Но можно было выдернуть из сетки соединяющую пружины проволоку.
Полковник несколько раз сильно в месте соединения пружин ударил ногой по сетке. Проволочные дужки разогнулись и свободно повисли. Зубанов освободил их, расправил по всей длине, одну из сторон согнул кольцом и обмотал плотными слоями ткани. Другую — заострил. Получились небольшие, наподобие шила, заточки.
Теперь он был относительно вооружен. Причем не только кроватной проволокой и ножками стульев. Но еще готовностью драться. Готовностью убивать. И умирать. Именно этим, а не заточенной о металлическое ребро кровати проволокой он был опасен.
Встать за дверью, ведущей в туалет, дождаться, когда они откроют дверь, или самому распахнуть ее, заклинить стулом в полуоткрытом положении и, пропуская противников по одному, бить их в не защищенные бронежилетом части тела. Бить в лицо. И в горло.
А еще лучше вырубить свет и затаиться левее дверного проема… Полковник много раз отрепетировал будущий бой. Он вставал за дверь, приоткрывал ее, засовывал между ней и стеной стул и бил воображаемого противника в воображаемое горло заточкой.
Снова вставал и снова бил!
Потом выключал свет и, передвигаясь в полной темноте, снова бил! На ощупь Заранее до сантиметра выверив свое местоположение и траектории ударов. И точно представляя, где может быть лицо открывшего дверь врага.
И этим умением драться в полной темноте он был тоже сильнее противника.
Он был сильнее противника по многим пунктам. Но победить не мог. В принципе не мог. Потому что был один против многих. И был не в открытом на четыре стороны поле, а в замкнутом, с единственным выходом помещении. Он мог убить одного, двух, трех врагов. Мог даже четырех! Но пятый должен был убить его. Хотя бы потому, что заточка против пистолета не оружие.
Из этого бетонного мешка полковнику выхода не было.
Он это знал и был к этому готов.
Ночью, в конце вторых суток, зазвонил телефон.
— Да!
— Это я, полковник.
— Я понял. Когда?
— Теперь.
— Значит, уже приехали?
— Приехали. Через десять минут они будут у тебя.
— Спасибо, что предупредил.
— Я могу что-то для тебя сделать?
— Можешь. Прикончи легавых и брось мне вниз их головы.
— Нет. Этого не могу. Если что-нибудь попроще… — Тогда — спасибо. Все, что ты мог сделать, ты уже сделал.
— Последнее слово.
— Говори.
— Прости, полковник.
— Бог простит.
Трубка зазвучала гудками.
Зубанов подошел к двери. Открыл ее. И, с корнем вырвав провод, бросил в темный коридор телефон. За ним, один за другим, стулья. Матрас. Телевизор. И все, что попало под руку.
Он загромождал подходы к двери, лишая превосходящие силы противника маневра. Об эти стулья и телевизоры его враги должны были спотыкаться, должны были падать, должны были мешать друг другу. Этот бытовой хлам выполнял функции противотанковых ежей, защищающих танкоопасные направления.
Ладно, пусть идут. А там посмотрим, кто кого. И кто — скольких.
Полковник подтащил к двери, прислонил к стене ножки стульев, сложил в нагрудный карман ручками вверх заточки. Три — две остриями вверх и вниз и одну между пальцев вперед — зажал в кулак правой руки.
Еще раз осмотрел поле скорого боя и выключил свет.
Теперь он был готов к отражению атаки. Теперь он… В конце тоннеля замелькал свет. Послышались невнятные голоса. Полковник бесшумно прикрыл дверь. Прикрыл, а не закрыл, чтобы иметь возможность мгновенно ее распахнуть. И, стараясь дышать как можно тише, затаился.
Мелькающие в лучах фонариков фигуры приближались к двери. Их голоса слышались уже рядом. Полковник приподнял и напряг правую руку.
Ну давайте, давайте..
Идущий впереди человек, запутавшись ногами в разбросанном мусоре, выматерился.
— Он здесь вещи разбросал. Чтоб мы ноги перелома™.
Сделал последний шаг, остановился. В двух метрах от двери, за которой затаился полковник.
— Давайте!
Сзади ему передали длинный, с приваренным на конце кольцом шест. Он продвинул его дальше и ткнул им в дверь. Недостаточно сильно ткнул, потому что шест, лязгнув, соскользнул с металла двери.
"Что это за звук? — насторожился полковник. — Железо — по железу! Они пытаются открыть дверь! Пытаются не руками, багром. Или чем-то похожим на багор».
Лязг повторился.
Они не будут протискиваться в узкую щель между дверью и стеной. Не будут подставляться под его заточки. Они откроют дверь багром, оставшись в двух-трех метрах от нее. Они поняли, что он будет ждать их. Что будет сопротивляться. Они догадались… Теперь их не достать! Если только… Если только не броситься вперед, как только дверь откроется.
Конец шеста, попав в какое-то углубление, прочно уперся в дверь. Человек навалился на шест. Ему помогли. Дверь стала медленно открываться.
Вот! Сейчас!
— Включайте.
В коридоре ярко вспыхнула электрическая, подтянутая из гаража, мощная лампа. Полковник зажмурился.
«Все, конец! — мгновенно подумал он. — Ослепили и теперь пристрелят! Но можно успеть прихватить с собой…»
Он, выставив перед собой заточку, бросился вперед, но дверь была открыта недостаточно широко. Дверь придерживали снаружи.
— Не дури, полковник! — сказал чей-то голос. Свет метнулся в сторону и перестал бить в глаза. Теперь лампа освещала наступающих. Зачем наступающих?! Если надо — его! Полковник сместился в сторону, чтобы можно было увидеть все пространство коридора. И увидел… Увидел напряженно замершие вдоль стен фигуры. Очень знакомые фигуры. Безнадежно знакомые фигуры.
Перед дверью стояли его бойцы. Оружия в их руках видно не было.
— Вы?..
Полковник опустил руки. Заточки глухо ударились о бетонный пол. Продавать свою жизнь за жизнь своих бывших друзей он не мог.
— Как же вы?..
Бойцы молчали, плотно прижимаясь спинами к стенам коридора. Они пропускали своего бывшего командира. И отворачивали лица от лица бывшего командира.
Полковник прошел по коридору. Полубоком, стараясь не задевать телом бойцов.
— Извини, командир… За ними с развернутыми от бедра автоматами стояли облаченные в бронежилеты и каски с забралами омоновцы.
— Руки! Руки за голову! — разом заорали они, потрясая «АКСами». — Быстро! Стрелять будем!
— Здесь? Где кругом стены? — тихо спросил полковник.
— Молчать!
Омоновцы прыгнули, ударом ног в пах свалили Зубанова на землю, сели сверху, завернули, защелкнули в наручники руки.
— Вы поаккуратней! — крикнули из полумрака зубановские бойцы.
— Чего-чего?
— Руками не машите! А то… — Что — а то?
Омоновцы, вошедшие в раж, перешагнули поверженное тело и надвинулись на огрызающихся бойцов.
— Чего — а то? Договаривайте, не бойтесь.
— Вас, что ли?
— Нас!
— Вас пусть алкаши боятся! Которые вам по силам.
— Чего?!
— Ты своей железкой поосторожней маши. А то не дай бог стрельнешь. В себя.
— Чего-чего!!
Вышедший вперед омоновец замахнулся автоматом, пытаясь достать обидчика прикладом. Но тот достал раньше. Ногой в коленную чашечку.
Омоновец охнул и согнулся пополам. Боец перехватил автомат и сильно толкнул обезвреженного противника назад. Омоновец упал на придвинувшихся милиционеров.
— Полундра!
Овладевший автоматом боец не стал продолжать драку, он вдруг быстро и неожиданно опустился, встал на четвереньки, сильно упершись в землю руками и ногами. Сзади на него один за другим напрыгнули его товарищи и, оттолкнувшись ногами от спины, свалились сверху на омоновцев, обрушивая весом своих тел всю цепь.
Стрелять в этой ситуации было безнадежно. И драться тоже. Тяжелая амуниция омоновцев не позволяла им по-настоящему развернуться. И не позволяла бойцам Зубанова бить их по мордам. Бойцы били кулаками туда, где не было бронежилетов. Докуда они не доставали. Уж лучше бы этих бронежилетов не было вовсе!
— На!
— Получай!
— Мент поганый!
— Ах, ты так!..
Потасовка длилась недолго. От выхода, перекрывая крики дерущихся, оглушительно простучал автомат. Пули, соскребая с потолка каменную крошку, ушли в открытую дверь убежища.
— Всем замереть!
— Ты что творишь? Ты же своих зацепишь!
— Брось, дурак, пушку!
— Петро! Работай автоматчика!
— Счас я его!
— Не двигаться! Пристрелю всех, кто шевельнется!!
— Это мы еще посмотрим!
Бойцы вздернули к потолку сжимающих низ бронежилетов омоновцев. Прикрылись ими, как щитом.
— Давай, стреляй!
— Всем лежать!
Ополоумевший милиционер послал короткую очередь в пол. Срикошетившие пули ударили в потолок и снова в пол. Сзади кто-то сдавленно охнул.
— Ах ты гад!..
Клацнул затвор трофейного автомата.
— Счас я его!..
Два пальца плотно обжали железо спусковых крючков. Еще мгновенье… — Отставить! — перекрыл шум голос Зубанова. — Отставить! Всем!!
Бойцы, повинуясь хорошо знакомому им командирскому гласу, замерли.
— Прекратить драку! Их больше. Там, в гараже И в городе. Их все равно больше! Бойцы замешкались.
— Он верно говорит Их больше. Со всеми не совладать.
Бойцы оставили омоновцев.
— Ладно, банкуйте.
Встали, отступили на исходные позиции, поддерживая за руки пострадавших в драке товарищей.
Омоновцы на четвереньках, матерясь и придерживая пострадавшие в драке места, потянулись к выходу в гараж. Навстречу им, размахивая оружием, бежало многочисленное подкрепление.
— Вы что? Что у вас?
Омоновцы лишь матерились и мотали касками.
— Кто это вас? Кто? Они? Они?!! Подкрепление рванулось вперед.
— Ну все!
— Не надо. С ними, — тихо крикнули омоновцы. Бойцы Зубанова, прикрыв собой раненых, приготовились к отражению атаки Но милиционеры увидели два направленных в их глаза трофейных автомата И увидели на все готовые лица Главное — лица!
— Отдайте автоматы.
— Нате — возьмите.
Милиционеры нерешительно переглядывались и переминались с ноги на ногу. Запал атаки в них иссяк, и теперь они уж точно не хотели лезть под пули.
— Да хрен с ними! Куда им отсюда деваться, — махнули рукой милиционеры.
— Бери этого. И пошли.
Подхватили под мышки полковника и потащили к выходу.
Вытолкнули в гараж, на руки заполнивших помещение милиционеров.
— Ну что там?
— Психи там. С автоматами.
— А что же вы их не обезоружили?
— Поди обезоружь. А мы поглядим. К милиционерам протиснулся какой-то гражданский чин.
— Что у вас там происходит?
— Гранаты нужны. Слезоточивые. Без гранат туда лучше не соваться. Они точно с придурью… Что ответил гражданский, Зубанов не слышал. Его, раздвигая толпу толкущихся без толку милиционеров, выволокли во двор и впихнули в машину. Почему-то в автобус.
— Кого еще ждем? — спросил водитель.
— Никого не ждем. Все здесь. Поехали.
Автобус выехал из ворот. Но свернул почему-то не в город. Свернул в противоположную сторону.
Зачем?
Пересек два перекрестка и въехал во двор строящегося здания.
— Здесь притормози.
— Где?
— Да хоть где.
Автобус замер.
Бывшие в салоне пассажиры встали и задернули шторки на окнах.
— Узнаешь?
Полковник всмотрелся в лица. И верно, знакомые лица.
— А это узнаешь?
Мужчина приподнял рукав и продемонстрировал круговой по запястью бинт.
— Узнаешь, гад?
Мужчина придвинулся ближе.
— Да вы что, мужики, я же поскользнулся. Я же не специально.
— И кусался не специально?
— Ну да! Испугался сильно. И сдуру… — Вот гад! — восхитился кто-то.
— Не специально, говоришь? — тихо спросил травмированный наручниками оперативник. — А я — специально!
И от души ударил полковника в челюсть.
Стоять на ногах полковник не стал. Упал от греха подальше. Бить его, лежащего в узком проходе между кресел, было затруднительно.
Но очень хотелось.
— Пусти меня. Меня пусти!
— Да отойди ты в сторону, а то я не достаю!
— Сдвинься! Сдвинься, чтоб тебя!..
Оперативники, мешая друг другу, бестолково суетились подле лежащего тела. Прыгали с сиденья на сиденье. Тыкали куда-то вниз кулаками.
— Ну дайте же мне!
Несколько ударов достигли цели.
— На!
На!
На!..
— Все, хватит. А то вы его прикончите.
— И поделом бы!
— Все, я сказал. Все! Отлипните от него! Оперативники расступились, подняли полковника и швырнули на сиденье. И швырнули ему на ноги какую-то пропахшую машинным маслом тряпку:
— На, утрись!
Полковник провел тряпкой по окровавленному лицу.
— Вы еще будете? Или все?
— А тебе еще хочется?
— Нет. Мне достаточно.
— Тогда молчи!
— Молчу!
Полковник дружелюбно улыбнулся разбитыми губами. По-настоящему дружелюбно, потому что легко отделался, если учитывать обстоятельства его недавнего побега.
— Вы с ним закончили? — спросил водитель.
— Закончили. Можешь заводить. Автобус вырулил со двора на улицу.
— В управление?
— Туда.
Оперативники поправляли одежду, стирали платками с кулаков и обуви кровь, оглядывались на побитого полковника.
— Это чтоб тебе впредь бегать неповадно было! — сказали они.
— Да я не бегал!
— Ну тогда, значит, мы — не били. Автобус въехал во двор горотдела милиции. Развернулся, сдал к воротам КПЗ. Гуднул. Из будки вышел милиционер.
— Чего вам?
— Привет, Михалыч!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Полковник несколько раз сильно в месте соединения пружин ударил ногой по сетке. Проволочные дужки разогнулись и свободно повисли. Зубанов освободил их, расправил по всей длине, одну из сторон согнул кольцом и обмотал плотными слоями ткани. Другую — заострил. Получились небольшие, наподобие шила, заточки.
Теперь он был относительно вооружен. Причем не только кроватной проволокой и ножками стульев. Но еще готовностью драться. Готовностью убивать. И умирать. Именно этим, а не заточенной о металлическое ребро кровати проволокой он был опасен.
Встать за дверью, ведущей в туалет, дождаться, когда они откроют дверь, или самому распахнуть ее, заклинить стулом в полуоткрытом положении и, пропуская противников по одному, бить их в не защищенные бронежилетом части тела. Бить в лицо. И в горло.
А еще лучше вырубить свет и затаиться левее дверного проема… Полковник много раз отрепетировал будущий бой. Он вставал за дверь, приоткрывал ее, засовывал между ней и стеной стул и бил воображаемого противника в воображаемое горло заточкой.
Снова вставал и снова бил!
Потом выключал свет и, передвигаясь в полной темноте, снова бил! На ощупь Заранее до сантиметра выверив свое местоположение и траектории ударов. И точно представляя, где может быть лицо открывшего дверь врага.
И этим умением драться в полной темноте он был тоже сильнее противника.
Он был сильнее противника по многим пунктам. Но победить не мог. В принципе не мог. Потому что был один против многих. И был не в открытом на четыре стороны поле, а в замкнутом, с единственным выходом помещении. Он мог убить одного, двух, трех врагов. Мог даже четырех! Но пятый должен был убить его. Хотя бы потому, что заточка против пистолета не оружие.
Из этого бетонного мешка полковнику выхода не было.
Он это знал и был к этому готов.
Ночью, в конце вторых суток, зазвонил телефон.
— Да!
— Это я, полковник.
— Я понял. Когда?
— Теперь.
— Значит, уже приехали?
— Приехали. Через десять минут они будут у тебя.
— Спасибо, что предупредил.
— Я могу что-то для тебя сделать?
— Можешь. Прикончи легавых и брось мне вниз их головы.
— Нет. Этого не могу. Если что-нибудь попроще… — Тогда — спасибо. Все, что ты мог сделать, ты уже сделал.
— Последнее слово.
— Говори.
— Прости, полковник.
— Бог простит.
Трубка зазвучала гудками.
Зубанов подошел к двери. Открыл ее. И, с корнем вырвав провод, бросил в темный коридор телефон. За ним, один за другим, стулья. Матрас. Телевизор. И все, что попало под руку.
Он загромождал подходы к двери, лишая превосходящие силы противника маневра. Об эти стулья и телевизоры его враги должны были спотыкаться, должны были падать, должны были мешать друг другу. Этот бытовой хлам выполнял функции противотанковых ежей, защищающих танкоопасные направления.
Ладно, пусть идут. А там посмотрим, кто кого. И кто — скольких.
Полковник подтащил к двери, прислонил к стене ножки стульев, сложил в нагрудный карман ручками вверх заточки. Три — две остриями вверх и вниз и одну между пальцев вперед — зажал в кулак правой руки.
Еще раз осмотрел поле скорого боя и выключил свет.
Теперь он был готов к отражению атаки. Теперь он… В конце тоннеля замелькал свет. Послышались невнятные голоса. Полковник бесшумно прикрыл дверь. Прикрыл, а не закрыл, чтобы иметь возможность мгновенно ее распахнуть. И, стараясь дышать как можно тише, затаился.
Мелькающие в лучах фонариков фигуры приближались к двери. Их голоса слышались уже рядом. Полковник приподнял и напряг правую руку.
Ну давайте, давайте..
Идущий впереди человек, запутавшись ногами в разбросанном мусоре, выматерился.
— Он здесь вещи разбросал. Чтоб мы ноги перелома™.
Сделал последний шаг, остановился. В двух метрах от двери, за которой затаился полковник.
— Давайте!
Сзади ему передали длинный, с приваренным на конце кольцом шест. Он продвинул его дальше и ткнул им в дверь. Недостаточно сильно ткнул, потому что шест, лязгнув, соскользнул с металла двери.
"Что это за звук? — насторожился полковник. — Железо — по железу! Они пытаются открыть дверь! Пытаются не руками, багром. Или чем-то похожим на багор».
Лязг повторился.
Они не будут протискиваться в узкую щель между дверью и стеной. Не будут подставляться под его заточки. Они откроют дверь багром, оставшись в двух-трех метрах от нее. Они поняли, что он будет ждать их. Что будет сопротивляться. Они догадались… Теперь их не достать! Если только… Если только не броситься вперед, как только дверь откроется.
Конец шеста, попав в какое-то углубление, прочно уперся в дверь. Человек навалился на шест. Ему помогли. Дверь стала медленно открываться.
Вот! Сейчас!
— Включайте.
В коридоре ярко вспыхнула электрическая, подтянутая из гаража, мощная лампа. Полковник зажмурился.
«Все, конец! — мгновенно подумал он. — Ослепили и теперь пристрелят! Но можно успеть прихватить с собой…»
Он, выставив перед собой заточку, бросился вперед, но дверь была открыта недостаточно широко. Дверь придерживали снаружи.
— Не дури, полковник! — сказал чей-то голос. Свет метнулся в сторону и перестал бить в глаза. Теперь лампа освещала наступающих. Зачем наступающих?! Если надо — его! Полковник сместился в сторону, чтобы можно было увидеть все пространство коридора. И увидел… Увидел напряженно замершие вдоль стен фигуры. Очень знакомые фигуры. Безнадежно знакомые фигуры.
Перед дверью стояли его бойцы. Оружия в их руках видно не было.
— Вы?..
Полковник опустил руки. Заточки глухо ударились о бетонный пол. Продавать свою жизнь за жизнь своих бывших друзей он не мог.
— Как же вы?..
Бойцы молчали, плотно прижимаясь спинами к стенам коридора. Они пропускали своего бывшего командира. И отворачивали лица от лица бывшего командира.
Полковник прошел по коридору. Полубоком, стараясь не задевать телом бойцов.
— Извини, командир… За ними с развернутыми от бедра автоматами стояли облаченные в бронежилеты и каски с забралами омоновцы.
— Руки! Руки за голову! — разом заорали они, потрясая «АКСами». — Быстро! Стрелять будем!
— Здесь? Где кругом стены? — тихо спросил полковник.
— Молчать!
Омоновцы прыгнули, ударом ног в пах свалили Зубанова на землю, сели сверху, завернули, защелкнули в наручники руки.
— Вы поаккуратней! — крикнули из полумрака зубановские бойцы.
— Чего-чего?
— Руками не машите! А то… — Что — а то?
Омоновцы, вошедшие в раж, перешагнули поверженное тело и надвинулись на огрызающихся бойцов.
— Чего — а то? Договаривайте, не бойтесь.
— Вас, что ли?
— Нас!
— Вас пусть алкаши боятся! Которые вам по силам.
— Чего?!
— Ты своей железкой поосторожней маши. А то не дай бог стрельнешь. В себя.
— Чего-чего!!
Вышедший вперед омоновец замахнулся автоматом, пытаясь достать обидчика прикладом. Но тот достал раньше. Ногой в коленную чашечку.
Омоновец охнул и согнулся пополам. Боец перехватил автомат и сильно толкнул обезвреженного противника назад. Омоновец упал на придвинувшихся милиционеров.
— Полундра!
Овладевший автоматом боец не стал продолжать драку, он вдруг быстро и неожиданно опустился, встал на четвереньки, сильно упершись в землю руками и ногами. Сзади на него один за другим напрыгнули его товарищи и, оттолкнувшись ногами от спины, свалились сверху на омоновцев, обрушивая весом своих тел всю цепь.
Стрелять в этой ситуации было безнадежно. И драться тоже. Тяжелая амуниция омоновцев не позволяла им по-настоящему развернуться. И не позволяла бойцам Зубанова бить их по мордам. Бойцы били кулаками туда, где не было бронежилетов. Докуда они не доставали. Уж лучше бы этих бронежилетов не было вовсе!
— На!
— Получай!
— Мент поганый!
— Ах, ты так!..
Потасовка длилась недолго. От выхода, перекрывая крики дерущихся, оглушительно простучал автомат. Пули, соскребая с потолка каменную крошку, ушли в открытую дверь убежища.
— Всем замереть!
— Ты что творишь? Ты же своих зацепишь!
— Брось, дурак, пушку!
— Петро! Работай автоматчика!
— Счас я его!
— Не двигаться! Пристрелю всех, кто шевельнется!!
— Это мы еще посмотрим!
Бойцы вздернули к потолку сжимающих низ бронежилетов омоновцев. Прикрылись ими, как щитом.
— Давай, стреляй!
— Всем лежать!
Ополоумевший милиционер послал короткую очередь в пол. Срикошетившие пули ударили в потолок и снова в пол. Сзади кто-то сдавленно охнул.
— Ах ты гад!..
Клацнул затвор трофейного автомата.
— Счас я его!..
Два пальца плотно обжали железо спусковых крючков. Еще мгновенье… — Отставить! — перекрыл шум голос Зубанова. — Отставить! Всем!!
Бойцы, повинуясь хорошо знакомому им командирскому гласу, замерли.
— Прекратить драку! Их больше. Там, в гараже И в городе. Их все равно больше! Бойцы замешкались.
— Он верно говорит Их больше. Со всеми не совладать.
Бойцы оставили омоновцев.
— Ладно, банкуйте.
Встали, отступили на исходные позиции, поддерживая за руки пострадавших в драке товарищей.
Омоновцы на четвереньках, матерясь и придерживая пострадавшие в драке места, потянулись к выходу в гараж. Навстречу им, размахивая оружием, бежало многочисленное подкрепление.
— Вы что? Что у вас?
Омоновцы лишь матерились и мотали касками.
— Кто это вас? Кто? Они? Они?!! Подкрепление рванулось вперед.
— Ну все!
— Не надо. С ними, — тихо крикнули омоновцы. Бойцы Зубанова, прикрыв собой раненых, приготовились к отражению атаки Но милиционеры увидели два направленных в их глаза трофейных автомата И увидели на все готовые лица Главное — лица!
— Отдайте автоматы.
— Нате — возьмите.
Милиционеры нерешительно переглядывались и переминались с ноги на ногу. Запал атаки в них иссяк, и теперь они уж точно не хотели лезть под пули.
— Да хрен с ними! Куда им отсюда деваться, — махнули рукой милиционеры.
— Бери этого. И пошли.
Подхватили под мышки полковника и потащили к выходу.
Вытолкнули в гараж, на руки заполнивших помещение милиционеров.
— Ну что там?
— Психи там. С автоматами.
— А что же вы их не обезоружили?
— Поди обезоружь. А мы поглядим. К милиционерам протиснулся какой-то гражданский чин.
— Что у вас там происходит?
— Гранаты нужны. Слезоточивые. Без гранат туда лучше не соваться. Они точно с придурью… Что ответил гражданский, Зубанов не слышал. Его, раздвигая толпу толкущихся без толку милиционеров, выволокли во двор и впихнули в машину. Почему-то в автобус.
— Кого еще ждем? — спросил водитель.
— Никого не ждем. Все здесь. Поехали.
Автобус выехал из ворот. Но свернул почему-то не в город. Свернул в противоположную сторону.
Зачем?
Пересек два перекрестка и въехал во двор строящегося здания.
— Здесь притормози.
— Где?
— Да хоть где.
Автобус замер.
Бывшие в салоне пассажиры встали и задернули шторки на окнах.
— Узнаешь?
Полковник всмотрелся в лица. И верно, знакомые лица.
— А это узнаешь?
Мужчина приподнял рукав и продемонстрировал круговой по запястью бинт.
— Узнаешь, гад?
Мужчина придвинулся ближе.
— Да вы что, мужики, я же поскользнулся. Я же не специально.
— И кусался не специально?
— Ну да! Испугался сильно. И сдуру… — Вот гад! — восхитился кто-то.
— Не специально, говоришь? — тихо спросил травмированный наручниками оперативник. — А я — специально!
И от души ударил полковника в челюсть.
Стоять на ногах полковник не стал. Упал от греха подальше. Бить его, лежащего в узком проходе между кресел, было затруднительно.
Но очень хотелось.
— Пусти меня. Меня пусти!
— Да отойди ты в сторону, а то я не достаю!
— Сдвинься! Сдвинься, чтоб тебя!..
Оперативники, мешая друг другу, бестолково суетились подле лежащего тела. Прыгали с сиденья на сиденье. Тыкали куда-то вниз кулаками.
— Ну дайте же мне!
Несколько ударов достигли цели.
— На!
На!
На!..
— Все, хватит. А то вы его прикончите.
— И поделом бы!
— Все, я сказал. Все! Отлипните от него! Оперативники расступились, подняли полковника и швырнули на сиденье. И швырнули ему на ноги какую-то пропахшую машинным маслом тряпку:
— На, утрись!
Полковник провел тряпкой по окровавленному лицу.
— Вы еще будете? Или все?
— А тебе еще хочется?
— Нет. Мне достаточно.
— Тогда молчи!
— Молчу!
Полковник дружелюбно улыбнулся разбитыми губами. По-настоящему дружелюбно, потому что легко отделался, если учитывать обстоятельства его недавнего побега.
— Вы с ним закончили? — спросил водитель.
— Закончили. Можешь заводить. Автобус вырулил со двора на улицу.
— В управление?
— Туда.
Оперативники поправляли одежду, стирали платками с кулаков и обуви кровь, оглядывались на побитого полковника.
— Это чтоб тебе впредь бегать неповадно было! — сказали они.
— Да я не бегал!
— Ну тогда, значит, мы — не били. Автобус въехал во двор горотдела милиции. Развернулся, сдал к воротам КПЗ. Гуднул. Из будки вышел милиционер.
— Чего вам?
— Привет, Михалыч!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48