– Нет, не стреляй! Да, мы знаем… Мы знаем, что в вашем караване не алюминий и селитра, а золото. Вы давно под нашим колпаком и не уйдете дальше Ломбардии, знаете вы об этом или нет.
– Ты уже сообщил боссам о предполагаемом маршруте? – спросил Оскар»
Задавая вопрос, он лихорадочно думал, как ему поступить с Симоне. Полумрак в комнате слегка действовал на зрение, отчего он непроизвольно встряхнул головой. Итальянец понял все. Он вдруг вытянулся в струнку, перекатился на бок и сунул руку под подушку. Он был гибок, как кошка, все сделал грациозно, ловко и быстро, словно не было страха и нервного растирания щек. Однако Оскар убил в своей жизни слишком много таких, как этот испуганный мафиози, чтобы пропустить удар на этот раз. Руки его просто действовали самостоятельно. «Глок» три раза тихо кашлянул, пригвоздив тело к кровати. Первая пуля вошла в живот, наверняка, пробила наискось почти весь торс и разорвала Симоне все внутренности. Это было очень больно, но запредельная боль вызывает шок. Он еще двигался, ведя к цели свое оружие. Вторая пуля растерзала ключицу, а третья пронзила лоб и выложила на шелковую поверхность подушки мозги. После этого Симоне был мертв. Зажатый в побелевших пальцах пистолет упал на кровать вслед за опустившейся головой. На сером в полумраке покрывале расползалось черное пятно.
Пожав плечами, Оскар выскользнул в коридор. На большей части дверей, вернее, на их ручках, висели таблички с надписью «Свободно». Решив рискнуть, Оскар вскрыл одну из них и просидел там до вечера. Из окна можно было видеть крыльцо. Ближе к шести он неотрывно следил за площадью. Вот из гостиницы шаркающей походкой вышел «рыбий глаз» и медленно побрел прочь. Оскар осторожно, но быстро выбрался из комнаты, спустился вниз и вышел на крыльцо. Он успел увидеть сутулую спину на одной из улиц, и последовал за ней. Тротуары и мостовые были безлюдны, окна вокруг глухо закрывались на ночь.
Оскар догнал портье, схватил его сзади за горло, втащил в ближайший подъезд и сломал ему шею. Чтобы придать убийству вид нападения с целью ограбления, он обшарил карманы, ощупал запястье, проверил пальцы и горло. У портье не было ничего, даже той монеты, которую днем дал ему сам Оскар… Засунув тело под лестницу, он вернулся в «Колумбию».
Он словно был отброшен на двадцать с лишним лет назад, во времена своей молодости, когда все только начиналось. Тогда он впервые украл, впервые угнал машину, впервые убил человека. Приносить смерть – совсем не то же самое, что уметь ездить на велосипеде, когда, научившись раз, потом не разучишься, несмотря на сколь угодно долгий перерыв. Сутулая спина и удивительно тонкое легкое тело портье почему-то не давали ему покоя полночи. Его пришлось убить только из-за того, что он может проболтаться и навести подозрения. Оскар даже не был уверен, станет ли кто-нибудь интересоваться смертью Симоне в этой столице хаоса. Естественно, рано или поздно его начнут искать боссы из Милана, но вполне вероятно, что виновник смерти их эмиссара будет уже в Австрии. Существовала лишь небольшая вероятность немедленных разборок. Эта вероятность и убила несчастного портье.
В голову Оскара лезли видения стаи маленьких пучеглазых оборванцев, которые молчаливо, с помощью одних только взглядов обвиняли его в своей будущей голодной смерти. В конце концов, под утро ему удалось заснуть. Он встал поздно, с тупой волнообразной ломотой в области затылка и синяками под глазами. Ужасное настроение было под стать черным тучам, грозившим упасть на город с неба. Ужаснее не придумаешь. Не хотелось вставать, не хотелось больше лежать, не хотелось есть и уж тем более куда-то идти. Оскар подумал, что сейчас он почти покойник. Человек его профессии и депрессия – смертельная комбинация, для человека, естественно. Прямо сейчас следовало решить проблему: стоит ли идти в «Пьемонте», чтобы изобразить удивление при известии о смерти Симоне? Или не высовываться лишний раз вообще? Мальчишка, заменявший «рыбьего глаза» в обед и вечером, мельком видел его. Убивать и его тоже – ни за что. К черту, пусть все идет самотеком. Вот только неизвестно, как отразится это решение на его будущей судьбе.
Проблема номер два: нужно не прокараулить австрийцев. Он не помнил, говорили ли мертвая ныне женщина и неведомый предатель фатерлянда о сроках, когда он подслушал их беседу на берегу в Аяччо. В бумагах, которые он нашел в кармане Симоне, перечислялось только количество техники и солдат в австрийском конвое, но ни даты, ни намека на нее не было. Однозначно, они еще не миновали Геную, потому что иначе миланец уже убрался бы отсюда, да и времени прошло еще слишком мало. Они прибудут в порт, это тоже бесспорно. Следовательно, оставалось только одно: следить за портом каждый день, надеясь, что австрийский караван придет раньше, чем Оскара найдут мстители из миланской семьи, или он умрет от нищеты, когда кончатся его скудные денежные запасы. Непонятно, однако, чего он ждет от австрийцев. Каким образом он сможет уговорить их не расстреливать такого подозрительного типа, а взять его с собой? Ну, мрачных дум пока хватает и так. Об этом он подумает, когда увидит бронетранспортеры и грузовики. Ясно только одно: с ними шансов добраться до относительно безопасной Австрии в сто раз больше, чем в одиночку, своим ходом, преодолев больше двухсот километров по наполненной смертью и страхом Ломбардии.
Так он думал, медленно собираясь, медленно бредя по грязным улицам той же дорогой, которой позавчера вез его рикша. В порту было пусто, только толпа оборванцев грелась у костров в ожидании теплохода с Корсики. Оскар подошел к крайнему из костров, выбрал из сидевших вокруг него существ одного, взгляд которого показался наиболее осмысленным. Отозвав его в сторону, Оскар не торопясь рассказал оборванцу, что заплатит ему серебряную монету, если тот сообщит ему в гостиницу «Колумбия», когда в порт придет много больших кораблей. Итальянец довольно быстро уяснил, что от него требуется, и пообещал выполнить задание.
Оскар отошел, но чуть позже вернулся и подобным же образом проинструктировал еще нескольких представителей портового андеграунда. Всего получилось семь «агентов», но, несмотря на это, он опасался пропустить столь ожидаемых гостей. Каждый день по несколько раз он сам приходил в порт. Его уже тошнило от улиц, по которым он проходил, и людей, которых он видел на этих улицах, от неизменно покрытого серыми тучами неба. Мысли становились мрачнее этих туч. День, второй, третий прошли впустую. На четвертый утро началось дробным стуком колотящих в стекло капель дождя. Но этот стук был не один: кто-то несмело стучал в дверь. Оскар взял в руки пистолет, встал сбоку от косяка и приоткрыл дверь на расстояние ладони. В коридоре стоял мальчишка-швейцар.
– Синьор, вас спрашивает какой-то нищий. Говорит, что он должен получить с вас деньги за важные сведения.
– Я сейчас спущусь.
Когда он вышел в вестибюль, там уже стояли трое из его «агентов», злобно поглядывающих друг на друга и готовых вцепиться друг другу в глотку. Увидев его, они бросились в атаку, наперебой крича слова, среди которых более или менее отчетливо звучали только «корабли» и «деньги».
– Кто пришел первым? – спросил Оскар у портье. Тот с брезгливой гримасой на физиономии показал на человека в шляпе с рваными полями. Оскар велел остальным идти прочь, но те решили устроить скандал, требуя деньги. Из-за стойки портье выскочили несколько вооруженных людей и вытолкали орущих бродяг на улицу, пригрозив им оружием. Человек в шляпе получил монету и испарился. Оскар тоже вышел на улицу. Его обиженные «агенты» стояли рядом, и их злобный вид ничего хорошего не обещал. Энквист с каменным лицом вынул из кармана пистолет и выстрелил им под ноги, после чего оба замарашки с воем убежали прочь.
В порту стоял дикий галдеж, какие-то сгорбленные фигуры сновали туда-сюда, подпрыгивая и указывая руками на акваторию. У одного из грузовых причалов стоял корабль с высокими бортами и полустершейся надписью «Automobille» на корме, выставленной в сторону моря. Еще три такие же лоханки болтались на рейде, дожидаясь своей очереди. Ветер доносил до Оскара, застывшего на виадуке, рев моторов выгружающейся техники и отрывистые команды, выкрикиваемые через мощные мегафоны: «Vorbai farhe! Schnell, schnell! Achtung!» Душу вдруг наполнило радостное и чуточку внушающее страх возбуждение… Австрийцы, такие желанные и почти родные. Депрессия и мрачное настроение провалились в небытие. Нужно было срочно придумывать, чем же удивить их так, чтобы остаться в живых и очутиться на одном из этих прекрасных рычащих зверей.
8. ПРЕДАТЕЛЬ
Движение людей и автомобилей за угрюмыми коробками складов производило впечатление высадки инопланетян или, на худой конец, представителей цивилизованного мира, привезших для обмена дикарям зеркала и консервные банки. Значительная часть причала была оцеплена множеством солдат в пятнистых униформах с надписями «sondertruppen» на груди и в высоких ботинках на магнитных липучках. Их мощные фигуры, облаченные в толстые м-кевларовые штаны и куртки, снабженные охлаждающими системами, выглядели внушительно даже с большого расстояния. Не отвлекая друг друга разговорами, солдаты медленно оглядывали окрестности из-за темных очков под небольшими козырьками на касках. Ни один из них, казалось, в упор не замечает большую толпу зевак, наблюдавших за высадкой издалека. Толпа состояла из тех самых оборванцев, что встречали на пирсе каждый теплоход с Корсики, только теперь они не осмеливались подходить близко со своими канючливыми приставаниями. Сейчас они лишь жадно разглядывали солдат и поблескивающие в случайных лучах солнца автомобили, сжимали кулаки и бормотали невнятные бесполезные проклятия. Австрийцы дразнили их, напоминая, что где-то еще есть жизнь, а не жалкое существование шевелящихся трупов, состоящих из неосмысленных рефлексов и звериной борьбы за существование. Жизнь, где для большей части населения нет угрозы голодной смерти, где. полицейские поддерживают хотя бы минимальный порядок, где в домах тепло и сухо. Нищим, столпившимся в этом грязном порту, вдыхающим влажный, пахнущий гарью воздух, такой жизни не увидать никогда. И ничего другого, кроме смерти от пули, ножа, болезни, голода; ночлега в холодном, грязном и темном доме; отвратительных отбросов на ужин – другого они не ждали от будущего и не видели в прошлом, ведь все они были двадцати-тридцати лет от роду. Счастливая жизнь кончилась как раз во время их пеленочного детства. Те, кто помнил ее, уже умерли.
Так думал Оскар, глядевший на «церемонию встречи» издалека. Может быть, полудикие и полусумасшедшие генуэзцы просто злились оттого, что на австрийцах не заработать ни гроша. Какая, в конце концов, разница? Зато мысли других людей, подобно Оскару, наблюдавших десант с припортового холма, угадать было несложно. Эти четверо разительно отличались от толпы своих жалких сородичей – все носили белые, почти не грязные штаны и короткие куртки из очень толстой кожи, а на бритых головах – пилотки. Люди мафии, какой-то из местных группировок. Все четверо сразу отчаянно размахивали руками, пытаясь переплюнуть друг друга в этом занятии. Их спор касался оценки прибывших с точки зрения ограбления и убийств и закончился, когда из недр парома с надсадным рычанием выползли друг за другом легкий танк и два БТРа. Мафиози горестно всплеснули руками, по очереди сплюнули в пыль и покинули вершину холма. Оскар наблюдал все это от торца одного из портовых пакгаузов, второй конец которого находился внутри оцепления. Когда спектакль под названием «аборигены исполняют танец встречи» окончился, он пошел вдоль крошащейся серо-бурой стены. К его большому удивлению, около оцепления уже были гости. Старик в рваном свитере, намотанном на шею неимоверно грязном шарфе и с огромной гривой спутанных волос приплясывал около одного из австрийцев. Тот насмешливо рассматривал его из-под сдвинутых на лоб тепловизионных очков.
– Позовите вашего начальника! – тоненько взвизгивал старик и потрясал после каждой фразы маленькими кулачками. – Я хозяин порта. Вы должны заплатить мне за использование его территории!
В конце концов, солдату надоели вопли, и он, с видом умирающего от скуки человека, два раза выстрелил в старого сумасшедшего. Сухое тело отлетело прочь, сжалось в комок и застыло.
– Das ist meine Bezahlung, und der Todt ist deine Gewinn! (Это моя плата, а смерть – твоя прибыль (нем.)). – сказал он и усмехнулся собственной философской глубокомысленности. После этого солдат потерял к трупу всякий интерес и принялся разглядывать небо. Оскар поглядел на равнодушного убийцу. Его пронзающий плоть и стены взгляд вновь увидел темный комок внутри серого шара, образованного куполом каски. «Опять та же странность! Может, это разновидность опухоли мозга?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Ты уже сообщил боссам о предполагаемом маршруте? – спросил Оскар»
Задавая вопрос, он лихорадочно думал, как ему поступить с Симоне. Полумрак в комнате слегка действовал на зрение, отчего он непроизвольно встряхнул головой. Итальянец понял все. Он вдруг вытянулся в струнку, перекатился на бок и сунул руку под подушку. Он был гибок, как кошка, все сделал грациозно, ловко и быстро, словно не было страха и нервного растирания щек. Однако Оскар убил в своей жизни слишком много таких, как этот испуганный мафиози, чтобы пропустить удар на этот раз. Руки его просто действовали самостоятельно. «Глок» три раза тихо кашлянул, пригвоздив тело к кровати. Первая пуля вошла в живот, наверняка, пробила наискось почти весь торс и разорвала Симоне все внутренности. Это было очень больно, но запредельная боль вызывает шок. Он еще двигался, ведя к цели свое оружие. Вторая пуля растерзала ключицу, а третья пронзила лоб и выложила на шелковую поверхность подушки мозги. После этого Симоне был мертв. Зажатый в побелевших пальцах пистолет упал на кровать вслед за опустившейся головой. На сером в полумраке покрывале расползалось черное пятно.
Пожав плечами, Оскар выскользнул в коридор. На большей части дверей, вернее, на их ручках, висели таблички с надписью «Свободно». Решив рискнуть, Оскар вскрыл одну из них и просидел там до вечера. Из окна можно было видеть крыльцо. Ближе к шести он неотрывно следил за площадью. Вот из гостиницы шаркающей походкой вышел «рыбий глаз» и медленно побрел прочь. Оскар осторожно, но быстро выбрался из комнаты, спустился вниз и вышел на крыльцо. Он успел увидеть сутулую спину на одной из улиц, и последовал за ней. Тротуары и мостовые были безлюдны, окна вокруг глухо закрывались на ночь.
Оскар догнал портье, схватил его сзади за горло, втащил в ближайший подъезд и сломал ему шею. Чтобы придать убийству вид нападения с целью ограбления, он обшарил карманы, ощупал запястье, проверил пальцы и горло. У портье не было ничего, даже той монеты, которую днем дал ему сам Оскар… Засунув тело под лестницу, он вернулся в «Колумбию».
Он словно был отброшен на двадцать с лишним лет назад, во времена своей молодости, когда все только начиналось. Тогда он впервые украл, впервые угнал машину, впервые убил человека. Приносить смерть – совсем не то же самое, что уметь ездить на велосипеде, когда, научившись раз, потом не разучишься, несмотря на сколь угодно долгий перерыв. Сутулая спина и удивительно тонкое легкое тело портье почему-то не давали ему покоя полночи. Его пришлось убить только из-за того, что он может проболтаться и навести подозрения. Оскар даже не был уверен, станет ли кто-нибудь интересоваться смертью Симоне в этой столице хаоса. Естественно, рано или поздно его начнут искать боссы из Милана, но вполне вероятно, что виновник смерти их эмиссара будет уже в Австрии. Существовала лишь небольшая вероятность немедленных разборок. Эта вероятность и убила несчастного портье.
В голову Оскара лезли видения стаи маленьких пучеглазых оборванцев, которые молчаливо, с помощью одних только взглядов обвиняли его в своей будущей голодной смерти. В конце концов, под утро ему удалось заснуть. Он встал поздно, с тупой волнообразной ломотой в области затылка и синяками под глазами. Ужасное настроение было под стать черным тучам, грозившим упасть на город с неба. Ужаснее не придумаешь. Не хотелось вставать, не хотелось больше лежать, не хотелось есть и уж тем более куда-то идти. Оскар подумал, что сейчас он почти покойник. Человек его профессии и депрессия – смертельная комбинация, для человека, естественно. Прямо сейчас следовало решить проблему: стоит ли идти в «Пьемонте», чтобы изобразить удивление при известии о смерти Симоне? Или не высовываться лишний раз вообще? Мальчишка, заменявший «рыбьего глаза» в обед и вечером, мельком видел его. Убивать и его тоже – ни за что. К черту, пусть все идет самотеком. Вот только неизвестно, как отразится это решение на его будущей судьбе.
Проблема номер два: нужно не прокараулить австрийцев. Он не помнил, говорили ли мертвая ныне женщина и неведомый предатель фатерлянда о сроках, когда он подслушал их беседу на берегу в Аяччо. В бумагах, которые он нашел в кармане Симоне, перечислялось только количество техники и солдат в австрийском конвое, но ни даты, ни намека на нее не было. Однозначно, они еще не миновали Геную, потому что иначе миланец уже убрался бы отсюда, да и времени прошло еще слишком мало. Они прибудут в порт, это тоже бесспорно. Следовательно, оставалось только одно: следить за портом каждый день, надеясь, что австрийский караван придет раньше, чем Оскара найдут мстители из миланской семьи, или он умрет от нищеты, когда кончатся его скудные денежные запасы. Непонятно, однако, чего он ждет от австрийцев. Каким образом он сможет уговорить их не расстреливать такого подозрительного типа, а взять его с собой? Ну, мрачных дум пока хватает и так. Об этом он подумает, когда увидит бронетранспортеры и грузовики. Ясно только одно: с ними шансов добраться до относительно безопасной Австрии в сто раз больше, чем в одиночку, своим ходом, преодолев больше двухсот километров по наполненной смертью и страхом Ломбардии.
Так он думал, медленно собираясь, медленно бредя по грязным улицам той же дорогой, которой позавчера вез его рикша. В порту было пусто, только толпа оборванцев грелась у костров в ожидании теплохода с Корсики. Оскар подошел к крайнему из костров, выбрал из сидевших вокруг него существ одного, взгляд которого показался наиболее осмысленным. Отозвав его в сторону, Оскар не торопясь рассказал оборванцу, что заплатит ему серебряную монету, если тот сообщит ему в гостиницу «Колумбия», когда в порт придет много больших кораблей. Итальянец довольно быстро уяснил, что от него требуется, и пообещал выполнить задание.
Оскар отошел, но чуть позже вернулся и подобным же образом проинструктировал еще нескольких представителей портового андеграунда. Всего получилось семь «агентов», но, несмотря на это, он опасался пропустить столь ожидаемых гостей. Каждый день по несколько раз он сам приходил в порт. Его уже тошнило от улиц, по которым он проходил, и людей, которых он видел на этих улицах, от неизменно покрытого серыми тучами неба. Мысли становились мрачнее этих туч. День, второй, третий прошли впустую. На четвертый утро началось дробным стуком колотящих в стекло капель дождя. Но этот стук был не один: кто-то несмело стучал в дверь. Оскар взял в руки пистолет, встал сбоку от косяка и приоткрыл дверь на расстояние ладони. В коридоре стоял мальчишка-швейцар.
– Синьор, вас спрашивает какой-то нищий. Говорит, что он должен получить с вас деньги за важные сведения.
– Я сейчас спущусь.
Когда он вышел в вестибюль, там уже стояли трое из его «агентов», злобно поглядывающих друг на друга и готовых вцепиться друг другу в глотку. Увидев его, они бросились в атаку, наперебой крича слова, среди которых более или менее отчетливо звучали только «корабли» и «деньги».
– Кто пришел первым? – спросил Оскар у портье. Тот с брезгливой гримасой на физиономии показал на человека в шляпе с рваными полями. Оскар велел остальным идти прочь, но те решили устроить скандал, требуя деньги. Из-за стойки портье выскочили несколько вооруженных людей и вытолкали орущих бродяг на улицу, пригрозив им оружием. Человек в шляпе получил монету и испарился. Оскар тоже вышел на улицу. Его обиженные «агенты» стояли рядом, и их злобный вид ничего хорошего не обещал. Энквист с каменным лицом вынул из кармана пистолет и выстрелил им под ноги, после чего оба замарашки с воем убежали прочь.
В порту стоял дикий галдеж, какие-то сгорбленные фигуры сновали туда-сюда, подпрыгивая и указывая руками на акваторию. У одного из грузовых причалов стоял корабль с высокими бортами и полустершейся надписью «Automobille» на корме, выставленной в сторону моря. Еще три такие же лоханки болтались на рейде, дожидаясь своей очереди. Ветер доносил до Оскара, застывшего на виадуке, рев моторов выгружающейся техники и отрывистые команды, выкрикиваемые через мощные мегафоны: «Vorbai farhe! Schnell, schnell! Achtung!» Душу вдруг наполнило радостное и чуточку внушающее страх возбуждение… Австрийцы, такие желанные и почти родные. Депрессия и мрачное настроение провалились в небытие. Нужно было срочно придумывать, чем же удивить их так, чтобы остаться в живых и очутиться на одном из этих прекрасных рычащих зверей.
8. ПРЕДАТЕЛЬ
Движение людей и автомобилей за угрюмыми коробками складов производило впечатление высадки инопланетян или, на худой конец, представителей цивилизованного мира, привезших для обмена дикарям зеркала и консервные банки. Значительная часть причала была оцеплена множеством солдат в пятнистых униформах с надписями «sondertruppen» на груди и в высоких ботинках на магнитных липучках. Их мощные фигуры, облаченные в толстые м-кевларовые штаны и куртки, снабженные охлаждающими системами, выглядели внушительно даже с большого расстояния. Не отвлекая друг друга разговорами, солдаты медленно оглядывали окрестности из-за темных очков под небольшими козырьками на касках. Ни один из них, казалось, в упор не замечает большую толпу зевак, наблюдавших за высадкой издалека. Толпа состояла из тех самых оборванцев, что встречали на пирсе каждый теплоход с Корсики, только теперь они не осмеливались подходить близко со своими канючливыми приставаниями. Сейчас они лишь жадно разглядывали солдат и поблескивающие в случайных лучах солнца автомобили, сжимали кулаки и бормотали невнятные бесполезные проклятия. Австрийцы дразнили их, напоминая, что где-то еще есть жизнь, а не жалкое существование шевелящихся трупов, состоящих из неосмысленных рефлексов и звериной борьбы за существование. Жизнь, где для большей части населения нет угрозы голодной смерти, где. полицейские поддерживают хотя бы минимальный порядок, где в домах тепло и сухо. Нищим, столпившимся в этом грязном порту, вдыхающим влажный, пахнущий гарью воздух, такой жизни не увидать никогда. И ничего другого, кроме смерти от пули, ножа, болезни, голода; ночлега в холодном, грязном и темном доме; отвратительных отбросов на ужин – другого они не ждали от будущего и не видели в прошлом, ведь все они были двадцати-тридцати лет от роду. Счастливая жизнь кончилась как раз во время их пеленочного детства. Те, кто помнил ее, уже умерли.
Так думал Оскар, глядевший на «церемонию встречи» издалека. Может быть, полудикие и полусумасшедшие генуэзцы просто злились оттого, что на австрийцах не заработать ни гроша. Какая, в конце концов, разница? Зато мысли других людей, подобно Оскару, наблюдавших десант с припортового холма, угадать было несложно. Эти четверо разительно отличались от толпы своих жалких сородичей – все носили белые, почти не грязные штаны и короткие куртки из очень толстой кожи, а на бритых головах – пилотки. Люди мафии, какой-то из местных группировок. Все четверо сразу отчаянно размахивали руками, пытаясь переплюнуть друг друга в этом занятии. Их спор касался оценки прибывших с точки зрения ограбления и убийств и закончился, когда из недр парома с надсадным рычанием выползли друг за другом легкий танк и два БТРа. Мафиози горестно всплеснули руками, по очереди сплюнули в пыль и покинули вершину холма. Оскар наблюдал все это от торца одного из портовых пакгаузов, второй конец которого находился внутри оцепления. Когда спектакль под названием «аборигены исполняют танец встречи» окончился, он пошел вдоль крошащейся серо-бурой стены. К его большому удивлению, около оцепления уже были гости. Старик в рваном свитере, намотанном на шею неимоверно грязном шарфе и с огромной гривой спутанных волос приплясывал около одного из австрийцев. Тот насмешливо рассматривал его из-под сдвинутых на лоб тепловизионных очков.
– Позовите вашего начальника! – тоненько взвизгивал старик и потрясал после каждой фразы маленькими кулачками. – Я хозяин порта. Вы должны заплатить мне за использование его территории!
В конце концов, солдату надоели вопли, и он, с видом умирающего от скуки человека, два раза выстрелил в старого сумасшедшего. Сухое тело отлетело прочь, сжалось в комок и застыло.
– Das ist meine Bezahlung, und der Todt ist deine Gewinn! (Это моя плата, а смерть – твоя прибыль (нем.)). – сказал он и усмехнулся собственной философской глубокомысленности. После этого солдат потерял к трупу всякий интерес и принялся разглядывать небо. Оскар поглядел на равнодушного убийцу. Его пронзающий плоть и стены взгляд вновь увидел темный комок внутри серого шара, образованного куполом каски. «Опять та же странность! Может, это разновидность опухоли мозга?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52