— Подразделение сосредоточено на рубеже атаки, — доложил, взяв под козырек, единственный без пулемета, но обвешанный ручными гранатами боец. — Прикажете открыть огонь?
Милиционеры ошалело переводили глаза с одного пулеметчика на другого. И на замершего в ожидании приказа, с пальцами, застывшими на срезе каски, бойца.
Но те, что были с краю, смотрели даже не на них, смотрели в окна.
Из автобуса, рассредотачиваясь по территории и залегая за препятствия, быстро разбегались пулеметные расчеты. Двое бойцов споро, но не суетясь, устанавливали на асфальте миномет. Еще один наводил на окна трубу гранатомета.
Ну ни хрена себе!
— Где у тебя громкоговорящая связь? — спросил генерал Федоров дежурного. — Ну! Быстро! Тот молча развернул к генералу микрофон.
— Внимание всем!
— Внимание всем! — стоголосым эхом повторили фразу генерала динамики в коридорах и громкоговорители, висящие на столбах во дворе. — Мы прибыли сюда исполнить приказ Главного прокурора Российской Армии и министра внутренних дел. Вашего министра. Отказ руководителей горотдела выполнить данный приказ вынуждает нас использовать силу.
И добавил гораздо более мягким тоном:
— Вы, конечно, можете принять бой. И погибнуть. Пусть даже вместе с нами. Только ради чего? Ради нарушения приказа министра? Чтобы если не умереть, то сесть на нары?
Милиционеры покосились на зама. Тот молчал.
— Я требую подчиниться приказу министра внутренних дел. В противном случае мы будем вынуждены открыть огонь на поражение. Через десять секунд.
Одна!
Две!..
Бойцы СОБРа бросили автоматы.
— Зубанова на выход! — приказал генерал. Привели Зубанова. Который почти не стоял на ногах. Потому что был почти без сознания от боли, испытываемой при транспортировке. А может, и лучше, что без сознания.
— Вот Зубанов.
— В автобус его!
Два бойца подхватили тело под руки, отступая спинами к двери, вышли.
— Помоги! — крикнули водителю автобуса. Втроем втащили полубессознательное тело по ступенькам, положили на ближние сиденья.
— Где?
— Там. На последнем сиденье. В сумке. Нашли, принесли, вскрыли сумку с обозначенным на боку красным крестом. Вытащили одноразовый шприц и ампулу. Один из бойцов закатал рукав зубановского пиджака, осветил сгиб руки фонариком. Другой подрезал, отломил хоботок ампулы, набрал в шприц никак не обозначенное на стекле лекарство.
— Передави ему руку! Вкололи лекарство в вену.
— Все. Теперь до Москвы не проснется. Счастливец… Доложили по рации.
— Мы закончили.
— Все, — сказал капитан.
Генерал шагнул к двери. Но остановился. Спросил:
— Вам расписаться не надо?
— А?
— Вам за передачу заключенного расписываться надо?
Зам молчал.
— Если надо, то мы задержимся.
— Нет, нет. Не надо, — закричали с пола милиционеры.
— Тогда всем лежать двадцать минут, — предупредил генерал. — Мы оставили во дворе бойца. Если он увидит, что кто-то поднялся, бросит в окно гранату. Так что у вас коллективная ответственность за хорошее поведение.
И еще один совет. Персональный. — Повернулся к заму:
— Преследовать нас не надо. За бой в центре города с вас спросят больше, чем даже за неисполнение приказа министра. Всем, кого вы успели поднять по тревоге, — дайте отбой. Рекомендую.
Генерал, капитан и несколько бойцов вышли. Остался пулеметчик в дверях. За пулеметом. Он находился в здании горотдела еще несколько минут, прикрывая отход основных сил. Потом вышел, прикрываемый пулеметчиком, залегшим у ворот… — Все?
— Все!
— Поехали!
Вдогонку автобусу, со второго этажа, бухнуло несколько неприцельных выстрелов. Не для того, чтобы попасть. Чтобы изобразить сопротивление.
Через два квартала автобус завернул в неприметный двор и остановился. Бойцы пересели в поджидавший их тентованный «Урал». На всякий случай. На случай преследования.
Автобус еще час колесил по городу, выманивая на себя погоню. Но его никто не преследовал.
"Урал» отогнали за пятьдесят километров от города, в заранее назначенную точку. Где передали подотчетному прапорщику оружие, боеприпасы и амуницию. По описи.
— Что, не пригодилось барахло? — спросил прапорщик.
— И слава богу!
Бойцы переоделись в гражданку и тремя группами, рейсовыми автобусами доехали до ближайшей железнодорожной станции. По перрону бойцы гуляли сомкнутым строем, привлекая к себе всеобщее внимание.
«Подумаешь, строем, — думал про себя генерал Федоров. — Не такая уж это дурная привычка — ходить строем. Далеко не самая дурная…»
Глава 40
— Я не понимаю зачем? — спросил генерал Федоров. — Зачем использовать силовые методы решения вопроса? Неужели невозможно навести порядок на аэродроме иным путем? Мирным путем?
— Каким образом?
— Издать приказ об отстранении от должности командира части и офицеров, причастных к злоупотреблениям на аэродроме. Назначить нового, который… — Тогда придется отстранить всех офицеров и весь летно-технический состав части. Потому что все они в той или иной мере участвовали в злоупотреблениях, творимых на аэродроме Валуево.
— Значит, отстранить всех!
— Что дальше?
— Как что дальше? — растерялся генерал. — Дальше назначить разбирательство, наказать виновных, сменить личный рядовой и сержантский состав, усилить режим охраны и таким образом восстановить принадлежность аэродрома.
— Если все было бы так просто… — А что тогда сложно? Если не просто?
— Сложно то, что использование аэродрома Валуево в транспортных целях регламентировалось рядом договоров. В том числе договорами с администрацией города, использующей мощности аэродрома для приема гуманитарного груза, предназначенного для бюджетных организаций. Администрация возложила исполнение данного договора на ряд общественных организаций, которые и занимались транспортировкой груза.
— Но округ… — Договор поддержан окружным командованием. Основанием послужил известный вам приказ министра обороны об использовании вторичных ресурсов войсковых частей. Причиной, заставившей командующего поставить под договором свою подпись, был перевод пяти процентов средств, вырученных от коммерческого использования аэродрома, на счета округа. И передача части гуманитарного груза семьям военнослужащих.
— Но использование режимных объектов в какой-либо сторонней деятельности тем же приказом министра обороны запрещено.
— Режимных — да. Но аэропорт Валуево исключен из списка режимных объектов. По ходатайству командующего округом.
— Когда?
— Три недели назад.
— Три недели? Но перегон груза начат гораздо раньше.
— Доказать это будет почти невозможно.
— Почему? Есть масса свидетелей, видевших самолеты, видевших груз! Есть накладные, по которым можно отследить движение грузопотока.
— Для чего, как минимум, надо возбудить уголовное дело. Опросить полтысячи свидетелей. Которые дадут самые разноречивые показания. Отследить давно уже использованный по назначению груз. На что, по самым оптимистичным подсчетам, понадобится лет пять.
— А если поручить дело Военной прокуратуре?
— Поручить можно. Можно даже допустить, что они справятся в пять раз быстрее своих гражданских коллег. Найдут свидетелей. Отыщут груз. И докажут не правомочное использование военных взлетно-посадочных полос. Дальше что?
— Суд.
— До суда это дело вряд ли дойдет. Потому что рассыплется задолго до судебного разбирательства. Как большинство подобного рода дел. Или если как-нибудь ненароком дойдет, его начнут возвращать на бесконечные доследования. Пока общественность о нем не забудет.
И если даже представить невозможное, представить суд, то, смею уверить, он оправдает обвиняемых, использовавших простаивающие военные мощности для транспортировки груза, предназначенного для умирающих от голода сирот и инвалидов. Ну или дадут формальных шесть месяцев условно.
Вот к чему приведет предложенное тобой следственное разбирательство.
Почему все придет к такому результату, ты знаешь не хуже меня. Потому что вокруг этого аэродрома вращаются бабки. Большие бабки. Очень большие бабки. Которые в наше время стоят над Законом. Потому что сильнее Закона.
Скажу тебе больше. Скажу тебе, чем это все закончится.
Пока будет длиться следствие, аэродром выведут из состава Вооруженных Сил. По причине установленного высокой комиссией девяностопроцентного износа основных фондов и отсутствия необходимых для проведения капитального ремонта средств. Руины аэродрома по остаточной стоимости, то есть бесплатно, продадут… Кому?
— Тем, кто эксплуатирует аэродром сегодня.
— Совершенно верно. Аэродром оптом, то есть со взлетно-посадочными полосами, службами летного и летно-технического обеспечения, авиационным и автопарками, ангарами, гаражами, техническими, жилыми и прочими сооружениями, перейдет в руки акционерного общества закрытого типа. Куда, не исключено, будет входить командующий округом и кто-нибудь из штаба ВВС. После чего аэропорт начнет функционировать с тройной нагрузкой.
Вот такая простейшая, отработанная на тысячах государственных объектов схема.
Вот чего ты можешь добиться предложенным тобой официальным расследованием.
— Хорошо. Что предлагаете вы?
— Дело предлагаю. Которое в отличие от уголовного расследования приведет к желаемому результату. К быстрому результату.
Я предлагаю работать с ними их методами. Которые на сегодняшний день единственно действенные.
— Силой силу ломать?
— Верно. Силой — силу! Используя тактику боя стрелковым подразделением. Которую любой курсант знает.
— Выбивать командиров?
— Опять верно. Брать на мушку командиров, чтобы деморализовать личный состав атакующего подразделения.
— По-настоящему брать на мушку? Или… — По-настоящему.
— Но это преступление.
— Ты же на боевые ходил. И тоже не в белых перчатках.
— То боевые. Там свои законы. Здесь — свои. Уголовные.
— Боишься?
— Испытываю вполне понятные опасения. Ведь, как я понимаю, дело идет не об оказывающем сопротивление противнике? Идет о высокопоставленных гражданских чиновниках и бизнесменах. Ликвидация которых чревата серьезным уголовным расследованием… — Я не предлагаю тебе заниматься уголовщиной. Я предлагаю тебе спланировать операцию, найти исполнителей и координировать их работу.
— Можно вопрос?
— Задавай.
— Почему этим делом должен заниматься я? Именно я?
— Хотя бы потому, что ты это дело начал. По своей личной инициативе. Раз ты его начал, значит, тебе его и завершать. Ты дольше других сидишь в теме. Лучше других в ней ориентируешься. Зачем допускать к известной тебе информации кого-то еще? Это неразумно. Опасно. И противоречит нашим принципам. И есть еще одна причина. Касающаяся тебя лично.
— Меня?
— Тебя! С недавних пор у тебя появились враги. В городе, куда ты ездил в командировку. И что-то там с ними не поделил.
— Откуда известно?
— Из источников, близких к МВД. В министерство пришел запрос об уточнении полномочий группы откомандированных в горотдел милиции работников Военной прокуратуры. Под тебя копают. Активно копают. И докопают. Если их не остановить.
— Что мне надлежит делать?
— Готовить сценарии акций. Искать не имеющих отношения к военной разведке исполнителей. Мне кажется, одного я вам могу подсказать.
— Кто он?
— Полковник. Полковник в отставке Зубанов.
— Зубанов?
— Да. Он спец. Знает местные условия. Знает назначенные к ликвидации объекты. Имеет с ними личные счеты, что облегчает вербовку. И, что немаловажно, обязан тебе. Жизнью обязан. Потому что ты вытащил его у черта из пасти. Он идеальный кандидат.
— Он может не согласиться.
— Согласится. Ему деваться некуда. От нас деваться некуда. И вообще некуда. Он один. Ему к какой-нибудь силе прибиваться надо, чтобы выжить.
— Может не подействовать.
— Не подействует — припугни. Например, следствием по делу об убийстве двух заключенных. И возможностью выдачи его МВД. Объясни, что между тюрьмой и нами ему лучше выбрать нас. Хотя бы потому, что за тех, кого он убил, меньше вышки в зоне не дают. Даже если суд проявил снисходительность. Еще вопросы есть?
— Нет.
— Тогда иди. Подготовь свои соображения по предложенной операции. И доложи мне… Завтра доложи. До девятнадцати вечера…
Пациент лежал на казенной, с инвентарным номером, металлической кровати. На слежавшемся, в бурых пятнах матрасе. Застеленном серым постельным бельем, проштампованным синими квадратами печатей ХОЗУ.
Пациент лежал, растянутый гирями, и смотрел сквозь металлическую решетку спинки на противоположную, совершенно пустую стену.
Интересно, зачем он здесь?
А не там? Где был. И, по идее, должен был остаться. Навсегда.
Почему он лежит здесь, на простынях ХОЗУ в/ч 21175?
Что это за в/ч 21175?
Госпиталь? Судя по всему, госпиталь. Судя по казенной обстановке и штампам на простыне. Но не госпиталь, если вспомнить питание и обхождение обслуживающего персонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48