Лучше скажи, что мы будем делать, если вдруг приедем в Балатонфюред еще живыми. Может, там прямо на въезде, прямо за плакатом «Добро пожаловать!» висит объявление: «Господин, которого очень разыскивают два других господина, живет там-то»?
– Когда придет время, мы сообразим. Мне кажется, что везение, которое уже долгое время мне сопутствует, еще не кончилось, и все пойдет, как по маслу.
– Боже мой! Я, оказывается, еду с человеком, управляемым судьбой и фортуной! Только этого не хватало. – Рихард раздраженно напялил на голову наушники, закрыл голову курткой и снова улегся на дно телеги.
Оскар, потеряв одного собеседника, тут же нашел себе другого – старика – возницу
– А что, любезный, далеко ли то место, куда ты едешь, от Балатонфюреда?
Старик встрепенулся и мелко засмеялся, будто застучал маленьким молоточком по наковаленке:
– Оши – он уже скоро. А до Фюреда ехать поди до вечера, дорогуша!
– Ладно… Чем ты занимался в столице? Торговал?
– Ага. Картошка вот, уже выросла. Целую телегу продал. Лето работы и двадцать шесть золотых в кармане!
– Слушай, старик! – Оскар запустил руку в сумку. – Если я дам тебе золотой, довезешь нас до Фюреда?
– Ох, как… – дедок прямо подпрыгнул на своей кожаной подушке. – Эта… Ведь долго ехать, да и назад-то ночью не попрешься, дорогуша!
– Добавлю серебряник на ночевку.
– Ы-ыых! – выдохнул старик. – Куда уж мне старому против такого соблазна идти!! Повезу.
Он помолчал, потом достал трубку и принялся набивать ее табаком.
– Зря только вы туда едете, дорогуша! – со вздохом пробормотал он и выдохнул сизое облачко с едким запахом.
– Почему? – удивился Оскар.
– Румыны, волки задунайские, чего-то замышляют. Вторую неделю самолеты ихние каждый день рыщут, пушек не слыхать давно. Затевают что-то, мать их. Лучше б вам уехать куда в Европу…
Дорога тянулась мучительно долго. По обочинам проползали однообразные унылые пейзажи, лишь изредка оживляемые ровными квадратами полей пшеницы и ячменя. Большая часть встречавшихся деревушек и хуторов были брошены и наполнены только гнетущей тишиной. Даже не верилось, что где-то существует мир, наполненный самолетами, автомобилями и другими сомнительными прелестями цивилизации.
Старичок непрерывно жаловался на жизнь: на солнце, которое сушит землю и посадки, «наделывает на листья обжоги», на румын, которые опыляют поля ядами, на горожан, платящих мало денег.
Когда солнце нависло над самыми холмами, слева, за красно-зеленой листвой кустарника и заросшими короткой травой лужайками, уже плескался Балатон. Густо-голубая вода простиралась вдаль, сливаясь в нечетком жарком мареве с таким же по цвету противоположным берегом. Плавные изгибы холмов четко рисовались на фоне предзакатного неба…
– Балатон остался прежним! – радостно прошептал Оскар. Он боялся увидеть это прежде прекрасное озеро с загаженной отходами водой и мусором по берегам, но здесь будто бы был уже совсем другой мир. Зеленые деревья плотными или редкими рощицами окружали ласкаемые волнами плоские берега, и только пустые дома на этих берегах и угнетающий вид потрепанных, нежилых громад «Авроры» и «Тюльпана» в Балатоналмеди портили идиллическую картину. Но скоро они выехали из покинутого города и опять очутились на прекрасном берегу, где убегающие от озера холмы покрывала свежая изумрудная трава. На короткое время местность приобрела дикий, необжитый и умиротворяющий вид. Потом снова стали попадаться следы присутствия человека – картофельное поле, огороженное пастбище, покосившаяся хибара с дымом, вьющимся из трубы. Приближался Балатонфюред. Рихард, обняв свою сумку, посапывал во сне, видно, подружка долго не давала ему уснуть перед расставанием. Оскар с наслаждением дал немцу хорошего тычка под ребра. Старик уже давно замолк, обиженный невниманием пассажира, и нахохлился, как замерзший воробей. Перед въездом в город, рядом с раскрашенной в белую и черную полоски будкой, дорогу загораживал шлагбаум. Когда мерин, ткнувшись мордой в пластик, остановился, раздалось кряхтенье. Из будки, сильно припадая на правую, украшенную грубым протезом ногу, вышел солдат в мятой светло-зеленой униформе.
– Здравия желаю! – прохрипел инвалид, вскинув обрубок правой руки к голове, где над щекой вместо глаза расползся похожий на паутину рубец. Мужественно пытаясь выпятить впалую грудь с десятком пластиковых медалей, солдат проверил их удостоверения. Глянув на бумаги Оскара, который по ним числился британцем по фамилии Энсои, он уважительно сказал: – Ага, господин из Англии! Первый раз у нас человек из таких далеких краев.
– А скажи-ка, дружок, – задумчиво спросил Оскар, небрежно сунув в целую руку воина серебряную монетку, – где здесь лучше остановиться? Где повеселее и побольше симпатичных девчонок?
– Я вам так скажу, – солдат говорил, словно рапортуя начальству. – Лучше, чем в «Аннабелле», вам ничего не найти. Проезжайте по улице, – он махнул культей вправо от себя. – С третьего перекрестка увидите за лужайкой ее самую, на бутерброд похожую.
– Спасибо. – Оскар легонько хлопнул солдата по плечу и прыгнул на телегу. – Давай, старик, поехали!
Они наняли комнату, осмотрели ее и спустились вниз, как оказалось, очень вовремя. Постояльцы один за другим проходили в вестибюль и тут же покидали его чуть ли не строем.
– У них такой радостный вид! – пробормотал Оскар, рыская взглядом по сторонам, чтобы выбрать объект для атаки. Немец, полузакрыв глаза, кайфовал под свою дурную музыку.
Еще один человек с грохотом сбежал по лестнице и, проходя мимо, вдруг резко остановился рядом с Оскаром.
– Привет! – радостно сказал он, а огромные, свисающие вниз щеки зашевелились, как одеяло, под которым ворочается спящий человек. – Вы новенькие? Говорите по-венгерски?
Человек шустро вертел головой, стараясь быстрее разглядеть собеседников. Ноги его вообще жили отдельной собственной жизнью, постоянно переступая и тряся складками жира над голыми коленками. Брюхо под рубашкой, сшитой из множества разноцветных галстуков, мерно колыхалось из стороны в сторону.
– Привет! – сказал, в свою очередь, Оскар, но это оказалось единственное слово, которое он успел вымолвить.
– Вы не заняты? – продолжал говорить человек в быстром темпе. – У вас вид праздных лентяев. Пойдемте же со мной в общество таких же, как вы. Не пожалеете! Поговорим с вами по дороге. Если не поспешить – не хватит мест!
Толстячок засеменил к выходу, Оскар двинулся следом, оглянувшись назад, чтобы посмотреть, идет ли Рихард.
– Меня зовут Ван Нес, Михель Ван Нес. Можно просто Майк.
– Я Оскар, он – Рихард.
– А он сам умеет говорить? Ха-ха-ха!! Вы немцы?
– Только он. Я англичанин.
– Ого! Вашего брата я тут еще не встречал. Главным образом, здесь отдыхают немцы, немного меньше греков и итальянцев. Сегодня приехали?
– Буквально полчаса назад.
– О! Именно это называется – с корабля на бал!
– И что это за бал?
– Ну, в общем-то, простая вечеринка, нечто вроде клуба, который собирается раз в неделю в трактирчике «Новый Хордо», чтобы поразвлечься. Только здесь не нужно предварительного членства. Кто пришел – тот в клубе.
– Всего раз в неделю? – Оскар пожал плечами. – Я думал, здесь развлечения каждый день.
Майк захихикал, отчего его толстые щеки мелко затряслись:
– Не волнуйтесь! Все именно так. В какой бы день вы ни приехали, все равно – на бал, потому что здесь празднование бесконечно, были бы деньги. Просто каждый день недели организуется что-то новое, в новом месте, с новыми людьми. Видеть одни и те же рожи да еще в одном и том же месте очень скучно. Поэтому сегодня мы в трактире, завтра – на маленькой оргии в гостиничном номере, потом по квартирам подружек, потом – пикничок на берегу.
За разговором они достигли места, где в широкую лужайку, тянувшуюся вдоль улицы Тагоре, врезался узкий мыс длинных приземистых домов. На самом его конце примостилась небольшая коробка.
– Что-то она мала, – скептически заметил Рихард. Его первые за время знакомства слова едва не вызвали у Майка аплодисменты.
– Это же только вход! – Ван Нес замахал руками так интенсивно, словно боялся, как бы его новые знакомые не повернулись и не ушли. – Венгры ведь так любят подвальчики. Здесь шикарнейший бункер, сейчас сами убедитесь.
Через широкую тяжелую дверь они попали на крутую лестницу, ярко освещенную витиеватыми бра. Внизу спустившихся встречали закрытые сейчас дверки автоматического гардероба, туалеты и главная двустворчатая стеклянная дверь. За ней располагался сам трактир. Хотя это название плохо подходило к большому залу, похожему по форме на лежащую на срезе продольную половинку цилиндра. Трактир должен быть небольшим и уютным, с деревянной посудой и грубой мебелью. Здесь же, в центре, разделяя зал надвое, возвышалась похожая на крепостную стену в миниатюре, сдвоенная стойка бара. Она изгибалась, оставляя в середине немного места, чтобы там могли разойтись две нагруженные пивом грудастые барменши. С одного конца стойки, того, что закруглялся, было пространство для прохода на вторую половину зала, второй конец раскрывался к служебным дверям и огромнейшему шкафу, сплошь заставленному винными бутылками.
Все высокие табуреты у стойки были уже заняты шустриками, пришедшими первыми. Впрочем, Майк не стремился туда. Он увел новых знакомых в глубь второго полузала. Стены, плавно переходящие в потолок, были нарочито небрежно оштукатурены и в полутьме казались сырыми. На самом же деле воздух нисколько не напоминал о мрачном подземелье – здесь было сухо и прохладно. Сейчас, после дня тряски в телеге, открытой палачу-солнцу, это было как нельзя кстати. Они уселись на обитые толстым слоем мягкой кожи лавки, стоявшие рядом со столиками на шестерых – по три места с каждой стороны. Майк занял место справа, Оскар и Рихард – слева. В полумраке помещения толстая бесформенная фигура Ван Неса стала похожа на сваленную к стене кучу навоза. В зале царил эдакий «средневековый» сумрак. Вверху, у потолка, горело множество свечей, а люстрами служили деревянные колеса от древних телег. Оскар надел снятые было очки, чтобы разглядеть освещение подробнее. Свечи оказались настоящими, а колеса, скорее всего, «выстругали» из пластика.
– Что будете кушать? – ласковый голос заставил всех обратить взоры на его обладательницу. Над столиком склонилась белокурая официантка в средневековом наряде с чепчиком. Правда, длина ее юбки была настолько мала, что средневековая женщина в ней умерла бы от стыда.
– Э, закажите что-нибудь невкуснее, на ваше усмотрение, дружище! – попросил Оскар. Незнакомый аромат, исходящий от девушки, вкупе с полутьмой слегка закружили ему голову. Официантка, записывая заказы в маленькую книжечку, непрерывно демонстрировала красивые зубы в обворожительной улыбке девушки с обложки «Плейбоя». Приняв заказ, она ласково прощебетала:
– Подождите, пожалуйста, десять минут. Сейчас очень много заказов. Извините!
– Какие здесь, ммм, симпатичные девицы! – восхитился ей вслед Оскар.
Майк довольно захихикал:
– Весь город полон ими. Со всей Венгрии они сюда съезжаются, говорят, не без помощи правительства.
– Как это? – заинтересованно спросил Рихард. Красивенькая официантка не оставила равнодушным и его молодой организм.
– А вот так. Кроме прочего, мы здесь – быки-производители. Венгерские мужчины плохо справляются со своими данными природой обязанностями. Они поражены стрессами, отягощены заботами, им не хватает времени на любовь к женщине. Мы куем здесь следующие поколения солдат для страны. И хоть нас здесь мало, мы вносим посильный и весомый вклад. Контрацептивы на Балатоне вне закона. Здесь даже от триппера лечат за счет государства, если па твоем счету достаточно беременностей.
– И долго вы здесь?
– Около семи лет, с необходимыми перерывами – чтобы меня насильно не натурализовали и не забрали в армию. На Балатоне такие хитрости сходят с рук. За эти долгие годы я настрогал, должно быть, уже тысячу маленьких сопливых венгров. К сожалению, точную статистику никто не ведет.
– И ты их посещаешь, даришь конфетки и куклы? – усмехнулся Оскар.
– Нет, конечно. Их здесь нет, детишек. Забеременевших девушек отправляют по домам, а сюда набирают новых. Уловили прелесть бытия в этом месте? Каждые три-четыре месяца женское население почти полностью меняется. Perpetuum mobile! Никаких шансов для скуки и ссор с надоевшей подружкой.
– Да, веселая жизнь, – Оскар почесал щеку. Рихард ерзал у стеночки, шаря по карманам:
– Дьявол!! Сигареты остались в сумке. Здесь можно разжиться?
– Да, но дорого. Здесь вообще дорогая жизнь – кроме женской любви, конечно.
– Но, простите за нескромный вопрос, на что же вы все здесь живете?
– Кто как, – Майк беззаботно пожал плечами. – Я, например, ограбил банк в Карлсруэ.
– Ого!! – воскликнул Рихард, но Оскар не понял, к чему именно относилось восклицание немца – к признанию толстяка или к огромному, заставленному снедью подносу, который с трудом принесла давешняя официантка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Когда придет время, мы сообразим. Мне кажется, что везение, которое уже долгое время мне сопутствует, еще не кончилось, и все пойдет, как по маслу.
– Боже мой! Я, оказывается, еду с человеком, управляемым судьбой и фортуной! Только этого не хватало. – Рихард раздраженно напялил на голову наушники, закрыл голову курткой и снова улегся на дно телеги.
Оскар, потеряв одного собеседника, тут же нашел себе другого – старика – возницу
– А что, любезный, далеко ли то место, куда ты едешь, от Балатонфюреда?
Старик встрепенулся и мелко засмеялся, будто застучал маленьким молоточком по наковаленке:
– Оши – он уже скоро. А до Фюреда ехать поди до вечера, дорогуша!
– Ладно… Чем ты занимался в столице? Торговал?
– Ага. Картошка вот, уже выросла. Целую телегу продал. Лето работы и двадцать шесть золотых в кармане!
– Слушай, старик! – Оскар запустил руку в сумку. – Если я дам тебе золотой, довезешь нас до Фюреда?
– Ох, как… – дедок прямо подпрыгнул на своей кожаной подушке. – Эта… Ведь долго ехать, да и назад-то ночью не попрешься, дорогуша!
– Добавлю серебряник на ночевку.
– Ы-ыых! – выдохнул старик. – Куда уж мне старому против такого соблазна идти!! Повезу.
Он помолчал, потом достал трубку и принялся набивать ее табаком.
– Зря только вы туда едете, дорогуша! – со вздохом пробормотал он и выдохнул сизое облачко с едким запахом.
– Почему? – удивился Оскар.
– Румыны, волки задунайские, чего-то замышляют. Вторую неделю самолеты ихние каждый день рыщут, пушек не слыхать давно. Затевают что-то, мать их. Лучше б вам уехать куда в Европу…
Дорога тянулась мучительно долго. По обочинам проползали однообразные унылые пейзажи, лишь изредка оживляемые ровными квадратами полей пшеницы и ячменя. Большая часть встречавшихся деревушек и хуторов были брошены и наполнены только гнетущей тишиной. Даже не верилось, что где-то существует мир, наполненный самолетами, автомобилями и другими сомнительными прелестями цивилизации.
Старичок непрерывно жаловался на жизнь: на солнце, которое сушит землю и посадки, «наделывает на листья обжоги», на румын, которые опыляют поля ядами, на горожан, платящих мало денег.
Когда солнце нависло над самыми холмами, слева, за красно-зеленой листвой кустарника и заросшими короткой травой лужайками, уже плескался Балатон. Густо-голубая вода простиралась вдаль, сливаясь в нечетком жарком мареве с таким же по цвету противоположным берегом. Плавные изгибы холмов четко рисовались на фоне предзакатного неба…
– Балатон остался прежним! – радостно прошептал Оскар. Он боялся увидеть это прежде прекрасное озеро с загаженной отходами водой и мусором по берегам, но здесь будто бы был уже совсем другой мир. Зеленые деревья плотными или редкими рощицами окружали ласкаемые волнами плоские берега, и только пустые дома на этих берегах и угнетающий вид потрепанных, нежилых громад «Авроры» и «Тюльпана» в Балатоналмеди портили идиллическую картину. Но скоро они выехали из покинутого города и опять очутились на прекрасном берегу, где убегающие от озера холмы покрывала свежая изумрудная трава. На короткое время местность приобрела дикий, необжитый и умиротворяющий вид. Потом снова стали попадаться следы присутствия человека – картофельное поле, огороженное пастбище, покосившаяся хибара с дымом, вьющимся из трубы. Приближался Балатонфюред. Рихард, обняв свою сумку, посапывал во сне, видно, подружка долго не давала ему уснуть перед расставанием. Оскар с наслаждением дал немцу хорошего тычка под ребра. Старик уже давно замолк, обиженный невниманием пассажира, и нахохлился, как замерзший воробей. Перед въездом в город, рядом с раскрашенной в белую и черную полоски будкой, дорогу загораживал шлагбаум. Когда мерин, ткнувшись мордой в пластик, остановился, раздалось кряхтенье. Из будки, сильно припадая на правую, украшенную грубым протезом ногу, вышел солдат в мятой светло-зеленой униформе.
– Здравия желаю! – прохрипел инвалид, вскинув обрубок правой руки к голове, где над щекой вместо глаза расползся похожий на паутину рубец. Мужественно пытаясь выпятить впалую грудь с десятком пластиковых медалей, солдат проверил их удостоверения. Глянув на бумаги Оскара, который по ним числился британцем по фамилии Энсои, он уважительно сказал: – Ага, господин из Англии! Первый раз у нас человек из таких далеких краев.
– А скажи-ка, дружок, – задумчиво спросил Оскар, небрежно сунув в целую руку воина серебряную монетку, – где здесь лучше остановиться? Где повеселее и побольше симпатичных девчонок?
– Я вам так скажу, – солдат говорил, словно рапортуя начальству. – Лучше, чем в «Аннабелле», вам ничего не найти. Проезжайте по улице, – он махнул культей вправо от себя. – С третьего перекрестка увидите за лужайкой ее самую, на бутерброд похожую.
– Спасибо. – Оскар легонько хлопнул солдата по плечу и прыгнул на телегу. – Давай, старик, поехали!
Они наняли комнату, осмотрели ее и спустились вниз, как оказалось, очень вовремя. Постояльцы один за другим проходили в вестибюль и тут же покидали его чуть ли не строем.
– У них такой радостный вид! – пробормотал Оскар, рыская взглядом по сторонам, чтобы выбрать объект для атаки. Немец, полузакрыв глаза, кайфовал под свою дурную музыку.
Еще один человек с грохотом сбежал по лестнице и, проходя мимо, вдруг резко остановился рядом с Оскаром.
– Привет! – радостно сказал он, а огромные, свисающие вниз щеки зашевелились, как одеяло, под которым ворочается спящий человек. – Вы новенькие? Говорите по-венгерски?
Человек шустро вертел головой, стараясь быстрее разглядеть собеседников. Ноги его вообще жили отдельной собственной жизнью, постоянно переступая и тряся складками жира над голыми коленками. Брюхо под рубашкой, сшитой из множества разноцветных галстуков, мерно колыхалось из стороны в сторону.
– Привет! – сказал, в свою очередь, Оскар, но это оказалось единственное слово, которое он успел вымолвить.
– Вы не заняты? – продолжал говорить человек в быстром темпе. – У вас вид праздных лентяев. Пойдемте же со мной в общество таких же, как вы. Не пожалеете! Поговорим с вами по дороге. Если не поспешить – не хватит мест!
Толстячок засеменил к выходу, Оскар двинулся следом, оглянувшись назад, чтобы посмотреть, идет ли Рихард.
– Меня зовут Ван Нес, Михель Ван Нес. Можно просто Майк.
– Я Оскар, он – Рихард.
– А он сам умеет говорить? Ха-ха-ха!! Вы немцы?
– Только он. Я англичанин.
– Ого! Вашего брата я тут еще не встречал. Главным образом, здесь отдыхают немцы, немного меньше греков и итальянцев. Сегодня приехали?
– Буквально полчаса назад.
– О! Именно это называется – с корабля на бал!
– И что это за бал?
– Ну, в общем-то, простая вечеринка, нечто вроде клуба, который собирается раз в неделю в трактирчике «Новый Хордо», чтобы поразвлечься. Только здесь не нужно предварительного членства. Кто пришел – тот в клубе.
– Всего раз в неделю? – Оскар пожал плечами. – Я думал, здесь развлечения каждый день.
Майк захихикал, отчего его толстые щеки мелко затряслись:
– Не волнуйтесь! Все именно так. В какой бы день вы ни приехали, все равно – на бал, потому что здесь празднование бесконечно, были бы деньги. Просто каждый день недели организуется что-то новое, в новом месте, с новыми людьми. Видеть одни и те же рожи да еще в одном и том же месте очень скучно. Поэтому сегодня мы в трактире, завтра – на маленькой оргии в гостиничном номере, потом по квартирам подружек, потом – пикничок на берегу.
За разговором они достигли места, где в широкую лужайку, тянувшуюся вдоль улицы Тагоре, врезался узкий мыс длинных приземистых домов. На самом его конце примостилась небольшая коробка.
– Что-то она мала, – скептически заметил Рихард. Его первые за время знакомства слова едва не вызвали у Майка аплодисменты.
– Это же только вход! – Ван Нес замахал руками так интенсивно, словно боялся, как бы его новые знакомые не повернулись и не ушли. – Венгры ведь так любят подвальчики. Здесь шикарнейший бункер, сейчас сами убедитесь.
Через широкую тяжелую дверь они попали на крутую лестницу, ярко освещенную витиеватыми бра. Внизу спустившихся встречали закрытые сейчас дверки автоматического гардероба, туалеты и главная двустворчатая стеклянная дверь. За ней располагался сам трактир. Хотя это название плохо подходило к большому залу, похожему по форме на лежащую на срезе продольную половинку цилиндра. Трактир должен быть небольшим и уютным, с деревянной посудой и грубой мебелью. Здесь же, в центре, разделяя зал надвое, возвышалась похожая на крепостную стену в миниатюре, сдвоенная стойка бара. Она изгибалась, оставляя в середине немного места, чтобы там могли разойтись две нагруженные пивом грудастые барменши. С одного конца стойки, того, что закруглялся, было пространство для прохода на вторую половину зала, второй конец раскрывался к служебным дверям и огромнейшему шкафу, сплошь заставленному винными бутылками.
Все высокие табуреты у стойки были уже заняты шустриками, пришедшими первыми. Впрочем, Майк не стремился туда. Он увел новых знакомых в глубь второго полузала. Стены, плавно переходящие в потолок, были нарочито небрежно оштукатурены и в полутьме казались сырыми. На самом же деле воздух нисколько не напоминал о мрачном подземелье – здесь было сухо и прохладно. Сейчас, после дня тряски в телеге, открытой палачу-солнцу, это было как нельзя кстати. Они уселись на обитые толстым слоем мягкой кожи лавки, стоявшие рядом со столиками на шестерых – по три места с каждой стороны. Майк занял место справа, Оскар и Рихард – слева. В полумраке помещения толстая бесформенная фигура Ван Неса стала похожа на сваленную к стене кучу навоза. В зале царил эдакий «средневековый» сумрак. Вверху, у потолка, горело множество свечей, а люстрами служили деревянные колеса от древних телег. Оскар надел снятые было очки, чтобы разглядеть освещение подробнее. Свечи оказались настоящими, а колеса, скорее всего, «выстругали» из пластика.
– Что будете кушать? – ласковый голос заставил всех обратить взоры на его обладательницу. Над столиком склонилась белокурая официантка в средневековом наряде с чепчиком. Правда, длина ее юбки была настолько мала, что средневековая женщина в ней умерла бы от стыда.
– Э, закажите что-нибудь невкуснее, на ваше усмотрение, дружище! – попросил Оскар. Незнакомый аромат, исходящий от девушки, вкупе с полутьмой слегка закружили ему голову. Официантка, записывая заказы в маленькую книжечку, непрерывно демонстрировала красивые зубы в обворожительной улыбке девушки с обложки «Плейбоя». Приняв заказ, она ласково прощебетала:
– Подождите, пожалуйста, десять минут. Сейчас очень много заказов. Извините!
– Какие здесь, ммм, симпатичные девицы! – восхитился ей вслед Оскар.
Майк довольно захихикал:
– Весь город полон ими. Со всей Венгрии они сюда съезжаются, говорят, не без помощи правительства.
– Как это? – заинтересованно спросил Рихард. Красивенькая официантка не оставила равнодушным и его молодой организм.
– А вот так. Кроме прочего, мы здесь – быки-производители. Венгерские мужчины плохо справляются со своими данными природой обязанностями. Они поражены стрессами, отягощены заботами, им не хватает времени на любовь к женщине. Мы куем здесь следующие поколения солдат для страны. И хоть нас здесь мало, мы вносим посильный и весомый вклад. Контрацептивы на Балатоне вне закона. Здесь даже от триппера лечат за счет государства, если па твоем счету достаточно беременностей.
– И долго вы здесь?
– Около семи лет, с необходимыми перерывами – чтобы меня насильно не натурализовали и не забрали в армию. На Балатоне такие хитрости сходят с рук. За эти долгие годы я настрогал, должно быть, уже тысячу маленьких сопливых венгров. К сожалению, точную статистику никто не ведет.
– И ты их посещаешь, даришь конфетки и куклы? – усмехнулся Оскар.
– Нет, конечно. Их здесь нет, детишек. Забеременевших девушек отправляют по домам, а сюда набирают новых. Уловили прелесть бытия в этом месте? Каждые три-четыре месяца женское население почти полностью меняется. Perpetuum mobile! Никаких шансов для скуки и ссор с надоевшей подружкой.
– Да, веселая жизнь, – Оскар почесал щеку. Рихард ерзал у стеночки, шаря по карманам:
– Дьявол!! Сигареты остались в сумке. Здесь можно разжиться?
– Да, но дорого. Здесь вообще дорогая жизнь – кроме женской любви, конечно.
– Но, простите за нескромный вопрос, на что же вы все здесь живете?
– Кто как, – Майк беззаботно пожал плечами. – Я, например, ограбил банк в Карлсруэ.
– Ого!! – воскликнул Рихард, но Оскар не понял, к чему именно относилось восклицание немца – к признанию толстяка или к огромному, заставленному снедью подносу, который с трудом принесла давешняя официантка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52