Давай открывай свою богадельню. Мы тебе клиента привезли. Старого.
Михалыч подошел к автобусу, поднялся в салон.
— Ну-у! — обрадовался он, узнав лицо беглого подследственного. — Отбегался, родимый.
Спустился со ступенек, распахнул ворота.
— Проезжай!
Автобус втиснулся в узкое пространство внутреннего дворика.
— Выходи! Полковник вышел.
— Руки за спину! Сцепил руки за спиной.
— Теперь ступай! Знаешь куда?
— Помню.
Полковник поднялся по ступенькам на крыльцо, шагнул в предупредительно открытую дверь. Из которой, несколько дней назад, он думал, ушел навсегда.
Не ушел.
Не смог.
Не получилось…
Глава 31
И снова.
— Где ты был с одиннадцати до трех часов дня двенадцатого числа? Где?
— В парке.
— Что ты делал в парке?
— Отдыхал.
— Кто может подтвердить, что с одиннадцати до трех дня ты был в парке?
— Все, кто был в парке.
— Кто конкретно?
— Все без исключения.
— Издеваешься, гад?!
И тут же удар открытыми ладонями по ушам.
— Ну что, вспомнил, где ты был с одиннадцати до трех часов дня двенадцатого числа?
— Вспомнил.
— Где?
— В парке… Снова удар.
— Если ты, гад, будешь продолжать валять ваньку, я тебя в камеру к блатным переброшу. Понял? Переброшу и шепну им, что ты не просто зек, а мент поганый. Ведь ты бывший мент? Только секретный? И значит, все равно мент. А они ментов — сам знаешь!.. Им мента — только дай! Им мента обидеть — доблесть. А знаешь, как они обижают? Знаешь? Они опускают. На самое дно! Догадываешься, как опускают? Вначале на карачки опускают. А потом опускают! По полной программе! Так, что мало не покажется! А знаешь, сколько их в камере? Всего? Двадцать человек. Целый хор. И каждый на ментов зуб имеет! А ты мент! И значит, ни один тебя не минует! Ни один! И знаешь, чем тебе это чревато? Тем, что ты рискуешь помереть на карачках! Потому что хоровое исполнение не всякая профессиональная проститутка выдерживает, а ты в этом деле девица. И если ты помрешь, это для тебя лучший исход будет. Потому как, если ты, не дай бог, не помрешь, будут тебя по этому делу пользовать в других камерах. Всю оставшуюся жизнь. Потому что ты теперь мент поганый, а станешь мент опущенный. И зачем тебе это надо? Ну, говори — надо? Или не надо?
— Не надо.
— Не вижу, что не надо. В упор не вижу! Или, может быть, ты меня дуришь? Может быть, ты по этому делу? А?
— Нет. Я по другому делу.
— А чего же тогда упираешься?
— Я не упираюсь. Я отвечаю на вопросы.
— Насчет парка?
— В том числе насчет парка.
— Вот падла! Сергеев!
— Я! Товарищ капитан.
— Веди его в камеру. Пока его.
— Есть!
— А ты на досуге подумай. Насчет того, в какой тебе камере сидеть. В своей. Или чужой. Хорошенько подумай. Потому что мое терпение не бесконечно. Мое терпение уже почти исчерпалось. Его почти уже нет! Уведи его.
— Руки за спину!
Полковник привычно забросил руки за спину.
— Пошли!..
Ну пошли так пошли.
Полковник шел по коридору к своей камере и на ходу соображал, что делать дальше. В чем был следователь прав, так это в том, что ему следовало подумать. Хорошо подумать. Очень хорошо подумать! Или… Или в недалекой перспективе познакомиться с блатными.
Нет, надо что-нибудь придумать. Обязательно придумать!
Только что?
Признаться в совершении преступления?
Признаться можно. Но что дальше? Дальше его повезут на следственный эксперимент, попросят показать, куда он шел, что делал, где бросил винтовку… Куда шел, он, допустим, сообразит на месте. Потому что там уже побывал. Куда бросил винтовку — может ошибиться.
Затем они потребуют показать, куда он спрятал гранаты и пистолет. Которых не было, которые он придумал лишь для того, чтобы иметь возможность бежать. Но в которые следователи поверили.
Хорошо, допустим, он убедит их, что это блеф. И убедит, что не запомнил, куда точно бросил винтовку.
Но начнутся очные ставки. И ни один житель того дома его не опознает. Потому что он там не был.
Но самое главное — после того, как следователи уверятся, что стрелял он, они начнут его спрашивать о заказчике убийства. И снова начнут бить и грозить блатной камерой.
То есть, как теперь ни крутись, все вернется к началу. К мордобою и блатарям.
И завершится судом, где. обвиняемому в предумышленном убийстве подследственному впаяют расстрельную статью. Заменят расстрел пожизненным сроком и запрут до конца дней в камере-одиночке.
И зачем тогда признавать свою вину теперь?
Не стоит признавать!
Но, с другой стороны, не хочется рисковать здоровьем и честью.
И что же тогда делать? Как избежать избиений и позора, пытаясь избежать пожизненного заключения?
Как?
Только если найти алиби, найти защитников или найти способы давления на следствие. Или на тех людей, что направляют следствие.
Только если так!
На кого же можно опереться? Из тех людей, кого он в бытность свою хранителем тела Хозяина узнал.
Начальник горотдела милиции. С этим он встречался всего несколько раз, в официальной обстановке и по официальным поводам. Хозяин наверняка встречался в неофициальной, но своего главного телохранителя на эти встречи не брал. Выходит, что начальник горотдела не помощник.
Его замы. Неоднократно получали от Хозяина за предоставленные ими мелкие услуги деньги. В том числе через начальника службы безопасности. Через него, Зубанова. Можно попробовать нажать на них. Но что из этого выйдет, не известно.
Следователи и прочая мелкая милицейская обслуга. Которая его теперь допрашивает. До этих Хозяин не опускался, предпочитая общаться с начальством. И значит, подходов к ним нет.
С милицией все.
Дружки-приятели, партнеры и коллеги Хозяина. На этих надеяться не стоит. Эти после гибели главного своего конкурента заняты единственно тем, что грызутся как бешеные собаки, деля его наследство.
Администрация и прочие городские начальники тоже вряд ли захотят помочь безродному, лишившемуся высокого покровителя подследственному. Тем более что нельзя исключить, что они участвовали в заговоре против Хозяина. Раз того шлепнули на пороге городской администрации. И теперь они, как и все прочие, заинтересованы как можно быстрее закрыть дело, свесив собак на первого угодившего под следствие лоха. В данном случае на него, полковника.
Эти тоже не подходят. Как и все другие.
Получается тупик?
Нет, абсолютных тупиков в жизни не бывает. Если нет подходящих людей, надо искать меры воздействия на неподходящих.
Что же может заставить всех этих милицейских и прочих начальников проявить благородство? Только силовое давление. Сверху. А если снизу, но тогда в форме аргументированных угроз или серьезного компромата.
Можно их запугать, сидя в следственном изоляторе?
Нет.
Есть на них компромат?
Тоже нет.
Хотя есть много разнообразной, которую к делу не пришьешь, информации, насчет того, кто, что, когда, от кого и сколько брал. Информации, что называется, из первых рук. Сам давал. Но документального подтверждения многочисленных фактов передачи денег нет. И значит, это не более чем слухи.
Начальников одними только слухами не уцепить… Впрочем… А что, если вопрос поставить иначе? Если вопрос рассмотреть не в плоскости поиска компромата, а его использования. Ведь для того, чтобы компромат использовать, не обязательно его иметь!
Что, если так?
Полковник оживился. Он знал расклад сил в городе, знал, как и по какому поводу взаимодействовали папы города с его отцами. И значит, мог этими знаниями воспользоваться.
Вряд ли он сможет кардинально разрешить свои проблемы, но хотя бы избежит блатной камеры. Что уже результат.
Ну и значит… Следующий допрос полковник ждал с нетерпением.
— Предупреждаю тебя об ответственности за дачу ложных показаний, — предупредил следователь. И кивнул в сторону.
Три стоящих у стены милиционера с зажатыми в руках дубинками придвинулись и нехорошо заухмылялись, глядя на полковника. Здесь ответственность за дачу ложных показаний наступала сразу.
— Понял?
— Понял.
— Тогда я должен задать тебе несколько вопросов, касающихся… — Я не буду отвечать.
— Чего?
— Вам я не буду отвечать!
— А нам? — оскалились милиционеры с дубинками.
— Вам тем более.
— Это мы еще… — Я требую встречи с полковником Сидоренко.
— Ты с ним уже встречался. На свою голову. Еще хочешь?
— Хочу.
— Он не станет с тобой встречаться.
— Почему это?
— Ты для него слишком мелкая сошка.
— А вы ему скажите, что я прощаю ему долг. Потому что теперь, на ближайшие двадцать лет, деньги мне не нужны.
— Полковник должен тебе?!
— Да. Пятнадцать тысяч долларов.
— Он тебе должен пятнадцать тысяч «зеленых»?!
— Ну да. Пятнадцать. Я давал их на одно дело, а теперь ладно. Теперь я ему их прощаю. И хочу подтвердить свои слова при личной встрече.
— А ты часом не врешь?
— Спросите у полковника Сидоренко.
— Ну если… Следователь поднял трубку. И тут же положил ее обратно. Подумал секунду. И снова поднял.
— Товарищ полковник. Это я.
— Что у тебя опять?
— Тут подследственный Зубанов… Он сказал… Такую чушь сказал… — Что сказал?
— Он сказал, что вы… Что он… Что он прощает вам долг. Пятнадцать тысяч долларов. Я понимаю, что это… — Сейчас буду!
Следователь очень аккуратно положил трубку на рычаги.
— Сейчас придет.
Милиционеры недоуменно переглянулись. Как же это так получается? Полковник вот у этого подследственного пятнадцать… Дверь распахнулась.
— Ну-ка выйдите отсюда. Все.
— Но, товарищ полковник… — Я сказал — пошли отсюда. Мне с ним потолковать надо с глазу на глаз.
— Может, его к батарее пристегнуть? — предложил следователь. — На всякий случай.
— К батарее? Давай к батарее. Зубанова подтянули к окну и пристегнули к трубе батареи наручниками.
— Разрешите идти?
— Я же уже сказал! Пошли все вон! Следователь и милиционеры вышли. Полковник вплотную придвинулся к Зубанову.
— Ты что, гад, такое говоришь?..
— Я долг прощаю.
— Какой долг?!
— Ваш — мне. Я дал вам деньги, чтобы вы кое-что узнали для Хозяина… — Какого на хрен Хозяина?!
— Боровицкого.
— Нет Боровицкого. Покойник твой Боровицкий.
— Боровицкого нет. А деньги есть.
— Ну ты козел!
— Если мы будем говорить в таком тоне, я передумаю.
— Что передумаешь?
— Прощать долг… Полковник ударил Зубанова под дых.
— И вспомню о прежних взятках.
— Что?!
— Да — взятках. Зафиксированных на пленке. Полковник застыл с поднятой в замахе рукой.
— Врешь!
— Неужели вы думали, что Хозяин не контролировал меня? А вдруг бы я эти деньги вместо того, чтобы передать, украл? Я был вынужден для отчета вести аудио-, а иногда видеозапись.
— Врешь!!
— И потому иногда при передаче денег старался вызвать вас на разговор. И называл сумму. Помните?
Ничего такого полковник не помнил. Но поверил, потому что исходил из худшего.
— Ладно, я верну тебе доллары.
— Зачем подследственному доллары? От следователей откупаться?
— Хорошо, говори, чего ты хочешь?
— Встречи с начальником горотдела.
— С кем?
— С начальником горотдела.
— Да ты что! Он… — Он мне деньги должен!
— Он?
— Ну да. А что, разве он не человек? Такой же, как вы.
— Я сейчас тебя урою здесь… — И тогда общественности и отделу по борьбе с коррупцией и должностными преступлениями вашего министерства станет все известно. О нем. И о вас.
— Гнида!
— Зачем так грубо?
— Затем, что ты… — Всего лишь предусмотрительный человек. Который, имея с вами дело, догадался собрать известного рода информацию, продублировать ее и сложить в банковских ячейках. Из которых ее в любой момент могут изъять и могут разослать по указанным на конвертах адресам мои друзья… — Ты лжешь! Ты пугаешь!
— Может, пугаю. А может, и нет. На вашем месте я бы это не проверял. Впрочем, если вы так желаете… — Хорошо. Я попробую сделать то, что ты просишь.
Через полчаса в кабинет пожаловал начальник городского отдела внутренних дел.
— Что он хочет? — обратился он к своему заму, минуя Зубанова.
— Он просил встречи с вами.
— Зачем?
— Я хотел поговорить с вами… — попытался напомнить о себе Зубанов.
— Зачем он хотел встретиться со мной?
— Я хотел… — Он сказал, что располагает информацией, которая может быть передана в министерство.
— Какой информацией?
— Порочащей честь и достоинство работников нашего горотдела.
— Мерзавец.
— Я посчитал нужным сообщить вам… — Зря посчитал. Если обращать внимание на каждого мелкого шантажиста… Начальник горотдела играл на понижение. Сбивал цену информации, о которой говорил Зубанов.
— Узнай у него, что он хочет? — сказал начальник горотдела и встал. — Потом доложишь мне.
— Ему я все равно ничего не скажу, — подал голос Зубанов. — Например, не скажу про закрытие дела о покушении на инспектора налоговой полиции Илюхина, не скажу об участии СОБРа в «стрелке» между… — Выйди! — коротко сказал начальник горотдела своему заму.
Тот тихо прикрыл за собой дверь.
— Чего ты хочешь?
— Пока — чтобы меня оставили в покое ваши держиморды.
— Я не могу вмешиваться в работу следователей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Михалыч подошел к автобусу, поднялся в салон.
— Ну-у! — обрадовался он, узнав лицо беглого подследственного. — Отбегался, родимый.
Спустился со ступенек, распахнул ворота.
— Проезжай!
Автобус втиснулся в узкое пространство внутреннего дворика.
— Выходи! Полковник вышел.
— Руки за спину! Сцепил руки за спиной.
— Теперь ступай! Знаешь куда?
— Помню.
Полковник поднялся по ступенькам на крыльцо, шагнул в предупредительно открытую дверь. Из которой, несколько дней назад, он думал, ушел навсегда.
Не ушел.
Не смог.
Не получилось…
Глава 31
И снова.
— Где ты был с одиннадцати до трех часов дня двенадцатого числа? Где?
— В парке.
— Что ты делал в парке?
— Отдыхал.
— Кто может подтвердить, что с одиннадцати до трех дня ты был в парке?
— Все, кто был в парке.
— Кто конкретно?
— Все без исключения.
— Издеваешься, гад?!
И тут же удар открытыми ладонями по ушам.
— Ну что, вспомнил, где ты был с одиннадцати до трех часов дня двенадцатого числа?
— Вспомнил.
— Где?
— В парке… Снова удар.
— Если ты, гад, будешь продолжать валять ваньку, я тебя в камеру к блатным переброшу. Понял? Переброшу и шепну им, что ты не просто зек, а мент поганый. Ведь ты бывший мент? Только секретный? И значит, все равно мент. А они ментов — сам знаешь!.. Им мента — только дай! Им мента обидеть — доблесть. А знаешь, как они обижают? Знаешь? Они опускают. На самое дно! Догадываешься, как опускают? Вначале на карачки опускают. А потом опускают! По полной программе! Так, что мало не покажется! А знаешь, сколько их в камере? Всего? Двадцать человек. Целый хор. И каждый на ментов зуб имеет! А ты мент! И значит, ни один тебя не минует! Ни один! И знаешь, чем тебе это чревато? Тем, что ты рискуешь помереть на карачках! Потому что хоровое исполнение не всякая профессиональная проститутка выдерживает, а ты в этом деле девица. И если ты помрешь, это для тебя лучший исход будет. Потому как, если ты, не дай бог, не помрешь, будут тебя по этому делу пользовать в других камерах. Всю оставшуюся жизнь. Потому что ты теперь мент поганый, а станешь мент опущенный. И зачем тебе это надо? Ну, говори — надо? Или не надо?
— Не надо.
— Не вижу, что не надо. В упор не вижу! Или, может быть, ты меня дуришь? Может быть, ты по этому делу? А?
— Нет. Я по другому делу.
— А чего же тогда упираешься?
— Я не упираюсь. Я отвечаю на вопросы.
— Насчет парка?
— В том числе насчет парка.
— Вот падла! Сергеев!
— Я! Товарищ капитан.
— Веди его в камеру. Пока его.
— Есть!
— А ты на досуге подумай. Насчет того, в какой тебе камере сидеть. В своей. Или чужой. Хорошенько подумай. Потому что мое терпение не бесконечно. Мое терпение уже почти исчерпалось. Его почти уже нет! Уведи его.
— Руки за спину!
Полковник привычно забросил руки за спину.
— Пошли!..
Ну пошли так пошли.
Полковник шел по коридору к своей камере и на ходу соображал, что делать дальше. В чем был следователь прав, так это в том, что ему следовало подумать. Хорошо подумать. Очень хорошо подумать! Или… Или в недалекой перспективе познакомиться с блатными.
Нет, надо что-нибудь придумать. Обязательно придумать!
Только что?
Признаться в совершении преступления?
Признаться можно. Но что дальше? Дальше его повезут на следственный эксперимент, попросят показать, куда он шел, что делал, где бросил винтовку… Куда шел, он, допустим, сообразит на месте. Потому что там уже побывал. Куда бросил винтовку — может ошибиться.
Затем они потребуют показать, куда он спрятал гранаты и пистолет. Которых не было, которые он придумал лишь для того, чтобы иметь возможность бежать. Но в которые следователи поверили.
Хорошо, допустим, он убедит их, что это блеф. И убедит, что не запомнил, куда точно бросил винтовку.
Но начнутся очные ставки. И ни один житель того дома его не опознает. Потому что он там не был.
Но самое главное — после того, как следователи уверятся, что стрелял он, они начнут его спрашивать о заказчике убийства. И снова начнут бить и грозить блатной камерой.
То есть, как теперь ни крутись, все вернется к началу. К мордобою и блатарям.
И завершится судом, где. обвиняемому в предумышленном убийстве подследственному впаяют расстрельную статью. Заменят расстрел пожизненным сроком и запрут до конца дней в камере-одиночке.
И зачем тогда признавать свою вину теперь?
Не стоит признавать!
Но, с другой стороны, не хочется рисковать здоровьем и честью.
И что же тогда делать? Как избежать избиений и позора, пытаясь избежать пожизненного заключения?
Как?
Только если найти алиби, найти защитников или найти способы давления на следствие. Или на тех людей, что направляют следствие.
Только если так!
На кого же можно опереться? Из тех людей, кого он в бытность свою хранителем тела Хозяина узнал.
Начальник горотдела милиции. С этим он встречался всего несколько раз, в официальной обстановке и по официальным поводам. Хозяин наверняка встречался в неофициальной, но своего главного телохранителя на эти встречи не брал. Выходит, что начальник горотдела не помощник.
Его замы. Неоднократно получали от Хозяина за предоставленные ими мелкие услуги деньги. В том числе через начальника службы безопасности. Через него, Зубанова. Можно попробовать нажать на них. Но что из этого выйдет, не известно.
Следователи и прочая мелкая милицейская обслуга. Которая его теперь допрашивает. До этих Хозяин не опускался, предпочитая общаться с начальством. И значит, подходов к ним нет.
С милицией все.
Дружки-приятели, партнеры и коллеги Хозяина. На этих надеяться не стоит. Эти после гибели главного своего конкурента заняты единственно тем, что грызутся как бешеные собаки, деля его наследство.
Администрация и прочие городские начальники тоже вряд ли захотят помочь безродному, лишившемуся высокого покровителя подследственному. Тем более что нельзя исключить, что они участвовали в заговоре против Хозяина. Раз того шлепнули на пороге городской администрации. И теперь они, как и все прочие, заинтересованы как можно быстрее закрыть дело, свесив собак на первого угодившего под следствие лоха. В данном случае на него, полковника.
Эти тоже не подходят. Как и все другие.
Получается тупик?
Нет, абсолютных тупиков в жизни не бывает. Если нет подходящих людей, надо искать меры воздействия на неподходящих.
Что же может заставить всех этих милицейских и прочих начальников проявить благородство? Только силовое давление. Сверху. А если снизу, но тогда в форме аргументированных угроз или серьезного компромата.
Можно их запугать, сидя в следственном изоляторе?
Нет.
Есть на них компромат?
Тоже нет.
Хотя есть много разнообразной, которую к делу не пришьешь, информации, насчет того, кто, что, когда, от кого и сколько брал. Информации, что называется, из первых рук. Сам давал. Но документального подтверждения многочисленных фактов передачи денег нет. И значит, это не более чем слухи.
Начальников одними только слухами не уцепить… Впрочем… А что, если вопрос поставить иначе? Если вопрос рассмотреть не в плоскости поиска компромата, а его использования. Ведь для того, чтобы компромат использовать, не обязательно его иметь!
Что, если так?
Полковник оживился. Он знал расклад сил в городе, знал, как и по какому поводу взаимодействовали папы города с его отцами. И значит, мог этими знаниями воспользоваться.
Вряд ли он сможет кардинально разрешить свои проблемы, но хотя бы избежит блатной камеры. Что уже результат.
Ну и значит… Следующий допрос полковник ждал с нетерпением.
— Предупреждаю тебя об ответственности за дачу ложных показаний, — предупредил следователь. И кивнул в сторону.
Три стоящих у стены милиционера с зажатыми в руках дубинками придвинулись и нехорошо заухмылялись, глядя на полковника. Здесь ответственность за дачу ложных показаний наступала сразу.
— Понял?
— Понял.
— Тогда я должен задать тебе несколько вопросов, касающихся… — Я не буду отвечать.
— Чего?
— Вам я не буду отвечать!
— А нам? — оскалились милиционеры с дубинками.
— Вам тем более.
— Это мы еще… — Я требую встречи с полковником Сидоренко.
— Ты с ним уже встречался. На свою голову. Еще хочешь?
— Хочу.
— Он не станет с тобой встречаться.
— Почему это?
— Ты для него слишком мелкая сошка.
— А вы ему скажите, что я прощаю ему долг. Потому что теперь, на ближайшие двадцать лет, деньги мне не нужны.
— Полковник должен тебе?!
— Да. Пятнадцать тысяч долларов.
— Он тебе должен пятнадцать тысяч «зеленых»?!
— Ну да. Пятнадцать. Я давал их на одно дело, а теперь ладно. Теперь я ему их прощаю. И хочу подтвердить свои слова при личной встрече.
— А ты часом не врешь?
— Спросите у полковника Сидоренко.
— Ну если… Следователь поднял трубку. И тут же положил ее обратно. Подумал секунду. И снова поднял.
— Товарищ полковник. Это я.
— Что у тебя опять?
— Тут подследственный Зубанов… Он сказал… Такую чушь сказал… — Что сказал?
— Он сказал, что вы… Что он… Что он прощает вам долг. Пятнадцать тысяч долларов. Я понимаю, что это… — Сейчас буду!
Следователь очень аккуратно положил трубку на рычаги.
— Сейчас придет.
Милиционеры недоуменно переглянулись. Как же это так получается? Полковник вот у этого подследственного пятнадцать… Дверь распахнулась.
— Ну-ка выйдите отсюда. Все.
— Но, товарищ полковник… — Я сказал — пошли отсюда. Мне с ним потолковать надо с глазу на глаз.
— Может, его к батарее пристегнуть? — предложил следователь. — На всякий случай.
— К батарее? Давай к батарее. Зубанова подтянули к окну и пристегнули к трубе батареи наручниками.
— Разрешите идти?
— Я же уже сказал! Пошли все вон! Следователь и милиционеры вышли. Полковник вплотную придвинулся к Зубанову.
— Ты что, гад, такое говоришь?..
— Я долг прощаю.
— Какой долг?!
— Ваш — мне. Я дал вам деньги, чтобы вы кое-что узнали для Хозяина… — Какого на хрен Хозяина?!
— Боровицкого.
— Нет Боровицкого. Покойник твой Боровицкий.
— Боровицкого нет. А деньги есть.
— Ну ты козел!
— Если мы будем говорить в таком тоне, я передумаю.
— Что передумаешь?
— Прощать долг… Полковник ударил Зубанова под дых.
— И вспомню о прежних взятках.
— Что?!
— Да — взятках. Зафиксированных на пленке. Полковник застыл с поднятой в замахе рукой.
— Врешь!
— Неужели вы думали, что Хозяин не контролировал меня? А вдруг бы я эти деньги вместо того, чтобы передать, украл? Я был вынужден для отчета вести аудио-, а иногда видеозапись.
— Врешь!!
— И потому иногда при передаче денег старался вызвать вас на разговор. И называл сумму. Помните?
Ничего такого полковник не помнил. Но поверил, потому что исходил из худшего.
— Ладно, я верну тебе доллары.
— Зачем подследственному доллары? От следователей откупаться?
— Хорошо, говори, чего ты хочешь?
— Встречи с начальником горотдела.
— С кем?
— С начальником горотдела.
— Да ты что! Он… — Он мне деньги должен!
— Он?
— Ну да. А что, разве он не человек? Такой же, как вы.
— Я сейчас тебя урою здесь… — И тогда общественности и отделу по борьбе с коррупцией и должностными преступлениями вашего министерства станет все известно. О нем. И о вас.
— Гнида!
— Зачем так грубо?
— Затем, что ты… — Всего лишь предусмотрительный человек. Который, имея с вами дело, догадался собрать известного рода информацию, продублировать ее и сложить в банковских ячейках. Из которых ее в любой момент могут изъять и могут разослать по указанным на конвертах адресам мои друзья… — Ты лжешь! Ты пугаешь!
— Может, пугаю. А может, и нет. На вашем месте я бы это не проверял. Впрочем, если вы так желаете… — Хорошо. Я попробую сделать то, что ты просишь.
Через полчаса в кабинет пожаловал начальник городского отдела внутренних дел.
— Что он хочет? — обратился он к своему заму, минуя Зубанова.
— Он просил встречи с вами.
— Зачем?
— Я хотел поговорить с вами… — попытался напомнить о себе Зубанов.
— Зачем он хотел встретиться со мной?
— Я хотел… — Он сказал, что располагает информацией, которая может быть передана в министерство.
— Какой информацией?
— Порочащей честь и достоинство работников нашего горотдела.
— Мерзавец.
— Я посчитал нужным сообщить вам… — Зря посчитал. Если обращать внимание на каждого мелкого шантажиста… Начальник горотдела играл на понижение. Сбивал цену информации, о которой говорил Зубанов.
— Узнай у него, что он хочет? — сказал начальник горотдела и встал. — Потом доложишь мне.
— Ему я все равно ничего не скажу, — подал голос Зубанов. — Например, не скажу про закрытие дела о покушении на инспектора налоговой полиции Илюхина, не скажу об участии СОБРа в «стрелке» между… — Выйди! — коротко сказал начальник горотдела своему заму.
Тот тихо прикрыл за собой дверь.
— Чего ты хочешь?
— Пока — чтобы меня оставили в покое ваши держиморды.
— Я не могу вмешиваться в работу следователей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48