— Погоди. Нам просто не до того было, мы старались не попасться. Я имею в виду, попасться по-настоящему, а не просто оказаться с пурпурной головой или угодить в кадр в момент идиотского поведения. Разве ты не бежал, словно спасая свою жизнь?
— Еще как, причем дважды задень. Но мне по-прежнему неловко из-за того, что я не предупредил Хиллари.
— Ты чувствуешь себя виноватым из-за ее пурпурной головы? — хихикнула Джен. — Ничего страшного, переживет. Вспомни, мы потащились на эту вечеринку расследовать похищение, а не выручать кучку избалованных сынков и дочек богатеев.
Я слегка отстранился, чтобы лучше рассмотреть улыбку на ее губах.
— А ты не находишь, что похожа на этих ребят? Я имею в виду «антиклиента»?
— Хм… не сказала бы, что они мне нравятся. — Она откинулась на старой кушетке и вздохнула. — Наверное, они опасны, я беспокоюсь насчет Мэнди и, конечно, не хотела бы попасться им в руки.
— Но…
— Но мне нравится их стиль, — сказала она и улыбнулась. — А тебе?
Я хотел возразить, но передумал. Против правды не попрешь: «антиклиент», несомненно, обладал стилем. Все у них было в струю, причем крутизну они использовали новым, оригинальным способом. Я потратил годы, изучая, как инноваторы меняют мир, и процесс этот всегда бы не прямым, а вероятностным, отфильтрованным сквозь сито деятельности охотников за крутизной, трендсеттеров и, наконец, гигантских компаний, в то время как сами инноваторы оставались невидимыми.
Это как в эпидемии: пациента ноль всегда труднее всего выявить. Следить за тем, как инноватор предпринимает прямые действия, это просто здорово. Завораживает. «Антиклиент» снимал рекламные клипы, устраивал презентации, проводил свою собственную, причудливую маркетинговую кампанию.
Мне хотелось посмотреть, каков будет следующий шаг.
— Возможно, — признал я. — Но чего, по-твоему, они добиваются?
— В долговременной перспективе?
Джен глотнула кофе.
— Думаю, ты был прав насчет булыжников.
— «Антиклиент» хочет пошвыряться камнями?
— Нет. Ну, может, немножко и пошвыряется: булыжник туда, булыжник сюда. Не это главное. По моему разумению, его цель — ослабить раствор, удерживающий кладку мостовой.
Я нахмурился: такой ход мысли казался чреватым головной болью пака-пака.
— Не могла бы ты чуточку прояснить свою метафору?
Джен покачала головой.
— Ты знаешь, что за раствор я имею в виду. Нечто, контролирующее образ мыслей каждого, то, как он видит мир.
— Рекламу?
— Это не просто реклама, а целая система: маркетинговые категории, племенные границы, все те конструкции, в которые улавливаются люди. Или в которых замыкаются.
Я покачал головой.
— Не знаю. Нулевой выпуск «Хой Аристой» ведет огонь из пушек по воробьям. Я имею в виду — что они хотят показать? Что избалованные отпрыски богатых семей смешны? Я не вижу здесь ничего революционно нового.
— Ты по-прежнему хотел бы рассказать Хиллари Дефис о том, что видел в «Подвижной дурилке»? С ее связями она, вероятно, могла бы остановить все еще до того, как заработал печатный станок.
Я рассмеялся.
— Черт возьми, нет, конечно!
— Вот именно, Хантер. Раз ты хочешь это отправить, значит, хочешь посмотреть, что выйдет. Каждый, кто получит экземпляр в руки, жадно проглотит каждую страницу, даже те несчастные люди на картинках. Потому что это информация извне. И мы все изголодались по ней.
— Но что в итоге это даст?
— Как я уже говорила, это ослабит раствор, цементирующий каменную кладку.
— И они смогут швырять больше камней?
— Нет, Хантер. Ты что, еще не въехал? «Антиклиент» не просто хочет пошвыряться камнями. Он задумал развалить мостовую. Замысел в том, чтобы кидать камни начали все.
Спустя несколько минут снаружи прозвучал клаксон: на улице, в удлиняющихся тенях раннего вечера, ждал длинный лимузин. Когда мы приблизились, тонированное окошко опустилось на несколько дюймов и оттуда, сжимая лист бумаги, высунулась пурпурная рука.
Я почувствовал холодное дыхание автомобильного кондиционера и еще более холодный взгляд: молодой пурпурный хой аристой таращился на меня с заднего сиденья.
Он исчез, когда опустилось окно, и, в то время как Джен просматривала бумагу, я проследил за машиной, влившейся в транспортный поток, унося своего пассажира назад, к хорошо охраняемым участкам Верхнего Ист-Сайда.
— Ну, тут особых мозгов не надо, — заявила Джен, склонившись над нашей добычей.
Список был составлен на фирменном бланке «Хой Аристой» — бумага цвета зеленого яблока с золотым тиснением, буквы отпечатаны сочной пурпурной краской. Он включал всех подозреваемых: производителя несусветно дорогих дамских сумочек, банк в одной тропической стране, известной как оффшорный рай, национальный комитет некой политической партии. Но одно название стояло особняком, столь же «неприметное», как паук «черная вдова» на куске белого хлеба.
— «Два на два продакшн».
— Звучит знакомо, — заметила Джен.
Мне припомнились слова Хайро, касавшиеся его раскола с Мвади Уикерсхэм по поводу роликовых коньков: «два на два» или смерть.
У меня вырвался смешок.
— А ведь, похоже, это действительно насчет колес.
Глава двадцать девятая
Когда в давние времена английские джентльмены охотились, они время от времени орали во всю мощь своих легких клич: «Сохо!» (Почему, я точно не знаю, может, тогда это означало «Ату!» или что-то в этом роде.) Значительно позже, когда многие былые охотничьи угодья пустили под застройку и туда напихали магазинов, театров и ночных клубов, какой-то гений из числа торговцев недвижимостью, видать в память о прошлом, решил присвоить новому крутому району такое название — Сохо.
Значительно позднее заброшенная промышленная зона южнее Хьюстон-стрит была реконструирована, там открылись магазины, театры, ночные клубы, и какой-то новый гений из числа торговцев недвижимостью решил вдохнуть новую жизнь в старый, но не потерявший крутизны бренд Сохо, благо тому нашлось простое обоснование.
Впоследствии тот же принцип образования названий стал со скоростью тропической лихорадки распространяться и на другие районы. Видимо, гениев среди торговцев недвижимостью хоть пруд пруди.
В наши дни, когда продвинутая молодежь, тоже своего рода охотники, ищет самые крутые магазины, театры, ночные клубы и все такое, у всех на устах клич «Дамбо».
Так называют район старых фабричных зданий и индустриальных перспектив за Манхэттенским мостом — последнее прибежище истиной крутизны. На этой неделе.
Туда и лежал наш путь.
Мы проехали на метро до Йорк-стрит, самого края Бруклина. Вагон попался спокойный, наполненный в основном крутыми ребятами с зачехленными гитарами и ноутбуками, в татуировках и металле. Все они возвращались домой с работы в качестве дизайнеров, писателей, художников, модельеров. Одного я даже узнал: мы сидели в одной кофейне. Наверное, один из тех, о которых потом биографы пишут: «Его первый роман был написан за столиком кафе».
Мы с Джен вышли из метро и двинулись по Йорк. Слева от нас над рекой простерся Манхэттенский мост. На сей раз я не ощущал смутного дискомфорта от того, что нахожусь не на Манхэттене. Со стороны «антиклиента» мы имеем дело с ренегатами из числа охотников за крутизной, и здесь им, конечно, самое место. Большая часть крутняка вышла из метро вместе с нами: огоньки их сигарет и экраны телефонов светились и таяли в темноте, по мере того как они расходились по старым улицам, направляясь в реконструированные под жилье промышленные здания. Мне очень хотелось надеяться, что этот район сохранит свою атмосферу к тому времени, когда я стану жить отдельно от родителей, хотя, признаться, верилось в это с трудом. Когда еще я смогу позволить себе собственное жилье?
Йорк-стрит свернула на запад, по направлению к Флашинг-авеню, что проходит мимо Бруклинских военно-морских верфей — логовища «Два на два продакшн».
Старые изображения этой верфи я видел в Музее естественной истории, в том самом зале, где выставлены метеориты. Та самая железная глыба, за которой я прятался, около века назад пролежала несколько лет на здешней территории. Все это время власти пытались сообразить, что делать с неземным сувениром весом в тридцать четыре тонны. Интересно, часто ли в ту пору метеорит, притянув стрелки компасов, привлекал сюда корабли, и не с ним ли связано то, что этот уголок Бруклина считается мистическим местом, где происходит уйма всяких странностей. Не зря же, в конце концов, он носит имя диснеевского летающего слона Дамбо.
В наше время на территории Бруклинских военно-морских верфей давно нет ни метеоритов, ни военных кораблей, ни вообще каких-либо судов.
Огромные судостроительные цеха были превращены в киностудии, офисы и просторные помещения для компаний, создающих декорации для бродвейских мюзиклов.
— Хотелось бы знать, зачем «антиклиенту» столько места? — спросила на ходу Джен.
— Жутко интересно. Там можно спрятать что угодно. Воздушную эскадру, стаю саранчи… загородный дом с лужайкой.
— Боже мой! Думаешь, это смешно?
Мы дошли до поста охраны на проходной и спросили, как найти компанию «Два на два продакшн». Охранник неохотно оторвал взгляд от телевизионного экрана и оглядел нас с головы до ног.
— У них что, опять съемки?
— Ну… да.
— Я думал, в понедельник они уезжают.
— Ну да, по плану. Но они сказали, что хотят нас видеть прямо сейчас.
Он потянулся к стопке фотокопий планов верфи, на верхней небрежно поставил крестик и протянул план нам, продолжая смотреть телевизор.
Снаружи Джен дала волю своему возмущению.
— Нет, каково — съемки! Неужели мы выглядим как актеры?
(Инноваторы, как правило, не любят актеров, которые по определению являются имитаторами.)
— Не знаю, Джен, представление ты устроила весьма убедительное.
Она воззрилась на меня.
— Конечно, — добавил я, — они могли снимать рекламу для туфель.
— Ну да, полагаю, я могла бы иметь к этому отношение. Но сама мысль о том, чтобы сниматься…
Она поежилась.
Военно-морская верфь по случаю субботы была почти пуста, ее открытые пространства после тесноты Манхэттена вызывали головокружение.
Мы прошли под гигантскими арками из ржавого, заляпанного краской металла, пересекли заброшенную узкоколейную дорогу и проследовали между старинными заводскими корпусами и сборными металлическими ангарами, обрамленными рычащими выступами кондиционеров.
— Это здесь, — сказал я.
Вывеска «Два на два продакшн» красовалась над большущей раздвижной дверью старого кирпичного здания, в котором можно было бы спрятать линкор.
Я почувствовал, как звенят от напряжения мои нервы. Кажется, нам опять предстояло совершить незаконное, тайное и, вероятно, опасное проникновение.
Но нет смысла противиться судьбе.
— И как мы попадем внутрь? — спросил я.
— Может быть, здесь?
Джен потянула здоровенную дверную ручку, и дверь отворилась.
— О, сработало!
— Но это значит…
Джен кивнула и показала свой искрящийся браслет, затем, нажав ногтем на переключатель, отключила индикацию и шепнула:
— Это значит, что они здесь, вероятно, пакуют вещички, готовясь к переезду. Нам лучше не шуметь.
Внутри царила тьма.
Мы пробирались среди каких-то бесформенных, поглощенных мраком и тишиной предметов. Джен натолкнулась на что-то, и оно сердито царапнуло бетонный пол. Мы оба застыли и не шевелились, пока не стихло продолжительное эхо. По нему было ясно, что вокруг нас огромное пространство.
По мере того как глаза привыкали к темноте, у меня создавалось впечатление, что постепенно выступающие из мрака очертания окружающих предметов мне знакомы, словно я уже здесь бывал. Пришлось напрячь зрение — оказалось, мы идем между ресторанными столиками с перевернутыми на них стульями.
Я протянул руку и остановил Джен.
— Тебе это ничего не напоминает? — шепнул я.
— Не знаю. Закрытый ресторан?
— Точнее, место, которое должно выглядеть рестораном в рекламном ролике шампуня.
Я пробежался пальцами по стульям, припоминая рекламу.
— Где герой «жабу» вместо «крабов» заказывал.
Она огляделась.
— Ты уверен?
— Ну, не совсем… — Я всмотрелся во тьму, силясь различить очертания предметов. — О, да тут никак и старые театральные кресла.
— А они-то с чего?
— Как же, помнишь тот эпизод из клипа, с театром? Где у капельдинера язык переклинило.
— С чего это им вздумалось имитировать в студии зал театра? — Джен покачала головой. — Здесь же Нью-Йорк — город театров.
— Н-да…
Я пробрался к сиденьям, которых было всего-то пять рядов, по десять кресел в каждом, перед красным бархатным занавесом. Вообще-то Джен права — в городе, где полным-полно настоящих театров, не говоря уж о ресторанах, эта имитация зрительного зала выглядела зряшной затеей.
— Может быть, им требовался полный контроль над ситуацией? Абсолютная секретность?
— А может, они просто чокнутые? — предположила Джен.
— Это как раз можно сказать с уверенностью…
— Тсс!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28