Прикрыли за собой первую дверь, но не полностью, потому что без металлического лязга. Без скрежета ключа. Значит, путь свободен. Почти свободен.
Теперь пора!
Полковник толкнул ногой загораживавшую его дверь.
— Стоять! Всем! — заорал он, упирая один пистолет в бойцов, другой, левый, толкая сквозь зубы в рот зажатой локтями жертве.
— Что? — недоуменно, не поняв, что происходит, спросил кто-то.
— Всем стоять! Или я буду стрелять! Буду стрелять!! Бойцы стояли, опустив руки вниз. Никто не двинулся, не попытался выхватить оружие. Все смотрели на полковника и на удерживаемую им жертву.
— И что дальше? — очень спокойно спросил командир.
— Я убью его. И успею убить кого-то из вас.
— И умрешь сам.
— Один черт. Так хоть не бесплатно. Так прихвачу кого-нибудь из вас с собой.
— Значит, все-таки не удержался? Полез, — сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, командир. — Решил воспользоваться тем, что мы ушли.
— Сволочь! Неблагодарная. Мы с ним возились. А он… — прошептал кто-то из бойцов.
— Чего ты хочешь? — спросил командир.
— Чтобы вы отошли в сторону. И открыли дверь.
— Все?
— Пока — все.
— А если мы не отойдем? И не откроем?
— Я убью его. И убью вас, — повторил угрозу полковник.
Но уже не так уверенно, как раньше. Потому что первая его угроза должного действия не возымела. Не боялись его бойцы! Несмотря на все его угрозы и два пистолета — не боялись!
Наверное, потому, что были профессионалами, которые и не в таких передрягах бывали! И давно отучились шарахаться от направленных в их сторону стволов. Тем более от одного и даже не автоматного ствола, от ствола «макара». Понимали — всех он не убьет. Максимум — одного-двух. И то едва ли.
— Бросай оружие!
— Я буду стрелять! — поднял, сунул в лица пистолет. Щелкнул предохранителем, переводя его в положение стрельбы. Характерный щелчок предохранителя должен был отрезвить, испугать их. Должен был убедить в серьезности его намерения. В готовности стрелять… Но нет! Не испугал. Не убедил.
— Да пошел ты!
Не желали бойцы выполнять угрозы вооруженного шантажиста. Что-то мешало им отойти в сторону, чтобы пропустить Зубанова к двери.
Что? Самолюбие. Чувство долга? Страх перед наказанием?..
— Я буду стрелять! — тоже спокойно, уже не срываясь на крик, сказал полковник.
Выхода у него не было. В таком деле на полпути не сворачивают. Идут до конца. Теперь, желал он того или нет, он должен был стрелять!
Вначале в стоящую перед ним толпу. Чтобы прикрыться от встречных выстрелов телом удерживаемого им бойца. Потом — в бойца, если он станет упираться. И, подтаскивая его живое или уже мертвое тело к двери, попытаться выскочить на лестничную площадку. Добежать живым — один шанс из тысячи. Но использовать его надо. Другого выхода нет.
Полковник сделал шаг в сторону двери. Толкнул, заставил идти за собой, пленника. Этот шаг был очень важен. Этот шаг на шаг приближал его к выходу. Без потерь приближал. Потому что потом, когда все начнется, его придется брать с боем, рискуя жизнью.
Бойцы стояли недвижимо. Не приближаясь, не отходя, не пытаясь незаметно вытащить оружие.
Еще шаг? Может быть, они позволят сделать еще один шаг? Второй шаг. К спасению.
Полковник отставил ногу, внимательно наблюдая за замершим противником. Потянул пленника. Тот почти не сопротивлялся.
Еще?!
Может быть, они его отпускают?
Зубанов сделал еще один шаг.
— Все, полковник. Дальше нельзя! — сказал командир.
— Хотите драки?
— Не пугай нас. Драки не будет.
Полковник скосил глаза на дверь, до которой оставалось всего три шага. Если открыть стрельбу и подбежать к двери, не отпуская пленника, есть шанс успеть. Успеть открыть первую и вторую двери, прикрывшись чужим телом от выстрелов. Потом бросить его поперек порога, чтобы о него спотыкались, и выскочить на лестницу. А там… Там по обстоятельствам.
— Не двигаться! — крикнул Зубанов, поводя пистолетом вдоль лиц. И попытался сделать еще один шаг. Но ему навстречу двинулся командир.
— Вы очень пожалеете… — Назад!
— Брось оружие! Командир не останавливался! Ну и значит!..
Полковник быстро перевел дуло пистолета на приближающуюся фигуру и нажал на спусковой крючок.
Раз.
Еще раз!
Негромко бухнули выстрелы.
Полковник мгновенно повернулся и повернул пистолет к ближнему к двери бойцу.
Результатами стрельбы он не интересовался. Потому что был в них уверен. Слишком близко была мишень. В бою на поверженных противников внимания не обращают. Обращают на живых, гораздо более опасных.
Мушка уперлась в грудь бойца у двери.
Выстрел!
И быстро, боком и спиной к двери, продолжая стрельбу в стоящие вдоль стены фигуры.
Почему-то стоящие… Не важно, некогда. К двери!..
Впереди мелькнула щель света. И с металлическим лязгом и скрежетом ключа в замке дверь закрылась.
Закрылась!
Там, на лестничной площадке, кто-то был! Они оставили там бойца!
Полковник растерялся. Но стрелять не перестал. Снова нажал на спусковой крючок. Теперь уже все равно. Теперь надо продать жизнь подороже. Как можно дороже!
Выстрел!
Выстрел!
И, отпустив, толкнув вперед пленника, из второго пистолета.
Выстрел!
Выстрел!
Чтобы дороже… Клацнул отбитый назад затвор, выбросив гильзу последнего отстрелянного патрона.
Тишина Кто-то, подошедший сбоку, обхватил пальцами ствол левого пистолета, наклонил, упер его в пол.
Выстрел!
Кто это? Кто успел… Полковник скосил глаза.
Кто?!!
Пистолет выворачивал и клонил книзу командир. Тот, в которого с расстояния двух метров были выпущены две пули.
Командир?!
— Бросай оружие, — сказал он.
Подходили, приближались со всех сторон бойцы.
Живые бойцы! Все живые! Все до одного!
«Бронежилеты! — догадался полковник. — Они надели бронежилеты! Дурак! Как он не понял. Бронежилеты! Надо было стрелять в головы…»
Но тут же заметил расстегнутую на одном из бойцов рубашку. Увидел голый торс. Без всякого бронежилета!
Как же… Как же так?..
Командир вырвал у него из рук пистолеты. Освободил пленника. Взглянул ему в лицо.
— Жив?
— Как будто.
— Не помял он тебя?
— Есть маленько. Но вообще-то, я думал, будет хуже.
— А Петро?
— Жив я, — подал голос поднявшийся с пола боец. Тот, что был нокаутирован возле туалета. Которому хватило одного удара. Хватило… Одного… Полковник внимательно оглядел командира, пытаясь найти на его теле следы пуль. Даже если бронежилет… Все равно должны быть следы! Рваная одежда, следы пороха… Должны! Но нет! Ни одного.
— Как же… Если я… — думая про себя, вслух сказал Зубанов.
— Дурак ты, полковник.
Командир дослал последний, оставшийся в обойме пистолета патрон в ствол, поставил против него ладонь левой руки и нажал на спусковой крючок.
Бухнул выстрел. Негромко. Как и все предыдущие. Не так, как по идее должен был ахнуть в замкнутом пространстве коридора.
Не так. Тише.
В ладонь вытянутой руки ударили порох и какие-то непонятные ошметки. Может быть, даже и больно ударили. Но не смертельно.
— Все ясно? Патроны были холостые.
Холостые… Именно поэтому, когда даже в упор… Холостые!
Он не мог никого убить, потому что патроны в пистолетах были холостые!
Но когда они могли? Когда успели подменить их? Ведь они не могли знать, когда он решит бежать. Как они догадались, что он?..
А зачем им было догадываться? Им не надо было догадываться! Потому что они знали когда! Они сами запланировали его побег, создав для него идеальные предпосылки. На которые он клюнул. На которые попался, как последний идиот. Два человека… И один у телевизора… Верно сказал командир — дурак он. Непроходимый дурак!
— Вы все поняли? — спросил командир. Полковник кивнул.
— Да. Это была инсценировка. Мы ушли покурить во двор. Оставшиеся спровоцировали вас на нападение. Патроны были холостые. Остальное вы знаете. Так что вы ошиблись, полковник; Сильно ошиблись.
— Ошибся.
— Но все же успели натворить тут дел. Ребят чуть не покалечили. Вы понимаете, о чем я говорю? И к чему клоню?
— Догадываюсь.
— Тогда вы должны понять нас. Долг платежом красен. Петро!
Вперед выдвинулся нокаутированный боец. Вернее, даже не нокаутированный, изобразивший нокаут. Но все же получивший в челюсть обидный удар. Неотомщенный удар.
— Это я, полковник.
— Вижу.
— А ты не верил! Когда я тебя предупреждал. Когда говорил, что ты пожалеешь. Очень скоро пожалеешь. И очень сильно. Помнишь такое?
— Помню.
— Тогда — не обессудь.
Боец подошел, снял, сбросил на пол пиджак.
— Готовься, полковник.
— Эй, погоди!
— Что?
— Только ты помни, что я тебя бил несильно.
— Врешь, полковник. Ты бил, как хотел. А хотел — наповал. Это просто у меня челюсть крепкая, тренированная. Становись, полковник.
Ну, становиться так становиться. Раз так просят… Удар.
Темнота перед глазами и падение навзничь на пол там, где стоял.
Нокаут. Действительно, нокаут. Без подыгрывания.
— Ты его случайно не того, не убил?
— Нет. Я вполсилы. Минут через пять очухается.
Через пять минут полковник открыл глаза. И сел на полу.
— Все? — с надеждой спросил он.
— Нет. Претензии не исчерпаны. Есть еще желающие подать иск.
— Кто?
— Я.
Ну правильно. Так и должно было быть. Одного бил. Другого душил и тыкал в рот пистолетом. Вот дурак! Знал бы… — Душить меня будешь?
— Нет. Это лишнее.
Удар!
И снова непроглядная темнота нокаута.
Потом полковника били и пинали ногами все прочие желающие. Били несильно, так, чтобы ничего не сломать. Но больно, чтобы впредь неповадно было.
Потом окатили из помойного ведра холодной водой.
— Готово. Очухался.
— Ну что, дышишь, полковник?
— Это все?
— А что, ты еще хочешь? Если хочешь — мы с полным вашим удовольствием.
— Нет, спасибо.
— Ну, тогда — разойдись.
Бойцы вышли из комнаты. Все вышли.
— Вставайте, полковник, — подал руку командир. Снова перейдя на «вы».
Ну, значит, точно — экзекуция закончена. Раз на «вы».
Помог встать, помог смыть в ванной кровь.
— Крепко вы меня.
— Могло быть хуже. Вы ведь тоже… ребят обидели. Полковник вытерся. Взглянул на себя в зеркало. Били аккуратно, с учетом дальнейшего использования пострадавшего. Лицо почти не тронуто. Переломов нет. Даже ребра целы. А вот что касается не видных под одеждой синяков и кровоподтеков… — Зачем? Зачем вам все это надо было? — спросил полковник. — Провоцировать меня… — Надо было. Чтобы вы больше не помышляли о побеге.
— Вы думаете, поможет?
— Поможет. Ведь вы не будете знать, каким будет ваш следующий побег — настоящим или инсценировкой. И не будете знать, какие вам достанутся патроны.
— И что, каждый новый побег вы будете бить меня сильнее?
— Будем сильнее, — серьезно подтвердил командир. — С каждым разом все сильнее и сильнее. А если вы во время побега случайно кого-нибудь покалечите — переломаем все кости. И в конечном итоге убьем.
"Эти выполнят свое обещание, — понял полковник. — Эти — убьют».
Но не это страшно. Вернее, не только это. Не одни лишь переломанные кости, отбитые внутренности и смерть. Но еще и позор. Участие в разыгрываемой помимо твоей воли комедии. Когда ты играешь всерьез, а все вокруг тебя потешаются, потому что в отличие от тебя знают финал пьесы.
Вот что обидно и страшно. Вот что удерживает на месте надежней любых кандалов и колодок! Невозможно готовить побег, подозревая, что это не побег, а водевиль, придуманный до тебя и за тебя. Водевиль, за игру в котором тебя будут жестоко бить и будут убивать.
Ну чем не поводок для любителей бега на дальние дистанции?
Идеальный поводок!
Неодолимый поводок!..
* * *
— Что у вас?
— Дополнительная информация по операции «Полковник».
— Что там приключилось?
— Ничего особенного. Мы закончили профилактические мероприятия по психологическому подчинению агента Шакал.
— Каков результат?
— Положительный. Шакал получил серьезную прививку. Он готовился к побегу, мы организовали ему побег. Очень неудачный побег. Теперь мы гарантированы от сюрпризов с его стороны. Он стал ручной.
— Надолго стал?
— До конца операции.
— Вы в этом уверены?
— Уверен. Он морально надломлен. Он не рискнет вновь оказаться в ситуации, которую пережил.
— Но он может отказаться сотрудничать. Раз вы отняли у него надежду.
— Надежду отнять невозможно. Особенно надежду на жизнь. Он будет работать. Так как будет продолжать надеяться. Я думаю теперь — еще больше, чем раньше.
— Почему больше?
— У него появились новые мотивы для сохранения жизни. Кроме инстинкта самосохранения.
— Какие?
— Месть! Он потерпел поражение и теперь жаждет реванша. Отказ от сотрудничества равен для него смерти. А смерть — отказу от мести.
Он не откажется от мести. Он будет мстить. И, пока будет готовиться к мести, будет работать. Будет работать на нас.
— Тогда форсируйте операцию. Мы должны закончить ее не позже, чем через две недели.
— Но по плану — через три.
— План пересмотрен. Вы должны завершить работу за две недели.
— Но… — Повторите приказание.
— Операция должна быть завершена в двухнедельный срок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48