло вдыхая соленый воздух.
Гребец, что сидел перед Олегом, спросил глухо, не поворачивая головы:
– Как звать тебя? – Его русский был далек от совершенства, но внятен.
– Звать Олегом.
– А мое имя – Прийду, – представился товарищ по несчастью, – я из племени эстов.
– Слушай, Прийду, – тихо заговорил Олег, – а тебе не приходило в голову, что кнорр можно захватить? Пустить Удо и всю свору рыбам на корм и самим плыть? Или в пираты податься!
– Пир… что?
– Ну, как их тут называют… «Тигры моря»! «Морские братья»!
Прийду прыснул в мозолистый кулак и захихикал, мотая нечесаной головой.
– А Удо кто, по-твоему? – еле выговорил он. – Он и есть морской брат. Его по всем берегам знают. Он по Висле шнырял, набирал товар. А потом арабам все продал – дюжину славянских невольниц. Моравок, чешек… А теперь отдыхает Удо, плывет в Старигард, янтарь везет. А ты, как последний тупица, сам полез к нему на борт! Подумал бы, ну кто на Висле пристает к берегу, если не разбойник?
– Во как…
– Да, вот так. А ты, я вижу, задиристый, не сидится тебе! Так я недосказал о том, кто был до тебя. Звали его Глеб, выступной был… Кинулся вчера на Удо, а тот ему – раз! – и голову с плеч. И за борт, рыбок твоих кормить…
– И что это меняет? Да будь он хоть сэконунгом! Что, так и будешь за веслом сидеть?
– А куда ты бежать собрался? – разозлился Прийду. – В море прыгнешь? Давай! Сигай. До Гардов отсюда, знаешь сколько топать?
– Знаю, – коротко сказал Олег и смолк.
Что проку тратить слова на раба, страшащегося выйти из рабства? Быдло, оно и есть быдло. Вопрос в том, как ремень кожаный перерезать… Крепок, зараза! Сырой был, когда вязали, а теперь усох, и узел затянулся, твердым стал, будто из кости выточен.
Стемнело, и Удо приказал править к берегу. Кнорр завели в устье крошечной речушки и привязали канатами к деревьям. «Морские братья» сошли на берег, развели костры, подвесили над огнем котел. А гребцов оставили ночевать на палубе, на всякий случай связав руки.
Олег сидел у борта, нахохлившись. Злость то разгоралась в нем, то пригасала, прячась, как угли в пепел. Что сейчас в Гардах творится? Кто взял верх? Может, все уже, и наши разбиты? В летописи было сказано, что Рюрика призвали, но вот даты везде разные указаны – выбирай любую! И не окажется ли прав Нестор, назвавший 862 год? Сейчас же все от него, от Олега, зависит. Надо бежать, скакать, лететь к Рюрику, а как?
– Чтоб вас всех…
Ночной ветер донес до Сухова запах с берега. Это был запах мясной похлебки. Как есть хочется… Рабы беспокойно заворочались, завздыхали. Если их и накормят сегодня, то достанутся им лишь объедки. Двое дозорных перебрались с берега на палубу и разлеглись, лениво споря, высасывая, судя по звукам, мозг из кости и обгрызая мякоть.
Вдруг Олег заметил третью тень, смутную, застившую мачту, на гладком дереве коей плясал блик костра.
– Олег! – тихо позвал Пончик. – Ты где?
– Здесь я! – откликнулся Сухов.
Пончев двинулся на голос, нащупал Олегово колено и опустился на палубу.
– Держи, – сказал Пончик шепотом.
Связанные руки Олега ощутили что-то липкое и теплое.
– Что это?
– Мясо.
Больше ничего объяснять Сухову не нужно было. Нащупывая зубами мясцо, он вгрызся в сочный кусок, испытывая наслаждение от тупого поглощения пищи.
– Слушай, Олег, – зашептал Пончик Сухову на ухо, – я там подслушал… Короче, где-то через сутки мы подгребем к Йомсбургу, это город такой, в устье Одры…
– И что? – промычал сын Романа с набитым ртом.
– Вот…
Сухов ощутил касание холодной стали – Шурик сунул ему нож за короткое голенище сапога.
– О'кей! – шепнул Олег словечко, неведомое в этих временах.
Минули сутки. Унылые берега Поморья все так же тянулись по левому борту, угнетая своей пустынностью. Один лишь раз забелели жалкие домишки местных рыбарей, и снова пустоши, снова битые ветрами сосны, снова навеянные дюны. К вечеру ветер стих, и до устья Одры добирались на веслах. Ночь простерлась над морем, пала темень, в которой перемешались и стали неразличимы суша и вода, но Удо опоздание не пугало. Скоро Олег понял, почему.
Когда кнорр достиг тех мест, где Одра впадала в море, на горизонте ярко засветился «горн вулкана» – йомсбургский маяк. Величайшая редкость на севере, маяк не поражал архитектурными изысками – обычная башня, рубленная из дерева, только самый верх был обмазан толстым слоем глины и выложен камнями. Всю ночь на площадке «горна вулкана» жгли большой костер, посылая сигнал плавающим и путешествующим – здесь гавань!
Йомсбург вообще был необычен. Занимая место в коренных землях вендов, Йомсбург оставался колонией норманнов, их так и звали – йомсвикинги. Как они уживались с воинственными вендами? Да неплохо уживались. Велений рейксов и жрецов-гриве вендских слушались, но и своего не упускали. Как только вендский рейкс объявлял военный поход, йомсвикинги были тут как тут. Дорестад грабить? Любо… Гамбург брать? Лады… Но никогда йомсвикинги не дрались с варягами, что с гардскими, что с местными, вендскими. Почему? Да потому что все вперемежку звались «тиграми моря» и, будучи «морскими братьями», не выясняли особо, кто из них полосатее. Шли на абордаж одной толпой и добычу делили по-братски.
К пристани кнорр подтащили на буксире – к борту подвалили две большие лодки, Удо сунул в каждую по дирхему, и невидимые во тьме гребцы рьяно взялись за дело – зацепили кнорр канатами и погребли. Бревенчатый причал был высок, задираясь выше борта кнорра. На берегу, освещая стены крепости, горели костры, метались тени, слышались голоса.
– Комит ут!
– Велькомнир, Удо! Дрекка?
– Йа! Оль ок свинакьот!
– Яйе, куннинги! Пу скалт дрека мед мер!
– Йа, готт ок вель!
Народу было много, и Удо не стал связывать рабов на ночь: куда они денутся в городе, где каждый второй – воин?
Олег терпеливо ждал, пока шумство на пристани поутихнет, но напрасно. Пьянка-гулянка только набирала обороты – у костров уже запевали, кое-где и приплясывали, разогретые спиртосодержащими напитками.
Сухов пригляделся к гребцам. Рабы спали. Лежали вповалку на голых досках и дрыхли. Правильно, когда спишь, не хочется есть…
Осторожно выудив ножик, Олег принялся перепиливать ремни, стянувшие его ногу. Кожа была как дерево, поддавалась лезвию туго, но уступала понемногу. Все!
Сухов осторожно приподнялся, высматривая Шурика. На фоне светлого шатра, натянутого над палубой позади мачты, шевельнулся силуэт. Ага!
Осторожно ступая, приблизился Пончев.
– О… – слетело с его губ, начиная имя друга.
– Тсс!
Тень Пончика истово закивала головой. Олег поставил ногу на качавшийся борт, подтянулся и шагнул на причал. Следом, шумно сопя, перебрался Шурик. На глазах у пьяных йомсвикингов бегать и метаться было нельзя. Воины есть воины, мигом протрезвеют, углядев подозрительное движение. И Олег пошел вразвалочку, лениво загребая ногами и удаляясь в тень ближайшего строения – то ли амбара, то ли лодочного сарая. Пончик пристроился следом.
– Куда это вы намылились? – грянул Боос, выходя из тени.
Олег полоснул ножом, задевая руку пирата, и тот взвыл.
– Бежим!
Олег дунул, огибая сарай, оказался на узкой темной улочке. Пончик поспешал следом, а позади слышались азартные вопли и топот догоняющих.
Улочка выводила на улицу пошире, залитую светом наиярчайшего фонаря – луны. Эта улица была пустынна, а склады, обступавшие ее, не имели окон. Олег помчался по ней, высматривая хоть малую щель между складами, но те стояли впритык. Он добежал до высокой бревенчатой стены крепости и понял, что пропал. Дальше ходу не было. Тупик. А погоня уже вырывалась на улицу, вопли мешая с гоготом и руганью, размахивая факелами и оружием. Завидя Сухова с Пончевым, прижавшихся к крепостной стене, «морские братья» взревели.
– Будешь моим заложником! – быстро сказал Олег, захватывая шею Пончика сгибом локтя и приставляя нож. – Ори давай!
– Спасите! – закричал Шурик. – Помогите!
– Громче!
– А-а-а! – возопил «заложник». – Удо! Спаси! У-у-у!
Усатые и бородатые морды, подсвеченные огнем факелов, остановились в шаге от беглецов. Вперед вышел Удо.
– Не устерег я тебя, – ухмыльнулся он.
– Отойди! – крикнул Олег, отыгрывая роль. – Не то я прирежу твоего лекаря!
– Удо-о! – захрипел Пончик, очень артистично трепыхаясь и брыкаясь.
– Отпусти лекаря, – велел Удо, – и тебя не тронут!
– Врешь!
– Я сказал… – с угрозой начал Удо, но Олег отшвырнул на него Пончика и кинулся в сторону. Он и не думал совершить попытку к бегству, просто надо было создать алиби Пончику. Нельзя было, чтобы их обоих посчитали беглыми… Удар дубинкой по голове погасил сознание.
Очнулся он от пинка, грубого пинка сапогом по ребрам, отдавшегося в голову. Олег застонал и сел. Не раскрывая глаз, ощупал затылок и сразу обнаружил здоровенный желвак, пульсирующий болью. Олег открыл глаза и увидел прямо перед собой засмальцованные порты Удо. Нога поганого венда нетерпеливо притоптывала. Олег поскорее встал, не дожидаясь, пока Удо еще разок влепит ему по организму.
– Очухался? – с прежним легким добродушием спросил Удо и усмехнулся. – А ты тот еще фрукт. Как чесанул! Чуть лекаря моего не прирезал, другана своего!
«Проверяет, что ли?» – подумал Олег и процедил на всякий случай:
– Чтоб он сдох, твой лекарь!
– Ай-ай-ай! – притворно вздохнул Удо и резко сменил тон: – Запомни на будущее, когда опять вздумаешь убежать. Бить тебя больше не будут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Косолапый, перекособоченный Боос выразительно щелкнул бичом. Олег выстроил трехэтажную конструкцию из самых отборных матов, но на Удо с Боосом его монолог не произвел особого впечатления.
– А с тобой что делать будем? – повернулся Удо к Пончику.
– Пончик! – крикнул Олег на русском образца двадцатого века. – Прогибайся!
– Не вели казнить! – завопил Пончик, падая на колени. – Лекарь я! Пригожусь тебе!
– Лекарь, говоришь?.. Правду ли баешь?
– Проверь!
– Хм… – глубокомысленно выразился Удо, поискал и нашел решение вопроса: – А вот у меня в горле першит! Лечи, давай!
– Это мы мигом! – засуетился Пончев.
Бросившись к своей сумке, изрядно похудевшей за время пути, он нашел сушеную малину и потребовал:
– Вода потребна! Чашу хорошую, и чтобы кипяток!
– Борис! – гаркнул Удо. – Нагрей лекарю воды!
– Много ли? – раздалось тягуче из тумана.
– С полкотелиа!
– Подождать надобно…
Олег сцепил зубы и стал тягать весло. Прямо перед ним шевелились лопатки впередисидящего гребца. Всякий раз, наклоняясь вперед, гребец сгибался так, что у него проступали все позвонки, напоминая гребень земноводного. А когда разгибался, на Олега накатывал тяжелый дух давно не мытого тела.
– А мы точно в Старигард идем? – спросил Сухов.
Впередисидящий глянул на него краем глаза.
– Точно… – буркнул он.
– Тогда ладно! – сказал Олег. – Потерпим!
Солнце поднялось повыше, и туман стал редеть, открывая морские дали. Кнорр шел, забирая к северо-западу. Берег по правому борту не пропадал из виду, так и тянулся волнистой полосой, а слева стелилась песчаная коса, близнец Неринги, и казалось, будто покрывшие ее сосны росли прямо на волнах. Задул ветер с юга. Боос с длинным как жердь Чамотой поднял парус, и гребцы убрали весла.
– Вскипело! – высунулся из-за мачты мордатый Борис. – Кому тут полкотелка?
– Мне! – отозвался Пончик. – Чашки есть?
– А то!
Борис покопался в сундучке с посудой, погремел и достал глиняную чару.
– Во!
– Пойдет! – бодро сказал Пончик.
Запарив в чаре малину, он дал выпить настою Удо и велел купцу закутаться.
– Ух ты! – изумился тот, выхлебав снадобье. – Враз потом прошибло!
– Вот сиди и потей! – сказал Пончев назидательно. – С потом хворь выходит!
– Ладно тогда, – смилостивился хозяин корабля. – Живи!
– Благодарствуем! – поклонился Шурик, пряча гримасу.
Потекли часы плавания. Кнорр обогнул широкую песчаную косу, прикрывавшую Эстмере, и вышел в открытое море. Там сменили курс, повернув на запад, и парус пришлось опустить.
– Весла на воду! – распорядился Удо, потея под толстой кошмой. – Живо!
Гребцы мигом окунули весла и налегли.
Последним к работе приступил Олег. Сидел он ближе всех к форштевню, потому и весло ему досталось самое длинное и тяжелое. На варяжской лодье место это считается почетным, его занимают лучшие бойцы, а на кнорре такая «честь» больше схожа с наказанием. Со своей скамьи Сухов видел всю палубу, до самой кормы, где горбатились такие же рабы, как и он. Рабы? «Мы не рабы, – усмехнулся Олег, откидываясь с веслом, – рабы не мы! Я вам еще устрою…»
Кнорр не уходил далеко в море, не удалялся от берега, занесенного дюнами, с островками сосновых лесков. Поморье. Померания. Поляки пока только принюхиваются к запаху моря, но скоро уже предки заносчивых шляхтичей устремятся к этим берегам.
Ветер переменился, дунул с севера. Рей толчками пополз на мачту, хлопая раздуваемым парусом, и гребцы снова убрали весла, откинулись к бортам, сипло вдыхая соленый воздух.
Гребец, что сидел перед Олегом, спросил глухо, не поворачивая головы:
– Как звать тебя? – Его русский был далек от совершенства, но внятен.
– Звать Олегом.
– А мое имя – Прийду, – представился товарищ по несчастью, – я из племени эстов.
– Слушай, Прийду, – тихо заговорил Олег, – а тебе не приходило в голову, что кнорр можно захватить? Пустить Удо и всю свору рыбам на корм и самим плыть? Или в пираты податься!
– Пир… что?
– Ну, как их тут называют… «Тигры моря»! «Морские братья»!
Прийду прыснул в мозолистый кулак и захихикал, мотая нечесаной головой.
– А Удо кто, по-твоему? – еле выговорил он. – Он и есть морской брат. Его по всем берегам знают. Он по Висле шнырял, набирал товар. А потом арабам все продал – дюжину славянских невольниц. Моравок, чешек… А теперь отдыхает Удо, плывет в Старигард, янтарь везет. А ты, как последний тупица, сам полез к нему на борт! Подумал бы, ну кто на Висле пристает к берегу, если не разбойник?
– Во как…
– Да, вот так. А ты, я вижу, задиристый, не сидится тебе! Так я недосказал о том, кто был до тебя. Звали его Глеб, выступной был… Кинулся вчера на Удо, а тот ему – раз! – и голову с плеч. И за борт, рыбок твоих кормить…
– И что это меняет? Да будь он хоть сэконунгом! Что, так и будешь за веслом сидеть?
– А куда ты бежать собрался? – разозлился Прийду. – В море прыгнешь? Давай! Сигай. До Гардов отсюда, знаешь сколько топать?
– Знаю, – коротко сказал Олег и смолк.
Что проку тратить слова на раба, страшащегося выйти из рабства? Быдло, оно и есть быдло. Вопрос в том, как ремень кожаный перерезать… Крепок, зараза! Сырой был, когда вязали, а теперь усох, и узел затянулся, твердым стал, будто из кости выточен.
Стемнело, и Удо приказал править к берегу. Кнорр завели в устье крошечной речушки и привязали канатами к деревьям. «Морские братья» сошли на берег, развели костры, подвесили над огнем котел. А гребцов оставили ночевать на палубе, на всякий случай связав руки.
Олег сидел у борта, нахохлившись. Злость то разгоралась в нем, то пригасала, прячась, как угли в пепел. Что сейчас в Гардах творится? Кто взял верх? Может, все уже, и наши разбиты? В летописи было сказано, что Рюрика призвали, но вот даты везде разные указаны – выбирай любую! И не окажется ли прав Нестор, назвавший 862 год? Сейчас же все от него, от Олега, зависит. Надо бежать, скакать, лететь к Рюрику, а как?
– Чтоб вас всех…
Ночной ветер донес до Сухова запах с берега. Это был запах мясной похлебки. Как есть хочется… Рабы беспокойно заворочались, завздыхали. Если их и накормят сегодня, то достанутся им лишь объедки. Двое дозорных перебрались с берега на палубу и разлеглись, лениво споря, высасывая, судя по звукам, мозг из кости и обгрызая мякоть.
Вдруг Олег заметил третью тень, смутную, застившую мачту, на гладком дереве коей плясал блик костра.
– Олег! – тихо позвал Пончик. – Ты где?
– Здесь я! – откликнулся Сухов.
Пончев двинулся на голос, нащупал Олегово колено и опустился на палубу.
– Держи, – сказал Пончик шепотом.
Связанные руки Олега ощутили что-то липкое и теплое.
– Что это?
– Мясо.
Больше ничего объяснять Сухову не нужно было. Нащупывая зубами мясцо, он вгрызся в сочный кусок, испытывая наслаждение от тупого поглощения пищи.
– Слушай, Олег, – зашептал Пончик Сухову на ухо, – я там подслушал… Короче, где-то через сутки мы подгребем к Йомсбургу, это город такой, в устье Одры…
– И что? – промычал сын Романа с набитым ртом.
– Вот…
Сухов ощутил касание холодной стали – Шурик сунул ему нож за короткое голенище сапога.
– О'кей! – шепнул Олег словечко, неведомое в этих временах.
Минули сутки. Унылые берега Поморья все так же тянулись по левому борту, угнетая своей пустынностью. Один лишь раз забелели жалкие домишки местных рыбарей, и снова пустоши, снова битые ветрами сосны, снова навеянные дюны. К вечеру ветер стих, и до устья Одры добирались на веслах. Ночь простерлась над морем, пала темень, в которой перемешались и стали неразличимы суша и вода, но Удо опоздание не пугало. Скоро Олег понял, почему.
Когда кнорр достиг тех мест, где Одра впадала в море, на горизонте ярко засветился «горн вулкана» – йомсбургский маяк. Величайшая редкость на севере, маяк не поражал архитектурными изысками – обычная башня, рубленная из дерева, только самый верх был обмазан толстым слоем глины и выложен камнями. Всю ночь на площадке «горна вулкана» жгли большой костер, посылая сигнал плавающим и путешествующим – здесь гавань!
Йомсбург вообще был необычен. Занимая место в коренных землях вендов, Йомсбург оставался колонией норманнов, их так и звали – йомсвикинги. Как они уживались с воинственными вендами? Да неплохо уживались. Велений рейксов и жрецов-гриве вендских слушались, но и своего не упускали. Как только вендский рейкс объявлял военный поход, йомсвикинги были тут как тут. Дорестад грабить? Любо… Гамбург брать? Лады… Но никогда йомсвикинги не дрались с варягами, что с гардскими, что с местными, вендскими. Почему? Да потому что все вперемежку звались «тиграми моря» и, будучи «морскими братьями», не выясняли особо, кто из них полосатее. Шли на абордаж одной толпой и добычу делили по-братски.
К пристани кнорр подтащили на буксире – к борту подвалили две большие лодки, Удо сунул в каждую по дирхему, и невидимые во тьме гребцы рьяно взялись за дело – зацепили кнорр канатами и погребли. Бревенчатый причал был высок, задираясь выше борта кнорра. На берегу, освещая стены крепости, горели костры, метались тени, слышались голоса.
– Комит ут!
– Велькомнир, Удо! Дрекка?
– Йа! Оль ок свинакьот!
– Яйе, куннинги! Пу скалт дрека мед мер!
– Йа, готт ок вель!
Народу было много, и Удо не стал связывать рабов на ночь: куда они денутся в городе, где каждый второй – воин?
Олег терпеливо ждал, пока шумство на пристани поутихнет, но напрасно. Пьянка-гулянка только набирала обороты – у костров уже запевали, кое-где и приплясывали, разогретые спиртосодержащими напитками.
Сухов пригляделся к гребцам. Рабы спали. Лежали вповалку на голых досках и дрыхли. Правильно, когда спишь, не хочется есть…
Осторожно выудив ножик, Олег принялся перепиливать ремни, стянувшие его ногу. Кожа была как дерево, поддавалась лезвию туго, но уступала понемногу. Все!
Сухов осторожно приподнялся, высматривая Шурика. На фоне светлого шатра, натянутого над палубой позади мачты, шевельнулся силуэт. Ага!
Осторожно ступая, приблизился Пончев.
– О… – слетело с его губ, начиная имя друга.
– Тсс!
Тень Пончика истово закивала головой. Олег поставил ногу на качавшийся борт, подтянулся и шагнул на причал. Следом, шумно сопя, перебрался Шурик. На глазах у пьяных йомсвикингов бегать и метаться было нельзя. Воины есть воины, мигом протрезвеют, углядев подозрительное движение. И Олег пошел вразвалочку, лениво загребая ногами и удаляясь в тень ближайшего строения – то ли амбара, то ли лодочного сарая. Пончик пристроился следом.
– Куда это вы намылились? – грянул Боос, выходя из тени.
Олег полоснул ножом, задевая руку пирата, и тот взвыл.
– Бежим!
Олег дунул, огибая сарай, оказался на узкой темной улочке. Пончик поспешал следом, а позади слышались азартные вопли и топот догоняющих.
Улочка выводила на улицу пошире, залитую светом наиярчайшего фонаря – луны. Эта улица была пустынна, а склады, обступавшие ее, не имели окон. Олег помчался по ней, высматривая хоть малую щель между складами, но те стояли впритык. Он добежал до высокой бревенчатой стены крепости и понял, что пропал. Дальше ходу не было. Тупик. А погоня уже вырывалась на улицу, вопли мешая с гоготом и руганью, размахивая факелами и оружием. Завидя Сухова с Пончевым, прижавшихся к крепостной стене, «морские братья» взревели.
– Будешь моим заложником! – быстро сказал Олег, захватывая шею Пончика сгибом локтя и приставляя нож. – Ори давай!
– Спасите! – закричал Шурик. – Помогите!
– Громче!
– А-а-а! – возопил «заложник». – Удо! Спаси! У-у-у!
Усатые и бородатые морды, подсвеченные огнем факелов, остановились в шаге от беглецов. Вперед вышел Удо.
– Не устерег я тебя, – ухмыльнулся он.
– Отойди! – крикнул Олег, отыгрывая роль. – Не то я прирежу твоего лекаря!
– Удо-о! – захрипел Пончик, очень артистично трепыхаясь и брыкаясь.
– Отпусти лекаря, – велел Удо, – и тебя не тронут!
– Врешь!
– Я сказал… – с угрозой начал Удо, но Олег отшвырнул на него Пончика и кинулся в сторону. Он и не думал совершить попытку к бегству, просто надо было создать алиби Пончику. Нельзя было, чтобы их обоих посчитали беглыми… Удар дубинкой по голове погасил сознание.
Очнулся он от пинка, грубого пинка сапогом по ребрам, отдавшегося в голову. Олег застонал и сел. Не раскрывая глаз, ощупал затылок и сразу обнаружил здоровенный желвак, пульсирующий болью. Олег открыл глаза и увидел прямо перед собой засмальцованные порты Удо. Нога поганого венда нетерпеливо притоптывала. Олег поскорее встал, не дожидаясь, пока Удо еще разок влепит ему по организму.
– Очухался? – с прежним легким добродушием спросил Удо и усмехнулся. – А ты тот еще фрукт. Как чесанул! Чуть лекаря моего не прирезал, другана своего!
«Проверяет, что ли?» – подумал Олег и процедил на всякий случай:
– Чтоб он сдох, твой лекарь!
– Ай-ай-ай! – притворно вздохнул Удо и резко сменил тон: – Запомни на будущее, когда опять вздумаешь убежать. Бить тебя больше не будут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47