Два мрачных белобрысых охранника провели всех в микроавтобус с темными стеклами в салоне. Последняя поездка по земле Австрии. Через три минуты они поднялись по закрытому эскалатору в салон небольшого самолета. Как смог предположить Оскар, это был «Дорнье» на пятнадцать пассажиров, с двумя кормовыми водородными двигателями. Снаружи он, должно быть, походил на симпатичную игрушку – короткий, толстый, блестящий. Оскар заходил в салон предпоследним, чувствуя спиной настороженный взгляд конвоира. Однако он успел заметить, как шедший перед ним Барон вынул изо рта жвачку и прилепил ее к косяку открытой сейчас двери в кабину пилотов – там, где находился замок. Жвачка мгновенно потемнела, слившись по цвету с металлом, на который ее налепили. Шедший сзади охранник ничего не заметил.
Когда все расселись по местам, конвоиры, наконец, отпустили автоматы, которые сжимали в руках, и закрыли замки на ремнях, плотно прижимающих пассажиров к креслам. Прибор, похожий на маленькую электробритву, с душераздирающим клацаньем запирал массивные электронные блокираторы.
– Вас всех освободят немедленно по прибытии в пункт назначения, – сообщил один из белобрысых. – Не пытайтесь вырваться, а тем более разрушить ремень либо замок. Вас немедленно стукнет током.
Оскар и Анна сидели справа во втором ряду. Впереди на одинарном сидении кряхтел устраивающийся поудобнее Акула, слева Барон шептал что-то на ухо «Хелен», а перед ними Рихард объяснял Бешеному, почему стоит иногда бриться по утрам. Тот ухмылялся, тасуя карты, – они собирались перекинуться в очко на коробке с пистолетами. У пассажирского салона не было двери, поэтому все видели двух пилотов в кожаных куртках, прошедших в свою кабину. Дверь наружу с завываниями закрылась, и через минуту за бортом послышалось ровное негромкое гудение двигателей. Когда самолет мягко покатился по рулежным дорожкам, кресла слегка завибрировали. Большие иллюминаторы были заклеены непрозрачной пленкой, чтобы никто не мог разглядеть внутреннего устройства аэропорта. Анна испуганно вцепилась в руку Оскара и еле слышно спросила:
– Это очень страшно – лететь?
– Не знаю, никогда над этим не задумывался… Наверное, страшнее ждать полета, чем собственно лететь. Наоборот, когда оказываешься в небе, тебе становится легко и весело. Жаль, что в окна посмотреть нельзя.
Тем временем самолет начал свой разбег по взлетной полосе, которая оказалась не очень ровной. Пассажиры подпрыгивали и тряслись, будто их везли на большой скорости по сельской дороге. Но в конце концов тряска кончилась: самолет тряхнуло в последний раз, причем это было похоже на падение в какую-то яму. Анна взвизгнула.
– Что случилось, подружка? – воскликнул Рихард. – Первый раз?
Бешеный хохотнул, но тут же немец сказал и ему:
– Очко, дружище!
– Ты шулер! – воскликнул акуленок. – Ну-ка, доставай карту из рукава, скотина!
– Ты бы лучше поучился играть, чем обвинять честного человека. Сам давай, доставай… денежки.
– Он такой жизнерадостный! – сказала Анна.
– Да уж, будет хохотать даже в гробу, – мрачно согласился Оскар.
– Ой, зачем ты так!
– Извини, просто будущее мне не внушает оптимизма…
– А ты о нем не думай!! Вот я, например, думаю о том, как хорошо летать, даже если не видишь, что летишь, а только знаешь об этом…
– Это хорошо, что ты умеешь отвлечься от черных дум. Полезное это умение. А я его, похоже, потерял. Не могу выгнать из головы ни одной мрачной мысли.
– Ты думаешь, мы умрем? – Она сильно сжала его руку и облучила мягким светом своих доверчивых глаз. Оскар должен был соврать ей что-нибудь оптимистическое, да пореалистичнее. Он положил сверху на ее маленькую, все еще покрытую цыпками кисть свою ладонь и крепко сжал:
– Конечно, нет. Просто я старик, вечный скептик и нытик. Все будет хорошо, малышка. Ты согласна на это?
Она широко улыбнулась, забавно сморщив носик, а потом посерьезнела и тихонько спросила:
– Послушай, что же мы будем делать после того, как все кончится?
Оскар растерянно заморгал, потому что вопрос Анны застал его врасплох. Действительно, что он будет с ней делать потом? Так как он на «потом» не надеялся, то об этом и не задумывался.
– Ну… Я всю жизнь мечтал о том, как под старость заживу на берегу речки в деревенском домике с похожей на тебя дочкой. Мы уедем далеко-далеко и будем там жить вдвоем, долго и счастливо.
– Зачем ты видишь во мне ребенка? Вот скажи, ты любишь меня?
– Ты единственное в мире существо, которое я люблю. Это честно. Знаешь, когда вся любовь человека, к тому же не растраченная за всю его жизнь, сосредоточивается на ком-то одном, чувство выходит очень сильное.
Анна нахмурила брови:
– Нет, я не о том с тобой говорю!! Ты старательно называешь меня дочкой, но я ведь не слепая, я вижу, что ты никакой не старик! Не пытайся заговаривать мне зубы!! Я хочу, чтобы ты полюбил меня как женщину, а не как ребенка! Я умоляю тебя!
Нельзя, конечно, было огорчать малышку. Со временем она поймет, что это просто мимолетное чувство, вызванное пережитыми ею страхами и лишениями. Оскар занимал в ее маленькой жизни место избавителя, поэтому на нем временно сосредоточилось все полудетское обожание Анны. Он погладил девушку по щеке, украшенной уже мокрым следом слезы, упавшей ему прямо на руку.
– Я уверен, ты вскоре встретишь симпатичного парнишку лет восемнадцати и поймешь, что я – всего лишь твой старый добрый друг.
– Нет! Никогда!! – с жаром прошептала Анна. Она с силой прижалась к нему, хотя ручки кресел мешали это как следует сделать. Однако ее маленькая острая грудь сквозь тонкую куртку плотно прильнула к его руке.
– Поцелуй меня, пожалуйста!
Оскар огляделся, словно преступник, собирающийся принародно совершить злодеяние. Все, наверняка, слышали их разговор в этой крошечной кабине, но усиленно делали вид, будто ничего не происходит. Акула согнулся в дремоте, Бешеный и Рихард продолжали играть, споря яростным шепотом, Барон меланхолично жевал с закрытыми глазами. Ладно, эту маленькую уступку несносной девчонке он мог позволить, хотя потом от Рихарда прохода не будет.
– Ммм… Ты пожалеешь, когда я тебя уколю щетиной! – неохотно пригрозил Оскар. Вместо ответа Анна закрыла глаза и запрокинула лицо, чуть растянув в легкой улыбке свои бледные тонкие губы. Хмыкнув, Оскар наклонился и осторожно коснулся их своими, обветренными и сухими. Он собирался лишь символически изобразить поцелуй, но Анна вдруг дернула его к себе и обхватила за шею рукой. Ее губы, пахнувшие апельсиновой зубной пастой (вот зачем она так старательно чистила зубы днем!!), были мягкими и горячими. Да, что уж тут скрывать – возбуждающими. Бесконечно долго эти искусительные чертовки елозили по губам Оскара, пока он, наконец, не нашел в себе силы оторваться от них и зашептать:
– Пощады! Пощады!
Анна откинулась на спинку своего кресла с улыбкой победительницы:
– Тебе понравилось?
– Если бы мы не были привязаны к сидениям, то я отшлепал бы тебя, маленькая негодница!! Ты мне прокусила губу в трех местах!
– Ха-ха-ха!! А чего это ты покраснел?
– Да так, жарко стало. Давай лучше подремлем, пока это еще возможно.
Анна тут же обняла его за талию – насколько смогла просунуть руку под спину – и положила голову на грудь.
– Хорошо устроилась, – проворчал Оскар, пригладив ее волосы. – А я, между прочим, не мылся три дня. Или тридцать? Не помню, черт возьми. Тебя запах не беспокоит?
– Нет! – проворковала она мягко.
Ах, милашка! Оскара захватила волна нежности, которая едва не выдавила наружу слезу. Когда он положил ладонь на ее мягкий бок, Анна чуть вздрогнула. Ему самому впору было дрожать и биться в мучениях: как, как он должен строить свои отношения с этим ребенком на границе взросления? Только этой проблемы ему сегодня и не хватало!
Поспать толком им не дали – ведь, в конце концов, они совсем не собирались лететь в Швейцарию.
– Хватит играть, – громко сказал картежникам Акула. Барон, сидевший за спиной Бешеного, прилепил к замку его ремня кусочек своей жвачки, снял с руки часы и буркнул:
– Готов!
Бешеный согнулся, пряча голову в собственных объятьях, и Барон нажал кнопку. Раздался небольшой, но очень громкий в небольшом помещении взрыв, опасно разметавший вокруг части замка. Одновременно гораздо более мощная вспышка озарила темный тамбур около кабины пилотов. В руке Бешеного, который оказался свободным, появилась сигарета. Он быстро оторвал от нее фильтр и засунул его в рот. Остальная часть сигареты густо задымила, исторгая густые зелено-желтые клубы в сторону пилотской.
– Не дышать!! – крикнул Бешеный. Со свистом втягивая воздух сквозь крошечный фильтр, он выставил перед собой сумку и пнул болтавшуюся дверь с развороченным замком. Однако вместо того чтобы распахнуться, она приоткрылась ровно настолько, чтобы выпустить наружу ствол автомата. Сумка была сражена наповал, а дымящаяся сигарета исчезла внутри пилотской кабины. В салоне остался только густой дым, плавающий внизу, на уровне колена. Какую-то часть отравы они все-таки вдохнули. В голове Оскара сразу помутнело, звуки стали доходить будто бы из далекого далека… Ему ничего не оставалось, только последним проблеском разума гадать: получилось или нет? Он, привязанный к креслу и теряющий сознание из-за ядовитого дыма, ничего не может сделать в связи с этим. Какое странное состояние – не то хочется спать, не то голову заносит лихорадочным болезненным туманом… Самолет резко встряхнуло и ощутимо накренило на левый борт. Заревела сирена, зашипел выходящий воздух – страшно, словно тысяча ядовитых змей. Потом снова толчок, и самолет кренится совсем в другую сторону. В голове проясняется. Черт возьми, шипение воздуха было ничем иным, как работавшим на полную мощность кондиционером. Однако звуки доходили до разума сквозь заложенные ватой уши… Оскар услышал слабый вскрик:
– Освобождайтесь!!
Сам он не был в силах даже открыть глаз, так подействовала на него отрава. Анна вообще лежала у него на груди без движения, но кто-то определенно оказался более крепким, чем они. Оскар услышал, уже гораздо явственнее, щелканье открывающихся замков, а когда клацнул его собственный – смог, наконец, открыть глаза и увидел улыбающегося Рихарда.
– Отстегните ремни! – промурлыкал тот. – Наша авиакомпания сообщает, что самолет захвачен террористами!
Через пять минут все были свободны и сидели в креслах, держась за трещащие головы. Впрочем, Рихард при этом умудрялся еще и улыбаться. Акула быстро раздал таблетки, чтобы остальные, менее стойкие, тоже смогли улыбнуться без боли.
– Эй!! – орал Бешеный диспетчерам на земле так громко, что в салоне было слышно каждое слово. – Что за дерьмо у вас тут происходит? Пилоты перестреляли друг друга!! Я?! Пассажир. Один из ваших остолопов прожил достаточно, чтобы успеть впустить меня. Умею немного. Но я летал на старых маленьких развалюхах и никогда не видел столько приборов. Пробую повернуть обратно.
Оскар в жизни не слышал более глупой и откровенной лжи и не верил своим ушам: неужели кто-то принял бред Бешеного всерьез и слушает его до сих пор? Мимо с пыхтением прошел Барон, тащивший бесчувственного пилота. Как только проход освободился, Оскар пробежал к пилотской, где уже стоял Акула. Сквозь маленькие лобовые стекла виднелась только серая муть облачности, из которой иногда появлялись блестящие горные вершины. На дисплее локатора те же вершины пририсовывались к остальным частям гор и другим деталям пейзажа, который от человеческого глаза скрывали тучи. Бешеный, с наушниками на голове, деловито оглядывал невообразимое количество приборов, окружавших кресла.
– Что?! – возмущенно заорал он, не щадя ничьи уши. – На юг? Смотрите, люди добрые, у меня на компасе ясно нарисовано: норд-ост, сорок один градус! Ваш маячок у меня почти на носу! Ну и лезь тогда сам в свой любимый самолет!! Да пошел ты!
Оскар усмехнулся, увидев на компасе строгий зюйд, а пятнышко маяка – на самом краю экрана локатора. Бешеный тем временем бросил штурвал и сорвал с головы наушники:
– Все, труба! Они перевели управление на дистанционное. Я и так долго вешал лапшу на уши какому-то конченому лопуху. Наверное, подошел кто-то поумнее.
Самолет резко повело влево, так, что пассажирам пришлось хвататься за кресла, чтобы не упасть.
– Ты штурвал не бросай, мальчик, – ласково и тихо сказал Акула. – Или захотелось назад, в гостеприимную Австрию? Барон, подай-ка мою старую бритву.
– Сейчас не время бриться, дружище! – воскликнул Рихард, но лишь для того, чтобы пошутить. Оскар передал старику черную пластиковую коробочку, из которой торчал витой шнур с вилкой на конце. Акула достал бритву из чехла и ловко отсоединил ножи вместе с двигателем. Под ними обнаружилось крохотное табло и еще более мелкие кнопочки рядом с ним. На приборной панели нашлась розетка на 127 вольт, куда Акула не замедлил воткнуть вилку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Когда все расселись по местам, конвоиры, наконец, отпустили автоматы, которые сжимали в руках, и закрыли замки на ремнях, плотно прижимающих пассажиров к креслам. Прибор, похожий на маленькую электробритву, с душераздирающим клацаньем запирал массивные электронные блокираторы.
– Вас всех освободят немедленно по прибытии в пункт назначения, – сообщил один из белобрысых. – Не пытайтесь вырваться, а тем более разрушить ремень либо замок. Вас немедленно стукнет током.
Оскар и Анна сидели справа во втором ряду. Впереди на одинарном сидении кряхтел устраивающийся поудобнее Акула, слева Барон шептал что-то на ухо «Хелен», а перед ними Рихард объяснял Бешеному, почему стоит иногда бриться по утрам. Тот ухмылялся, тасуя карты, – они собирались перекинуться в очко на коробке с пистолетами. У пассажирского салона не было двери, поэтому все видели двух пилотов в кожаных куртках, прошедших в свою кабину. Дверь наружу с завываниями закрылась, и через минуту за бортом послышалось ровное негромкое гудение двигателей. Когда самолет мягко покатился по рулежным дорожкам, кресла слегка завибрировали. Большие иллюминаторы были заклеены непрозрачной пленкой, чтобы никто не мог разглядеть внутреннего устройства аэропорта. Анна испуганно вцепилась в руку Оскара и еле слышно спросила:
– Это очень страшно – лететь?
– Не знаю, никогда над этим не задумывался… Наверное, страшнее ждать полета, чем собственно лететь. Наоборот, когда оказываешься в небе, тебе становится легко и весело. Жаль, что в окна посмотреть нельзя.
Тем временем самолет начал свой разбег по взлетной полосе, которая оказалась не очень ровной. Пассажиры подпрыгивали и тряслись, будто их везли на большой скорости по сельской дороге. Но в конце концов тряска кончилась: самолет тряхнуло в последний раз, причем это было похоже на падение в какую-то яму. Анна взвизгнула.
– Что случилось, подружка? – воскликнул Рихард. – Первый раз?
Бешеный хохотнул, но тут же немец сказал и ему:
– Очко, дружище!
– Ты шулер! – воскликнул акуленок. – Ну-ка, доставай карту из рукава, скотина!
– Ты бы лучше поучился играть, чем обвинять честного человека. Сам давай, доставай… денежки.
– Он такой жизнерадостный! – сказала Анна.
– Да уж, будет хохотать даже в гробу, – мрачно согласился Оскар.
– Ой, зачем ты так!
– Извини, просто будущее мне не внушает оптимизма…
– А ты о нем не думай!! Вот я, например, думаю о том, как хорошо летать, даже если не видишь, что летишь, а только знаешь об этом…
– Это хорошо, что ты умеешь отвлечься от черных дум. Полезное это умение. А я его, похоже, потерял. Не могу выгнать из головы ни одной мрачной мысли.
– Ты думаешь, мы умрем? – Она сильно сжала его руку и облучила мягким светом своих доверчивых глаз. Оскар должен был соврать ей что-нибудь оптимистическое, да пореалистичнее. Он положил сверху на ее маленькую, все еще покрытую цыпками кисть свою ладонь и крепко сжал:
– Конечно, нет. Просто я старик, вечный скептик и нытик. Все будет хорошо, малышка. Ты согласна на это?
Она широко улыбнулась, забавно сморщив носик, а потом посерьезнела и тихонько спросила:
– Послушай, что же мы будем делать после того, как все кончится?
Оскар растерянно заморгал, потому что вопрос Анны застал его врасплох. Действительно, что он будет с ней делать потом? Так как он на «потом» не надеялся, то об этом и не задумывался.
– Ну… Я всю жизнь мечтал о том, как под старость заживу на берегу речки в деревенском домике с похожей на тебя дочкой. Мы уедем далеко-далеко и будем там жить вдвоем, долго и счастливо.
– Зачем ты видишь во мне ребенка? Вот скажи, ты любишь меня?
– Ты единственное в мире существо, которое я люблю. Это честно. Знаешь, когда вся любовь человека, к тому же не растраченная за всю его жизнь, сосредоточивается на ком-то одном, чувство выходит очень сильное.
Анна нахмурила брови:
– Нет, я не о том с тобой говорю!! Ты старательно называешь меня дочкой, но я ведь не слепая, я вижу, что ты никакой не старик! Не пытайся заговаривать мне зубы!! Я хочу, чтобы ты полюбил меня как женщину, а не как ребенка! Я умоляю тебя!
Нельзя, конечно, было огорчать малышку. Со временем она поймет, что это просто мимолетное чувство, вызванное пережитыми ею страхами и лишениями. Оскар занимал в ее маленькой жизни место избавителя, поэтому на нем временно сосредоточилось все полудетское обожание Анны. Он погладил девушку по щеке, украшенной уже мокрым следом слезы, упавшей ему прямо на руку.
– Я уверен, ты вскоре встретишь симпатичного парнишку лет восемнадцати и поймешь, что я – всего лишь твой старый добрый друг.
– Нет! Никогда!! – с жаром прошептала Анна. Она с силой прижалась к нему, хотя ручки кресел мешали это как следует сделать. Однако ее маленькая острая грудь сквозь тонкую куртку плотно прильнула к его руке.
– Поцелуй меня, пожалуйста!
Оскар огляделся, словно преступник, собирающийся принародно совершить злодеяние. Все, наверняка, слышали их разговор в этой крошечной кабине, но усиленно делали вид, будто ничего не происходит. Акула согнулся в дремоте, Бешеный и Рихард продолжали играть, споря яростным шепотом, Барон меланхолично жевал с закрытыми глазами. Ладно, эту маленькую уступку несносной девчонке он мог позволить, хотя потом от Рихарда прохода не будет.
– Ммм… Ты пожалеешь, когда я тебя уколю щетиной! – неохотно пригрозил Оскар. Вместо ответа Анна закрыла глаза и запрокинула лицо, чуть растянув в легкой улыбке свои бледные тонкие губы. Хмыкнув, Оскар наклонился и осторожно коснулся их своими, обветренными и сухими. Он собирался лишь символически изобразить поцелуй, но Анна вдруг дернула его к себе и обхватила за шею рукой. Ее губы, пахнувшие апельсиновой зубной пастой (вот зачем она так старательно чистила зубы днем!!), были мягкими и горячими. Да, что уж тут скрывать – возбуждающими. Бесконечно долго эти искусительные чертовки елозили по губам Оскара, пока он, наконец, не нашел в себе силы оторваться от них и зашептать:
– Пощады! Пощады!
Анна откинулась на спинку своего кресла с улыбкой победительницы:
– Тебе понравилось?
– Если бы мы не были привязаны к сидениям, то я отшлепал бы тебя, маленькая негодница!! Ты мне прокусила губу в трех местах!
– Ха-ха-ха!! А чего это ты покраснел?
– Да так, жарко стало. Давай лучше подремлем, пока это еще возможно.
Анна тут же обняла его за талию – насколько смогла просунуть руку под спину – и положила голову на грудь.
– Хорошо устроилась, – проворчал Оскар, пригладив ее волосы. – А я, между прочим, не мылся три дня. Или тридцать? Не помню, черт возьми. Тебя запах не беспокоит?
– Нет! – проворковала она мягко.
Ах, милашка! Оскара захватила волна нежности, которая едва не выдавила наружу слезу. Когда он положил ладонь на ее мягкий бок, Анна чуть вздрогнула. Ему самому впору было дрожать и биться в мучениях: как, как он должен строить свои отношения с этим ребенком на границе взросления? Только этой проблемы ему сегодня и не хватало!
Поспать толком им не дали – ведь, в конце концов, они совсем не собирались лететь в Швейцарию.
– Хватит играть, – громко сказал картежникам Акула. Барон, сидевший за спиной Бешеного, прилепил к замку его ремня кусочек своей жвачки, снял с руки часы и буркнул:
– Готов!
Бешеный согнулся, пряча голову в собственных объятьях, и Барон нажал кнопку. Раздался небольшой, но очень громкий в небольшом помещении взрыв, опасно разметавший вокруг части замка. Одновременно гораздо более мощная вспышка озарила темный тамбур около кабины пилотов. В руке Бешеного, который оказался свободным, появилась сигарета. Он быстро оторвал от нее фильтр и засунул его в рот. Остальная часть сигареты густо задымила, исторгая густые зелено-желтые клубы в сторону пилотской.
– Не дышать!! – крикнул Бешеный. Со свистом втягивая воздух сквозь крошечный фильтр, он выставил перед собой сумку и пнул болтавшуюся дверь с развороченным замком. Однако вместо того чтобы распахнуться, она приоткрылась ровно настолько, чтобы выпустить наружу ствол автомата. Сумка была сражена наповал, а дымящаяся сигарета исчезла внутри пилотской кабины. В салоне остался только густой дым, плавающий внизу, на уровне колена. Какую-то часть отравы они все-таки вдохнули. В голове Оскара сразу помутнело, звуки стали доходить будто бы из далекого далека… Ему ничего не оставалось, только последним проблеском разума гадать: получилось или нет? Он, привязанный к креслу и теряющий сознание из-за ядовитого дыма, ничего не может сделать в связи с этим. Какое странное состояние – не то хочется спать, не то голову заносит лихорадочным болезненным туманом… Самолет резко встряхнуло и ощутимо накренило на левый борт. Заревела сирена, зашипел выходящий воздух – страшно, словно тысяча ядовитых змей. Потом снова толчок, и самолет кренится совсем в другую сторону. В голове проясняется. Черт возьми, шипение воздуха было ничем иным, как работавшим на полную мощность кондиционером. Однако звуки доходили до разума сквозь заложенные ватой уши… Оскар услышал слабый вскрик:
– Освобождайтесь!!
Сам он не был в силах даже открыть глаз, так подействовала на него отрава. Анна вообще лежала у него на груди без движения, но кто-то определенно оказался более крепким, чем они. Оскар услышал, уже гораздо явственнее, щелканье открывающихся замков, а когда клацнул его собственный – смог, наконец, открыть глаза и увидел улыбающегося Рихарда.
– Отстегните ремни! – промурлыкал тот. – Наша авиакомпания сообщает, что самолет захвачен террористами!
Через пять минут все были свободны и сидели в креслах, держась за трещащие головы. Впрочем, Рихард при этом умудрялся еще и улыбаться. Акула быстро раздал таблетки, чтобы остальные, менее стойкие, тоже смогли улыбнуться без боли.
– Эй!! – орал Бешеный диспетчерам на земле так громко, что в салоне было слышно каждое слово. – Что за дерьмо у вас тут происходит? Пилоты перестреляли друг друга!! Я?! Пассажир. Один из ваших остолопов прожил достаточно, чтобы успеть впустить меня. Умею немного. Но я летал на старых маленьких развалюхах и никогда не видел столько приборов. Пробую повернуть обратно.
Оскар в жизни не слышал более глупой и откровенной лжи и не верил своим ушам: неужели кто-то принял бред Бешеного всерьез и слушает его до сих пор? Мимо с пыхтением прошел Барон, тащивший бесчувственного пилота. Как только проход освободился, Оскар пробежал к пилотской, где уже стоял Акула. Сквозь маленькие лобовые стекла виднелась только серая муть облачности, из которой иногда появлялись блестящие горные вершины. На дисплее локатора те же вершины пририсовывались к остальным частям гор и другим деталям пейзажа, который от человеческого глаза скрывали тучи. Бешеный, с наушниками на голове, деловито оглядывал невообразимое количество приборов, окружавших кресла.
– Что?! – возмущенно заорал он, не щадя ничьи уши. – На юг? Смотрите, люди добрые, у меня на компасе ясно нарисовано: норд-ост, сорок один градус! Ваш маячок у меня почти на носу! Ну и лезь тогда сам в свой любимый самолет!! Да пошел ты!
Оскар усмехнулся, увидев на компасе строгий зюйд, а пятнышко маяка – на самом краю экрана локатора. Бешеный тем временем бросил штурвал и сорвал с головы наушники:
– Все, труба! Они перевели управление на дистанционное. Я и так долго вешал лапшу на уши какому-то конченому лопуху. Наверное, подошел кто-то поумнее.
Самолет резко повело влево, так, что пассажирам пришлось хвататься за кресла, чтобы не упасть.
– Ты штурвал не бросай, мальчик, – ласково и тихо сказал Акула. – Или захотелось назад, в гостеприимную Австрию? Барон, подай-ка мою старую бритву.
– Сейчас не время бриться, дружище! – воскликнул Рихард, но лишь для того, чтобы пошутить. Оскар передал старику черную пластиковую коробочку, из которой торчал витой шнур с вилкой на конце. Акула достал бритву из чехла и ловко отсоединил ножи вместе с двигателем. Под ними обнаружилось крохотное табло и еще более мелкие кнопочки рядом с ним. На приборной панели нашлась розетка на 127 вольт, куда Акула не замедлил воткнуть вилку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52